Глава 49

РЫЦАРСКИЙ ЗАЛ

"Поднимем этот тост за них, друг мой! Когда я пью за их здоровье, они возвращаются ко мне воспоминаниями. Память моя хранит их лица, их имена, их слова. Они будто рядом со мной, хотя никого из них не осталось в живых на этом свете. Они были великолепны! Ты не видел, как они собирались на битву, а мне посчастливилось увидеть это. Боги, сколько ярости и отваги было на их лицах! Как сияли под лучами солнца их доспехи, как играли всеми цветами шелка их плащей, и как гордо реяли знамена над их рядами! Они шли в бой счастливыми, подобно жениху и невесте, идущим к брачному алтарю: им не было равных в отваге и мастерстве. Все они остались в том грозовом времени, но память воскрешает их всякий раз, когда мы вспоминаем об их славе и поднимаем чашу в их честь. Выпьем за них, ибо не родит этого мир равных им воителей уже никогда!"

(Лей Брассерс. "Король Громобой")

* * *

Писк был жалобный, громкий и настойчивый. И Делвин остановился. Сбросил вязанку хвороста с плеч, огляделся по сторонам. Хвала Тринадцати, в свои преклонные годы — этой зимой Делвину исполнилось шестьдесят, — он еще неплохо видел и слышал. Писк шел откуда-то слева, от деревьев: сделав несколько шагов, Делвин увидел в траве птенца.

Птенец был совсем крохотный, голый и беспомощный: он перебирал лапками в траве и пищал, зовя на помощь. Делвин улыбнулся в бороду. Осторожно, сложив ладони лодочкой, чтобы не переломать хрупкие косточки малыша, поднял птенца с земли.

— Сбежал из дома, парень? — спросил он. — Неслух какой. Маловат ты еще для таких путешествий. И где теперь искать твой дом?

Птенец крутил головкой, разевая огромный желтый рот — он был голоден. Делвин поднял взгляд и сразу заметил на небольшой дикой яблоне пару зябликов. Они суетливо прыгали по веткам, озабоченно чирикая.

— А вот и твои папа с мамой, — сказал Делвин птенцу. — Значит, гнездо рядом. Потерпи чуть-чуть.

Старик подошел ближе к яблоне и увидел гнездо: оно располагалось совсем невысоко от земли. Делвин встал на цыпочки, переложил птенца в правую руку и, кряхтя, дотянулся до гнезда. Оказавшись в гнезде, птенец сразу замолчал, а птицы, покинув ветку, начали кругами летать над головой старика.

Убедившись, что с маленьким путешественником все в порядке, Делвин вернулся к своей вязанке, взвалил ее на плечи и зашагал дальше по тропинке к реке, где стоял его дом. Он задумал построить его давно, когда они с его ненаглядной Маэ только поженились, были молодые и красивые и мечтали о детях. Спустя год после свадьбы у них родилась дочка, но ей не суждено было вырасти — в деревню пришла оспа. Она унесла жизни всех родных Делвина и Маэ и их ребенка. Похоронив и оплакав близких, они навсегда ушли из деревни и здесь, в горах, на берегу быстрой и холодной реки, Делвин начал строить дом. Его покойный отец был плотником и научил сына многим секретам ремесла, поэтому стройка шла быстро — благо, хорошего леса вокруг было в изобилии. Уже через год дом был закончен, но Тринадцать больше не дали им детей. Десять лет назад умерла Маэ, и Делвин после этого совершил единственное путешествие в своей жизни —.отправился в Родкасл. От жрецов Священного Дома он узнал, что в городе есть приют для сирот и отправился в этот приют. Еще в дороге он дал обет, что заберет первого ребенка в приюте, которого увидит.

Первой была Фрейя — девочка сидела во дворе на скамейке и играла с самодельной куклой, когда Делвин вошел в ворота приюта. Мистрисса Дариана, владелица приюта, рассказала Делвину, что родители Фрейи умерли от чахотки, но сама девочка здорова. Делвин пожертвовал приюту пять серебряных крейсов и забрал девочку. Когда они выходили из приюта, Фрейя обняла его за шею, и Делвин заплакал — он подумал, как бы обрадовалась его ненаглядная Маэ, увидев их вместе…

Годы прошли, как один день, Фрейе уже шестнадцать, девушка превратилась в настоящую красавицу, белокожую и синеглазую, с пышной рыжеватой шевелюрой и талией, как у статуй божественной Ирни в храме, где они с Маэ когда-то венчались, и надо выдавать ее замуж. Делвин делал вид, что не замечает, как Фрейя тайком встречается на берегу реки с молодым симпатягой Дэглом, охотником из соседней деревни. Пусть молодые сами строят свое будущее. А его время выходит. Может быть, он еще успеет погулять на свадьбе и внуков понянчить — и на том спасибо…

Далекий раскат грома отвлек старика: подняв глаза, Делвин увидел, что над вершиной Сторожевой горы, нависавшей над окрестностями, собрались тяжелые темные тучи. Делвин, как и все жители этих мест, знал легенду о несокрушимой крепости, которая тысячу лет назад стояла на вершине этой горы и называлась Вингомартис. О великой и кровавой битве, которая тут произошла. С тех пор вершина Сторожевой горы считалась нехорошим местом, никто туда не ходил, да и сам Делвин за все эти годы ни разу туда не поднимался. Подтянув вязанку, чтобы лежала на спине удобнее, старик прибавил шаг — нет ничего хорошего в том, чтобы в грозу оказаться на открытом месте. Тем более, что до дома осталось пройти совсем немного…

По дороге он обратил внимание еще на одну необычную вещь — очень уж сильно сегодня раскричались птицы. Их стаи поднялись над лесом, кружили в небе, и в этом было что-то тревожное. Делвин давно уже не видел ничего подобного, и потому в душе старика ожило невольное беспокойство. Что-то не то творится в мире.

Он дошел до спуска к реке и увидел свой дом и фигурку Фрейи — девушка полоскала в реке белье. У Делвина немного отлегло от сердца. Он прошел еще немного, но тут роща по левую руку от него буквально взорвалась тысячами кричащих птиц, устремившихся в небо.

— Фрейя! — закричал Делвин. — Фрейя!

Девушка услышала его, обернулась и помахала рукой. Старик помахал в ответ, и мгновением спустя грохнул такой раскат грома, что от неожиданности Делвин уронил вязанку. На лугу, чуть выше реки, вспыхнули световые столбы, между ними змеились молнии. А затем между столбами открылась черная пасть пространственного тоннеля, и из нее вышел всадник в полном вооружении, а следом за ним появилась повозка с возницей, запряженная четверкой коней, на которой стоял гроб.

— Фрейя, беги! — закричал Делвин и бросился к дому.

Он добежал до Фрейи, застывшей в ужасе, схватил ее за руку и потащил к реке. Они перебрались по камням на другой берег, потом долго бежали через кустарники непонятно куда. Остановились лишь, когда Делвин почувствовал, что его сердце вот-вот остановится. Он упал на траву, все плыло перед его глазами.

— Папа, что с тобой? — Фрейя гладила ладонями его лицо, испуганно заглядывала в глаза. — Папа, ты меня слышишь?

— Все… хорошо, — Делвин почувствовал, что жгучая боль в сердце уходит. А вот темный необъяснимый ужас остался. Старик был уверен, что всадник, которого он увидел — это его смерть, а гроб на повозке предназначен ему. Что пришло его время.

Мир разлетелся стаей перепуганных птиц перед глазами Делвина, и пришла тишина.

* * *

Кажется, мы почти у цели.

Мы оставили наш лагерь с рассветом и сейчас продолжаем путь к Сторожевой горе, как ее назвала Беа — конечному пункту нашего путешествия. Я не лезу к ней с расспросами. Придет время, все узнаю сам. Все, что мне известно — на вершине этой самой Сторожевой горы находится пресловутый Вингомартис, и там я найду ответы на очень многие вопросы. Меня сейчас интересует другое — как мы поднимемся на гору. Она кажется весьма высокой, не Эверест, конечно, но высота горы впечатляет, а склоны ее густо заросли сосновым лесом. Здешние места кажутся совершенно безжизненными, но я пару раз замечал на дороге следы от колес и свежий конский помет — кто-то проезжал тут до нас.

— Может быть, к добру, может быть, к худу, — ответила Беа, когда я обратил внимание на эти следы. — Тут есть небольшие деревеньки, это да. Но и наши враги могли тут проехать.

— Надеюсь, мастер Рамимор про нас не забыл? — осведомился я.

— Не думай о нем так. Он всегда приходит туда, где его ждут.

Ой, как хочется в это верить, подумал я. Не знаю почему, но я последние дни волнуюсь. Особенно сильно после схватки, в которой погиб бедняга Драккан. Да, одного подонка (я имею в виду Эдака) мы обезвредили, но сколько еще таких вот агентов Румастарда нас выслеживает! Дорога, по которой мы едем к Сторожевой горе, узкая и проходит через густой лес, в котором не то что отряд головорезов — фашистскую группу армий "Центр" можно спрятать.

— Птицы, — коротко бросил Эйтан, поравнявшись со мной.

Я посмотрел в направлении его взгляда и увидел в полукилометре впереди над вершинами деревьев густой птичий хоровод. Тревожный признак.

— Я поеду вперед, — заявила Беа.

— Нет! Едем все вместе.

— Там может быть засада, — возразила Беа.

— Может быть. Но одна ты ничего не сделаешь. А потерять тебя я не хочу.

Мне показалось, что мои слова удивили демонессу. Спорить она не стала. Я вытащил из седельной сумки пистоль, проверил, заряжен ли он. У меня всего девять зарядов, чертовски мало для хорошего боя. Но спасибо и на этом.

На дороге, метрах в трехстах впереди, показались два всадника. Беа, у которой зрение было нечеловечески острым, радостно вскрикнула:

— Мастер Рамимор!

Она пустила лошадь в галоп, и я, чтобы не отстать, сделал то же самое. Все верно, это был старик. Сопровождал его воин в колчуге и с кольчужным капюшоном на голове, но без щита. И вот тут случилось нечто неожиданное.

Флавия, которая держалась в этой скачке позади меня, внезапно завизжала, да так громко, что у меня от ее визга сердце екнуло. Пришпорила коня, вынеслась вперед и помчалась к старику и его спутнику. Воин к капюшоне, я так понял, разглядел девушку, что-то воскликнул, спрыгнул с седла и побежал Флавии навстречу. Они встретились, воин помог девушке сойти с коня, и они обнялись.

— Надо же! — пробормотал я, наблюдая за этой сценой.

Между тем, покончив с обнимашками-целовашками, воин заметил, что я смотрю в их сторону. Выпустив Флавию, он подошел ко мне, учтиво поклонился и сказал:

— Привет тебе, Сим Вьюген! Мое имя Эрвин Терон, я приграничник. Я знаю, ты спас жизнь Флавии. Прими мою сердечную благодарность.

Откуда он знает? Ах да, наверное старик рассказал…

— Не стоит благодарности, — я спешился, встал, уперев руку в бок. — Вы что, знакомы?

— Леди Флавия Лориан моя нареченная, — сообщил мне приграничник с самым сияющим видом.

Ага, вот значит как! Мало того что старичелло собрал нас всех для путешествия в Вингомартисе, он еще и жениха Флавии нашел! Вспомнилось тут между делом, что Флавия еще в Иль-Флор говорила о своей несостоявшейся свадьбе. Так что наличие в природе жениха меня не удивляло, а вот то, что он так внезапно нарисовался, да еще в компании с Рамимором, было любопытно. Или, как говорят в народе, так звезды сошлись, или же старик специально отыскал нареченного Флавии, чтобы я закрыл для себя тему с девушкой — ради грядущих подвигов. Ну что ж, вполне резонно. Глядя на счастливую ошалелую физиономию парня, наконец-то отыскавшего свою любимую, я подумал, что когда-то сам был похож на него. Увы, времена меняются…Интересно, свадьба будет до или после победы над врагами?

— Да, мастер Сим, — Флавия посмотрела на меня снисходительно-торжествующе, и я почему-то сразу вспомнил мою бывшую. — Вы заслужили нашу с Эрвином самую горячую благодарность.

Ах, так мы уже на "вы" стали? Ну, это к лучшему. Вообще, все, что ни делается, все к лучшему.

— Как говорят у нас, у сидов: "Совет да любовь, миледи!" — ответил я, сунул в рот сорванную травинку и, повернувшись к голубкам спиной, подошел к старику, который беседовал с Беа.

Старик не тратил времени на приветствия и пустые расспросы — сразу заговорил о деле.

— Я и Сим отправляемся в Вингомартис, — сказал он, — а ты, Беа, уведешь остальных к святилищу в Саанеше. Ты знаешь, где это. Ждите нас там.

— Да, мастер Рамимор, — отозвалась демонесса. — Когда нам отправляться?

— Немедленно. А мы с Симом поедем дальше…

— Что, уплыла твоя любовь? — шепнула мне Беа, когда я подошел проститься. — Надо же, я сама не ожидала.

— Знаешь, моя мама любит говорить: "И если к другому уходит невеста, еще неизвестно, кому повезло", — я подмигнул демонессе. — Береги себя.

— Ты тоже, Сим. Хоть ты и редкостный засранец, но я к тебе очень привязалась.

— Взаимно, — я сказал это совершенно искренне. — И очень рад, что мне предстоит спасать мир в одной компании с тобой…

* * *

Мы поднимались на вершину горы долго. Древняя дорога, некогда проложенная к воротам Вингомартиса местами сохранилась очень хорошо, а местами совершенно разрушилась. Старик выглядел очень плохо. Есть такое расхожее выражение: "Стал похож на тень". Вот это был как раз тот случай — осунувшийся, весь какой-то серый и выцветший, Рамимор был прямо-таки олицетворением глубокой старости и нездоровья. Я всерьез опасался, что дедуля может крякнуть на полпути к цели. Несмотря на это, в сотне метров от развалин, оседлавших вершину горы, он неожиданно велел мне спешиться и сам сошел с коня. Остаток пути мы прошли пешком. Я предложил Рамимору опереться на мою руку, но он так посмотрел на меня, что я понял — сказал глупость.

На всем вокруг нас лежал отпечаток глубокой древности. Некогда несомненно величественные и мощные стены города были разрушены полностью, превратились в кучи камня и щебня, на которых вырос густой лес. В этом царстве деревьев только угадывались следы минувшего — каменные блоки, явно обработанные рукой человека, торчащие из подлеска замшелые и поеденные временем остатки каких-то каменных конструкций, не то арок, не то мостов. Я вспомнил развалины Тардеса: сидский город сохранился намного лучше, если так можно сказать, по крайней мере, можно было по сохранившимся руинам мысленно реконструировать его. В Вингомартисе я такого не увидел — внешняя часть города, до самой цитадели, была поглощена лесом.

— Кто строил этот город? — спросил я старика, когда мы подошли к развалинам ворот внутренней крепости.

— Двайры построили внешний город, — ответил Рамимор. — Давно, еще во времена Шурам-Алмутара. Король подземников Лиск мечтал отсюда совершать походы во все края мира, но не срослось…А внутреннюю цитадель построили мы.

От ворот дорога стала круче, идти стало тяжело. Деревья почти исчезли, вокруг нас был темный камень и россыпи щебня. Мы вошли в узкий каньон: миновав его, оказались на обширной площади, где кое-где еще сохранились уложенные некогда шестиугольные плиты. Широкая лестница, вырубленная в камне, вела к конечной цели нашего пути — развалинам, венчавшим и гору, и город.

Вне всяких сомнений, когда-то это было величественное место. Но сейчас от рыцарского зала Вингомартиса уцелела лишь открытая горным ветрам площадь сто на сто метров, мощеная квадратными каменными плитами, исщербленными временем и оплавленными неведомой силой, некогда тут бушевавшей. От стен остались лишь груды колотого камня, из которых торчали обломки черных базальтовых колонн в два человеческих обхвата. И еще была древняя статуя, нависавшая над этим запустением — изображение дракона, раскинувшего крылья. Не базальтовая, не гранитная, не мраморная, не бронзовая, но будто высеченная из темного стекловидного материала, скорее всего обсидиана так искусно, что нигде нельзя было увидеть след резца мастера. Она тоже пострадала от времени, но куда меньше, чем окружающие ее развалины.

— Смотри, сейчас это просто руины, — сказал старик с какой-то светлой печалью в голосе. — А когда-то в Рыцарском зале одновременно пировали пятьсот человек. Здесь горели кованые алмутами серебряные светильники, пахло хмельным медом и жареным мясом: стояли столы, за которыми собирались лучшие из лучших! Тысяча лет прошла, тунак, а я помню их лица, как они уходили в бой, зная, что уже никогда не вернутся. Я помню, что они говорили мне, каждое слово. И я горжусь, что сражался рядом с ними.

— Как это было, Рамимор? — спросил я.

— Нас было всего пятьсот, а их… Наверное, много-много тысяч, маги Проклятого привели под стены Вингомартиса армию, которую собирали семь лет по всему Аркуину, во всех человеческих королевствах. Костры их лагеря покрыли все склоны Сторожевой горы. Потом начался первый приступ, который мы отбили. А в следующий раз они бросили против нас одетых в броню прирученных огров, которые огромными молотами пытались разбить Большие ворота. И я с двумя сотнями фейнов совершил вылазку. Тогда я еще был в полной силе, и одно мое появление на поле боя повергло врагов в ужас. Мы отбросили врага от стен и вернулись в город с победой. Но враг был слишком многочислен и силен. Служившие магам алмутские инженеры подвели бомбы под стены и взорвали их. Удерживать внешние стены стало бессмысленно, и мы отошли в цитадель…

— Тебе тяжело вспоминать? — Я заметил, что старик едва держится на ногах.

— Эта статуя, — Рамимор подошел к постаменту, положил покрытые коричневыми пятнами ладони на камень статуи. — Это было в последний день Вингомартиса. Квинакор, Туэльд, Марнис и Йоккахар бросили Ему вызов, и Он принял его. Он был слишком гордым, чтобы отклонить этот вызов. А я остался здесь, с фейнами. Каждый из нас делал свое дело, тунак. Я знал, что исход войны решится на мертвых равнинах Альтиона, куда уже перенеслись мои братья. Мне оставалось захлопнуть ловушку для Проклятого. Не знаю, как объяснить тебе…. я почувствовал момент, когда они умерли. Потому что мне показалось, что я тоже умер, что меня больше нет. И я… — Старик повернулся ко мне лицом: взгляд его был суров, выражение лица стало каким-то торжественным. Он показал мне темный округлый предмет, внутри которого мерцала красноватая искорка. — Я смог это сделать. Я вырвал у себя сердце. Поступил так же, как Квинакор, Туэльд, Марнис и Йоккахар. Мое тело стало этой статуей, а душа… Она вошла в Джослава, моего фейна. Примерно так же, как твой дух вошел в погибшего сида Руэна. Когда я очнулся, надо мной нависали крылья статуи, в которую превратилось мое тело — а вокруг бушевали пожары. Вингомартис пал. Мы сражались до конца, до последнего человека, все мои братья пали. Я остался один — бывший бог, ставший смертным.

— Граем Геллерин добыл сердца твоих братьев и хранит их у себя, — решился я сказать то, что давно собирался сказать.

— Я не удивлен. Граем думает, что сила Анги, заключенная в неумерших астриэлях, продлевает его жизнь. Он ошибается. Но в одном он прав. Первосозданные могут вернуться, если их сердца канут в Источник, некогда породивший их по воле Творца.

— Тот, что скрыт в безднах Драконеума?

— Да. Мораннон желает того же. Он хочет вернуть себя изначальный облик, которого лишился так же, как и я. Я знаю, он ищет способ открыть проход к Источнику, но это не так просто. Нужно убирать обломки и пробивать твердый камень, чтобы попасть к Источнику. На это нужно время. Мораннон знает, и я знаю. Кто будет первым — вопрос…

— Учитель? — Мне показалось, что старик бормочет что-то бессмысленное.

— И у нас нет времени… Тяжело, очень тяжело… Это… как возвращение из небытия…но у меня нет выбора…нет…

Старик положил мерцающий предмет на постамент, замер, склонив голову. В следующее мгновение налетел порыв ветра, настолько сильный, что я под его напором попятился назад на несколько шагов. Я еще успел расслышать, как старик что-то произнес громко и нараспев, и его голос прервался на высокой дрожащей ноте. А потом…

Постараюсь описать в деталях, что случилось потом. Меня в один миг окутал сияющий энергетический кокон, и я, будто птенец в прозрачное яйцо, оказался заключен в нем. Нахлынуло страшное чувство клаустрофобии: перехватило дыхание, я завопил, колотя кулаками в невидимую преграду, но тщетно. И в этот момент сильнейший радужный свет ослепил меня, грохнуло так, будто где-то совсем рядом ударила молния. Сияние скрыло и старика, и статую. Когда вспышка погасла, я увидел, что тело старика лежит на плитах у постамента — он был мертв, несомненно мертв. А статуя…

В глазницах дракона зажглись фиолетовые огоньки. Крылья дрогнули, вековая пыль посыпалась с них дождем. По поверхности статуи зазмеились электрические разряды и синеватые язычки пламени. Оживающее существо повернуло голову, сначала влево, потом вправо. Мне стало страшно. Все происходившее напоминало дурной сон, каменная статуя возвращалась к жизни на моих глазах.

Дракон хлопнул крыльями, соскочил с постамента и сделал несколько шагов к колоннам. И еще — он увеличивался в размерах прямо на глазах. Еще минуту назад статуя была метра два в высоту, теперь же рост дракона составлял метра три и все увеличивался. Он навис надо мной, закрывая сумеречное небо. Его крылья раскинулись на добрых двенадцать метров. Зрелище было пугающее и величественное — я даже про свой страх забыл и, как зачарованный, наблюдал за воскрешением каменной статуи. Просто залюбовался этим величественным и могучим существом, обретавшим новую жизнь на моих глазах. Даже не могу сказать, сколько времени это продолжалось — может быть, секунды, а может быть, час. Но в конце концов, молнии вокруг дракона исчезли, и существо, громко хлопнув крыльями, сложило их за спиной, а потом развернулось ко мне, разевая пасть и выпуская из ноздрей струи белесого дыма.

Кокон вокруг меня исчез. Я и дракон стояли напротив друг друга, и это были удивительные мгновения.

— Рамимор? — спросил я.

Дракон фыркнул.

— Вингомар, — ответил он. Голос у него не изменился. — Так меня звали в те дни. И я вернулся.

— С днем рождения! — сказал я. — Или с днем перерождения, уж не знаю, как лучше.

— Свершилось, тунак, — заявил дракон с торжеством в голосе. — Тысяча лет прошли как один день.

— Это было эффектно, — добавил я, поправляя съехавшую перевязь с мечом. — Для тысячелетнего ты неплохо выглядишь.

— Все, как предсказывал Квинакор. Тем, кто ушел, суждено вернуться.

— Я понимаю, что мы пришли в Вингомартис именно за этим, — ответил я. — И что дальше?

— Дальше — борьба! Мы встанем на пути Проклятого и не позволим ему погубить Аркуин.

— Знаешь, глядя на тебя я очень сомневаюсь, что тебе нужна моя помощь, — заметил я совершенно искренне. — Мне кажется, ты и сам справишься.

— Верно, я больше не немощный старик. Но битва только начинается. Ты был рядом со мной и ты возглавишь фейнов.

— Хочешь, чтобы я командовал твоей армией? Зачем, почему?

— Так нужно. Очищение Аркуина от Безумия — дело самих людей.

— А твой приятель Проклятый?

— Я встречусь с ним в бою, когда придет время. А пока мы станем готовиться к иной битве.

— Да уж, в нашем мире все попроще будет, — я попытался улыбнуться. — И что дальше, Горыныч?

Дракон не ответил, потому что по краям площади в воздухе появились колеблющиеся светящиеся порталы, и из них начали выходить вооруженные эльфы с изображением ястреба в круге на одеждах и щитах. А потом, поддерживаемый под руку конюшим Кэардином из портала вышел и сам Граем Геллерин.

— Не ожидал, Вингомар? — спросил герцог, шагнув к дракону. — Или мне звать тебя по-другому?

— Старый друг! — пророкотал дракон. — Ты хочешь вступить в мою армию?

— Нет, но я пришел помочь. Враг знает о том, что должно произойти в Вингомартисе, и он стремится нанести удар первым. Вокруг горы маги Круга уже открыли порталы. Начинает темнеть, и очень скоро вампиромаги, которых Белеш послал уничтожить вас, обретут полную силу. Я хочу задержать их. Ведь тебе нужно восстановить силы после Перевоплощения, чтобы открыть ход в Саанеш. Сейчас ты не сможешь этого сделать.

— Мне не страшны вампиромаги! — заявил дракон.

— Ты полагаешься на свою магическую мощь, но отродья Круга сильны, Вингомар. Если они накроют вершину горы магической воронкой, то не сможешь взлететь или открыть шан-портал. И этот сид…. Ты же не хочешь, чтобы он стал как…я, — Геллерин взглянул на меня своими кровавыми глазами, и этот взгляд наполнил меня холодом.

— Сколько у нас времени? — спросил я.

— Солнце уже заходит. Очень скоро прислужники Круга будут здесь. Мои воины перекрыли дорогу, ведущую на вершину Сторожевой горы, но долго они не выстоят. Им придется уйти обратно в порталы. Вам нужно торопиться.

— Да, ты прав. — Дракон перевел взгляд на меня. — Тебе придется довериться мне, тунак. Садись мне на спину и держись покрепче. Если ты упадешь, то погибнешь.

Слова дракона не добавили мне ни храбрости, ни хорошего настроения, но вариантов, как я понял, не было. По крылу Вингомара я забрался ему на холку, устроился между двумя торчащими из спины дракона шипами и, матеря себя последними словами, мертвой хваткой вцепился в шип перед собой. И тут Вингомар несколько раз подпрыгнул на всех четырех лапах, заставив меня заорать от ужаса.

— Ты что делаешь?!

— Проверяю, крепко ли ты держишься, — пророкотал Первосозданный. — Держись и молись своим богам, тунак.

Я не успел ответить — снизу, от подножия горы до нас донесся страшный многоголосый вопль, будто сгущающаяся сумеречная тьма разом наполнилась невидимыми злобными тварями. Дракон сделал несколько шагов назад, дохнул прозрачным пламенем, и огненное облако, превратилось в колеблющееся призрачное кольцо, повисшее над площадью прямо перед нами.

— Ха-маа турр, тунак! — услышал я громовой рев. — Мы идем!

Вигомар рванулся вперед: меня опалило жаром, будто из топки, а потом стало ужасно холодно — и темно. Я еще успел с ужасом подумать, что головокружение и тошнота не дадут мне удержаться на спине дракона, и после будто рухнул в самый центр магического смерча, в ледяной холод, мрак и безмолвие.

* * *

Беннон Чард не смел поднять глаз. Он стоял так уже довольно долгое время, и его смятение и страх становились все сильнее. Он всем своим существом чувствовал, какая безумная ярость владеет сейчас Белешем — но слов для оправдания у него не было.

— Ты говорил мне, что предусмотрел все, — Белеш, наконец, нарушил гнетущее молчание. — Ты ведь говорил, не так ли?

— Да, господин, — Чард все же отважился глянуть в лицо собеседнику. — Я действительно предусмотрел все, кроме…

— Эльфов? И Перевоплощения?

— Все верно, господин. Я сделал все так, как вы повелели. Мы послали в Вингомартис лучших из лучших.

— Значит, это моя вина в том, что наши враги ушли, так, Беннон? — Голос Белеша звучал вкрадчиво и невыразимо жутко. Так жутко, что Беннона Чарда начала бить дрожь. — Это я не предусмотрел последствия? Восемь лучших вампиромагов мертвы, а наши враги улизнули, и где они теперь?

— Никто не мог предположить, что Граем Геллерин…

— Выступит на стороне наших врагов? — На лице Белеша появилась кривая усмешка. — Да, трудно было такого ожидать. В свое время он отсиделся в своем замке, а тут… Что они могли ему посулить, Беннон?

— Я не знаю, господин.

— Мы потерпели поражение. Вингомар вернул себе прежнее обличье, и мои враги копят силы. Но… — тут Белеш внезапно рассмеялся, — эти глупцы не представляют, что их ждет. Мы сотрем их в прах, Беннон. В пыль, в пепел. Им не уцелеть.

— Да, господин, — Беннон Чард почувствовал себя так, будто с его плеч свалилась целая гора.

— Сосредоточься на Драконеуме. Нам придется поторопиться, чтобы встретить их во всеоружии. Вся сила магии обрушится на этих жалких выскочек. Но для этого нам следует открыть путь в недра Драконеума.

— Как прикажет мой господин.

— Сильнейшие погибли, остался тот, кого я считал всегда самым слабым и никчемным. Иди, Беннон. Иди и размышляй над тем, как украсить мое утро хорошими новостями.

Регент поклонился, попятился к выходу, и уже в дверях услышал:

— М`ха аэт номан чер ахаз, мина`н сай!

— Что вы сказали, господин? — обернувшись, спросил Беннон.

— Это будет последняя война, — ответил Белеш. — И мы победим.

Загрузка...