Довольные лица стражников не предвещали ничего хорошего. Я снова очутился в тёмном коридоре, вот только на этот раз народу здесь прибавилось.
— Лицом к стене, — проорал мне в ухо худощавый детина, больно ткнув дубиной в спину. Кожу обожгло, холщовая рубаха напиталась каплями крови.
Меня прижали к сырому камню лицом, пропуская отряд вооружённых до зубов бойцов. Размеренный топот солдатских сапог прогремел в полуметре от меня.
— Эй, Мишка, что тут у вас? — спросил один из конвоиров, останавливая кого-то из бегущих.
— А ты чё, не знаешь? Афанасьев сегодня с катушек слетел, — говорящего я не видел, но в его голосе чувствовались напряжённые нотки.
— Да ладно⁈ Он чё, сегодня в ночной был?
Ответа я не услышал. Наступила тревожная пауза.
— А ты-то чё такой хмурной? — продолжал расспрашивать конвоир.
— Тут такое дело, — замявшись, ответили ему за моей спиной. — Понимаешь, этой ночью я должен был дежурить, а у меня дочка родилась вечером. Вот Афанасьев за меня и вышел.
— Ничего себе! Сочувствую, — пробасил конвоир, и его хватка слегка ослабла, давая мне возможность повернуть голову.
Солдата я не разглядел, но его сгорбленная спина и опущенная голова говорили красноречивее любых слов. Вина, отчаяние и ужас читались в позе.
— Принесла же нелёгкая этого узника в наши казематы, — раздражённо произнёс он, сплёвывая на каменный пол.
— И не говори, — поддержал товарищ, похлопав свободной рукой по плечу. — Рассказывают, что его хотят спрятать подальше от людских глаз, чтобы даже намека не было на его существование.
— Может, проще убить?
— Ты чё⁈ — возразил стражник, снова приложив меня лицом к стене. — Знатная особа из благородного рода. Такое только с указом Императора можно провернуть.
— Да уж!
Шершавый камень вдруг вздрогнул. На мою голову посыпалась мелкая крошка. Тихий гул прокатился по коридорам, заставляя даже стражников настороженно замереть.
— Это ещё что такое? — в голосе конвоира послышался неподдельный ужас.
— Да норм всё, — ответил ему солдат. — Пятая руна слетела, вот Никитич и вызвал верховного мага. Видать, руны восстанавливает. А у вас-то чего?
— Да вот бунт в седьмой камере, — продолжали болтать товарищи, будто ничего не произошло.
— В седьмой? — удивился солдат. — Там же Пахан сидит!
— Вот его то на лопатки и положили, — хмыкнул конвоир, больно ткнув в бок дубиной.
Я захрипел, понимая, что ещё парочка таких ударов, и мои почки будут плеваться кровью.
— Резвый пацан, — прозвучало за моей спиной, и снова послышался нарастающий гул.
Во второй раз тряхнуло не по-детски. Каменная крошка сыпалась с потолка, а по стене поползла тонкая трещина.
— Эй, это уже на «норм» не тянет! — крикнул солдат, и в его голосе впервые прозвучала паника.
Гул нарастал, превращаясь в оглушительный рев. Казалось, само здание тюрьмы стонало от невыносимой нагрузки.
Внезапно свет погас, погрузив коридор в кромешную тьму. На секунду воцарилась тишина.
— Я, пожалуй, пойду, — услышал за спиной голос солдата.
— Давай, давай. А то там без тебя не справятся, — хохотнул конвоир, смачно сплёвывая. — И это… Не вини себя за Афанасьева. Заранее никто не знает, когда тебя приложит.
Солдат убежал, громко топая по коридору, и его шаги почти сразу потонули в нарастающем хаосе. Худощавый детина снова прижал меня к стене, но его пальцы дрожали.
— Слышишь? — прошептал он напарнику, и в голосе не было ни злобы, ни усмешки. Только леденящий душу страх. — Это не руны… Это поёт сама кладка. Камни плачут.
— В карцер его! — брызгая слюной орал дознаватель прямо мне в лицо.
Двое стражников крепко держали меня за руки, скрученные за спиной. Разорванное ухо больно упиралось в край массивного стола. Тонкая струйка крови уже дотянулась до кипы бумаг, лежавшей прямо на краю, и неумолимо окрашивала её в розовый цвет.
— Ты даже не представляешь, на кого наехал! Это надо же, самого с’смотрящего' на лопатки уложить! — не унимался грузный офицер, нервно ходя из угла в угол.
Нет. Не бывает таких красочных снов, или я совсем поехал кукухой после смерти сестры? Скорее всего, я сейчас лежу в какой-нибудь больничке без сознания, под капельницей, обколотый успокоительными, и смотрю сумасшедшие сны, подогретые больным воображением.
Однако боль в спине и жжение в ушной раковине говорили об обратном.
— На кого я наехал? — не расслышав, тихо прохрипел я, пытаясь оторвать башку от полированной поверхности стола.
— Что ты там сказал? — удивлённо переспросил дознаватель, обернувшись на мой голос.
Я попытался повторить, но, откровенно говоря, смог только жалобно стонать в ответ, так как стараниям стражников был уложен мордой в стол.
Офицер в нетерпении махнул рукой, и те быстро вернули меня в вертикальное положение.
— На кого, говорю, я наехал? — повторил вопрос.
Кажется, я сделал только хуже, так как лицо офицера стало ещё более красным от злости, чем было до этого. Он уставился на меня, судорожно хватая ртом воздух.
— Николаевич, да что ты с ним разговариваешь? Видишь, какой у него взгляд борзый. Быдло — оно и есть быдло, — послышался за спиной голос одного из стражников.
Дознаватель безнадёжно махнул рукой, намереваясь вернуться за рабочее место, но тут его взгляд наткнулся на испачканные документы, и Николаевича снова понесло:
— Да твою ж дивизию! Ну ты посмотри! Полгода работы коту под хвост, — пытаясь спасти оставшиеся бумаги, запричитал офицер. — На кой-ляд вы его по моему столу мордой возили?
Начальник засуетился, пытаясь одной рукой удержать разваливающуюся на глазах стопку бумаг, а другой дотянуться до грязной тряпки, лежащей на подоконнике.
Стражники немного отвлеклись и ослабили хватку, пока наблюдали за жалкими попытками начальника. Я тут же схватился за больное ухо, вытирая с щеки начинающую засыхать кровь. Вот тут-то я окончательно уверился в собственном безумии.
Экран интерфейса всплыл перед моими глазами и тут же потух, будто кто-то выдернул питание из розетки. Я встал как вкопанный, пытаясь осознать случившееся и совершенно не обращая внимания на разлетевшиеся в разные стороны бумаги.
Стражники бросились помогать дознавателю, а я продолжал дотрагиваться до виска, включая и выключая интерфейс игры, пока не обратил внимание на единственную строчку, выбивающуюся из обычного режима.
[Сканирование 54%]
Я проследил взглядом до объекта сканирования и с удивлением уставился на неясную фотографию возле моих ног. Интерфейс заработал быстрее, сохраняя копию валяющихся бумаг в отдельную папку.
— Гляньте-ка на него, — услышал я шёпот одного из стражников.
Три пары глаз уставились на меня оценивающе.
Мысленно представил, как выгляжу со стороны. Стою посередине комнаты, раскрыв рот, и тыкаю себе пальцем в висок. Глупая улыбка растянулась от уха до уха. Идеальный портрет деревенского дурачка.
— Вам помочь? — с наивным видом спросил я, обращаясь больше к стражникам, чем к дознавателю.
Не хотелось ещё больше навлечь на себя его гнев. Они продолжили возиться на полу, кинув в мою сторону презрительный взгляд. Но когда я наклонился за фотографией, дознаватель тут же бросился ко мне.
— Не трогай, — гаркнул он, выхватывая из моих рук глянцевый лист бумаги.
Интерфейс выплёвывал данные, а мозг тестировщика извлекал детали, сопоставляя их друг с другом.
Первое, что меня поразило больше всего, это дата на обложке: две тысячи сорок пятый год, февраль месяц, двадцать первое число. Значит, я не в прошлом. Передо мной лежало альтернативное будущее, в котором, судя по мундирам, так и не закончилась имперская Россия.
К моим выводам прикрепились и данные по самому делу. Мода будущего Архангельска явно не шла в ногу со временем. На чёрно-белых фотографиях красовались девушки в кружевных нарядах и мужчины в строгих фраках.
— Надеюсь, вы поймали этого мясника? — спросил я дознавателя со странным чувством надежды получить положительный ответ.
Меня передёрнуло от того, с какой жестокостью убийца расправился с жертвой с фотографии. Интерфейс моргнул в последний раз, выдав финальную строчку:
[Сканирование завершено]
Передо мной выстроилась вся цепочка преступления. Оставалось только показать её дознавателю.
— Какой там, — уныло произнёс офицер, сортируя бумаги в картонную папку с ярким названием «Дело № 64. Архангельский мясник». — Такую работу проделали, и ни одной зацепки.
Рискуя получить дубинкой по рёбрам, шагнул вперёд.
— Да вот же он!
Я выдернул из папки фотографию. На меня смотрел миловидный парень с наивными голубыми глазами.
— Вот ваш «мясник», — произнёс я, ни капли не сомневаясь.
Стражники рванули ко мне, но Николаевич резко остановил их жестом. Те замерли в недоумении.
— И с чего ты это взял? — скептически спросил дознаватель.
Я лишь ухмыльнулся, чувствуя, что поймал удачу за хвост.
Вскоре мы сидели на полу, а я, как заправский криминалист, раскладывал улики. Николаевич смотрел на это с явным недоверием.
— Первая жертва, — я ткнул пальцем в фото девушки в сиреневом платье с узнаваемым бантом. — А это «горе-жених».
На снимке парень с голубыми глазами цеплялся за стол, узнав о смерти невесты. Дознаватель вглядывался, но ничего не видел.
— Смотрите в зеркало, — прошипел я, не выдержав. — Видите шкаф? Дверцы прижаты стулом, но оттуда торчит край платья. Того, что было у первой жертвы.
— Мало ли одинаковых платьев? — отмахнулся мужик.
— Оно было единственным в своём роде! — возразил я. — Девушка была бедной, шила сама. Она бы ни за что не рассталась с такой вещью. Но платье висит в шкафу парня, а девушка уже мертва.
— Платье серое! — упёрся Николаевич.
— Это блики! Плохая фотография, тёплый свет — холодные тона светлеют. Неважно! Платье тут, а её нет.
Кажется, дознаватель начал слышать меня. Тогда я перешёл ко второй жертве, к девушке, как две капли воды похожей на первую.
— Связь? — спросил Николаевич, словно прочитав мои мысли.
Я запустил интерфейс, прогоняя данные. И нашёл.
— Вот! Вторая жила рядом с медицинским училищем, где училась первая. Жених встречал свою невесту каждый день и наверняка заприметил жертву ещё тогда. Он не искал её, он уже знал.
Я посмотрел Николаевичу прямо в глаза.
— Он не мстил. Он коллекционировал. Первая — оригинал. Вторая — её отражение, найденное ещё при жизни первой жертвы. А остальные — лишь отголоски той красоты, которой маньяку больше не отыскать.
В кабинете повисла гробовая тишина, которую нарушил стук в дверь.
— Алексей Николаевич, завтракать будете? — в комнату заглянул белобрысый паренёк.
Мой желудок предательски заурчал.
Спустя два часа мы закончили. Улики были косвенными, но дознавателю их явно хватило чтобы санкционировать обыск. Я сидел, довольно потирая руки, и ждал свободы.
— Ну что? — дознаватель вытер пальцы о грязную тряпку. — В карцер?
— В карцер? — я не понял.
— А куда? В общую камеру? Там тебе горло ночью перережут. А ты мне ещё нужен.
— Зачем? — во мне всё похолодело.
— Ты сейчас поднял дело, которое мы собирались замять как нераскрытое. Если начнём движуху, то нужно будет кого-то посадить, — Николаевич отложил тряпку и пристально посмотрел на меня. — Понимаешь? Либо мы находим убийцу, либо обвиним во всём тебя.
Воцарилось напряжённое молчание. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок.
— Меня? Но на каком основании?
— На каком? — усмехнулся дознаватель. — Ты идеально подходишь на роль подставной фигуры. Пришёл из ниоткуда, о деле знаешь больше моего. Кто усомнится, если мы объявим, что ты его подражатель? Твои «гениальные догадки» легко представить как знания инсайдера.
Он встал и прошёлся по кабинету.
— Либо помогаешь мне довести это дело до конца, и мы находим настоящего преступника, либо за решётку отправишься ты. Как говорится, третьего не дано.
Твою ж мать! То, что я считал спасением, может запросто меня убить. Я почесал висок, и окно интерфейса тут же всплыло перед глазами. Раздражённо стукнул себя по голове, привлекая тем самым пристальные взгляды стражников.
Кажется, я рискую получить репутацию местного дурачка, если буду и дальше тыкать пальцем у виска.
А вот Николаевич после плотного завтрака откинулся на спинку стула и достал из кармана самокрутку.
— Будешь? — предложил он, протягивая пачку.
Я отказался. Никогда не понимал тяги к этой вредной привычке. Даже сам запах вызывал во мне брезгливое отвращение.
А офицер поднёс к самокрутке палец и лёгким хлопком вызвал слабый огонёк, от которого и прикурил. Струйка сизого дыма заструилась под потолок.
Я невольно засмотрелся, наблюдая за этим простым жестом. То, что здесь считалось нормой, для меня было чем-то из ряда вон выходящим.
— Что, немаг, — заметив мой восхищённый взгляд, произнёс дознаватель, — нравится?
Слово «немаг» прозвучало из его уст как пощёчина. Я почувствовал, что внутри поднимается злоба. Для офицера я был ущербным, лишённым дара, который имел даже обычный стражник. Обезьяна, пропустившая ступень эволюции.
Я молчал, пытаясь проанализировать его действия, а дознаватель, будто хвастаясь, повернулся ко мне лицом и поднял указательный палец. Огонёк послушно плясал на самом кончике, то разгораясь сильнее, то постепенно стихая.
— Видишь это? — спросил он, выпуская новую струйку дыма под потолок. — Это то, что делает меня ценным гражданином нашей необъятной страны.
Присмотревшись, я вдруг заметил на его запястье татуировку размером не больше спичечного коробка. Витиеватый рисунок напоминал руны, закрученные в хитроумную спираль. И в момент, когда огонёк на пальце достигал пика, татуировка слабо вспыхивала синим светом.
Не знаю зачем, но я активировал интерфейс, пытаясь уловить энергию, которой пользовался дознаватель. Похожую татуировку я видел и на запястье Лиски, прежде чем она использовала магию. И на стволе ружья долговязого, когда только попал в этот мир.
Тем временем Николаевич продолжал говорить, пытаясь донести до меня свою великую мысль:
— Это не просто дар, это знак: каждый, кто носит такую метку, служит во благо государства. Мы — батарейки в огромной машине, которая не даёт тьме поглотить мир. А вы, немаги… — он потушил огонёк, и татуировка погасла, — вы лишь потребляете свет, который защищаем мы.
Злость продолжала накапливаться в груди, но я, как мог, сдерживал порыв, надеясь не свернуть шею офицера прямо здесь, в кабинете.
[Выучена новая руна заклинания «Искра»]
Всплыло сообщение, отвлекая меня от мрачных мыслей. Я замер. Мозг тестировщика, привыкший анализировать, уже бессознательно раскладывал данные на составляющие: жест — концепция, щелчок — форма, а источник энергии — эта проклятая татуировка.
Мне не хватало знаний. Откуда люди этого мира берут энергию? Как делают татуировки? Сколько времени уходит на изучение той или иной магии? Всё это для меня оставалось загадкой, и вряд ли Николаевич захочет рассказать об этом.
Моё молчание дознаватель принял за покорность и окончательную капитуляцию. Он снисходительно хмыкнул, делая новую затяжку:
— Вот и хорошо, что понимаешь своё место. Не в твоих силах постичь такие вещи.
Я опустил взгляд, делая вид, что он абсолютно прав, но внутри уже строил планы. Этот мир только что перестал быть магической загадкой. Он превратился для меня в игровую систему. А системы созданы для того, чтобы их взламывать.