Сны хрустальных китов

Йовилль (фрагмент 6)

Долго ли, коротко ли, но сын графа Дондре стал своим средь горцев. Люди, где бы они ни жили, по сути своей, везде одинаковы. И как бы новые знакомые Бранслава не отличались на первый взгляд от друзей его из долины, но и их сердцам смог он подобрать ключи. Скоро сошёлся муж Йовилль со всеми министрами, обоими королевичами, теперь приходящимися ему шуринами, и даже с суровым горным властителем. Все отмечали добрый нрав графского сына, и каждая достаточно влиятельная семья горной страны считала за обязательство пригласить его к себе на обед или ужин. Потому-то первые месяцы Бранслав проводил в разъездах, гуляя на устроенных в честь него пирах и участвуя в охоте.

Но когда число приглашений сошло на нет, и супруг принцессы перестал служить главной темой светских пересудов, эдакой диковинкой, скрашивающей вечера зажиточных горцев, стало ясно, что с женой-то своей Бранслав поладить никак не может. Нет, они не ругались, не ссорились, но рядом с Йовилль мужчина держался отстранённо и вовсе не ласково, как полагается любящему супругу. При народе он улыбался ей, называл своей голубкой, но когда двери их покоев затворялись, всякая приятность в нём исчезала. Бывало, за весь день не скажет Бранслав её высочеству ни одного слова. То за книгой спрячется, то примется строчить длинные письма.

— Кому вы всё пишете? — не выдержала, спросила Йовилль.

— Отцу своему. Хворает он, вторую неделю с постели встать не может. Сердце от того моё не на месте, но что делать, не могу же я вас, моя дорогая, бросить?

— Почему вы сразу не сказали? Вы не пленник, не слуга, и вольны ехать куда угодно. Отложите перо и прикажите собрать всё необходимое к отъезду. Завтра же отправляйтесь домой, навестите вашего батюшку и будьте там столько, сколько сочтёте необходимым.

Прояснилось лицо Бранслава. С такой живостью засобирался он домой, словно, и впрямь, был не зятем горному властителю, а пленным рабом. А на следующее утро, не успело даже солнце взойти, взлетел графский сын в седло, да и был таков.

Неделя прошла, вторая минула, Йовилль в ожидании мужа искусала все губы, а он всё не возвращался. Лишь на исходе третьей надели возвестили часовые, что к дворцу приближается одинокий всадник. Услыхав это, принцесса как была — в домашнем платье и простоволосая, сбежала вниз к воротам и стала ожидать своего Бранслава. Взмыленный конь остановился перед ней, и сияющий радостью муж спрыгнул на землю. Осмотрел он своим светлым взглядом замковый двор, приласкал вертящуюся у ног собаку, и лишь потом обратил внимание на жену:

— Ну, муж мой, как отец ваш поживает? — после неловких приветствий, спросила принцесса.

— Замечательно поживает, госпожа моя. Стоило мне появиться на родном пороге, как болезнь его отступила. А оставил я его в полном здравии.

— Рада я это слышать. Значит, вы больше не покинете меня?

— Значит, не покину, — легко согласился Бранслав.

Но не прошло и полугода, как вновь сделался он темнее да тревожнее прежнего. Как бы не пыталась Йовилль развеселить мужа, как бы не старалась вызвать его на ответную ласку, но оставался графский сын подобно льду, что тонким своим кружевом сковал поникшие травы, холоден и неприветлив. Бывало, за целый вечер и взгляда на супругу не кинет. Всё сидит, да пьёт вино, да строчит длинные письма. Не выдержала принцесса, пристала к Бранславу:

— Что у вас снова стряслось?

— Сестру мою среднюю замуж зовут.

— Так это же прекрасно! — не поняла чужой тревоги Йовилль.

— Хочет её наш сосед за своего сына сосватать, а второй сосед — за племянника. Оба достойные юноши, с прекрасным образованием, обеспеченные, оба не уроды. Вот и мечется сестрица моя, не знает, кого выбрать. И никто ей ничего посоветовать не может. Батюшка мой никогда воли сильной не имел, и приказать сестре не смеет. А матушка, та, вовсе, считает, что рано доченьке замуж. Но какой рано — девице восемнадцатый год пошёл! Нет, похоже, без моего вмешательства дело с места не сдвинется.

— Что же, раз так, то придётся нам снова с вами расстаться. Не о чём не беспокойтесь, отложите перо да велите собирать вещи. Езжайте домой, и оставайтесь там, пока сестра ваша с кем-нибудь не обвенчается. Я же наберусь терпения, и буду вас преданно ждать.

Не успело солнце подняться и до трети небосклона, как вскочил Бранслав в седло своего скакуна и был таков. Три недели прошло, четыре сгинули. Йовилль все губы искусала, все руки исколола, вышивая для своего супруга платочек. Давно она не садилась за работу, оттого иголка не слушалась, всё норовила палец принцессе проткнуть. Зато горный король обрадовался, на дочь глядя. Как первый министр и говорил, сделала любовь Йовилль покладистой, сменила она меч на пяльцы.

И вот, когда цветочки украсили кусок гладкой ткани своими кривоватыми венчиками, а пятая неделя ожидания подошла к концу, часовые возвестили, что к замку приближается одинокий всадник. Как была одета в домашнее платье и простоволоса, сбежала принцесса вниз и стала высматривать своего Бранслава. Взмыленный конь остановился перед ней, спрыгнул графский сын на землю. Окинул он взором дворцовый двор, кинул подбежавшему конюху мелкую монетку, и лишь после обратил внимание на жену:

— Ну, выдали сестру замуж?

— Выдал. Славную свадебку справили, жаль, вас, моя дорогая, там не было, — отвечал Бранслав.

— Значит, в следующий раз вы возьмёте меня с собой? — по-своему поняла досаду мужа принцесса.

— Значит, возьму, — на ходу бросил тот.

Но не прошло и года, как стал Бранслав зол и чёрен, как туча. Трудолюбивая Йовилль пыталась едва ли не каждый день его чем-нибудь баловать. То пирог испечёт, то портрет нарисует мужнин в полный рост, а уж платков вышитых целый ворох набраться успел. А тот, бывало, за весь вечер и не встретиться с ней. Запрётся в своём кабинете или в библиотеке и смотрит в окно, или строчит свои проклятые письма. Ни книги, ни вино его уже не радуют, словно вьюга стал Бранслав яростен и жуток. Стала его принцесса бояться, стала часто в одиночестве плакать, но решилась всё же спросить:

— От чего вы так мрачны?

— Младшая моя сестра из дома сбежала. Отец послал погоню, да всё без толку. Она всегда такой была, если втемяшится что ей в голову, никак не переубедишь. Чем-то моя сестрица вас напоминает, моя госпожа. Оставила сестрица послание тайное, только мне писанное, вот я и пытался его расшифровать.

— Расшифровали?

— Да. Но что толку? Не вернётся она домой, а коль силой её привезти, снова сбежит. Знаю я её. В детстве мы с ней были очень дружны, не разлей вода стали подростками. А потому должен я сам поехать и с ней поговорить. Меня одного сестра слушать станет.

— Ладно… — вздохнула Йовилль. — Отложите перо, оно вам более не понадобиться. Завтра же прикажу собрать нам всем нужные вещи. Отправимся вместе в долину. Не намерена я больше с вами, господин мой, расставаться. Не могу больше сидеть вечерами да глупые васильки с розами вышивать.

Слабо улыбнулся Бранслав, вроде бы соглашаясь. Да только ночью, пока супруга спала, выбрался он из постели, оделся и тихонько спустился на конюшню. Вывел под уздцы своего скакуна, взлетел в седло, да был таков.

Проснулась принцесса, увидела, что муж пропал, тут-то вся покладистость и исчезла. Не теряя ни минуты, кинулась она в погоню за графским сыном. И, когда солнце встало в зените, настигла его почти у самого подножия гор. Тот расположил свою стоянку рядом с речкой, под песчаным откосом. Йовилль же решила не торопиться со встречей, а понаблюдать за Бранславом с высоты. До принцессы доносился дым разожжённого им костра и аромат подгорающей в котелке каши. Сама Йовилль не догадалась и кусочка хлеба захватить, и к обиде на мужа добавился голод. Поев и сладко поспав почти два часа, супруг затушил остатки костра, взнуздал своего коня и не спеша отправился дальше.

На развилке дорог принцесса чуть не потеряла его из виду: вместо того, чтобы поехать по тракту, ведущему в родной город Бранслава, тот свернул на более узкую тропку, уходящую в лес. Ничего не оставалось Йовилль, как направить свою лошадь в ту же сторону. А лес становился все страшнее, все темнее. Вот уже и солнце начало садиться, а муж и не думал останавливаться и готовиться к ночлегу. Принцесса устала, но любопытство не давало ей оставить своего преследования, хотя следовать за беглецом с наступлением сумерек стало тяжелее. Приходилось напрягать зрение и слух, чтобы не потерять средь переплетения облетающих кустов белый хвост мужниного скакуна и синий плащ самого Бранслава.

Но прежде чем окончательно стемнело, деревья начали редеть, и вскоре Йовилль смогла разглядеть впереди поляну, на краю которой притулился скромный домик. Около этого домика и остановился графский сын. Привязав своего рысака к коновязи, поднялся на крылечко и, не стучась, не спрашивая разрешения, зашёл внутрь. Принцесса тоже спешилась. Что-то ей подсказывало, что не нужно прежде времени давать себя обнаружить. Низко пригнувшись, подкралась она к единственному окошку и заглянула в освещённую комнатку.

А там, около чадящего очага сидел уже её муж. Ни шляпы на нём не было, ни сапог, а плащом он накрыл сидящую у его ног девочку лет четырёх. Малышка замоталась в тяжёлую ткань с головой, меховой воротник затейливой шапочкой укрыл её золотисто-медные кудряшки. Второй ребёнок — мальчик чуть постарше — играл у Бранслава на коленях затейливой фигуркой, в которой Йовилль узнала одну из подаренных мужу поделок. Тут в комнатку вошла женщина и графский сын обернулся к ней с таким выражением, какого прежде никогда не видела у него принцесса. Было в нём безграничное удовольствие и нежность, и в ответ лицо незнакомки то же расцвело от улыбки:

— Я так рада, что тебе удалось вырваться, — проворковала она, садясь на низенькую скамеечку рядом с Бранславом. Тот протянул руку и осторожно коснулся её щеки. Перехватив ладонь графского сына, женщина стиснула её своими тонкими пальчиками: — Жаль, что Лайёлль спит, он весь день звал отца, но уснул, так тебя и не дождавшись.

— Ничего. Увидимся с ним утром, — с беспечным спокойствием ответил Бранслав. — Я надеюсь задержаться на этот раз подольше. Уж и поводов уехать не осталось. Мне стыдно от того, что приходится врать и использовать родню для оправданий отлучек, но что поделать? Хорошо, что все письма от отца приносят сразу мне, и никто в них не заглядывает. Страшно подумать, чтобы с нами стало, если бы тайна раскрылась!

— Да уж, — передёрнулась его собеседница. — А моя почта доходит к тебе регулярно, без задержек?

— Конечно. Твои голуби знают свою работу, — ухмыльнулся Бранслав.

— Какая она, твоя принцесса? — неожиданно переменила тему женщина.

— Зачем спрашиваешь? Я приехал к тебе не для того, чтобы о ней говорить. Если ревнуешь, то уверяю, у тебя не должно быть на это ни одной причины. И попугаем королевским я заделываться не желал. Йовилль милая девчушка, но она — совсем ребёнок. Капризный, иногда нетерпеливый, как все дети, и воспринимать её серьёзно просто не получается. Хвала богам, у Йовилль есть два старших брата. Боюсь, от такой королевы, как она, горы бы не раз содрогнулись. Её отец вечно ей потакал, вместо того, чтобы хорошенько выпороть. В итоге ничего хорошего не вышло.

Всё ещё слушающая этот неприятный разговор принцесса почувствовала, как краснеют и начинают гореть у неё уши. Но то был вовсе не стыд, а самая настоящая злость. В голове набатом повторялось: «Пороть… Содрогнулись… Не возможно воспринимать серьёзно». Слезы выступили на глазах у девушки, а кулаки сжались до побеления. Но будто этого было мало, чтобы унизить её, Бранслав продолжал:

— Ты же знаешь, никакая она мне не жена. То, что нас связал горский жрец, не имеет никакого значения. Наша с тобой связь, хоть и не объявленная ни в одном документе, гораздо крепче. Сами небеса соединили нас. Каждую ночь я засыпаю с мыслями о тебе и наших детях, каждое утро просыпаюсь, вспоминая проведённое вместе с вами время. Дворец горский словно тюрьма для меня. Часами смотрю я в окно, пытаюсь разглядеть этот лес, и этот дом. Иногда думы мои так затуманиваются от тоски, что кажется, я могу увидеть дымок, выходящей из трубы, услышать твой, зовущий меня, голос. Днём ещё как-то держусь, занимаю себя то книгами, то разговором, но стоит войти мне в покои принцессы, как всё внутри переворачивается. Будто пудовые камни ворочаются. Я бы мог смириться со своим положением, мог бы принять Йовилль, хотя бы как друга. Но обман, что она сотворила, ранит глубокой занозой.

— А я могу её понять, — горько усмехнулась женщина. — Будь я на неё месте, то же не согласилась выходить замуж за первого встречного.

— Скажешь тоже. Да в мужья горным принцессам отбирают лучших из лучших. Что значит, первого встречного?

— Лучший не значит желанный. Не понятно только, как они могли натренировать ворона, чтобы он сел именно на твоё плечо? Хотя пара догадок у меня всё же имеется.

Больше Йовилль не могла слушать. Не таясь уже, побежала она к оставленной в зарослях лошади, тенью вспорхнула в седло и понеслась обратно во весь опор, не разбирая дороги. Чудо что не свернула себе шею в каком-нибудь овраге, а её умная животинка не повредила копыта. Целой и невредимой добралась девушка до родного замка. И никто не заметил случившейся в ней перемены.

Уезжала Йовилль, движимая любовью, а вернулась до краёв полная жгучей ненависти. Хотелось ей тут же, немедленно созвать своих воинов и сжечь тот лесной домик дотла вместе со всеми, кто в нём окажется. Но, подумав, поняла: никому не доверит убийства, своими руками расправится и с неверным мужем, и с его любовницей и с детьми их. Как ядовитый цветок, взращивала принцесса свою обиду, поливала её горючими слезами и страшными думами удобряла.

Так и месяц минул, и второй настал, когда часовые в третий раз заметили знакомого всадника. Оделась тогда, не торопясь, принцесса, заплела волосы в сложные косы и чинно спустилась вниз, ожидая прибытия своего Бранслава. Взмыленный конь остановился перед ней, и спрыгнул на землю его хозяин. Безразличным взором окинул он двор, пнул крутящуюся у ног собаку, отослал прибежавшего впопыхах конюха и, наконец, соизволил обратить внимание на жену:

— Ну, нашлась твоя пропажа? — спросила та.

— Нашлась, куда ей деться, — скупо бросил Бранслав.

— Значит, не покинешь ты меня больше? Не уедешь один?

— Что ты всё пытаешь меня? — с неприязнью накинулся на Йовилль супруг. — Я гнал коня весь день, ни разу не остановился. Дай мне хоть дорожную пыль смыть да утолить жажду, уж тогда и приставай с вопросами.

Ничего не ответила принцесса. Сделала вид, что не заметила ни грубости, ни недовольства. Весь вечер она, как ни в чём не бывало, хлопотала около Бранслава. И не заметил он, как в каждый поднесённый ему бокал, подливала жена сонного зелья, не заметил, как всякое блюдо его приправляла дурманящим порошком. И когда уснул графский сын сном, почти не отличимым от смерти, Йовилль обыскала его вещи. Нашла в медальоне локон рыжий, что носил муж, не снимая, говоря, что это память о его любимой бабушке. Нашла и письма его к той лесной девке.

— Нийелль, — по слогам прочла принцесса имя соперницы. — Что ж, Нийелль, не долго тебе здравствовать осталось. Скоро ты молить будешь это капризное дитя, чтобы она прекратила твои страдания.