Сны хрустальных китов

VII

Город выглядел уныло и потрёпанно, будто открытка, забытая в почтовом ящике съехавшими с адреса получателями. Серый доминировал своей невзрачностью, заставив даже неприлично-красный побледнеть. Остальные цвета также сдали свои позиции. Сделались на его фоне похожими на кичливых, вульгарных девок из дома удовольствия. Взгляд притягивается, а внутри что-то заставляет поскорее отвернуться.

Обочины замарались снегом: ноздреватым, тусклым, любых оттенков, кроме чистого белого. Тротуары слабо посверкивали от воды. С крыш тоже немилосердно капало, так что в проложенных через каждые два-три локтя водостоках собирались целые ручейки. Более мерзкой погоды для прогулок и придумать нельзя. К дороге подходить опасно — окатят с головы до ног, да и от зданий надо держаться подальше, иначе запросто можно получить горсть ледяных капель за пазуху. Оттого-то Фредерик старался идти посередине, ловя косые взгляды дам с пышными юбками и седых джентльменов, которым приходилось поспешно убираться с его пути.

Лайтнед шагал стремительно, успевая при этом отмечать вывески новых магазинов и витрины закусочных, проносящиеся мимо автомобили незнакомых ему модификаций и другие, менее очевидные мелочи. Когда-то давно, или недавно, смотря, чем измерять время — секундами или событиями, Фредрик часто проходил по этим улицам. В ту пору его раздражала городская круговерть, праздно шатающийся народ, непрерывный рёв двигателей. Теперь же он окунался в эти звуки и запахи почти с наслаждением. Легкие Лайтнеда раздувались подобно двум мехам, сердце работало ровно, вся механика его организма была отлажена и смазана правильными жидкостями, и он наточенным клинком разрезал весенний комковатый воздух.

Нужный дом показался прямо за поворотом улицы. Непримечательный, обыкновенный. Тёмно-зелёная черепица, три ступеньки к узкому крылечку. Юноша преодолел их за мгновение и остановился. Отчего-то стало не по себе. Не страх, но какая-то несвойственная Лайтнеду нерешительность овладела им. Пришлось усилием воли поднять непослушную правую руку и постучать трижды в дверь. Хозяева так и не удосужились установить электрический звонок или хотя бы обзавестись молоточком. Ответа пришлось ждать долго. Фредрик уже хотел развернуться и уйти, когда дверь, наконец, открыли.

— Добрый день? — не то поздоровался, не то уточнил, а так ли добр день на самом деле, мужчина лет сорока.

— Добрый, — ответил Лайтнед. — Вы меня не знаете, но я пришёл по поручению вашего деда.

— Он скончался семь лет назад. — Словно в этом виноват стоящий перед ним гость.

— Я не мог прийти раньше, — честно признался тот и мягко улыбнулся хозяину дома, вынудив того, как и прямом, так и в переносном смысле отступить назад.

— Что ж, заходите господин…?

— Фредрик Лайтнед, — церемонно представился юноша, протянув руку для рукопожатия.

«У него всё такие же сильные пальцы», — с неожиданной теплотой подумал он, когда в ответ обхватили его ладонь. Фредрик помнил хозяина дома совсем другим. Без нелепых усов, делавших вытянутое лицо и вовсе каким-то лошадиным, без морщин, подобно каньонам пересекающим долину лба. В остальном же Кандр остался таким же — немного грубоватым (больше от своей стеснительности, нежели по натуре), но добрым малым. Он предложил Лайтнеду присесть и, прежде чем они приступят к обсуждению дел, испробовать чаю или лимонада — на выбор.

— Лимонад? — Словно бы взвешивая оба варианта, задумчиво вопросил Фредрик. — Да, пожалуй. Давно не пил лимонада.

— Герта, принеси нам лимонад! — Закричал Кандр, приставая со своего места — деревянного стула с изогнутой спинкой. Лайтнеду всегда нравились подобные стулья. Даже когда немилосердно болела спина, он предпочитал их жёсткие сиденья мягкой обивке кресел. — Герта, иди же сюда!

В комнату откуда-то сбоку вплыла невысокая женщина с подносом в руках. Бросила заинтересованный взгляд на незнакомца, но ничего спрашивать не стала. Уселась рядом и принялась разливать светло-жёлтую жидкость по стаканам. Фредрик с благодарностью принял лимонад, сделал большой глоток и только затем продолжил беседу:

— Боюсь, что мои слова ужасно запоздали, но примите искреннее сожаление.

— Благодарю, — кивнул хозяин дома. — Мы с дедом были близки. Родители умерли, когда мне было чуть больше восьми, и он остался моим единственным родственником. К несчастью, в последние годы он тяжело болел…

— Знаю, знаю, — оборвали его. — Слышал от наших общих знакомых.

— У вас с господином Тулсом есть общие знакомые? — изумилась Герта. Её муж выразительно кашлянул: не вежливо задавать такие вопросы.

— Да. Понимаю ваше удивление…

— Вы что — тоже его внук? — не поняла намёков Герта.

— О, нет, что вы! Нет-нет. У нас, скажем так, была иного рода связь. Так что не беспокойтесь, я пришёл сюда не за тем, чтобы требовать часть наследства. Но ваш дед перед смертью всё же кое-что завещал мне. Совершенно невзрачный предмет, который, однако, много для него значил.

— Что же это может быть? Погодите… — задумалась хозяйка.

— Так точно, — подтвердил её догадку Лайтнед. — Я тот самый Феникс, о котором много раз упоминал господин Тулс перед кончиной.

— Откуда вы знаете? — пришёл черед допроса со стороны её супруга.

— Говорю же, у нас с вашим дедом была особая связь. Я знаю о нём намного больше, чем вы можете себе представить. И о вас, Кандр, тоже.

— Ох, — только и смог выдавить тот в ответ.

— А вот нам о вас ничего не известно, — с намёком протянула, выпятив губы, Герта. — Мы пытались хоть что-то разузнать, но господин Тулс всё время уходил от ответа или немедленно впадал в крайнее раздражение. Может, вы раскроете нам тайну, почему он так себя вёл?

— Увы, в этом я не помощник, — покачал Фредрик головой. — И пришёл сюда не для того, чтобы делиться скучными историями. Уверяю, в моей личности нет ничего примечательного. И даже, узнав обо мне больше, вы не поймёте сути. Да и никто, боюсь, не в силах понять. Ваш дед был для меня кем-то вроде… духовного соратника. И хотя мы ни разу не общались вживую, нас объединяло гораздо больше, чем некоторых кровных родственников, живущих под одной крышей. Не в обиду вам сказано. Знаю, вы очень любили господина Тулса, а он, уверяю, обожал своего внука. День, когда он взял вас из приюта герцогини Момре, стал самым счастливым в его жизни. Ну же, Кандр, не стоит, — заметив, как погрустнел хозяин дома, поспешил успокоить его Лайтнед. — Не стоит. Нам всем не хватает вашего деда, но я уверен, его уход не был окончательным. Где-то ещё живёт его Эхо. Где-то живёт…

— Вы тоже верите в эти нелепые легенды, — стараясь как можно незаметнее стереть выступившие на глазах слезы, зло забурчал Кандр. — Небесная птица, киты, которым зачем-то понадобилось хранить наши воспоминания? Мой дед умер, его тело превратилось в корм для червей, а всё, что от него осталось — этот дом да редкие фотографии. Но первый легко продать, а вторые со временем выцветут, и будет невозможно разглядеть лиц на них. Хорошо тем, кто оставил след в истории. Разным полководцам, изобретателям, правителям… Да и то, помнят вовсе не их самих, а их победы и законы.

— Знаете, — отпив ещё немного лимонада, медленно произнёс Фредрик, — в далёкие-предалекие времена, говорят, люди верили в бога. Некое мифическое существо, которое создало наш мир. Они строили в честь него роскошные святилища, писали о нём книги и искренне, фанатично, убивали за свою выдумку тех, кто поклонялся другим существам. Вот где нелепость. Мы знаем, что нет никакой Птицы. Мы сомневаемся, что существуют и киты. Но Эхо…

— Это всего лишь эхо, — усмехнулся Кандр.

— И всё же.

— Ладно. Вы пришли не затем, чтобы отвечать на наши вопросы. Так ведь? — Кивок. — Вам нужно то, что оставил мой дед Фениксу, кем бы тот не был. Уж не обессудьте, но как-то это всё сомнительно. Да и вы многовато туману напустили. Не возьму я в толк, зачем он решил передать свою драгоценность совершенно незнакомому нам парнишке. Ведь когда мой дед умер, вам, господин Лайтнед, было лет тринадцать?

— Пятнадцать, — не соврал, но округлил гость.

— Не важно. Коли вы нас дурите, так пусть ваш обман останется на вашей же совести. Я останусь послушным и преданным внуком. И раз ко мне пришёл человек, назвавшийся таким чудным именем, я обязан ему отдать то, что полагается. Только задам напоследок вопрос: что же конкретно мой дед вам обещал?

— Вы очень хороший внук, — с удовольствием отметил Лайтнед. — Мне был обещан компас из серебра. На крышке герб в виде коронованного фазана в обрамлении растительного узора. Внутри выбиты слова: «Стремящийся вечно, помнящий ежечасно, ищущий без перерыва». И мне нужен небольшой сундучок с кодовым замком и всем его содержимым, конечно же.

— Мы не знаем, что в нём, — призналась Герта. — Господин Тулс ни разу не открывал при нас тот сундук. И тем более, нам неизвестно, как он отпирается. Ни в своём завещании, ни в других бумагах не оставлено пароля. Нести?

— Женщина, ты ещё спрашиваешь?! — гаркнул Кандр. — И не забудь компас, он тоже должен быть в ящике. Мы долго не решались убрать вещи деда, но… не могут же они вечно пылиться? Скоро у меня самого появятся внуки, им надо будет готовить детскую. Надо же, — неожиданно усмехнулся. — Заявил, что не верю вам, и тут же принялся оправдываться. А знаете, мне, в общем-то, всё равно, кто вы на самом деле, Феникс… Я знаю, что мой дед всю жизнь был человеком одиноким. Друзей, настоящих друзей, у него не водилось. С женщинами он держался на расстоянии. Говорил, что единственной любовью для него была моя бабка, хотя я ни разу не видел его, предающимся воспоминаниям о ней. Дети давно с ним потеряли связь, и меня дед нашёл в приюте почти по чистой случайности. Так что, если вы… Если у вас с ним была некая связь, не важно, какого рода — духовная там или по переписке, я могу только этому радоваться.

Кандр выглядел ещё более утомлённым и раздосадованным, чем полчаса назад, в начале их нелёгких переговоров с Лайтнедом. Для него непривычно было выговариваться перед мальчишками, носящими яркие кафтаны и сидящими на диване так, словно тот принадлежал им, а не Кандру. Гость совсем уж нагло подлил себе лимонада в опустевший стакан, но увидав кислый взгляд хозяина, поспешил пояснить:

— Уж больно вкусный.

— Вот, принесла. — Герта вернулась с сундуком в руках. Протянула тот гостю, потом вынула из кармана металлическую коробочку компаса.

Фредрик не спешил откланиваться. Сначала опустил теперь уже своё имущество на стол, что-то набрал на замке и, откинув крышку, обнажил обтянутую сукном внутренность сундучка. В нём оказались какие-то бумаги. Множество свёрнутых втрое посеревших, пожелтевших и совсем ещё белых бумаг. Сверху лежал запечатанный сургучом конверт, который Лайтнед протянул Кандру.

— Это для вас.

— Для меня? — совсем растерялся мужчина.

— Можете прочесть, когда захотите. Это от вашего деда. Тут вся его история, и какой бы невероятной она не показалась, более правдивого рассказа о жизни вы не найдёте. Нет, не просите меня пересказывать или отрывать, откуда я её знаю. Я был очень рад увидеть вас. Мне теперь сделалось спокойно. Благодарю за то, что выполнили наказ деда. Обещаю: больше не побеспокою вашу семью. Мы видимся в первый и в последний раз, и я рассчитываю на то, что вы не станете меня искать, как бы вам не хотелось.

— Зачем нам вас искать? — задала разумный вопрос Герта, но Кандр снова шикнул на неё.

Его пальцы уже сами по себе начали осторожно отдирать сургуч, а глаза забегали от загадочного гостя к письму и обратно. Лайтнед пожал плечами, как бы намекая, что всякое в этой жизни может случиться, ему-то откуда знать? После чего специально громко захлопнул сундук, заставив супругов подскочить на месте, и простился:

— Что ж, мне пора. Спасибо за гостеприимство и за лимонад. Мне его очень не хватало последнее время.

Кандр поспешно дёрнулся, чтобы проводить юношу, но тот отмахнулся. Сам вышел на крыльцо, закрыл за собой дверь и поспешил прочь, как можно дальше от непримечательного дома с зелёной черепицей. Только отойдя на приличное расстояние, Лайтнед решился подробнее рассмотреть свою добычу. Низкая кирпичная ограда послужила для того, чтобы поставить на неё, хоть маленький, но лишённый ручки, а потому неудобный сундучок. До него тоже дойдёт очередь. А пока Фредрика больше интересовал компас.

Он любовно погладил отчеканенную птицу пальцами — обязательный ритуал, своего рода очередное знакомство. Потом осмотрел со всех сторон, но не нашёл ни новых царапин, ни других потерь. Компас был почищен мягкой рукой Герты или тёплыми пальцами самого Кандра, но мелкие бороздки так и остались тёмными. Уж такова его доля — портить всё. Даже серебро рядом с Лайтнедом быстро окислялось. Не пройдёт и месяца, как компас опять станет наполовину черным. Но пока он блестел в лучах неожиданно показавшегося солнца. Пускал в серые глаза юноши зайчики, делая их по-стариковски бесцветными и слезящимися.

И вот настал момент, ради которого всё затевалось. Весь этот поход в гости с утра пораньше и долгий, выматывающий разговор. Фредрик подцепил специальный выступ и осторожно открыл компас. Оглядел округлость вытравленных букв. Их добавили позже, через тридцать лет послеизготовления самого прибор. Три строчки: «Стремящийся вечно, помнящий ежечасно, ищущий без перерыва», — как старинный девиз рода, каковым не был. Зато имел ещё одну часть:

— Любящий безмерно, — прошептал Лайтнед.

И словно услышав заветный отклик, компас ожил в его руках. Стрелка завертелась, ища нечто не то в воздухе, не то в сердце самого Фредрика или прислушиваясь к неслышному смертным голосу. А потом остановилась, охотничьим псом намертво встала, не двигаясь больше ни на волос. Лайтнед посмотрел туда, куда она показывала, но ничего интересного в том направлении не нашёл. Вздохнув и воровато осмотревшись, нет ли поблизости бдительных прохожих, вскарабкался на ограду. Полутора локтей хватило, чтобы увидеть намного дальше.

— Так и что у нас там? Рынок, здание школы, — сам для себя подвёл итог молодой человек. — Нет, не думаю. Академия? Но зачем?

Мысли, как пугливые птички перепрыгивали одна за другой с места на место. Пока не поднялась вся стайка разом. И в этом мельтешении слов и образов — маленьких крыльев, он увидел главное: парящий над головой цеппелин. Всё сошлось. Снова, и на этот раз понимание пришло гораздо быстрее. Узкая тропинка, которая прежде оборвалась, снова петляла перед Фредриком. Студенты академии могут только мечтать стать командирами, взлететь ввысь, сделаться кем-то более значительным, чем второй сын плотника или кузнеца. Он давно стал больше себя изначального в сотню раз, давно перестал чувствовать себя чьим-то сыном… И что-то добавить к своей истории здесь, на планете, ему было нечего. Лайтнед третий раз за утро улыбнулся и зашагал обратно домой. У него предостаточно времени. Теперь — уж точно.