Сны хрустальных китов

XXIII

В воздухоплаватели не берут толстых, но быстро вращающий диск фейнолера молодой человек был не просто строен, а очень худ. Форма висела на нём как на черенке от лопаты, а бескозырка, казалось, не сползает на нос только потому, что цепляется за уши. Последние были вовсе не такими уж оттопыренными, но из-за мелких черт лица выглядели огромными. В машинном отсеке уже готовились к запуску двигателей. Всем несущим службу на «Элоизе» хотелось как можно скорее покинуть осточертевшую планету их предков, и тощий нетерпеливо дёргал средство связи.

Им пришлось задержаться здесь почти на три недели. Пока землянин безвылазно торчал на станции, остальные тоже не скучали. Работы хватало всем. Техники использовали редкий шанс полностью отключить воздушные фильтры и с ожесточённостью принялись их перебирать. Количество разведбригад было утроено, а количество людей в каждой из них — удвоено, и начались утомительные поиски хоть каких-то следов пребывания на планете разумных существ.

Куда бы ни сунулись космоплаватели, всюду им попадались неоспоримые доказательства того, что ещё лет двести-триста назад на Земле таковые имелись; Лайтнед сам осмотрел то самое поселение, замеченное им с крыши станции. Никогда прежде он не испытывал такого невероятного ощущения фатализма и какой-то смеси ужаса и тоски. Они с Дереком продвигались вперёд по пустым улицам, переступая через останки каких-то механизмов и куски огромных блоков, из которых были сложены дома — десятки мёртвых гигантов. Это было царство теней и сквозняков, только они могли беспрепятственно перемещаться по узким проулкам и не теряться в переплетении заросших травой тропинок, ведущих, преимущественно, в тупики.

— Как они смогли всё это построить? — плетущийся за капитаном и его старшим помощником матрос, кажется, перестал дышать от изумления. — Сколько здесь этажей?

— Много. — Фредрик попытался как-то посчитать, но сбился уже на третьем десятке. Здания закрывали солнце, подпирая своими уродливыми остовами небесный потолок. — Слишком много.

Чем больше они находили артефактов умершей цивилизации, тем больше вопросов возникало у военных. Но ещё больше их волновали не покинутые города и не обнаруженная у самого порога цеппелина искусственная птица, а их собственнаясудьба. Фредрик слышал, как заново начались перешёптывания в духе «наш капитан сошёл с ума», и панические высказывания, вроде: «Мы навсегда тут застряли… нам не вернуться на Элпис», — но землянин заверил его в обратном:

— Я разобрался с местной системой, так что перекинуть вас через портал не составит проблем.

— Я думал, только кит может запустить эти… искажатели гравитации или как их там? — Удивился Густас.

Теперь они каждый вечер проводили так называемые заседания в усечённом составе, куда, кроме главного инженера, профессора и, разумеется, Стиворта, был включены Клаудес, навигатор и ещё пара офицеров. Для них была придумана отдельная легенда, или, точнее, был выброшен кусок из настоящей истории. Но скрывать истинную природу рыжего матроса было уже опасно. Реакция мичмана превзошла все ожидания. Глядя на то, как тот багровеет и хватает ртом воздух, Юсфен обеспокоенно спросил:

— Господин Клаудес, с вами всё в порядке?

— Вы… вы… — только и смог выдавить мичман, а затем разразился такой тирадой, какую и в общих фразах стыдно передать.

Остальные космоплаватели выглядели не менее ошарашенными, но только мичман сумел облечь своё удивление в слова. Потребовалось несколько дней и одна экскурсия на станцию, чтобы они окончательно убедились в том, что Лайтнед не «держит их за тупоголовых идиотов».

— Киты всего лишь посылают кодированное послание, — ответил на вопрос главного инженера Вайлех. — Его легко воспроизвести. Каждая станция имеет… эм… что-то вроде радиовышки для общения с АСХИ. Мы можем загружать или скачивать с них информацию дистанционно и также дистанционно ими управлять. Если перенести кое-какие модули на «Элоизу», я смогу открыть портал в любой момент по вашему желанию.

— И опять выжжешь нам всё электронику, ага, — недовольно проворчал мичман.

— Не выжгу. Если вы повесите ещё пару вещичек на борта, — расплылся в оскале лже-матрос.

— Может, тебе всё оборудование станции сюда перенести? — неожиданно поддержал Клаудеса капитан. — Сколько там оно весит: пару тонн?

— Мне не нужно всё… я же сказал, что достаточно одного небольшого модуля. Хотя… кое-что можно захватить. Если хотите, чтобы после вашего триумфального возвращения вас не закидали тухлыми яйцами. Никто вам не поверит, если притащить на Элпис пару ржавых железяк да кусок хрусталя. Нам нужно показать действующее устройство.

— Нам?

— А зачем нас яйцами закидывать? — одновременно спросили Леон и Дерек.

— Традиция такая, — проигнорировав старпома, повернулся к инженеру землянин. — Раньше на земле тех, кому не доверяли, закидывали яйцами… или помидорами. Акт унижения.

— Раньше, раньше, — забубнил Клаудес. — Это твоё «раньше» хуже прокисшего молока. Уже тошнит от него. Всё, что мы здесь нашли — треснувшие камни да летающие монстры. Ты трещишь без умолку о так называемых технологиях, о прорывах, и о том, какие мы убогие по сравнению с землянами. Но это так и остаётся обычными байками.

— Ты сам видел аппаратуру, сам видел клонов, так какие доказательства ещё нужны? — завёлся оскорблённый Вайлех.

— Я видел нечто, похожее на восковых кукол за стеклом и непонятные штуковины с кучей лампочек, — не сдался мичман. — А то, что ты говоришь — это всего лишь слова, ничего большего.

— Хорошо… Хотите демонстрацию, будет вам демонстрация, — зловеще пообещал Вайлех.

И вот спустя несколько дней мичман сидел перед всеми на сцене, а голову его венчало нечто напоминающее алюминиевую миску с кучей дырочек и несколькими выступами в виде рожек. И хотя выглядел Клаудес крайне комично, ему было вовсе не до смеха. Он не помнил, ни как оказался в этом зале, битком набитом людьми в одинаковой тёмно-синей форме, ни как зовут стоящего рядом рыжего матроса с демонической ухмылкой на веснушчатом лице.

— Ну, теперь-то ты доволен? — спросил тот и обратился к собравшимся космоплавателям: — Что ж, вы всё видели своими глазами. Надеюсь, ни у кого больше не осталось сомнений?

Потребовав подтверждений своего рассказа, мичман сам не знал, на что подписался. Не узнал он до конца жизни и того, что произошло за те два с половиной часа, что шло чрезвычайное собрание всего экипажа «Элоизы». Даже легендарный Анри Балло́к не мог похвастаться такой реакцией на своё заявление, какая последовала после выступления рыжего матроса. Полторы сотни открытых ртов стали ему наградой, когда он вышел из-за спины капитана и произнёс:

— Меня зовут Теодор Вайлех, я родился тысячу двести пятьдесят семь лет назад здесь, на Земле.

Он показал действие считывающего разум устройства. («Я воссоздал его с нуля, можно сказать, на коленке. Для этого понадобилось почти семь лет моей второй жизни и куча деталей»). Продемонстрировал инфокристаллы, китовую начинку и ещё множество странных штуковин, названия которых путались в голове не только собравшихся космоплавателей, но и даже такого профессионала, как Густас. Землянин рассказал о том, как его современники колонизировали Элпис, как почти в последний момент поменял загрузочную программу на написанный им сборник мифов. Зал воспринимал информацию молча, но после такого признания не стерпел. Поднялся жуткий гвалт, кто-то даже попытался зашвырнуть в Вайлеха стулом, на что тот со злорадством рассмеялся:

— Спохватились лишь, когда поняли, что искажатели гравитации рано или поздно изменят орбиту нашей планеты, и всем нам настанет конец. Тогда задёргались, попытались провести тотальное сканирование всего населения. Но это же затратно. Нет, пусть выживут только толстосумы. Пусть выживут те, кто смог заплатить за запуск своего виртуального «я» в космос. А знаете, ещё лучше, если они и клонирование оплатят. Хорошо, хоть нас: биоинженеров, нейропрограммистов, строителей АСХИ и остальных решено было переселить бесплатно. Хотя, куда бы они делись! А знаете, как отреагировал мой начальник, когда я предложил попробовать метод достройки сознания на людях, страдающих от различных психических заболеваний? Метод, который сделал бы их здоровыми? «Тео… не занимайся ерундой, — сказал он. — У нас не благотворительная контора. Сколько могут заплатить семьи больных? Миллион, два?» Его не интересовало ничто, кроме прибыли.

В такой манере и выступал землянин, и ругань сменялась осознанием. Того, что стоящий перед ними рыжий тип — древнее самого древнего строения на Элпис. Того, что история их отцов и дедов, как и их собственные преставления о мире взращены на откровенной лжи. И что, несмотря на это… Они всё такие же, какими были вчера или позавчера. Космоплаватели выходили из зала, не глядя друг на друга. Но когда на следующий день Стиворт обратился к ним с приказом вынести со станции «всё, что можно вынести, отковырять и уместить в упаковку два локтя на три», они покорно повиновались.

— Зачем ты так поступил? — уже вечером, когда они сидели впятером в капитанской каюте, спросил у землянина Лайтнед.

— Он меня достал, — признался Вайлех. — Как ты умудрился взять в команду такого человека? Он же…

— Недоверчивый, это правда.

— Параноик! Таким людям не место в науке. Такие типы хороши в разведке, в тылу, за линией фронта. Но для изучения чего-то нового, для таких вот полётов…Извини меня, князюшка, но со своим мичманом ты неслабо лоханулся.

— Что сделал? — не понял Фредрик. Он почти перестал обращать внимания на шпильки в свой адрес и это издевательское «князюшка». — Великая Птица, перестань сыпать своими странными выражениями, прошу.

— Отстань, — капризно отмахнулся от Лайтнеда рыжий. — Я тысячу лет ни с кем нормально не разговаривал.

Между ними установилось нечто, напоминающее своего рода дружбу. Взаимопонимание двух людей, прошедших если не одинаковый, то очень похожий путь. Только они двое знали, что значит жить так долго, менять тела и имена. Что значит помнить то, о чём никто не имеет ни малейшего представления. И хотя они больше не говорили о прошлом: ни о том злополучном походе на йовилль, ни о Эрителе, ни о Юлане, — но оно незримо соединяло их, сковывало тонкой цепочкой, похожей на ту, за которую теперь был подвешен верный компас Фредрика.

— Она так и крутится? — кинув проницательный взгляд на карман капитана, спросил Вайлех.

— Да.

— Если бы дал его мне…

— Нет, — отрицательно покачал головой бывший князь.

— Что ж… — пожал плечами бывший ведун.

Этим они тоже были похожи. Не тратили слова на сложные фразы и не настаивали на своей помощи. Только об одном попросил Лайтнед землянина: показать ему Юлану. Ещё раз.

Она стояла на пристани. Трудно сказать, сколько лет прошло после смерти Османта. До неё было слишком далеко, чтобы рассмотреть лицо, но в сознании Лайтнеда будто появилось увеличительное стекло. Юлана стояла к нему вполоборота, но он видел всё: седину в тёмных прядях, у глаз — светло-карих, с более темными прожилками и почти чёрным ободком, — глубокие морщинки. То были отпечатки её ожидания. Она щурилась, пытаясь разглядеть идущие к берегу корабли, и волосы Юланы трепал холодный ветер и поливали принесённые ими солёные брызги. Сейчас она невероятно была похожа на мать, и только подбородок явно достался возлюбленной княжича от Касьяна Демидовича. Когда-то капитан отмечал это, но знание потерялось с той же лёгкостью, как теряется всякая обыденная вещь, вроде ключей или записанного наспех адреса.

Землянин не торопил его, но Фредрик сам сказал выключить ему запись уже через десять минут. Каюта вернулась обратно, но море не перестало шуметь в ушах — побочный эффект от использования «глюконатора». Ещё столько же понадобилось Лайтнеду, чтобы прийти в себя.

— Знаешь, — после долгого молчания заговорил он. — Я жалею, что в то время не изобрели фотографию.

— Они выцветают, — не согласился Вайлех. — Нет ни одной системы хранения, которая могла бы запечатлеть нас навсегда.

— А как же киты? Ты говорил, что с помощью информации на пластинах можно оживить человека. Ты сам показал мне… моего брата.

— Оживить, не значит, возвратить его в том состоянии, в каком он находился прежде. Время — это улица с односторонним движением. И даже те, кто нарушает правила, пытаясь повернуть его назад, лишь рискуют врезаться в кого-нибудь, но они не способны попасть в исходный пункт. Если бы я мог переместиться в своё изначальное тело и стереть из головы ту тысячу лет, что я провёл на Элпис, думаешь, я бы был всё тем же Теодором Вайлехом? — явно провоцируя капитана на ответ, блеснул хитрым взглядом землянин.

— Да, — не задумываясь, ляпнул Фредрик.

— Мы — это не только наша бренная оболочка и наш дух. Мы — это всё, что нас окружает. Время течёт сквозь нас, посредством нас, как соль, что впитывается в закатанные в банки огурцы. Даже если промоешь такой огурец, вымочишь его в воде, подкрасишь особым красителем, он не станет свежим. В середине двадцать первого века, ещё до того, как мы поняли, что кризис неизбежен и надо не только в теории, но и на практике спасаться с этой планеты, клонирование было запрещено. С тех пор, как учёным удалось клонировать первое животное, не прекращались споры о том, этично ли тоже делать с людьми. Копия бумаги — это всего лишь копия. Копия картины — подделка. Но копия человека? Это ведь самостоятельная личность. Все сошлись на мнении, что как ты не старайся, а поместить клона в такие же условия, как и оригинал, не получиться. А значит, мы вырастим совершенного иного человека. Идентично похожего внешне, но обладающего совершенно иным опытом. Поэтому даже спустя два с лишним века клонирование ради создания новых организмов осталось под запретом. Только для переселения. Только для продления жизни, а не для её воссоздания. Ничто не может сохранить человека таким, каким он был, потому что невозможно остановить время, — Вайлех вдруг улыбнулся. — Хотя фотографирование — это неплохая попытка.

— Ничто, — эхом повторил Лайтнед. — Нет, есть одно средство…

— Какое ещё средство? — впервые на памяти капитана удивился землянин.

— Ткань из лунного света. Тивисса ткала такую, и сохраняла хлеб свежим, а воду — горячей.

— А, это! — разочарованно махнул рукой Вайлех. — Луна тут совершенно не причём. Тивисса была моей правнучкой. Я имею в виду, настоящей правнучкой, если так можно сказать в нашем с тобой случае. Меня никогда особенно не интересовали мои потомки. Они несли не мои гены, не моя кровь текла в их жилах. Но с Тивиссой я был знаком.

— То есть… это ты подстроил наше свидание?

— Ну вот, опять! Опять ты начинаешь! Сколько раз говорить, твоя персона не столь значительна, как тебе мнится. Нет… это совпадение. Я продал Тивиссе дом.

— Значит, твои рисунки остались на потолке?

— Рисунки? — задумался рыжий. — А, звёздная карта! Да, мои. А её бабке достались мои преобразователи. Эти штуки делали нити из вылавливаемых ими в воздухе частиц различных углеродных соединений. Сияние — побочный эффект сложной химической реакции, катализатором которой как раз является излучение определённой частоты. Полученная из таких нитей ткань, действительно, обладает некоторыми свойствами, вроде хорошей термоизоляции… но не более того. Понимаю, ты думал, что видел настоящие чудеса, но правда в том, что чудес не бывает. Часть из них можно объяснить обычной физикой, часть — нашим собственным самообманом.

— Мука из солнечного света, сны… — растерянно прошептал Фредрик.

— Те же преобразовали, только уже моего производства. А так называемые сны…

— Дай догадаюсь. Такие же твари, что йовилль или механические жуки: наследие первых колонизаторов. — Кивок. — Но какова их функция?

— Щебетать, развлекать… приносить успокоение. Тивисса много что подчерпнула в записях своих предков, в том числе и моих.

— Ты так запросто делился тайнами?

— Я делился полезными советами. Тот, кто не понимает сути, а лишь слепо следует указаниям, вряд ли смог бы меня в чём-то изобличить. Мои… кхм-м… мой народ оставил много интересных приспособлений и механизмов. Было бы жалко, если бы ими никто никогда не нашёл применение.

На это капитану нечего было возразить.

— Ты вернёшь Клаудесу воспоминания? — вернулся он к предыдущей теме разговора.

— Нет. Он хотел доказательств — он их получил.

— Это похоже на мелкую месть. Так поступают лицеисты, а не…

— А не мудрые, пожившие много сотен лет люди? — продолжил за Фредрика землянин. — Что ж, боюсь разочаровать тебя, князюшка. Некоторые вещи всё же изменяются медленнее других. И это не месть. Это урок.

И вот, пришла пора отлёта. Лайтнед стоял перед своей «Элоизой», глядя на то, как перед цеппелином суетятся остальные члены младшего состава. Они грузили последние ящики с оборудованием, образцами почвы, воды и даже воздуха и коробки с десятками хрупких кварцинитовых плиточек.

Почти пять суток воздухолёты сновали сине-белыми пчёлками туда-сюда, почти сутки Юсфен, Густас и Лайтнед под чутким руководством землянина записывали всё доставленное в каталог. Большую часть добра пришлось выкинуть, потому как по незнанию, матросы часто превращали работающую деталь в кусок бесполезного мусора или притаскивали совершенно бесполезные для дальнейшей работы образцы земной техники. Профессор настоял на том, чтобы на борт погрузили хоть один из клонов, и погрузка растянулась ещё на два дня.

— Как тебе? — когда холодильник с телом подняли по трапу, поинтересовался Фливорст у капитана.

— Что?

— Хорошая фигура. Молодой, симпатичный. Не хочешь переселиться в такого вот молодца, а?

— С ума сошёл? — взъярился Фредрик. — Я думаю, как покончит с жизнью, а ты… Может, это тебе стоит обзавестись более приличным обличьем, а то даже рука не поднимается врезать тебе, как следует.

— Ха-ха-ха, — отрывисто прокаркал рыжий. — Знаешь, а мы ведь теперь с тобой роднее, чем братья. Как там Эритель сказал? «Наша связь глубже той, какую могут дать родители». Что-то вроде того. Ты и я, два путешественника во времени. Два бессмертных существа. Не находишь в этом некоторую романтику?

— Как там у вас говорили? Захлопнись, кажется, — скривился капитан, собираясь отойди подальше от этого насмешника.

— Хотя нет. Ты больше не бессмертен. — Донеслось до него.

— О чём ты? — не понял Лайтнед.

Землянин тут же принял самый беспечный вид, засунул руки в карманы и вместо ответа тоненько засвистел. Капитан сразу же узнал мелодию старинной детской песенки про двух пёсиков, не поделивших одну кость.

— Белый пёсик тянет вправо, влево тянет серый пёс, — пропел Фливорст.

— Теодор! — рявкнул капитан.

Имя это звучало непривычно, но эффект свой возымело: рыжий перестал паясничать и извлёк из кармана инфокристалл.

— Пришлось повозиться, но я записал твой оттиск на него. А ту информацию, что хранилась на сервере, ту, что передала перед твоей смертью йовилль, я удалил. Больше ты нигде не существуешь. На всякий случай я даже стёр все воспоминания о тебе в оттисках других людей. Короче говоря, твоё проклятие должно быть снято. Я по-прежнему не знаю, каким образом оно действовало. Ты не должен был возвращаться, но делал это раз за разом, противореча всем законам физики и биологии. Османт Родимович, ты — уникум. И теперь выбор — за тобой.

Яркой кометой, льдинкой пронёсся по воздуху кристалл. Лайтнед рефлекторно вытянул руку, хватая его. Потом повертел и вздохнул:

— Ты прав, Теодор, в чём-то мы с тобой похожи. Ты пытался исправить те ошибки, которые допустил твой вид. Я же тратил время этого мира на исправления своих. Но жизнь должна заканчиваться тогда, когда приходит срок ей закончиться. Боги это решают, Великая Птица или сам космос — не важно. У меня ушла почти тысяча лет, чтобы это понять.

— Тогда отдай мне кристалл, — неожиданно тихо, даже как-то скорбно попросил землянин. — Обещаю, что не стану возрождать тебя, но… позволь хоть иногда приходить в твои грёзы? Как ты пришёл к моему внуку. Хоть иногда. Чтобы поболтать о том, о сём…

— Ну, — задумался Лайтнед. И великодушно позволил. — Если только поболтать.