Утром, в первые секунды пробуждения, я вспомнил ночной разговор, и мне подумалось, что старик мне всего лишь приснился. Но меч — он лежал рядом с моим тюфяком, освещенный проходившими сквозь дырявую кровлю лучами утреннего солнца. Я коснулся его, ощутил холод металла, и внутри меня что-то дрогнуло.
К запаху пыли и давно заброшенного жилья примешивался аппетитный запах мяса, тушеного с травами. Я встал с тюфяка и вышел к лестнице в зал. Флавия стояла ко мне спиной, у растопленного камина, и помешивала ложкой варево в котелке, подвешенном над огнем.
— Доброе утро! — сказал я.
Девушка не ответила. Даже не посмотрела в мою сторону. Я вспомнил, что ночью она отказалась отправиться со стариком в Эленшир, пожелала остаться с нами. Зачем? Чтобы и дальше трепать нам нервы?
Я молча спустился по лестнице и пошел к выходу. И тут Флавия меня окликнула.
— Да? — Я развернулся к ней лицом.
— Сим, я…я дура. Пожалуйста, не сердись на меня.
— Ты о чем?
— Вчера я вела себя как стерва. Ударила тебя ни за что, ни про что. Мне очень стыдно. Ты прощаешь меня?
— Знаешь, я рад это слышать, — я подошел к ней, улыбнулся. — Поцелуемся?
Она подставила мне щеку. Немного разочарованный, я поцеловал ее и заглянул в котелок.
— Вкусно пахнет, — сказал я. — А где Беа?
— Во дворе.
— Тогда я пойду? — я показал на дверь.
Демонесса оказалась девушкой хозяйственной. Пока я спал, она собрала оружие и снаряжение перебитых нами людей Круга и теперь, критически рассматривая разложенное на земле добро, высчитывала, сколько мы сможем за все это выручить при продаже.
— Помирились? — с ехидством спросила она.
— А мы и не ругались. Но бзик у нашей подруги, кажется, прошел. И как, хороши трофеи?
— Получается прилично, — заявила она. — Не меньше ста левендалеров. И еще сорок монет, которые я нашла на трупах, и кольцо, что было на вампиромаге. — Беа продемонстрировала мне великолепный перстень с красным камнем. — Оно не волшебное, но очень красивое, правда? Его я, пожалуй, оставлю себе.
— И ты собралась тащить все это с собой?
— И в чем трудность? Навьючим все на запасных лошадей, их у нас аж шесть. Плохо, что лошади с тавром Круга, могут возникнуть ненужные вопросы. И продать их вряд ли удастся, если только каким-нибудь конокрадам. За половину цены возьмут без разговоров.
— Все-таки я был прав, — сказал я, улыбаясь. — Из тебя получилась бы замечательная бизнес-леди.
— Какая леди?
— Тебе надо открыть свое дело, Беа. Станешь богатой.
— Я воин, а не торгаш. Но воинам тоже нужны деньги.
— Никто не спорит. — Я посмотрел на раздетый до исподнего и облепленный мухами труп черного рыцаря, лежавший неподалеку, и поморщился. — Нам не стоит оставаться тут долго. Погода жаркая, и эти ребята скоро начнут благоухать…Беа, ты что?
Она не ответила. Просто смотрела куда-то за мое плечо. Я повернулся. В воротах, шагах в сорока от нас, стоял всадник на прекрасной вороной лошади и сам одетый во все черное. Лицо его скрывал низко надвинутый капюшон. Мне этот всадник почему-то не понравился.
— Эй, тебе чего? — крикнул я.
Он не ответил и не сдвинулся с места. Я взялся за рукоять меча, но Беа остановила меня.
— Погоди, — голос ее дрогнул. — Я…
— Что такое?
— Эйтан? — Губы Беа задрожали, демонские кровавые глаза наполнились слезами. — Эйтан!!!
Я отчетливо услышал, как всадник охнул и воскликнул «Нет! Что они с тобой сделали?». Но Беа, разрыдавшись, бросилась к нему, крича:
— Эйтан! Эйтаааааааааан!
Черный всадник будто испугался. Ударил коня шпорами и помчался прочь от корчмы, поднимая тучу пыли. Беа по-звериному рыкнула, бросилась к стоящим у коновязи лошадям, буквально взлетела в седло и погнала галопом следом за черным. А я стоял и смотрел, не понимая, что происходит.
— Что случилось? — спросила взволнованная Флавия, прибежавшая на крики. Я рассказал.
— Я слышал, как он сказал «Что они с тобой сделали», — добавил я. — И говорил, между прочим, на лланшихарне, языке сидов. Наверное, какой-то ее знакомый.
Беа вернулась одна, на взмыленной лошади, запыленная и зареванная. Я подошел к ней, но она оттолкнула меня, села на ступень крыльца и залилась слезами. Плакала она долго, совсем по-женски, в голос, вздрагивая всем телом и размазывая слезы по грязным щекам. Наконец, выплакавшись, Беа встала, вернулась к лошади и, взяв ее под уздцы, повела к коновязи.
— Беа! — Я подошел к ней один: Флавия не решилась и наблюдала за нами от крыльца. — Беа, что случилось?
— Ничего не случилось, — буркнула она.
— Я вижу, тебе плохо.
— Я не догнала его. Он исчез, как сквозь землю провалился.
— Кто он?
— Эйтан.
— Он эльф, верно?
— Он мой младший брат, — Беа все же посмотрела на меня, будто проверяя мою реакцию на ее слова. — Нечего тут торчать. Седлайте коней, пора ехать!