На сопротивление не было ни времени, ни сил. Только ярость и бешеный инстинкт выживания.
Правая рука неожиданно нащупала на полу рукоять брошенной Лютым заточки. Не целясь, я оттолкнулся от стены, вкладывая в движение остатки сил, и, вместо того чтобы уворачиваться, вонзил лезвие в шею противника.
Лютый замер на ходу. Его торжествующий рёв обернулся булькающим хрипом. На грязной рубахе проступила алая струйка. Сначала на груди, потом, пока бандит медленно, не веря опускал взгляд, она поползла вниз, к животу.
Противник качнулся вперёд и рухнул на колени, а затем упал лицом в липкую от грязи и крови каменную пыль.
Ещё несколько минут я продолжал сидеть, тяжело дыша и прижимая здоровой рукой повреждённую ключицу. Внутри всё горело. От боли. От потраченной магии. От осознания того, что я только что переступил черту. Но выбора не было. Я выживал — и это главное.
Каменный пол вновь содрогнулся от сильного удара, поднимая клубы пыли. Нужно уносить ноги, пока тут всё окончательно не развалилось на кусочки.
Оглянувшись по сторонам, я увидел, как заключённые отчаянно сражались со стражниками, являющимися помехой на пути к главной цели — свободе. В этом хаосе, где каждый дрался за свою жизнь, смерть одного главаря ничего не значила.
Пользуясь суматохой, я незаметно стал пробираться сквозь толпу. Каждый шаг отдавался огненной пульсацией в плече. Заключённые меня будто не замечали, обтекали, как камень посреди реки, но я чувствовал на спине тяжесть чужих удивлённых взглядов. Я шёл не к выходу, а назад, к камере Александра.
— Далеко собрался? — услышал я чей-то голос за спиной.
Обернулся, с брезгливым отвращением рассматривая одутловатую фигуру дознавателя.
— Алексей Николаевич?
Он стоял, широко расставив ноги и заложив руки за спину. Мундир, натянутый на выпирающий живот, казался бесформенным барабаном с блестящими пуговицами. А маленькие свиные глазки были неподвижны.
Окороков медленно, с некоторым усилием вынул руки из-за спины. Одна из них сжимала короткую толстую дубинку с магическим наконечником. Дознаватель постучал ей по ладони. Звук был негромкий, но отчётливый, заглушающий на мгновение гул побоища.
[Рунная последовательность: «Телекинез». Копирование: 41%]
Я сделал резкий, почти отчаянный жест рукой. Дубинка дёрнулась и, описав короткую дугу, с глухим стуком упала в паре шагов от Окорокова. Эту рунную последовательность я до сих пор не выучил до конца, и, честно говоря, удивился, что получилось хоть как-то.
— Да кто ты такой? — уставившись на меня, прошипел дознаватель.
Впервые я увидел в его глазах откровенный страх, прикрытый слабым слоем ярости. Мужик сделал шаг назад, его спина наткнулась на стену.
— Тот, кому надоели твои игры, — мой голос прозвучал глухо, но чётко. — Открывай камеру Аверина.
— Не могу, — Окороков затряс головой, жирный подбородок задрожал. — Там руны… Мне не хватит сил.
Я поднял руку, чувствуя, как остатки энергии сгущаются в ладони. Тусклая искра затрепетала на кончиках пальцев.
— Подумай ещё раз.
Глаза дознавателя метнулись к дрожащей дубинке на полу, а потом к двери камеры. Что-то в нём сломалось.
— Ладно… ладно, чёрт! — Окороков судорожно полез в карман, доставая связку рунных ключей. — Но всё равно ничего не получится…
Ключ с багровым кристаллом дрожал в потных пальцах, когда мужчина поднёс его к замочной скважине. Интерфейс тут же отсканировал очертание руны, нанесённой на кристалл. Взгляд тестировщика сразу выхватил знакомый узор.
Вот оно! То самое недостающие звено, чтобы сложить этот чёртов пазл.
[Обнаружена блокирующая руна 5-го уровня «Узы безмолвия». Доступ активирован]
Металл зашипел, будто раскалённый. Четыре руны уже были неактивны, а вот пятая переливалась тусклым светом.
— Пятую… — Окороков бросил на меня испуганный взгляд. — Только верховный маг может…
Я оттолкнул мужчину в сторону. Интерфейс отчаянно работал, копируя новую рунную последовательность.
— Ты не можешь! — захрипел Окороков. — Ты же не маг!
На сомнения времени не оставалось. Закрыв глаза, я отыскал в памяти последний урок Александра, рисующего в воздухе не просто жест, а трёхмерную спираль с двойным изломом, где каждый изгиб был сложным руническим символом.
Мои пальцы повторили этот танец. Сначала ничего. Потом воздух перед дверью заструился как марево над раскалённым камнем.
— Ты не можешь! — захрипел Окороков.
Он был прав. Это было похоже на попытку протаранить стену головой. Руна тянула из меня энергию судорожными толчками, выжигая жилы. Из носа пошла кровь. Но я видел: руна дрогнула.
Вместо того чтобы остановиться, я вдохнул глубже и вложил в жест всё, что только мог. Не старался контролировать. Просто вывернул себя наизнанку.
[Руна 5-го уровня «Узы безмолвия». Достигнуто 100%. Копирование завершено]
Воздух взревел. Невидимый кулак ударил в дверь. Дерево почернело и обуглилось по краям. По поверхности пошли паутины голубых молний. Пятая руна взорвалась с оглушительным треском ломающегося хрусталя, осыпав нас осколками чистой энергии.
Дверь отворилась.
В лучах тусклого света, закованный в стальные цепи, висел Александр Аверин. Он совершенно не походил на того человека, что являлся ко мне во сне. Болезненная худоба, чёрные круги под глазами, кожа натянута на скулы, словно пергамент.
Цепи, сковавшие запястья, удерживали Александра на весу, словно паука, попавшего в собственные сети. Холодный металл впивался в плоть, пульсируя в такт биению сердца. Шестая и седьмая руны слабо поблёскивали, отражая редкие лучи.
С трудом, словно просыпаясь от долгого сна, Александр открыл глаза. Мутные, граничащие с безумием, но постепенно в них пробуждалась стальная воля, не сломленная даже здесь.
— Ну ты даёшь! — голос Аверина был хриплым. — Пятую руну… голыми руками…
Я подошёл ближе, прикидывая, хватит ли мне сил разрушить последние печати. Вместо ставшего уже привычным тёплого жжения в груди воцарилась пустота. Я был на нуле.
Однако руки узника только крепче схватились за оковы. Пальцы побелели, вены вздулись от напряжения. Воздух между нами сгустился, наполнив пространство запахом озона с металлическим привкусом.
Руны на цепях вспыхнули голубым пламенем, но не упали, продолжая качать магию, словно ненасытные пиявки. Как только пятая руна пала, вся система оков дала сбой. Энергия накапливалась, не находя выхода и грозя взорваться в любую минуту.
— Не подходи! — прохрипел Александр, сжав от нестерпимой боли глаза.
Его плоть засияла изнутри ярким светом, словно на рентгене, обнажая скелет из костей и сухожилий. В груди запылало ядро, на мгновение ослепив меня.
Раздался оглушительный хлопок. Меня откинуло взрывной волной, больно приложив о каменную кладку. Ключицу обожгло нестерпимым жаром. Я застонал, стараясь сохранить уплывающее сознание. Голова звенела, а по лицу текла тёплая струйка крови.
— Я же просил тебя не подходить, — услышал голос Александра совсем рядом.
Он стоял на ногах, свободный, без цепей. Лишь тёмные опалённые полосы на запястьях напоминали о недавних оковах.
— Не настолько я беспомощен, — улыбнувшись, добавил молодой человек и протянул руку.
Мы вышли из камеры, и по его телу пробежали слабые энергетические разряды. Окинув взглядом охваченный хаосом коридор, Александр остановился. Его глаза, всего мгновение назад горевшие безумием, теперь сверкали яростью мага, вернувшего себе свободу.
За спиной раздался тихий прерывистый звук. Мы обернулись. Окороков стоял на коленях. Его трясло, а из носа текла струйка крови. Отзвук магического взрыва. Но это была не главная его беда. Дознаватель смотрел на распахнутую дверь с таким выражением лица, будто видел конец мира. Его сытые, самодовольные черты исказил ужас, граничащий с трепетом.
— Нет… — прохрипел он, медленно поднимая глаза. — Что ты наделал… Ты… ты… выпустил его. Теперь он… теперь он всё…
Окороков не договорил, беззвучно шевеля губами, словно не в силах вымолвить следующее слово. Весь напускной авторитет, вся спесь — испарились, оставив лишь жалкую перепуганную оболочку.
Александр холодно скользнул по нему взглядом, как будто видел не человека, а очередное препятствие.
— Тварь! — прошипел он, выплескивая на Окорокова всю ненависть, скопившуюся за время заточения.
Рука Аверина с молниеносной быстротой взметнулась вверх. Пальцы сжались в коротком жесте.
— Александр, нет! — твёрдо сказал я.
Шагнул между ними, чувствуя, как остатки адреналина пульсируют в крови.
— Не стоит становиться тем, кого всё это время в тебе пытались вырастить.
Александр медленно перевёл на меня взгляд. Яркие искры в его глазах погасли, уступая место ледяной ярости.
— Ты хочешь его пощадить? Этого палача?
— Я хочу, чтобы мы выбрались отсюда, а не устилали дорогу трупами, — мой голос звучал твёрдо, не терпя возражений.
Даже спиной я чувствовал, как дознаватель дрожит, прижимая к груди магическую дубинку. Я ждал, не отводя взгляда от пронзительных глаз Александра. На его лице отражалась мучительная борьба. Ярость боролась с рассудком, а жажда мести медленно угасала. Пальцы молодого человека разжались. Татуировка на запястье погасла.
Александр скривил недовольную мину.
— Ты мне обязан, — настаивал я на своём.
Молодой человек отвёл взгляд и молча кивнул, отступая на шаг.
— Нужно уходить, — бросил Аверин, подхватывая меня под здоровую руку, — пока они не опомнились.
Мы двинулись по коридору. Я на мгновение задержался, чтобы посмотреть на Окорокова. Он так и не поднялся с колен, уставившись в пустоту перед собой и бессмысленно повторяя:
Нет… нет… нет.Александр продирался через заметно поредевшую толпу, то и дело спотыкаясь о корчившиеся на полу тела. Вокруг него сгустился воздушный щит.
Стражники то и дело преграждали моему спутнику дорогу, но магические дубины отскакивали, словно натыкаясь на преграду. Озверевшие заключённые, пытаясь схватить Аверина за лохмотья камзола, падали ничком.
В воздухе стоял непрерывный гул, мат сливался со звоном стали и хрустом костей. Я шёл следом, еле успевая уворачиваться от мелькающих кулаков и окровавленных заточек и прижимая к груди онемевшую руку.
Где-то в стороне здоровенный амбал душил стражника. Другие же рвали друг на друге рубахи за право обладать магической дубиной.
И вдруг мой взгляд зацепился за что-то до боли знакомое. Я замер, пытаясь понять, что именно привлекло моё внимание.
Сквозь груду тел виднелась чья-то костлявая рука, сжимающая обычную пуговицу. В голове сразу пронеслись образы деда Никиты: его утренний кашель, благодарный блеск глаз, когда я делился хлебом… И его последние слова: «Одно дело — от голода сдыхать. Другое — от ножа в спину».
Ледяной ком сжался у меня под ребрами. Я рванул вперёд, забыв про боль в ключице, и начал растаскивать тела. Под окровавленной робой лежал Никита. Его впалая грудь едва вздымалась, а в застывших пальцах, как в тисках, была зажата пуговица — последнее воспоминание о внучке.
— Что же ты, дед Никита? — прижимая к груди лёгкое тельце и с надеждой заглядывая в глаза, спросил я. — Забился бы в уголок, переждал!
— А… Это ты, Дима? — закашлявшись, спросил старик. — Хотел удачу попытать. Авось и мне бы повезло. Да и чего мне терять? Всё одно — без тебя помру.
— Молчи, — сорвалось у меня. — Ничего не потерял. Всё только начинается.
Я попытался поднять его, но острая боль в ключице пылала жарким огнём. Рука не слушалась, предательски подгибаясь.
— Не надо, сынок! — простонал старик, и его пальцы разжались. Пуговица покатилась по окровавленному полу. — Уходи, пока можешь.
Он с каждой секундой угасал у меня на руках. Я видел, как последняя искра потухла в глазах старика. Тело вдруг стало тяжёлым и безразличным, как мешок с костями.
Я бережно опустил старика на камни, закрыл ему глаза и поднял пуговицу. Она была липкой от крови, но я сжал её в кулаке, не в силах принять эту простую и чудовищную истину: иногда спасти можно только себя.
Александр стоял в конце коридора, прислонившись к стене. Он не торопил, не упрекал, просто ждал. И в этой терпеливой позе читалось понимание. Возможно, даже уважение. Он сам провёл в заточении достаточно времени, чтобы знать цену последнему прощанию.
Когда я наконец подошёл, маг лишь коротко кивнул вперёд.
Путь к выходу преградила группа стражников. Александр даже не замедлил шаг. Он щёлкнул пальцами, и воздух перед ними сгустился. Стражники остановились, словно завязли в липкой смоле.
— Экономь силы, — прошипел я, чувствуя, как темнеет в глазах. — Я почти на нуле.
— Не беспокойся, — маг повернул за угол и резко остановился. — Есть проблема посерьёзнее.
Перед нами зиял провал. За ним виднелась лестница, ведущая вниз, но добраться до неё было невозможно. Три метра пустоты, а по краям полыхали магические огни системы безопасности.
— Они активировали протокол изоляции, — пояснил Александр. — Вся тюрьма скоро будет окружена рвом.
Сзади послышались крики и тяжёлые шаги. К нам приближалось подкрепление. Раздались выстрелы. Магические снаряды рассеивались, упираясь в невидимый барьер.
— Куда? — выдохнул я, едва переводя дух на краю пропасти.
— Он наверняка что-то придумал… должен был, — голос Аверина звучал приглушённо, эхом отражаясь от сырых стен.
Дальше Александр забормотал что-то невнятное о «запасном выходе», «ключах» и «проводнике». В какой-то момент я засомневался в его благоразумии. А если я и впрямь выпустил на свободу сумасшедшего? Убийцу! Волан-де-Морта в обличии Аверина! Что я вообще знаю о нём, да и об этом мире?
— Выбора нет, — скрипучим шёпотом выдохнул Александр, и его тонкие пальцы впились мне в запястье. — Прости, друг.
Прежде чем я успел понять, что происходит, он резко кинул меня вперёд, к самому краю пропасти. Я попятился, но хватка была железной.
— Доверься! — слова прозвучали как приговор.
Нас швырнуло вниз с такой чудовищной скоростью, что слёзы выступили на глазах. Воздух свистел в ушах. Я видел, как Александр, стиснув зубы, водил перед собой руками, и силовое поле вокруг нас сжималось, превращаясь в плотный пузырь.
Мы летели так, словно нас запустили из катапульты.
Пузырь лопнул с хрустом, и нас раскидало в разные стороны. Я кубарем покатился по грубой плитке, боль в ключице вспыхнула ослепительным белым светом. Голова зазвенела, в глазах поплыли тёмные пятна.
С трудом подняв голову, я увидел, как Александр, уже стоя на ногах, отряхивает камзол. Его лицо было бледным, но сосредоточенным.
Я попытался встать, но мир снова поплыл. Рука не слушалась. Где-то наверху, за провалом, раздавались яростные крики. Стража остервенело материлась, не решаясь повторить наш манёвр.
— Дальше… — я выдохнул, прислоняясь к каменной кладке. — Куда дальше?
Александр, не отвечая, подошёл к массивной, покрытой копотью стене. Он провёл рукой по шву между камнями, и пальцы на мгновение вспыхнули синим.
— Он должен был что-то придумать… — бубнил Александр, водя пальцами по стене с нарастающим отчаянием. — Ключ, проводник… Степан никогда не подводил.
Я смотрел на него, и леденящая догадка до боли сжала сердце. Глаза мага горели лихорадочным блеском, пальцы дрожали. Это был не взгляд стратега, ведущего к спасению. Это был взгляд фанатика, идущего на поводу у голосов в голове. Что, если этот «Степан» — плод его воображения, порождение долгого заточения?
— Александр… — начал я, но в этот момент каменная кладка с тихим скрежетом поддалась, открывая узкую щель.
Запахло вековой пылью и холодом.
— Входи, — Аверин пропустил меня вперёд.
Шагнул в темноту. Последнее, что я увидел, прежде чем проход закрылся, — как с верхнего яруса спускается магический лифт с десятком вооруженных до зубов стражников.
Александр щёлкнул пальцами, и в его руке вспыхнул ровный свет пламени, выхватив из мрака убогое подземелье. Грубые каменные стены, покрытые плесенью. Тупик, ничего не говорящий о спасении.
Молодой человек медленно повертел головой, и в его взгляде впервые промелькнуло нечто похожее на растерянность.
— Он должен быть здесь, — тихо произнёс Александр. — Степан сказал, что здесь должен быть кто-то…
И в этот миг, прежде чем моё сердце успело упасть, снаружи, из дальнего конца подземелья, раздался четкий стук.
Слишком размеренно. Слишком выверенно. Или мы просто сменили одну ловушку на другую?
Мы замерли.