Римские вакации

Глава 7

В которой герои знакомятся с клиентом Валерой, который за обещание не обидеть соглашается потрудиться в качестве чичероне.

Направление мы держали к видневшимся невдалеке домам, у которых рыночная площадь заканчивалась. Мы шмыгнули в тесный переулок, быстро прошли его и выскочили на улицу, на удивление безлюдную.

Мы перевели дух и пошли медленно и чинно. Улица, попетляв замысловато, вывела нас на пустырь, на котором неопрятно громоздились развалины большой инсулы. Мы остановились поглазеть.

— Ничего себе! — удивился Серёга. — Никак бомбёжка была.

— Бомбы ещё не придумали, — сказал Лёлик. — Да и бомбардировщиков нету.

— А чего ж тогда дом-то так рухнул? — не унимался Серёга.

— Да кто его знает… — лениво процедил Раис, усердно ковыряясь в зубах.

Непонятно откуда взявшись, возле нас нарисовался римлянин праздного вида. Был он худощав, моложав, черняв, кудряв, чисто выбрит и выглядел заправским плутом. На нём была вполне приличная туника почти что белого цвета; в руках он держал какой-то сверток.

Римлянин стал внимательно разглядывать развалины, критически хмыкать, бормотать себе что-то под нос. Потом принялся покачиваться с пяток на носки и коситься на нас хитрым глазом, то поджимая губы, то вытягивая их в трубочку.

— Чего это он всё зырит и зырит? — недовольно спросил Серёга на родном языке.

— Шпион, может?… — нервно предположил Лёлик также не на латинском.

— Мутный какой-то, — согласился Раис и, скорчив гневную гримасу, предложил: — Может топориком тюкнуть да сховать в развалинах?

При этом он почему-то за свой топорик хвататься не стал и даже отошёл от римлянина подальше.

— Душегубцами стать всегда не поздно, — пробормотал Джон и, солидно откашлявшись, спросил римлянина уже по-латински: — Слышь, друг, а с чего это дом такой разрушенный?

— Ух ты! — удивлённо воскликнул римлянин, словно узрел заговорившую зверушку, потом захихикал, словно после зверушки увидел клоунов, и спросил: — А вы чего, варвары, что ли?

— Нет! — мрачно заявил Серёга. — Римлянцы мы самые натуральные.

— А одеты так, — поддержал его Лёлик, — потому что в командировке были… В дальних странах… Только приехали…

Римлянин недоверчиво ухмыльнулся, покачал головой и продолжил любопытствовать:

— А из каких краев будете?

Раис нахмурился и недовольно пояснил:

— Из Скифляндии. Скифлянцы мы.

— А-а, скифы, — проявил осведомлённость абориген. — Говорят, там у вас чудища со львиными туловищами и орлиными головами обитают. Грифонами зовутся. Несметные сокровища сторожат.

— Орлы у нас водятся двуглавые, — сообщил Лёлик, явно имея в виду изобретение византийской геральдики, прижившееся на родимой почве.

Римлянин понимающе угукнул и поинтересовался:

— А где вы так хорошо на латыни разговаривать выучились?

— В школе, где же ещё! — гордо пояснил Серёга, в ученические свои годы редко посещавший данное почтенное заведение.

— Ишь ты! — удивился римлянин. — И у вас, значит, школы есть.

— А как же! — солидно сказал Раис.

— А ты сам-то кто будешь? — дружелюбно поинтересовался Боба у римлянина, почесал затылок и конфузливо уточнил: — Из патрициев али плебеев?

Римлянин хмыкнул, удивляясь столь глубоким познаниям явных варваров в социально-гражданском устройстве римского общества, после чего не без важности представился:

— Я Валерий Туллий Маниций, римский гражданин.

— А чем занимаешься, Валера? — панибратски спросил Серёга.

Наш новый знакомый приосанился, выставил вперёд ногу в потрёпанном башмаке и спесиво сказал:

— Я клиент Гая Кассия Лонгина.

— Клиент? — удивился Серёга. — Так он что, цирюльник? А чего тогда в очереди не сидишь?

Валерий уязвлённо сморщился и кичливо воскликнул:

— Он патриций и уважаемый человек!

— И зачем ты тогда клиент? — безмерно удивился Серёга. — Что делаешь-то?

Римлянин посмотрел на нашего коллегу уничижительно и объяснил величаво и подробно:

— Я нахожусь под его покровительством. С утра к нему прихожу, приветствую его, потом, если надо, сопровождаю куда он идёт. Также выполняю всякие его поручения… Советы даю… И, вообще, помогаю всячески… А за это он мне помогает… Материально… Вечерами трапезничаю с моим патроном…

— Важный ты! — сказал Раис и живо поинтересовался: — А ты один такой?

— Ну нет… — скучно ответил Валерий. — Чем влиятельнее патриций, тем больше у него клиентов.

— Короче, шестёрка, — резюмировал по-своему Серёга.

Валерий подумал и добавил аргумент в свою пользу:

— Мой патрон меня больше всех ценит и поручает самые серьёзные дела. Вот и сейчас я здесь по его поручению. Как раз насчёт этих вот развалин.

— И чего тут? — спросил Джон.

— Это была инсула Помпония, отпущенника Красса, — сказал Валерий.

— Опущенника? — с нехорошим подозрением переспросил Серёга. — А чего это этот Красс его опустил?

— Не опущенника, а отпущенника, — поправил Лёлик. — Рабом сначала был, а потом его отпустили.

— А-а, — успокоился Серёга.

— Помпоний-то ещё тот выжига, — продолжил пояснения Валерий. — Когда строил, сэкономил на материалах. Сваи вместо кирпичных поставил деревянные, для кладки вместо красной порцеланы взял дешёвую серую, а сам маханул пять этажей. Дом-то ещё перед мартовскими идами трещину дал от крыши до земли, а он только подпорки поставил да всё жильцов успокаивал.

— И что? — заинтересованно спросил Боба.

— Ну и рухнул домишко, — с удовлетворением сказал римлянин. — Без малого с десяток жильцов задавило да покалечило. А меня сюда патрон послал посмотреть: что и как. Хочет место это купить да сам дом построить.

— Слышь, Валерик, а тебе когда к этому своему патрону с докладом идти? — осведомился Джон.

— Ну, вечером, — сказал римлянин и посмотрел на нас с хитрецой.

— А не хотел бы ты нам немного Рим показать, места всякие интересные, — предложил Джон.

— Ага! — подхватил Лёлик. — Устроить, так сказать, экскурсию для гостей вашего города.

— Гости нашего города?!… Так вас что, сенаторы пригласили?! — несказанно удивился римлянин.

— Да нет, мы сами по себе, — скромно признался Лёлик.

Валерий задумчиво почесал затылок, скроил прехитрую гримасу и сокрушённо покачал головой:

— Занят очень… Но, впрочем, могу и показать… Только времени совсем нет… — после чего замолчал выжидательно, при том явно никуда не торопясь.

— Не бойся, не обидим! — многообещающе заявил Серёга и хлопнул римлянина по плечу так, что тот чуть не свалился.

— Ну так как? — уточнил Раис и позвенел в кармане монетами.

Римлянин навострил уши и, вздохнув притворно, согласился:

— Ну что ж! Гостеприимство в крови римлян. Что бы вы хотели посмотреть?

— Ну-у… — начал было высказывать пожелания Лёлик.

— Колизей! — широко улыбаясь, перебил его Боба.

— А это чего? — озадаченно спросил Валерий.

— Ну, где гладиаторов показывают… — неуверенно пояснил Боба.

— Гладиаторские бои у нас в Амфитеатре бывают или в Большом Цирке, — сказал римлянин.

Лёлик украдкой подлез к Бобе и, саданув его локтём в бок, прошипел:

— Колизей ещё не построили…

— Короче, ты показывай, а мы посмотрим, — чётко резюмировал Серёга.

— Ну, тогда на Форум пошли, — сказал Валерий. — Мне там как раз надо одного человечка найти.

Под предводительством нашего новоиспечённого чичероне мы, наконец, продолжили свой путь. Римлянин повёл нас какими-то закоулками и кривыми улочками, объяснив, что так будет короче.

Дома тут были совершенно обшарпанные. Из открытых окон доносились запахи подгоревшей пищи, к которым мощной нотой примешивался зловонный смрад нечистот. В одном из дворов обнаружился источник сего аромата: сооружённая посредством бутовой кладки будка классических размеров с крышей из почерневших досок и кривой дверцей.

Как раз дверь заскрипела, открываясь, и начал вылазить оттуда, одёргивая тунику, абориген средних лет. Узрев нас, он на секунду опешил, а потом на всякий случай юркнул обратно.

— Глянь, Лёлик, — сказал Боба. — Сколько времени прошло, а у тебя сортир такой же. Никакого прогресса.

— Ещё хуже, — хмыкнул Джон. — Тут каменный, а у него деревянный…

— Вот, вот, — обличительно произнёс Раис. — В щелях весь! Мне всю спину продуло!…

Лёлик обиделся и проворчал:

— Вот вернёмся, замок повешу и вообще вас пускать не буду.

— А мы тебе тогда огород заминируем, — с доброй улыбкой пообещал Серёга.

Миновав зловонный двор, мы пошли по очередной кривой улице с неказистыми домами, пропахшей также отнюдь не парфюмерией.

Из стены одного коряво отштукатуренного дома торчали длинные жерди, на которых были развешаны мокрые ткани. От них густо шибало тяжким запахом мокрой шерсти, щедро приправленным аммиачными миазмами.

— Ну и вонизм развели! — прогундел недовольно Лёлик, зажав нос.

Из дома через распахнутую двухстворчатую дверь слышались специфические звуки кипевшей работы: мокрое хлопанье, чавканье, удары, деловитые крики.

— Это что за учреждение? — спросил Раис, морщась и фыркая.

— А тут сукновальня, — пояснил Валерий. — Суконные ткани выделывают. А заодно старую одежду обновляют, а грязную стирают.

— Прачечная, значит! Хорошо! — обрадовался Раис. — Надо будет ношеное обмундирование сдать на постирушку! А то прямо завонял весь! — и в доказательство со вкусом понюхал у себя под мышкой.

У двери дома стояла большая, литров на пять, широкогорлая амфора истасканного вида. Шедший вразвалочку впереди нас мужик свернул к данной посудине, встал перед нею, деловито задрал подол туники и начал прямо в амфору справлять нужду, малую по форме, но совсем немалую по содержанию.

— Ничего себе!… — пробормотал Джон и остановился как вкопанный.

Остановились и мы. Мужик закончил, оправился и как ни в чём не бывало пошёл дальше.

Тут же из дверей выскочил шустрый малый в донельзя замызганной бесстыдно коротенькой тунике, более похожей на распашонку, одетую смеха ради на взрослую личность. Был он босой; ноги его до бёдер были выпачканы чем-то бурым и мокрым. Малый заглянул в амфору, обрадованно ухмыльнулся, словно узрел долгожданный подарок, подхватил посудину и с явной натугой поволок её в помещение.

— Неужто мужик столько за раз напрудил?! — ахнул Раис.

— Да нет, тут много народу поучаствовало… — кривясь и морщась, ответил Валерий, явно не благоволя теме разговора.

— А что это вообще за услуга такая? Пруди кто хочешь. Денег не берут. Общественная нагрузка, что ли? — спросил Джон.

— Да нет… — промямлил Валерий. — Сукновалы грязную одежду в этом замачивают… Хорошо грязь убирает…

— Ну ничего себе! Когда же порошок "Лотос" придумают? — воскликнул Боба.

— Ну что, одежонку свою отдашь постирать? — ехидно спросил Лёлик Раиса.

Тот хмуро хмыкнул и заявил твёрдо:

— Повременю!…

Наконец, закоулки закончились, и мы вышли на широкую улицу, на которой народу было особенно много, причём люди здесь не бегали как оглашенные, а фланировали чинно, и одеты все были почище и побогаче.

— Это у нас Священная дорога, от Палатина к Форуму идет, — проинформировал наш гид. — Тут всякие лавки кругом, изысканными товарами торгуют.

Улица выглядела симпатично. Дома здесь были все как на подбор приятной архитектуры. Почти в каждом доме на первом этаже помещалась торговая точка, маня яркими вывесками и распахнутыми дверями. Для интереса мы заглянули в парочку. Продавали здесь ювелирные украшения, изящные статуэтки, мозаичные и живописные картины. Римляне не столько покупали, сколько разглядывали предлагаемый товар, вслух восхищаясь приглянувшимися вещицами или критикуя то, что не соответствовало их тонким эстетическим запросам.

Совсем скоро впереди стали видны высокие здания с колоннами классического стиля.

— Вот мы и к Форуму подходим, — проинформировал Валерий.

В сопровождении двух мужиков с топориками в связках из прутьев навстречу нам прошагал важного вида римлянин с желчным лицом, закутанный в белую тогу с пурпурным краем.

Валерий со всем уважением ему поклонился, на что тот никак не отреагировал, а потом пробормотал:

— Что-то быстро сегодня судебные дела закончились…

— Откуда узнал? — не понял Серёга.

— Так это претор прошёл. Который суд вершит, спорные дела разбирает, приговоры выносит, наказания виновным определяет, — пояснил Валерий. — На Форуме там специальное место для этого есть. Трибунал называется.

Серёга поскучнел и пробормотал:

— Ничего себе… У них тут сразу под трибунал… — а потом спросил Валерия: — А как, к примеру, у вас тут наказывают тех, кто стянул что-нибудь?

Валерий пожал плечами:

— Ну, это в зависимости кто: свободный гражданин или раб. Или чужестранец какой…

— Ну а если чужестранец? В тюрьму на сколько сажают? — продолжил расспросы Серёга.

Валерий хмыкнул:

— Зачем в тюрьму? Римское правосудие с негражданами не церемонится. Душегуба на крест, вора в цирк на игры.

— Это во что играть? — удивился Серёга.

— Зверям диким отдают на растерзание или гладиаторам перед боями поразмяться, — пояснил Валерий.

Серёга поскучнел, насупился и торопливо спрятал свежеприобретённое ожерелье от посторонних глаз за пазуху.

В конце улицы стоял слева небольшой двухэтажный дом, сложенный из плохо отёсанных каменных блоков. На первом этаже окон не было; имелась только глухая массивная дверь, сплошь покрытая бронзовыми барельефами. Окна на втором этаже были закрыты деревянными решётчатыми ставнями.

— Здесь весталки живут, — показал на дом Валерий. — Жрицы богини Весты. Священные девственницы.

— Девственницы?… — умильно переспросил Джон и пробормотал под нос цинично: — Девственницы, давственницы…

— А ежели какая из них согрешит, — продолжил Валерий, — так её за это живьём в землю закапывают.

— Гм! — помрачнел Джон и пробормотал: — Экое варварство… Было бы за что!…

— А вот и храм Весты, — указал Валерий на стоявшее прямо на нашем пути небольшое круглое окружённое колоннадой здание, всё разрисованное праздничными арабесками, словно конфетная бонбоньерка. — Здесь горит неугасимый священный огонь. А весталки обязаны его поддерживать и днём, и ночью.

Прямо за храмом имелась четырёхугольная невысокая загородка из камня, внутри которой ничего не было.

— А чего пустоту огородили? — спросил любознательно Боба.

— А сюда когда-то молния ударила. Стало быть, священное место. Вот и огородили, — пояснил Валерий.

Вокруг загородки кучковались люди, неторопливо между собой переговаривавшиеся.

— А это ростовщики тут собираются, — наш гид посмотрел на них с явной неприязнью.

Мы миновали ударенное молнией место и, пройдя меж двух стандартного вида храмов, очутились на вымощенной гладкими плитами площади — не очень широкой, но зато вытянутой далеко вперёд.

Здесь было особенно многолюдно и шумно. Люди стояли кучками, живо разговаривали, прогуливались неторопливо. Многие были одеты в тоги. На нас сразу стали обращать внимание, отпускать вслед шуточки всё на ту же тему глупых варваров, попавших прямиком в очаг цивилизации.

— Вот ведь дикари! — покачал головой Боба. — Словно никогда варваров не видели…

Валерий повёл нас по площади вперёд.

Справа потянулось длинное здание с аркадами в два этажа, облицованное бежевыми плитами.

— Это базилика Эмилия, — сказал Валерий. — Тут всякие торговые и денежные дела решаются. Да и, вообще, народ прогуливается.

В тени галереи расположилась группа римлян, азартно предававшихся местной игре. Прямо на каменной плите пола вырезаны были клетки, по которым игроки двигали разноцветные камешки.

Тут же сидел на подстилке, поджав ноги, безумного вида тип, одетый в бесформенную хламиду, с длинным колпаком на голове, к которому были пришиты разноцветные ленточки. Он монотонно раскачивался и завывал как тревожная сирена:

— Египетская магия! Гадаю, предсказываю, призываю милость богов! Египетская магия!…

Мы прошли дальше.

Слева шло строительство какого-то очень обширного здания. Пока сложен был только высокий цоколь из крупных каменных блоков. Один такой блок как раз устанавливали при помощи рычагов и канатов, хитроумно прилаженных к здоровенному П-образному сооружению из толстых сосновых брусов.

Рядом со стройкой стояло несколько телег. Полуголые рабы, мокрые от пота, под присмотром мордастых здоровяков разгружали с телег мраморные плиты.

— Это Юлий Цезарь свою базилику строит, — сказал Валерий.

Голос его был недовольным и брезгливым, словно речь шла о гадком проступке.

— Когда Галлию завоёвывал, награбил там золота корзинами. Теперь вот решил римскому народу подачку учинить, — добавил наш гид, продемонстрировав явную нелояльность к данной личности.

За стройкой виден был крутой каменистый холм, на котором за крепостной стеной древнего вида возвышалось величественное здание с колоннадой. Его крыша под медной черепицей ярко блестела на солнце.

— А это холм Капитолийский, — с гордостью сказал Валерий. — А на нём храм наш главный, Юпитера Капитолийского. Самый большой во всей Ойкумене!

— Может, ещё скажешь, что больше египетских пирамид? — саркастически хмыкнул Лёлик.

Валерий озадачился, почесал затылок и поинтересовался:

— А вы, что, в Египте бывали?

— Не бывали, но пирамиды видели! — веско доложил Лёлик.

Валерий глубоко задумался, пытаясь сообразить: как это можно — не бывать в Египте, но тамошние пирамиды видеть.

— Слышь… — тихонько спросил Серёга Лёлика. — А что это за страна такая Ойкумена.

— А это древние так называют всю землю, населённую людьми, — пояснил Лёлик.

Прямо посередине Форума стоял небольшой, размером с сарайку, храм под бронзовой крышей с двумя расположенными напротив друг друга арочными проёмами. Двери в них были настежь распахнуты. Внутри наблюдалась статуя, изображавшая субъекта с двумя лицами — одно было на своём месте, а другое на месте затылка.

— А это храм двуликого Януса — нашего древнего италийского бога войны и мира, — пояснил Валерий, оторвавшись от раздумий, а потом с непонятным удовлетворением заметил: — Вишь, двери-то всё раскрыты!

— Ну и что? — не понял Джон.

— Двери в этом храме закрываются только тогда, когда великий Рим ни с кем не воюет, — гордо разъяснил Валерий. — А как рассказывают, это было только два раза за всю историю Рима, начиная со времён самого царя Нумы Помпилия, который этот храм и построил. А построил он его шестьсот лет назад.

— Мирные вы люди… — покачал головой Джон.

За храмом Януса имелся целый выводок статуй местных деятелей — как пеших, так и конных — в горделивых позах, в тогах с эффектными складками или чеканных доспехах, с мудростью во взорах. В ряд стояло несколько высоких столбов с крылатыми девушками наверху. Далее возвышалась колонна из бежевого мрамора простой формы, к которой приделаны были бронзовые корабельные якоря и какие-то сильно выступавшие вперёд штуки.

— Ростральная колонна, — сообщил Валерий. — А на ней якоря и тараны захваченных карфагенских кораблей. Война у нас тут двести лет назад была с Карфагеном.

— Знаем, слыхали, — проворчал Лёлик и повторил крылатую фразу Катона Старшего: — Карфаген должен быть разрушен.

Валерий уважительно посмотрел на нашего эрудита и с удивлением хмыкнул.

— А у нас тоже ростральные колонны есть, — похвастался Боба. — Две штуки. В одном городе.

Наш гид взглянул теперь на Бобу и снова хмыкнул, но уже недоверчиво.

В конце площади имелась обширное закруглённое возвышение в виде трибуны, облицованное резными мраморными плитами, на которых красовались бронзовые накладки в виде корабельных носов.

За ней имелся красивый храм с колоннами из красного с жёлтыми разводами мрамора с пышными коринфскими капителями. Треугольный фронтон храма был украшен мраморным барельефом, изображавшим целый взвод фигур в картинных позах.

Дальше за храмом виднелось ещё одно строение на высоком, с пару этажей, цоколе с аркадой из сдвоенных колонн, закрывавшее дальнейший обзор.

— Это храм Конкордии, то бишь, согласия между народом и Сенатом, — Валерий указал на храм, — а там Табулярий, то бишь, государственный архив.

Мы подошли к трибуне, около которой толпилось много людей, предававшихся, в основном, оживлённым дискуссиям.

— А это вот Ростра, — показал на трибуну Валерий, — Тут у нас римские граждане собираются для обсуждения вопросов всяких государственных. Кто хочет, тот выступает. Так сказать, волеизлияние народа, демократия, свобода мнений, — римлянин посмотрел на нас оценивающе и добавил: — Ну, это вам не понять. У вас, поди, царьки правят.

— Да нет, — солидно ответствовал Джон. — У нас тоже демократия… — потом подумал и добавил: — Но правят царьки…

— Привет, Валерий! — гаркнул под ухом краснолицый малый в мятой тунике с повадками перевозбуждённого холерика. — Что-то ты задерживаешься? — Увидев нас, малый вытаращил глаза и, захохотав, живо спросил: — Что это за чучела с тобой?

— Да это варвары из Скифии, — пояснил Валерий. — У меня тут с ними дела торговые… — соврал он со значительным видом.

— Да ну? — с явной издёвкою воскликнул малый, после чего потянул его за собой: — Пойдём, все уж собрались.

— Вы тут постойте, а я сейчас, — сказал нам Валерий и ловко влез в толпу.

Мы отошли несколько в сторону и встали там, поглядывая по сторонам. Народ поначалу разглядывал и обсуждал нас, но затем занялся своими делами.

Рядом с нами два римлянина в тогах вели оживленную дискуссию. Один из них был по местным меркам высок, имел морщинистое лицо с гордым носом и тонкими бесцветными губами. Его собеседник, напротив, был упитанным коротышкой с розовым лицом, плавно переходившим в блестевшую от пота лысину, которую он то и дело вытирал краем тоги. Высокий говорил басом и производил при том величавые жесты. Толстяк был пискляв и суетлив.

— Да я тебе точно говорю, Цезарь сам поплывёт в Александрию, — твёрдо утверждал высокий, плавно поведя рукой. — Он не лишит себя удовольствия лично пленить Помпея Магна.

— Да нет, — живо отрицал толстяк, отдуваясь. — Не станет он Рим оставлять. Побоится. Сенаторы заговоры плетут. Это весь Рим знает. Так что Марка Антония пошлёт.

— Да не пошлёт. Кишка тонка у Антония супротив Помпея Магна идти. Да и египтяне непонятно за кого будут, — сердито возражал высокий.

— Да какие египтяне? — саркастически усмехнулся оппонент. — Они ж там перегрызлись между собой. Царь Птолемей Дионис с сестрицей Клеопатрой трон не поделил. Теперь воюют друг с другом.

— Ха, с сестрицей!… — в обличающем тоне воскликнул высокий. — Она ж ему не просто сестрица. Папаша их, Птолемей Авлет, между собой их поженил. Чтоб вместе правили. Так что она ему ещё и супруга.

— Срамота! — покачал головой толстяк.

— И не говори! А тётка их Береника!… — продолжил обличать нравы династии египетских властителей высокий. — Сначала вышла замуж за собственного дядю. Поцарствовали немного. Потом его александрийцы изгнали за непотребства, а на царство поставили её папашу. Так она за собственного отца замуж вышла. А когда он помер, ей Сулла подсунул в мужья её племянника. А тот решил, что старушка ему ни к чему, и через девятнадцать дней после свадьбы Беренику к праотцам отправил.

— Срамота! — с пущей уверенностью оценил толстяк.

Джон, внимательно прислушивавшийся к беседе, пробормотал не без удовольствия:

— О времена, о нравы…

— Да уж… — произнёс высокий. — Говорят, Клеопатра ещё та штучка…

Джон насторожился пуще прежнего, но высокий переменил тему:

— А Помпей их отцу, Птолемею Авлету, в своё время трон вернул. А тот попросил Помпея покровительствовать сыну своему Птолемею Дионису. Птолемей-то тогда совсем сопливым был, двенадцати лет от роду. Стало быть, Птолемей должен Помпею. Вот Помпей войска от него и получит. А это сила.

— Да какая сила?… — поморщился толстяк. — Египтяне к себе в войско всякий сброд набрали. Пираты, разбойники у них. Да всех наших беглых рабов привечают. Давно приструнить их надо.

— Ну скажешь! — несогласно воскликнул высокий. — У них наемники есть греческие. Да конница нумидийская. Да и бывшие наши легионеры, которых там Помпей оставлял, теперь тоже к египтянам перешли. А это сила. Поэтому там Марку Антонию делать нечего. Он, конечно, рубака знатный, но супротив Помпея не потянет. Нет, не потянет. Так что Цезарь в Египет сам отправится.

— Отправится… А тут заговорщики всё в свои руки возьмут, — сказал толстяк. — Цезарь штучка хитрая. Рим не бросит. Лучше Египет упустить, чем Рим потерять.

Высокий хмыкнул и промолчал.

— А говорят, среди заговорщиков даже… — толстяк поманил высокого, чтобы тот наклонился, и пробормотал ему на ухо невнятно.

Высокий округлил глаза и воскликнул:

— Ну никакой благодарности!

Толстяк захотел ещё что-то сказать, но, оглядевшись по сторонам, увидел нас и осёкся.

Высокий также оглянулся, узрел нашу компанию и брезгливо выпятил губу.

— Никак германцы… — наконец вымолвил он. — Здоровые какие…

— Да кто их знает, этих варваров… — пробормотал толстяк.

Боба в ответ на внимание к нашим персонам улыбнулся столь искренне, что собеседники вздрогнули, отшатнулись и, коротко пошептавшись, торопливо ушли.

Тут, наконец, объявился наш гид. Был он вполне довольным и сходу энергично предложил:

— Ну что, на Капитолий сходим, посмотрите на наши святыни главные, величественные…

— Это что, в гору лезть? — капризно спросил Раис, смахнув пот со лба.

— Ну да, — подтвердил Валерий.

— А что ещё можешь предложить? — спросил Джон.

— Ну куда тогда вас сводить? — наморщил лоб Валерий. — Завтра вот Цезарь устраивает игры в честь победы в битве под Фарсалом. Гладиаторов будет двести человек. Биться будут всерьёз. Дикие звери обещаны. Сосед рассказывал, даже носорога привезли… А так, и не знаю… — Валерий замолчал и задумался, теребя свой свёрток.

— А что это тут у тебя? — спросил его Лёлик.

— Это тога, — важно ответил Валерий. — Только римским гражданам дозволено её носить.

— А чего в руках таскаешь? — поинтересовался Серёга.

— Да, неудобно в ней, заразе, по улице ходить, — пояснил наш гид.

— Так зачем с собой-то носишь? — не унимался Серёга.

— Да к патрону нельзя не в тоге являться, — с раздражением ответил Валерий. — А раб мой, мерзавец, ногу подвернул. Валяется на квартире, бездельник! Вот самому и приходится таскать…

— Кстати насчет рабов… — интимно молвил Джон.

— Рабынь! — напористо подсказал Раис и радостно ухмыльнулся.

— Так где тут у вас, Валера, на них посмотреть можно? — туманно продолжил Джон.

— Так вон, вокруг бегают, — недоумённо сообщил римлянин и неопределённо показал рукой.

— Я спрашиваю, где рабов продают, — пояснил Джон.

— Рабынь!… — настойчиво поправил Раис.

— А-а! — догадался Валерий и обрадованно пояснил: — Да здесь недалеко, у храма Кастора.

— Кастор — это который брат Поллукса? — уточнил Лёлик, поправив очки.

— Он самый, — с некоторой запинкой подтвердил Валерий.

— Это кто? — удивлённо спросил Боба.

— Братья-близнецы, — важно сообщил Лёлик. — Родились из яиц.

Джон хмыкнул и сказал:

— Да, собственно, мы все как бы оттуда… В некотором роде…

— Дура! — с превосходством изрёк Лёлик. — Их мамаша Леда с Зевсом согрешила, который, чтобы к ней подлезть украдкой, в лебедя превратился. Ну и снесла два яйца.

— Во как! Ну и инкубатор, етит такого Зевса! — изумился Серёга и уважительно спросил: — И откуда ты всё знаешь?

— Книжки надо читать, — ответил наш эрудит и со значением потряс своим справочником.

— Так, короче, как насчёт рабынь? — вернулся к занятной теме Раис.

— А вы что, хотите себе рабов прикупить? — спросил Валерий. — А то, действительно, пожитки свои сами таскаете.

— Да нет, мы пока просто посмотреть, — скромно сказал Джон.

— Ну тогда пошли, — сказал Валерий и повёл нас обратно через площадь.

Мы вышли с Форума и свернули за один из храмов.

За ним имелась ещё одна довольно обширная площадь, окружённая двухэтажными домами и какими-то хозяйственными постройками, напоминавшими капитальные лабазы.

Большую часть площади занимал прямоугольный кирпичный портик, дававший милосердную тень. Между его колоннами располагались разнокалиберные каменные и деревянные помосты. Некоторые из них были пустыми как витрины в сельпо, на других стояли унылыми компаниями полуголые люди, явно служившие здесь товаром. Их опекали торчавшие возле помостов то ли надсмотрщики, то ли продавцы, а то ли и те и другие в одном лице. Меж помостов прохаживались в небольшом количестве потенциальные покупатели.

— Ну вот он, рынок рабов, — гостеприимно известил Валерий.

Мы вошли под портик и неспеша прошлись вдоль помостов.

Рабы, выставленные на продажу, являли зрелище неказистое и даже какое-то непотребное.

Все они были потрёпанного вида, в ветхих одеяниях; на некоторых имелись лишь набедренные повязки. Кто-то из рабов стоял понуро, свесив голову, упёршись потухшим взором под ноги, некоторые недобро зыркали исподлобья. У многих ноги до колен были натёрты мелом.

— Чего это их раскрасили? — спросил Боба.

— А это означает, что раба из дальних стран привезли, — пояснил Валерий.

У всех рабов на шеях болтались на грубых верёвках деревянные дощечки с надписями.

Боба вгляделся в одну дощечку и доложил:

— Однако все, понимаешь, характеристики изложены. Как зовут, откуда родом, что умеет.

На одном из помостов тесно стояло человек десять. Все они были какой-то диковатой наружности: чернявы, лохматы, бородаты, с большими горбатыми носами. На головы их надеты были лавровые венки.

— А это что за лаврушники? — спросил озадаченно Раис.

— Какие-то варвары военнопленные, — сказал Валерий. — У нас всегда военнопленным, когда их продают, венки надевают. Так это и называется: продать в венке.

Сидевший возле помоста на некоем подобии трёхногой табуретки продавец, лениво воскликнул:

— Никак варвары решили купить себе варваров.

Сзади обидно засмеялись. Мы обернулись и увидели трёх юнцов в белоснежных тогах, из-под которых виднелись нарядные туники с длинными рукавами. У одного туника была нежно-васильковая, у другого розовая, а у третьего вообще с золотой вышивкой по вороту. Юнцы были ухожены, завиты и даже, показалось, нарумянены. Их сопровождало немалое количество рабов, загруженных какими-то корзинками и свёртками.

— Ты их что, продавать привёл? — обратился один из недорослей к Валерию, и они снова покатились со смеху.

— Я тебе счас продам! — резко рявкнул Серёга, скроив зверскую гримасу, и в подкрепление своих слов наполовину вырвал штык-нож из ножен и с лязгом задвинул его обратно.

Юнцы смутились и отшатнулись.

— Пойдём, они дикие… — пробормотал один из них, и они поспешили нас покинуть.

Валерий покашлял и счёл необходимым пояснить:

— Это сынки сенаторов… С ними осторожней надо…

— Ничего, нас за так не купишь! — несколько двусмысленно проронил Боба.

Мы прошли дальше и увидели следующую сценку.

Покупатель — загорелый с жилистыми руками мужик, похоже, сам из ремесленников — деловито заставлял раба — крепкого и кроткого на вид — спрыгивать с помоста, затем снова на него взбираться и снова спрыгивать.

— Чего это он измывается над бедолагой? — гневно спросил Боба.

— Выносливость проверяет, — равнодушно пояснил Валерий.

Мужик, наконец, остановил раба и согласно кивнул продавцу. Тот шустро выудил откуда-то бронзовые весы и протянул их покупателю. Мужик вытащил из кожаного кошелька, прикреплённого к поясу, серебряную монету, стукнул ею о чашу весов и важно произнёс:

— Я, Авл Корнелий Прим, римский гражданин, заявляю, что этот раб по праву квиритов принадлежит мне, и что я купил его этой монетой и этими весами.

— Это чего ж, всего за одну монетку себе раба прикупить можно? — изумился Раис и готовно забренчал в кармане наличностью.

— Да нет, это по закону так положено сказать, — огорчил коллегу Валерий. — А раб намного больше стоит.

В подтверждение его слов покупатель начал отсчитывать из кошеля приличное количество монет.

— А чего это за право такое? — спросил Боба.

— Квиритское право. Квиритами в старые времена членов римской общины называли, — пояснил Валерий не совсем уверенно. — Это то, на что только мы, римские граждане, право имеем.

— А чего ж, если мы не римские граждане, то и не сможем, что ли, вот так монеткой постучать да рабыньку себе какую-нибудь прикупить? — спросил с некоторой обидою в голосе Раис.

— Да сможете, — обрадовал его Валерий. — Это раньше, давным-давно, чужестранцы не могли себе в Риме дома и рабов покупать. А сейчас уже многое изменилось. У нас даже некоторые рабы своих рабов имеют. Скопят деньги и купят. Такие рабы рабов викариями называются.

— Как это скопят? — удивился Боба. — А хозяева что, не отнимают?

— Обычно не отнимают, — ответил Валерий. — У нас рабам тоже своё имущество иметь дозволено. Его "пекулием" называют. Считается, что плох тот раб, который пекулий не имеет. А многие рабы деньги на свой выкуп копят.

— Ишь ты! — покачал головой Джон. — Какие вы ушлые. Сначала раб на вас пашет в полный рост, а потом ещё и выкуп платить должен…

— Может и не платить, — равнодушно сказал Валерий.

— А тогда что? — поинтересовался Боба.

— Ну, или его хозяин вольноотпущенником сделает, но это редко происходит, или сбежит, или на остров Эскулапа попадёт.

— На чей остров? — спросил Серёга.

— Не чей, а кого, — нравоучительно поправил Лёлик. — Эскулап — это их бог врачевания.

— Ну да, — подтвердил Валерий. — На Тибре этот остров. Там храм Эскулапа стоит. Туда и отвозят тех рабов, которые старые или больные и уже работать не могут. Там их и оставляют. Вверяют, так сказать, покровительству Эскулапа. Чтоб он их лечил… — Валерий криво ухмыльнулся.

— И часто выздоравливают? — наивно спросил Боба.

— Да что-то ни разу не слышал… — пожал плечами наш гид и хмыкнул.

— Гуманные вы… — откомментировал Джон.

Мы прошли дальше. Отчего-то между выставленными рабами представительниц пригожего пола не наблюдалось.

— А чего тут одних мужиков продают? — возмущённо спросил Раис.

— Ну так тут рабы для работ всяких простых продаются: мешки таскать, в мастерских помогать, так что рабыни тут редко бывают, — пояснил Валерий.

— А вон, глянь, девка! — воскликнул вдруг Серёга.

— Где?! — в унисон вскричали Раис с Джоном.

— Да вон, — указал Серёга и заторопился.

Мы прошли за ним и узрели коренастую бабёнку в длинной изрядно грязной тунике, мрачно стоявшую на одном из помостов в полном одиночестве. Выглядела она совсем неженственно, отчего ранее и не привлекла нашего особого внимания.

Торговец, плешивый мужичок невнятных лет, поначалу разглядывал нас, открыв рот, а затем, узрев наш интерес, с шустростью голодного сутенёра подбежал к нам и стал скрипучим голосом выводить рулады в честь покладистого характера и вопиющей работоспособности своего товара. Бабёнка шумно зашмыгала и стала косолапо топтаться.

— А мы, любезный, женщин уважаем и от работы бережем, — заявил Джон.

— Так что нам женщины не поломойки там всякие нужны, а для услады духа и прочего организма, — торопливо развил мысль Раис.

— Так я и говорю! — воскликнул находчиво торговец. — Ты только глянь! Фигура как у нимфы! — после чего вскочил на помост, пристроился к бабёнке позади и живо спустил ей тунику до пояса, явив мятую и обвисшую грудь, которую тут же ловко подпёр снизу, имитируя девичий задор и упругость.

Рабыня глупо заулыбалась, широко раскрывая щербатый рот.

Всё было ясно; один Раис, зачарованно уставившись на обманные перси, потребовал показать нижнюю часть. Торгаш, умудряясь одной рукою соблюдать заданную форму бюста, другою задрал рабыне подол. Ноги оказались короткие и имели ту форму, которая, вполне возможно, и послужила прообразом колеса.

Раис негодующе фыркнул и погрозил обманщику пальцем.

Мы пошли дальше.

— Эй, эй! — в отчаянье крикнул нам вслед торговец. — Уступлю. За сто денариев отдам.

Портик закончился, а с тем и наши надежды посмотреть на хорошеньких рабынь.

— Слышь, Валера, — спросил приунывший Джон. — А где ж посмотреть можно… ну-у… не для работы?…

— На Священной улице можно, — стал рассказывать наш гид. — Там есть лавки, где имеется штучный товар. Рабы изысканные!… Мальчики прелестные, нежные… — Валерий зажмурился и аж причмокнул.

— Нам мальчиков не надо! — веско сказал Джон. — Мы люди простые, потому нам девочек подавай.

— Ну и рабыни есть, — продолжил Валерий. — Красавицы всевозможные из разных стран, обученные штучкам этаким… Дорого только. Говорят, Цезарь недавно купил там одну такую. Бешеные деньжищи отдал. Целых сто тысяч сестерциев! — в голосе римлянина перемешались и зависть, и негодование, и восхищение.

— Кругом дороговизна!… — сокрушённо посетовал Джон.

Валерий задумался, а потом хлопнул себя по лбу и оживлённо воскликнул:

— Ах, как я забыл-то! Сегодня же нундины!…

— Чего? — озадаченно справился Раис.

— Нундины. Это у нас так последний день недели называется, — разъяснил Валерий. — А каждые нундины у Торания аукцион проходит.

— Что проходит? — спросил Серёга.

— У кого проходит? — уточнил Лёлик.

— У Торания. Это работорговец крупный, — пояснил Валерий. — А проходит аукцион по продаже рабов. Он продаёт рабов хоть и не изысканных, но не всяких. Бывают у него и премиленькие…

— Ну так пойдём! — воскликнул нетерпеливо Джон и даже подтолкнул Валерия в спину.

Тот без промедления повёл нас очередными закоулками и задворками.

— Слышь… — тихонько спросил меня Серёга. — А почему у них последний день недели не "воскресенье" называется как у людей?

— Потому что Христос ещё не воскрес, — пояснил я.

— А почему? — искренне озадачился Серёга.

— Потому что ещё не родился, — ответил я.

Серёга недоумённо потряс головой, но далее в тему углубляться не стал.

Донёсся до нас приглушённый и равномерный стук барабана.

— Ага, слышите!… — радостно воскликнул Валерий. — Как раз начинается!…

Вскоре мы вышли на небольшую площадь перед двухэтажным домом крепкого вида. К дому примыкал обширный далеко выдававшийся вперёд портик с белёными колоннами. В тени портика имелось несколько рядов каменных скамеек, тесно заполненных публикой, отличавшейся богатыми одеждами. За скамьями толпился прочий народ, в одеждах попроще. В конце портика, у дома, находился то ли капитальный помост, то ли высокое крыльцо, куда выходило несколько дверей. На помосте лохматый подросток со всей дури лупил палкой в барабан.

Мы подошли поближе и ненавязчиво ввинтились в толпу, притормозив у самых скамеек.

Одна из дверей распахнулась. Вышел на помост раб, вынес стул с длинной далеко откинутой спинкой, поставил его в сторонке. Появился короткий даже по местным меркам тип, напоминавший сложением бочонок. Облачение типа состояло из голубой туники с золотым шитьём и белой тоги с пышными складками; на его жирных запястьях красовались массивные золотые браслеты.

— Это вот и есть Тораний, — вполголоса пояснил Валерий и добавил: — Наш человек!…

— Это в каком смысле? — спросил Джон.

— Мой патрон со своими друзьями ему покровительствует, — пояснил Валерий. — Ну а тот почтение своё выражает. Когда есть экземпляры особо интересные, сначала моему патрону предъявляет… — Валерий весело хохотнул, словно вспомнил что-то интересное, и продолжил: — В прошлом году у Торания появились два мальчика смазливеньких. Из разных мест. Один из Сирии, а другой из Испании. Но похожи друг на дружку как две песчинки. Мой патрон предложил кого-нибудь обдурить. Сказать, что близнецы. Тораний мальчишек Марку Антонию предложил. Надул его и содрал денег как за сто рабов! Антоний мальчишек в дом привёл, а они, бац, на разных языках разговаривают!… — Валерий мелко захихикал и даже от восторга зажмурился.

— Ну а дальше чего? — спросил с интересом Раис.

— Антоний к Торанию прибежал, скандалить начал. А Тораний кого хочешь уболтает, не то что этого солдафона тупого. Сказал, что такая игра природы ещё дороже стоит, и он даже продешевил. Антоний и поверил!… — Валерий вновь зашёлся смехом.

Тем временем Тораний сел на стул и махнул рукой барабанщику. Тот с довольным видом закончил своё громкое дело и убрался в дом.

Взамен вышел тщательно разжиревший негр в узкой куцей тунике, походивший на необъятную снежную бабу, облитую шоколадом. Он привалился к стенке и, показалось, тут же задремал. Следом появился какой-то вертлявый сутулый субъект с огромным орлиным носом и вороватым сорочьим взором. Он подошёл к краю помоста, осклабился и потёр ладошками с видом записного шута.

В толпе одобрительно зашумели.

— Итак, дорогие граждане Рима, — хорошо поставленным по громкости баритоном возвестил субъект. — Стараниями нашего достопочтенного господина Торания, да не минует его милость богов, мы начинаем аукцион. Сегодня будут греки для домашних дел, силач из Нумидии, каппадокийцы-носильщики, рабы и рабыни, конфискованные указом Цезаря у Помпея, а так же одна рабыня для деликатных упражнений, которую выставил на торги один гражданин, пожелавший хранить инкогнито!…

— Ух ты! — восторженно воскликнул Раис.

Джон же сладко прищурился.

Двое римлян, стоявших впереди нас, заговорили вполголоса про эту рабыню — один рассказал другому, что её у кого-то там забрали за долги, и что она рыжая, на что другой смачно заявил, что он страсть как любит рыжих.

Аукционист, закончив вводную, хлопнул в ладоши. Жирный негр встрепенулся, скрылся за дверью и вывел какого-то доходягу с грустными глазами.

— Учёный грек, — объявил аукционист. — Знает наизусть Гомера и Вергилия. Может быть домашним учителем. Дешевле чем за пять тысяч денариев отдать не можем.

Грека тут же вызвались купить. После небольшой торговли сошлись в цене, и покупатель протолкался к самому помосту. Я пригляделся и увидел там сидевшего за столом лысого старичка, который принял у покупателя деньги и стал их пересчитывать. Купленный грек сам по боковым ступенькам спустился к столу.

Жирный негр вывел следующего раба, также африканской национальности. Раб был коренастый, широкоплечий, в одной лишь набедренной повязке, кое-как прикрывавшей срам; чёрная кожа его имела какой-то нездоровый синеватый оттенок — как у священного жука скарабея, более известного нам под именем навозного. На вид раб был чуть-чуть добродушнее небезызвестного боксёра Тайсона.

— Перед вами житель знойной Нумидии! — торжественно запричитал аукционист. — Силён и, вынослив как бык, ест мало, работает больше всех, и цена смешная: всего восемьсот денариев!

После недолгих торгов на понижение нумидийца купил задёшево какой-то патриций, громогласно заявивший, что посадит раба на цепь при входе пугать посетителей.

Торг продолжался в неснижаемом темпе. На помост выводили всё новых рабов сильного пола; всячески упражнявшийся в красноречии аукционист после некоторых рекламных отступлений назначал цену, после чего шла торговля.

Стоявший подле меня Раис вёл себя совершенно нервозно и беспокойно: он то и дело нетерпеливо подпрыгивал и подозрительно переминался. Наконец терпение его лопнуло: он подпрыгнул особенно высоко и утробным басом рявкнул из-за всех сил:

— А ну, бабцов давай!… Рыжую!!…

Крик его души многократно перекрыл все звуки. Римляне с изумлением уставились на побагровевшего коллегу, отчего тот тут же решил при помощи втягивания головы в шею показаться совсем маленьким и незаметным. Аукционист поперхнулся на полуслове и замолчал. Сидевший доселе молча Тораний что-то ему сказал. Аукционист заагакал понятливо и, сбыв очередного раба, с плавной грацией махнул рукою своему шоколадному помощнику. Тот обернулся мигом, выведя из недр дома юную девицу с густой гривой роскошных каштановых с медным отливом волос, свободно прикрывавших хозяйке то место, откуда начинается талия. Девица была наряжена в длинную мешковатую тунику словно бы с чужого плеча, которая не позволяла оценить достоинства её фигуры.

— А вот всегда пожалуйста по заказу публики! — заорал ярмарочно аукционист, схватил девчонку за бока, начал вертеть лихо как куклу, отчего её шевелюра взвилась весьма живописным образом.

— Девица хоть куда, хоть сюда, а хоть туда! — начал рекламную акцию аукционист. — Покладиста, мила и аппетитна. Фигура как у Венеры. Сам Юпитер бы не устоял. Так что меньше трёх тысяч денариев просить будет неуважительно.

— Ну и цены! — недовольно процедил Джон.

— А что здесь так дорого? — спросил Лёлик у Валерия. — Там, где перед этим были, дешевле намного.

— Ну, так там для работы, а здесь для удовольствия, — философски пояснил Валерий.

Начался оживлённый торг на повышение, так как желающих приобщиться оказалось предостаточно. Раис, нервно дёргаясь и звеня в кармане монетами, всё порывался что-то выкрикнуть, но Джон вовремя выписывал ему укорот путём тычков по бокам, отчего вожделевший коллега захлёбывался на полуслове и лишь кряхтел страдальчески.

— Эй, раздень её! — крикнул кто-то из толпы начальственно.

Вертлявый аукционист захихикал, потёр ладошками и махнул негру. Тот, переваливаясь как утка, подошёл к рабыне и единым ловким хватом содрал с неё одежонку. Раис ахнул; путаясь лихорадочно в застёжках, освободил фотокамеру и принялся пулемётно изводить кадры. Находившиеся подле римляне, покосившись опасливо, на всякий случай отодвинулись подальше.

А девчонка и в самом деле была неплоха. Поначалу она пыталась прикрыть руками самые интересные места, но негр тут же пресёк эти целомудренные поползновения, схватив рабыню за локти и заломив руки за спину не хуже эсэсовца. От этого упражнения её круглые как мячики грудки с розовыми пупырышками сосков самым интересным образом выкатились вперёд; девушка низко склонила голову и задышала часто. Её шея и плечи были покрыты золотистым загаром; остальное же тело светилось млечной белизной, на фоне которой рыжий бархатистый островок внизу живота выглядел весьма пикантно и вызывал примерно те же эмоции, что и яблочко на мишени.

Наконец, какой-то сухопарый старик, напоминавший видом своим незабвенного Кису, девицу приобрёл, предложив самую высокую цену. Рабыне позволили одеться и свели вниз.

— Ну вот! — с обидою произнёс Раис, словно ещё немного, и барышню вручили бы нам в подарок.

— Ну ладно, посмотрели и хватит, а то смотрелки лопнут… — буркнул Джон. — Пошли отсюда…

Мы выбрались из толпы и остановились поодаль.

— Фу-у! Ну и жара! — произнёс Раис, отдуваясь. — Аж взмок весь.

Солнце хоть уж и давно миновало зенит, но палило нещадно; воздух был жарок и душен.

— Пора уж в баню, — сказал Валерий.

— Точно! — обрадовался Боба. — В баню в самый раз!

— Ага! — воскликнул Серёга, улыбаясь до ушей. — Это хорошо, что у вас сегодня банный день!

— Да мы каждый день в баню ходим, — с недоумением сказал Валерий.

Серёга мигом перестал улыбаться и отвернулся.

— Пошли что ли, а то от жары лопнем! — капризно поторопил Раис.

— Точно, — вполголоса заметил Лёлик. — Кто-то жирком-то истечет…

— Надо сначала решить: куда пойдём, — сказал Валерий. — Тут рядом есть термы городские, дёшево там, квадрант с человека…

— Это сколько? — уточнил Раис.

— Четверть асса, — пояснил Валерий и замолчал многозначительно.

— Ну так пойдём! — недоумённо сказал Раис.

— Да там всё по-простому, сквозняки кругом, воду плохо греют. Туда одна голытьба ходит, — сообщил Валерий.

— Ну и?… — настойчиво осведомился Джон.

— А недавно Деметрий, отпущенник Помпея, дом-то у которого рухнул, у Марсова поля термы выстроил, — затараторил Валерий. — Изрядно красивы и просторны, а вода там самая горячая во всём Риме.

— Так и пошли туда, — предложил Боба.

— А там дорого. Сестерций с каждого. А я чего-то деньги дома забыл… — скучно сказал Валерий.

— Не боись, угощаем! — задушевно сказал Боба.

Валерий тут же преисполнился энтузиазмом и гостеприимно пригласил нас следовать за ним. Он снова повёл нас кривыми переулками и неприглядными дворами.

Было жарко; усталость поборола новизну впечатлений, и постепенно начинало казаться, что в этом городе и в этой исторической эпохе мы находимся достаточно долго для того, чтобы всё это уже стало надоедать. Впрочем, местный колорит иногда давал о себе знать занятными сценками.

Между двумя домами обнаружился небольшой тупичок. В нём устроен был навес из досок, укреплённый на деревянных столбах. Под навесом на неуклюжих табуретках сидели дети с восковыми табличками в руках и старательно царапали по ним острыми палочками. Перед детьми на высоком стуле картинно восседал худой субъект с выкаченными глазами, похожий на истеричного интеллигента и бывший, по всему, учителем. Он заунывно повторял одну и ту же фразу:

— Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына… Грозный, который ахейцам тысячи бедствий соделал…

В руке педагог держал трость, которой постукивал по полу в такт своим словам. Другой рукой он опирался на стоявший подле трёхногий круглый столик, на котором беспорядочным образом лежали свитки.

— Никак диктант пишут, — уважительно сказал Боба.

Учитель повернул голову, увидел нас, сдавленно крякнул и замолчал на полуслове. Дети оторвались от своих записок, быстро обнаружили наше присутствие и оживлённо загалдели.

Серёга, не любивший учителей чуть больше стоматологов, но чуть меньше милиционеров, скорчил педагогу дикую и бессмысленную гримасу. Тот ещё больше выпучил глаза и ошалело замотал головой, словно норовил избавиться от столь мерзкого зрелища.

Сидевший впереди мальчишка заливисто засмеялся. Учитель резко вскочил и врезал ему по спине своей палкой. Паренёк жалобно завопил.

— Ты чего дитё тиранишь!? — гневно гаркнул Боба и стал энергично грозить садисту внушительным кулаком.

Тот мгновенно побледнел, отпрыгнул назад, повалив с грохотом свой столик. Дети затряслись от смеха, тщательно пытаясь его скрыть.

— Пошли, пошли отсюда!… — прошипел Лёлик.

Мы вышли на небольшую площадь с фонтаном, где утолили жажду и освежились.

— Фу-у! — проворчал Серёга. — Сейчас не в баню идти, а в холодную водицу окунуться…

— Так в бане есть отделение с бассейном, там вода холодная. Фригидарий называется, — обнадёжил Валерий.

— А парная есть? — заинтересованно спросил Боба.

— Это как? — спросил Валерий.

— Ну, попариться, кости погреть, — пояснил Боба.

— А-а! — понятливо протянул Валерий. — Есть и такое. Кальдарий называется. Там жарко. Потеем там. А потом моемся.

— Ну ладно… Посмотрим… — проворчал Серёга.

Пошли дальше. Встречавшиеся редкие прохожие при виде нашей компании изумлялись и обходили нас по стеночке, поскольку шли мы вольготно и привольно, уже подзабыв о разделении улицы на пешеходную и проезжую часть.

— Слушай, Валера! — спросил, тяжко отдуваясь, Раис. — А чего тут у вас никаких повозок не ездит?… А то раз, сел и поехал…

— Цезарь своим эдиктом запретил, — сказал Валерий. — От рассвета до заката никакому конному транспорту нельзя по городу ездить… Только тем повозкам можно, которые перевозят грузы для нужд общественных. Например, материалы для строительства храмов. Или кто мусор возит.

— А чего так? — спросил Лёлик.

— Да раньше все кому не лень ездили, — стал объяснять Валерий. — На улицах такое творилось!… Постоянно разъехаться не могли, на прохожих наезжали. А один раз на Гончарной улице две повозки столкнулись, на одной брёвна везли здоровенные, а на другой масло оливковое в амфорах. Ну и всё посыпалось. Брёвнами народу подавило с десяток, амфоры вдребезги, масло разлилось. Потом там месяц ходить невозможно было — скользко…

— Надо ГАИ придумать, — глубокомысленно изрёк Боба.

— Что?… — не понял Валерий.

— А вот мы видели: тут у вас на носилках носят, — сказал Раис.

— Да, — подтвердил Валерий. — Богатые себе носилки заводят. Залез туда и делай, что хочешь — рабы несут.

— Так я и говорю: надо общественный транспорт устроить, — с напором посоветовал Раис.

— Это как? — снова не понял Валерий.

— Короче, рабы с носилками носят всех, кто заплатит… — начал растолковывать Раис. — Сказал, куда надо, денежку дал и поехал себе.

— Или можно маршрутные носилки организовать! — поддержал идею Боба. — Скажем, с Форума на… этот самый…

— На Палатин, — подсказал Лёлик.

— Точно, на Палатин, — согласился Боба.

— Какая интересная идея!… — воскликнул Валерий и задумался.

Попалась нам навстречу семейная пара: плюгавый затюканный муж тащил корзину, сварливо понукаемый дородной женой, не лишённой приятности лица и некоторых выпуклостей. Увидев нас, они шустро отпрянули к стене. Жена стала властно шипеть что-то в ухо мужу.

Тот закряхтел и, вжав в голову в плечи, робко окликнул Валерия:

— Эй, друг… А что, Рим уже варвары захватили?

— Нет, — сказал наш гид. — Это союзники.

— Ишь ты! — успокоился тот и льстиво заметил: — Какие здоровенные!…

Джон по-гусарски посмотрел на матрону и залихватски произнёс:

— Здорово, милашка!…

Та ахнула, заалела и кокетливо захихикала.

Какая-то старуха вышла нам навстречу из дома, ворча под нос и глядя под ноги. Она чуть не наткнулась на впереди идущего Раиса.

— Куда прёшь, бабка! — гаркнул тот победительно.

Старуха, вскинула голову, на миг обомлела, потом завизжала и кинулась бежать обратно, потеряв сандалию.

Инсулы сменились какими-то мрачного вида кирпичными лабазами; открылся вид на Капитолий. Улица закончилась; осталась просто дорога, которая изогнулась резко и пошла вдоль скалистого бока Капитолийского холма. Слева раскинулась просторная зеленая долина, расположенная в излучине реки, широко изгибавшейся блестящей лентой. Голубое небо раскинулось привольно. Ослепительный солнечный диск щедро обрушивал потоки зноя. Но при том с реки дул свежий ветерок, давший возможность вздохнуть свободней.

— Это Марсово поле. Тут у нас смотр войск проводится, народ гуляет. А это Тибр, — объяснил Валерий.

Долину пересекало несколько дорог, упиравшихся в мосты, перекинутые через реку. На том берегу возвышались холмы, поросшие деревьями, между которыми виднелись крыши каких-то построек.

По левую сторону на Марсовом поле имелся комплекс нестандартных архитектурных форм. Ближе к нам стояло немалых габаритов строение, напоминавшее сильно вытянутый стадион. Дальше размещалось высокое красивое здание в виде полукруга. Его стены устроены были в виде аркад, в арках которых торчали скульптуры, напоминавшие самоубийц, медлящих с последним шагом.

К зданию примыкал длинный четырехугольный портик с крышей из красной черепицы, опиравшейся на стройные колонны, между которыми виднелись статуи. В обширном внутреннем дворике располагался сад с яркими пятнами фигурных цветников. В саду прогуливались люди.

— Это чего тут? — поинтересовался Джон.

Валерий важно откашлялся и, показав на вытянутый стадион, ответил:

— Это вот цирк. Консул Фламиний выстроил. Двести лет назад.

— Цирк? — заинтересованно спросил Серёга. — И клоуны есть?

— Сам ты клоун… — осадил его Джон.

— Гонки на колесницах у нас в Цирке Максимусе проводятся, — продолжал рассказывать Валерий. — А этот цирк поменьше. Здесь кулачные бойцы выступают, борцы, гладиаторы, травлю зверей показывают…

— А завтрашние игры здесь будут? — спросил Лёлик.

— Нет, — покачал головой Валерий. — Они как раз в Цирке Максимусе будут. Чтобы народ весь поместился. Объявили, что игры будут шикарные. Цезарь расщедрился… — Валерий помолчал, а потом указал на правую сторону долины, где вдалеке виднелся овал водной глади, отражавшей небо. — Вон там видите… Этот пруд Цезарь выкопал…

— Сам что ли?! — удивился Серёга.

— Ну, не сам, конечно, рабы копали, — в свою очередь удивился такой наивности Валерий. — А потом в пруду битву морскую разыграли. Лет десять назад. Я ещё пацаном был. По двадцать кораблей с каждой стороны было… И таранами борта ломали, и на палубах бились, а как завечерело, с берега корабли смоляными стрелами подожгли… Славно было… Корабли горят, в воде пламя отражается, людишки вниз сигают… — Валерий аж зажмурился от приятных воспоминаний.

— Ну и развлечения тут у вас… — то ли одобрил, то ли осудил Джон.

— Да уж! — самодовольно подтвердил Валерий. — У вас-то, поди, такого не увидишь. Так что, завтра сходите, посмотрите.

— Сходим, посмотрим, — важно сказал Раис.

— А это чего? — указал Боба на другие здания.

— А это театр и портик для прогулок. Гней Помпей построил, на благо народа, — объяснил наш гид. — А вон там, — Валерий указал на квадратное здание строгих очертаний, располагавшееся рядом с театром, — курия. Тоже Помпей выстроил.

— Курия? — оживился Серёга. — Там чего, курят, что ли? Отлично!… Стрельнём!…

— Куда ты всё лезешь… — поцедил Лёлик.

— Так плохо без табачка-то!… — искренне взвопил Серёга.

Валерий посмотрел на него непонимающе и на всякий случай растолковал:

— Курия — это дом для общественных собраний.

— А где баня-то твоя? — недовольно спросил Раис.

— Да скоро уже дойдём, — посулил Валерий.

Наш путь пересекала дорога, которая то ли выходила из города на Марсово поле, то ли наоборот. По ней с тяжким топотом, вздымая пыль, в колонну по четыре шагали легионеры при полном вооружении.

— Со смотра идут, — сказал Валерий. — Каждый день смотры проводят. Перед походом. Цезарь-то собирается в Египет плыть. Всё за Помпеем гоняется.

Мы остановились, пропуская местных воинов, и стали их внимательно разглядывать.

Легионеры были облачены в панцири из кусков кожи с прикреплёнными прямоугольными металлическими пластинами, выгнутыми по торсу. Панцири были короткими — всего лишь по пояс, и из-под них дурацкими юбочками торчали туники рыжего цвета из грубой шерсти. По низу панцири стягивались широкими кожаными поясами. К поясам спереди были приделаны длинные унизанные металлическими бляхами ремни, которые монотонно болтались, производя унылый звон.

Начищенные до блеска шлемы вовсе не были надеты на головы, а висели на перевязи спереди на груди.

Обуты легионеры были в грубые невысокие сапоги на ременной шнуровке, не имевшие носов.

Каждый легионер вооружён был одинаково. На левую руку надет был прямоугольный выгнутый по горизонтали щит, в правой руке зажато было короткое копьё с длинным тонким наконечником в виде иглы. Вооружение дополнял висевший па перевязи через плечо в обтянутых красной кожей ножнах короткий меч.

— А чего у них копья такие дурацкие? — спросил Серёга.

— Ну так это метательные, — с готовностью пояснил Лёлик, радуясь возможности обнаружить свою подкованность. — Называются пилумы. Они их кидают так, чтобы в щиты вражеские воткнулись. Наконечники у пилумов незакаленные, мягкие, под тяжестью древка гнутся, но не ломаются. Один такой пилум если в щите торчит, уже тяжело. А если парочка, то щит и не удержишь…

Валерий искоса посмотрел на Лёлика, словно раздумывал: не есть ли тот лазутчик, похитивший главный военный секрет Родины. А наш эрудит поправил очки, раскрыл энциклопедию на нужной странице и, заглядывая в неё, сообщил очередную подробность:

— Меч легионера называется "гладиус". У кавалеристов мечи более длинные, похожие на палаши. Они называются "спата", — потом хихикнул и добавил: — А ножны зовутся "вагина".

— Поэтично!… — одобрил Джон.

От легионеров несло прогорклым потом, распаренной кожей и особенно густо запахом лука, отчего сразу же вспоминалось то, что сказка про луковицу Чиполлино была написана именно в Италии.

Сбоку от колонны на вороном жеребце проехал командир в красивых доспехах с фигурными бляхами. Он надменно посмотрел на нашу компанию и отвернулся.

Конь габаритами был под стать аборигенам и имел рост в холке не более полутора метров. Вместо седла его круп покрывала рысья шкура. Стремян тоже не было, так что всадник сидел, неудобно поджав ноги.

— Чего это он без седла да без стремян? — спросил Боба.

— Не придумали их ещё, — пояснил Лёлик.

Первый отряд прошёл; за ним впритык следовал второй. Впереди отряда вышагивал мощный боец с накинутой на плечи медвежьей шкурой, голова которой приспособлена была в виде капюшона. Боец нёс в руках перед собой красное древко, к которому прикреплены были сверху донизу фигурные кружки, полумесяцы, чеканные таблички — все из серебра.

— А это, так сказать, знаменосец. Называется сигнифер, — продолжил лекцию Лёлик. — А тащит он сигнум, знак манипула. А прибамбасы всякие — это, типа, местные ордена, вручаемые за всякие боевые победы и достижения. Военным знаком же всего легиона является так называемый аквилла — серебряная фигурка орла на красном древке. — Лёлик взглянул на бдительно хмурившегося Валерия и энергично спросил его: — Я правильно говорю?

— Ага… — подтвердил римлянин и мрачно задумался, будто бы решая вопрос: не стал ли он только что соучастником злодейского шпионства.

За знаменосцем шёл легионер с изогнутой почти в круг трубой.

— А это трубач манипула. Во время боя, значит, сигналы подаёт, — просветил нас Лёлик. — А труба зовётся корн. А ещё у них есть другие трубы: тубы, буцины и какие-то литуусы.

За знаменосцем и трубачом несколько сбоку от строя шагал коренастый мужик с бугристой физиономией и крепким затылком. Его панцирь был побогаче, чем у легионеров. В руке он держал массивную изогнутую трость с острым концом.

— А это, надо полагать, представитель местного младшего командного состава центурион, — как гид в кунсткамере поведал Лёлик. — Сержант по-нашему.

Центурион окинул нас взглядом, тяжёлым как булыжник, а потом проорал для своих подчинённых хриплую команду: "Подтянись!", отчего как-то сразу вспомнились собственные армейские будни.

Легионеры презрительно косились на нас и ухмылялись, видно представляя себе, как своим холодным оружием могли бы на раз-два расправиться с этими нелепыми варварами. Боба в ответ погладил пулемёт и хмыкнул с не меньшим презрением. И не без оснований.

Наконец-то, местное воинство протопало мимо нас. Следом разнузданной стайкой вприпрыжку шли местные сорванцы.

Увидев нас, они сходу заорали дразнилку:

— Варвары в штанах, живут в лесах, жрут мышей, на башке куча вшей.

Боба беззлобно скорчил им рожу и погрозил кулаком. Этого хватило, чтобы юные латиняне с криками ужаса драпанули в переулок.

Валерий повёл нас дальше. Мы перешли улицу, прошли между домами, и вышли на большую площадь перед немалых размеров строением, облицованным плитами из травертина песочного цвета.

— А вот и баня! — известил Валерий.

К заведению пристроены были открытые галереи с торговыми лавками.

— Тут вот для бани продаются всякие принадлежности, — сказал Валерий.

— Судя по тому, чем они стирают, мыло ещё не изобрели, — резонно предположил Джон. — Отсюда вопрос: как насчёт шампуня?

Серёга ухмыльнулся и выдал рекламный слоган:

— Шампунь "Пись-пись" — моет за…шибись!

— Так чем же вы тут, Валера, с себя грязюку-то устраняете? — сварливо осведомился Раис по существу.

— Ну так, скребками скребёмся, — ответил тот с таким видом, будто ничего лучшего придумать просто невозможно.

— Ничего себе гигиена, — покачал головой Джон. — Ладно, пошли хоть скребков купим.

Мы подошли к ближайшей лавке, где сидел заспанный смуглый курчавый гражданин с чёрными глазами, при виде нас скорчивший озадаченную гримасу.

На прилавке перед ним стояли какие-то маленькие глиняные бочажки, деревянные коробочки, склянки из мутного стекла, лежали стопкой небольшие куски тканей разных цветов; на вбитых в стену крюках висели куски тканей побольше и те самые скребки, напоминавшие собой шпатели штукатуров, но с фигурными ручками.

— Ну давай, Валера, заказывай чего нам надо, — подтолкнул вперёд нашего гида Раис. — Мы заплатим.

Валерий заказал семь больших кусков белой байковой ткани, объяснив, что это банные простыни, семь пар открытых сандалий из мягкой кожи — в которых положено ходить в бане — и семь маленьких тряпочек из мягкой шерсти, необходимых, как он сказал, для умащивания благовониями после помывки. Засим Валерий потребовал у смотревшего на нас во все глаза торговца показать эти самые благовония.

Тот тут же начал тормошить свои ёмкости, открывая их и предлагая нюхать. Вокруг нас стремительно образовалось облако удушавших приторных ароматов, отчего мы непроизвольно отшатнулись. Валерий же самозабвенно нюхал, хмыкал, качал головой и, вообще, вёл себя как мадам в парфюмерном отделе.

— Эй, Валера, бери быстрей, да хватит вонять! — крикнул нашему гиду Лёлик, зажимая нос.

Римлянин оглянулся с неудовольствием, но не стал своевольничать и выбрал одну из коробочек. Остальные ёмкости продавец закупорил, и мы смогли вернуться к прилавку.

— Слышь, — обратился к торговцу Боба. — А, может, есть у тебя что-нибудь такое, чем тело натирают, а оно грязь убирает, — растолковал он как смог.

Торговец задумался, а затем с готовностью воскликнул:

— Есть! Из Дамаска средство, — он извлёк из-под прилавка глиняную круглую банку с крышкой. — Вот, пожалуйста.

— Никак, мыло?! — обрадовался Раис.

— Это смесь пальмового масла с белой глиной, — гордо отрекомендовал торговец. — Грязь удаляет, кожу смягчает, придает телу белизну.

Боба открыл крышку, подозрительно посмотрел на вязкую полупрозрачную мазь и сказал с сомнением:

— Ну ладно, давай хоть это…

В завершение Валерий заказал один скребок.

— Эй, ты чего? — недовольно воскликнул Лёлик. — Это ж предметы личной гигиены, так что каждому надо свой… Давай-ка нам семь штук, — сказал он торговцу.

Торговец с обрадованной рожей начал выбирать нам скребки из слоновой кости с замысловатыми резными ручками.

— Ты давай нам без этой красоты, попроще, — скомандовал Раис.

Торговец согласно кивнул и наделил нас деревянными скребками простого дизайна.

Наконец, комплект банных принадлежностей был сформирован. Обошёлся он в три денария. Из них два денария ушло на благовоние — как сообщил Валерий — самое модное в этом сезоне.

Забрав товар, мы направились ко входу в здание, который был сделан в виде длинного коридора со сводчатым потолком. Здесь было изрядно народу: одни торопились войти в очаг гигиены, другие расслабленно его покидали.

За коридором находился большущий вестибюль круглой формы, отделанный нарядно и богато. В стенах, облицованных розовым мрамором, устроены были обрамлённые пилястрами из узорчатого фиолетового камня арочные проёмы, в которых стояли бронзовые фигуры атлетов. Налево располагался проход в следующее помещение. Под куполом, расписанным геометрическими узорами, имелись окна, откуда мягко распространялся дневной свет. Пол был выложен квадратами и треугольниками из серого и белого мрамора, сходившимися к центральному бледно-золотистому кругу. Всё это напоминало то ли музей, то ли вокзал.

И народу здесь было как на вокзале; и шумно было так же. Гомон голосов, гулко раздававшиеся шаги, звонкие крики каких-то энергичных субъектов с лотками на шеях, шаставших по всему залу, отражались от стен многократно, рождая сложную и несуразную полифонию.

Вдобавок откуда-то сбоку раздался противный пронзительный голос, что-то прокричавший требовательно. Источником голоса оказался толстяк, сидевший за каменным прилавком, устроенным прямо у входа, и смотревший на нас как на врагов римского народа.

— С варварами нельзя!… — вновь прокричал он пронзительным фальцетом и начал жевать пухлыми губами, словно то ли готовясь в нас смачно плюнуть, то ли предполагая выругаться.

Толстяк был совершенно лыс, причем настолько, что не имел не то что бровей, но даже и ресниц.

Серёга ласково ему улыбнулся и по-доброму спросил:

— А в репу?…

Толстяк на миг опешил, но потом сварливо закричал:

— Репой не берём! Только деньгами!

— Я тебе говорю, козел жирняйский, — терпеливо объяснил Серёга, — сейчас как дам по твоему лысому черепу!…

Толстяк озадаченно крякнул и вжал голову в плечи, опасливо поглядывая на Серёгин кулак, которым коллега невзначай стал постукивать по прилавку.

— Короче, почём баня? — энергично спросил Раис. — И давай нам скидки, как ветеранам битвы под…этой… как её?…

— Под Троей, — подсказал Лёлик.

Толстяк поджал губы и с ненавистью сказал:

— С каждого по сестерцию.

Боба отсчитал семь серебряных монет, и мы прошли на середину зала. Некоторые из присутствовавших в вестибюле представителей римского народа стали на нас заинтересованно пялиться.

Выскочил из толпы разносчик. На его лотке громоздились круглые пирожки, обжаренные до золотистой корочки.

— Чего это у тебя? — цепко схватил его за тунику Раис.

— Пирожки с капустой, — бойко ответил продавец.

— Смотри-ка ты, прямо как у нас… — удивился Боба.

— Почём? — важно спросил Раис, заранее доставая горсть монет.

— Квадрант штучка, — живо ответствовал продавец, приплясывая на месте.

— Эй, кто будет? — с довольным видом спросил наш вечно голодный друг.

— Я, я буду! — тут же воскликнул Валерий.

Больше никто перекусить не пожелал.

Раис взял два пирожка Валерию и полдюжины себе.

— Винца бы холодного, — мечтательно молвил Серёга и даже посмотрел вокруг, встав на цыпочки.

— Не, вино в банях продавать ещё Сулла запретил, — сквозь набитый рот огорчил его Валерий, а потом пояснил: — Это до Цезаря у нас правитель такой был.

— А отчего такие притеснения? — спросил Джон.

— Да напивались, а потом дебоши устраивали, драки, — ответил Валерий.

— Века идут, и ничего не меняется… — пробормотал Лёлик, явно имея в виду родную действительность.

Раис, прикончил свои шесть пирожков быстрее, чем наш гид прожевал один, после чего, нисколько не заботясь чужим вниманием, выпростал майку из галифе, расстегнул ширинку и спросил довольно:

— Так! Где тут раздевалка?

— А вот прямо вход, — промычал Валерий, торопливо заглатывая последний кусок, а потом спросил: — А банщиков и массажистов брать будем?

— А где их берут? — деловито поинтересовался Раис.

— Да вон они, — Валерий указал туда, где у стенки на корточках сидело с десяток крепких на вид мужиков в коротких мятых туниках, напоминавших распашонки. — По два асса за клиента берут.

— А рабынь-массажисток нет? — с надеждою спросил Джон.

— Нет, — пожал плечами Валерий. — Только рабы.

— Нет, мужиков брать не будем, — строго отказался Джон.

— Точно, — поддержал Боба. — Уж сами как-нибудь.

Мы прошли в раздевалку, называемую аподитерием, неся с собой банные принадлежности. Перед нами предстало большое помещение со стенами, затейливо украшенными лепниной. Отсюда можно было пройти во внутренний двор, где мелькало много народу. Налево был вход, как сказал Валерий, во фригидарий.

Вдоль стен устроены были широкие ступени, а уже на них имелись длинные скамьи из белого мрамора. На скамьях довольно тесно располагались посетители. Некоторые сидели расслабленно в белых простынках, некоторые лежали навзничь, и массажисты разминали и умащивали их распаренные тела. В воздухе стояли запахи оливкового масла и благовоний.

В одном месте толпилось человек десять; большинство из них были в рабских одеждах. Там на скамье на алой подстилке лежал пожилой белотелый римлянин с жирными обвисшими боками и сладостно кряхтел. Над ним трудились сразу три массажиста. Двое рабов плавно обмахивали своего господина пышными опахалами, ещё один раб, склонившись низко, наигрывал на прямой дудке, звучавшей тоненько как флейта-пиколло.

В углу располагался цирюльный отдел. На раскладных деревянных стульчиках сидели клиенты. Вокруг них крутились брадобреи. Некоторых брили неуклюжими бритвами без всякой мыльной пены, лишь увлажняя щетину мокрыми полотенцами. Данное действо сопровождалось противным скрипом да вскриками получавших очередной порез. Одному клиенту цирюльник щипчиками выдёргивал волосы из-под мышки. Тот болезненно ойкал, но терпел.

Мы уселись где посвободнее и начали разоблачаться.

— А вещи-то куда? — резонно спросил Боба.

— Да вот сюда складывают, — показал Валерий на имевшиеся в стене ниши, устроенные навроде полок.

Ниши тянулись во всю стену. Над каждой из них присутствовал небольшой барельеф, изображавший что-нибудь эксклюзивное: вазу, лиру, венок, звериную или человеческую фигуру.

— Ну прям как в детсаде на шкафчиках, — хмыкнул Серёга. — Цветочки, зайчики… Не могли, что ли, пронумеровать…

— Так у них числа больно большие, — сказал Лёлик. — К примеру, "двадцать восемь" написать по-нашему, арабскими цифрами, два знака надо. А римскими… — Лёлик зашевелил губами, подсчитывая, — …так целых шесть.

— Да уж, — уважительно молвил Серёга. — Арабы поумней оказались.

— А у вас что, не воруют? — спросил Джон нашего гида.

— Воруют, — философски ответил Валерий.

— Так чего ж мы, весь багаж и оружие без присмотра кинем? — резонно поднял вопрос Боба.

— Ну, тогда капсарию надо сдать, — сказал Валерий.

— Кому? — уточнил Джон.

— Рабу при бане, капсарием называется. Ему вещи сдают под охрану, — пояснил наш гид.

— И где он? — спросил Лёлик, снимая очки и бережно закутывая их в рубашку.

— Так вон он там, — указал Валерий на дальний угол помещения.

Мы со всем своим имуществом прошли туда и обнаружили что-то вроде небольшой комнатки, заставленной разнокалиберными сундуками. На самом большом сундуке сидел жирный мужик с тройным подбородком, огромным брюхом и колбасообразными руками, в которых, впрочем, угадывалась немалая сила.

Мы подошли к нему. Серёга рыбьим взором посмотрел на пузана и блатным говорком спросил:

— Ты кто?

Тот посмотрел на Серёгу с опаской и ответил:

— Капсарий…

— А чего делаешь? — продолжил допрос Серёга.

— Вещи храню… Тех, кто моется… Вот, в капсы складываю, — толстяк указал на сундуки.

— Ну, прям камера хранения, — хехекнул Боба.

— Давай, принимай наши вещички, — велел Серёга, протягивая рюкзак.

Капсарий замялся, оценил количество нашего багажа и осторожно сказал:

— Меньше сестерция не возьму.

— Годится, — деловито согласился Джон и дал ему потребную монету.

Потом попинал сундук, на котором располагался толстяк, и спросил:

— В этой… как её… капсе чего?

— Ничего, — ответил капсарий. — Сижу я на ней.

— Короче, — распорядился Джон. — Всё сюда складываем.

— Чего сидишь? Шевелись! — весело гаркнул Серёга и подпихнул капсария стволом шмайссера.

Тот неожиданно прытко вскочил и откинул крышку сундука. Мы стали складывать туда рюкзаки и оружие, а затем и одежду.

Серёга стянул футболку; на шее заблестело ожерелье.

— Снимать будешь? — спросил я его.

— А зачем? — засомневался Серёга и, наклонив голову, поглядел на свое приобретение не без гордости.

— А если кто увидит, узнает? — спрогнозировал я.

— Мало ли у кого такая же цацка имеется, — пожал плечами Серёга.

— Видишь ли, — пояснил я. — Массового производства ещё не придумали, каждая вещь вручную делается, так что такой штуки больше ни у кого нету.

Аргумент подействовал. Серёга ожерелье снял и засунул в кармашек рюкзака.

Раис любовно потёр свою пожарную каску подолом майки и бережно поместил в сундук; затем скинул боты вместе с носками и определил их рядом с каской.

— Ух, хорошо! — сладострастно простонал он, топчась по мраморному полу, на котором от этого оставались явные влажные следы.

Кругом разнёсся тяжёлый дух солдатских портянок; тем более и мы добавили свою посильную лепту, снимая обувку.

Для римлян это было явно в противную новинку, поскольку аборигены носили обувь лёгкую и открытую и не знали носков и прочего подобного, что могло бы создавать такие запахи. От всего этого химического поражения располагавшиеся на скамьях римляне задвигались, заворчали недовольно, стали зажимать носы. Капсарий оглушительно закашлялся. Валерий от нас постарался отодвинуться, делая вид, что он не с нами.

— Ишь ты! — удивленно воскликнул Лёлик. — А пол-то тёплый!

— Подогревается, — пояснил издали Валерий. — Трубы под полом проложены. По ним горячий дым пускают от печи. Вся баня так греется.

— Однако! — покачал головой Боба. — Прямо центральное отопление.

Наконец, мы разнагишались, уложив в сундук все свои пожитки, обулись в банные сандалии и замотались в простынки.

— Эй, у тебя ящик твой запирается? — спросил Лёлик капсария.

— А как же, — ответил тот, достал оттуда из района пояса бронзовый штырь с замысловато изогнутым крючком на конце, засунул его в замочную скважину, имевшуюся в сундуке, провернул, вытащил.

Раис посмотрел на капсария с подозрением и решительно сказал, требовательно протянув руку:

— А ну-ка дай-ка ключ сюда! А сам садись!

Капсарий безропотно отдал ключ и уселся на сундук.

Раис привязал ключ к углу своей простыни.

Серёга посмотрел на капсария лютым волком и веско молвил:

— Слышь, если что пропадет, я тебя без соли съем. Понял?

Тот глупо хихикнул.

— Слышь, Валера, а здесь нужник есть? — спросил Боба.

— Есть. Надо через палестру пройти, — ответил Валерий и счёл нужным уточнить: — Это так внутренний двор для физических упражнений называется.

— Точно! Перед банькой в самый раз ослобониться! — воскликнул Раис.

— Вот именно! — заметил Лёлик. — А то некоторые любят в бассейн прудить!…

— Не в бассейн, а в речку, — скучно уточнил Раис.

Вслед за Валерием мы вышли во внутренний двор, бывший весьма обширным. По периметру двор был выложен травертиновыми плитами и окружён портиком. Посередине же была ровная земляная хорошо утоптанная площадка, на которой было изрядно народу. Все как-то мельтешили, отчего пыль стояла столбом. Кто-то носился кругами, кто-то тягал каменные гантели, кто-то боролся. Некоторые стояли по трое и перебрасывались кожаным не слишком круглым мячом.

— Чего это они вздумали физкультурой заняться? — спросил озадаченно Раис, трогая свой неспортивный живот.

— Перед баней принято как следует пропотеть, — пояснил Валерий.

Мы прошли по краю площадки. На другой стороне в стене здания имелся проём без двери. Валерий приглашающе указал на него. Мы вошли и оказались в небольшом помещении со стенами, разрисованными растительными орнаментами.

Внутри никого не было. Слышалось непрерывное журчание. Вдоль одной стены на возвышении стояли в рядок мраморные прообразы унитазов в виде прямоугольных кресел, богато украшенных по бокам резьбой, с круглыми дырками в сиденьях. У другой стены укреплён был с наклоном широкий каменный желоб; с одной стороны в него из свинцовой трубы непрерывно лилась вода, на другой стороне стекавшая в дырку. Из стены у входа торчал бронзовый штырь, на который нанизаны были неровно порванные исписанные листы папирусной бумаги. Лёлик снял один лист и попробовал почитать что написано. Я заглянул ему через плечо. Лист покрывали неразборчивые каракули. Слова мало того, что были написаны вкривь и вкось, но ещё и слитно, без всяких интервалов.

— Черновики какие-то, — пробормотал Лёлик и вернул лист обратно.

— Всё в дело идёт, — одобрил Раис.

— Прямо как в нашенских сортирах! — удивился Серёга.

— Только у них чище, — подметил Джон, пристраиваясь у желоба.

Мы все последовали его примеру, организовав дружную шеренгу.

— Эх, а всё-таки хорошо без штанов, — весело заявил Раис. — Никаких тебе ширинок.

Закончив насущное дело, мы покинули нужное помещение и пошли обратно. По дороге мы узрели следующую сценку.

Морщинистый лысый старик в красной простыне, обмотанной вокруг торса, брал из корзины, подставляемой рабом, деревянные ярко раскрашенные шары и кидал их, стараясь попасть в кольцо, которое держал кудрявый мальчишка. Вокруг старика тёрлась целая компания из рабов и прихлебателей, дружно аплодировавших при каждом его удачном броске.

Увидев нас, старик разогнулся, оглядел наш коллектив не без сарказма и чего-то скомандовал своей челяди. Тут же к нему подбежал раб с серебряной посудиной в руках, формой совершенно походившей на ночной горшок.

Раб подставил посудину старику на уровне "ниже пупка — выше колен". Старикан поднял подол и совершенно непринужденно начал посудину наполнять. Челядь тут же начала громогласно славословить качество напора и превосходный цвет изливаемой жидкости. Впрочем, попробовать её на вкус для новой темы восторгов никто не додумался.

Старикан не спеша закончил. Подле него уже стоял раб с серебряным кувшином и кудрявый мальчишка. Старикан вяло протянул руки, раб полил из кувшина, старикан руки сполоснул и вытер их о кудри паренька.

— Ишь ты! — неприязненно заметил Раис. — Не может до нужника дойти.

— У богатых свои привычки, — откомментировал Джон.

Мы вернулись в аподитерий, а из него прошли во фригидарий. Это был обширный зал с потолком в виде купола небесного цвета с белоснежными геометрическими арабесками. Стены фригидария были разрисованы природными видами: на голубом фоне изображены были деревья и кусты, усыпанные цветами; между ними порхали птицы с разноцветными хвостами.

Посередине фригидария имелся бассейн, полный воды, постоянно вливавшейся в него шумными потоками из раззявленных ртов гротескных масок, приделанных к постаментам бронзовых статуй. Сам бассейн и пол облицованы были разноцветными мраморными плитками. Вдоль стен стояли мраморные скамьи. С одной стороны в бассейн спускались ступеньки.

Под потолком имелось широкое окно с настоящей рамой в виде решётки, в которую было вставлены мутноватые стёкла. Рама могла поворачиваться по вертикали на двух штырях, вделанных сверху и снизу, и была открыта, пропуская солнечные лучи, высвечивавшие на стене яркий прямоугольник.

В бассейне плескалось с десяток римлян.

Мы сбросили с себя простынки и сандалии.

— О-па! — заорал дурным голосом Серёга и с размаху ухнул в воду.

— И-и-и! — пронзительно завопил Раис и последовал за ним, предварительно подпрыгнув и поджав ноги, отчего плюхнулся как сумасшедший бегемот.

Следом и мы шумной компанией внедрились в бассейн.

Римляне на всякий случай от нас посторонились.

Вода была прохладна и, наконец-то, измученный жарой организм почувствовал комфортную свежесть, тем более мы влезли под бодрившие водяные струи.

— А теперь чего тут у вас по расписанию? — поинтересовался через некоторое время Раис.

— Теперь в тепидарий надо идти, — ответил Валерий.

— Ну пойдём, — одобрил Раис.

Мы выбрались из бассейна и, захватив свои банные принадлежности, перешли в следующее помещение.

Эта была длинная комната со сводчатым потолком, опиравшимся на массивный украшенный лепниной карниз, который подпирали выкрашенные в телесный цвет фигуры атлантов, стоявшие на невысоких постаментах. Между атлантами помещались скамьи из красноватого мрамора. Над скамьями в стене имелись небольшие ниши — как и в раздевалке. Потолок сплошь украшала лепнина, стены были выложены жёлтым мрамором с красивым узорчатым рисунком. Пол покрывала мозаика, изображавшая переплетения геометрических фигур. Окно, такое же, как во фригидарии, было закрыто.

В тепидарии сидело немало римлян. Вслед за Валерием мы уселись на свободную скамью. Здесь было жарко и душно.

Мы посидели пару минут, покрываясь потом и ожидая непонятно чего.

Наконец, Серёга спросил:

— И что сидим?

— Греемся, — пожал плечами Валерий.

— А зачем? — удивился Серёга.

— Вот именно! — воскликнул Лёлик. — Мы только освежились чуток после жары этой вашей. Так с чего снова греться?

— Точно, — поддержал Раис. — Что тут у вас ещё есть?

— Кальдарий, — робко ответил Валерий. — Там моются.

— Туда и пошли, — решительно встал Раис.

Валерий встал, скинул с себя простыню и сандалии и аккуратно засунул всё это в нишу. Свой скребок он оставил при себе. Мы последовали его примеру.

Валерий провёл нас в угол комнаты. Там имелась дверь, сплошь покрытая медными листами, украшенными выпуклой чеканкой.

За дверью оказалось не очень большое помещение с высоким купольным потолком с дыркой посередине. Пол и стены были облицованы бежевыми травертиновыми плитками. Под куполом светлыми пятнами зияли четыре арочных окна.

Здесь было жарче, чем в тепидарии, и весьма влажно. Мы сразу же облились потом. Дышать было затруднительно.

Кругом маячили голые тела. Некоторых наяривали скребками, отчего раздавались специфические звуки. Обрабатываемые стонали и кряхтели.

— Ничего себе баня, — тяжело отдуваясь, сказал Раис и принялся нервно чесаться.

— Ну, и кто желает поскрестись? — спросил Джон, складывая руки на груди.

Валерий с готовностью поднял руку с зажатым в ней прототипом мочалки.

— Короче, Валера, если хочешь, то скребись, да пойдем отсюда, — сказал Серёга.

— Жаль, раба-банщика не взяли… — робко произнес наш гид.

— Давай, давай! — прикрикнул на него Раис. — Сам поскребёшься.

Валерий отошел в сторонку и действительно начал себя обрабатывать.

Боба смущённо покашлял, открыл коробку с дамасским средством и предложил:

— Никто не желает?…

— Сам мажься, — порекомендовал Джон.

Боба с опаской зачерпнул из коробки мазь, походившую на вазелин, и начал осторожно втирать её в живот. Потом вручил коробку заинтересованно смотревшему на процедуру Лёлику, взял скребок и медленно провёл им по лоснившемуся пузу.

Раздался нудный скрип. На коже появилась красная полоса.

— А ты, братан, не мазохист, часом? — спросил Джон.

Боба возмущенно фыркнул и воскликнул сердито:

— Да ну, ерунда какая-то!…

— А это куда? — спросил Лёлик, тряся коробкой.

— Да вон, Валере отдай! — сказал Боба и окликнул того: — Эй, Валера, получи!

Наш римлянин с радостной гримасой схватил моющее средство и сразу же им воспользовался, принявшись ловко обмазываться сверху донизу.

Вдоль стены помещалась длинная, на метров пять, мраморная ванна, полная воды. В ней с блаженными рожами густо сидели купальщики. Причем сидели они поперёк — к чему располагала внушительная ширина ванны.

Раис посмотрел на них критически и покачал головой:

— Не-е, ванну принимать не будем.

В дальнем конце кальдария на высоком каменном квадратном столбе помещался бронзовый украшенный выпуклыми узорами таз диаметром в метра два. Из таза высоко торчала бронзовая труба с фигурным навершием. Из неё фонтанировал бурный поток воды. Таз имел далеко выступавшие гнутые бортики, через которые вода прозрачной пеленой постоянно лилась вниз.

Пол к столбу имел уклон; вплотную к столбу устроены были отверстия слива, забранные бронзовыми решётками.

Мы подошли к этому подобию душа, у которого несколько римлян омывали телеса.

Лёлик попробовал воду и неодобрительно воскликнул:

— Ух ты, горячая!

— Да ладно! За всё заплачено! — махнул рукой Раис и полез под струю.

Мы последовали его примеру, как-то ненавязчиво оттеснив римлян в сторону. Те недовольно загундели, но наши импортированные из двадцать первого века габариты, существенно превышавшие габариты местные, совсем не благоприятствовали отстаиванию попранных прав.

Мы смыли под горячей водой пот и в дружном порыве засобирались уходить, поторопив Валерия, продолжавшего вдумчиво манипулировать скребком. Тот быстро сполоснулся и присоединился к нам.

Мы вышли из душной атмосферы кальдария и вздохнули свободно. Во фригидарии ещё раз хорошенько сполоснулись в бассейне. Валерий быстренько натёрся благовонием, после чего стал сам себя обнюхивать не без удовольствия, особое внимание уделяя подмышкам.

Засим мы закончили с банными процедурами и, на ходу вытираясь, прошли в раздевалку. Капсарий дисциплинированно сидел на сундуке. Увидев нас, он облегчённо вздохнул и с сундука сполз. Раис отвязал ключ от простыни и сунул ему. Капсарий отомкнул замок и распахнул крышку. Мы стали одеваться и навьючиваться амуницией.

— Проверяйте, проверяйте, — требовательно рекомендовал Раис, с подозрением косясь на смирно стоявшего капсария. — Всё проверяйте.

По мере сил мы проверили. Всё было на месте. Мы вышли в вестибюль. Там ненасытный Раис зацепил у разносчика целую горку пирожков с разной начинкой. На этот раз никто перекусить не отказался. Лопая с аппетитом, мы пошли к выходу.

— Слышь, — спросил вполголоса Серёга у Валерия. — А этот, который у входа деньги берёт, он раб или не раб?

— Раб, конечно, — ответил Валерий.

— Ага, — удовлетворённо молвил Серёга и, проходя мимо сварливого жирняя, выписал тому по лысине звонкий щелбан с оттягом. Под аккомпанемент последовавшего пронзительного визга мы вышли наружу.

Валерий поглядел на солнце, уже заметно склонившееся к горизонту, и деловито сказал:

— Ну, мне пора. Еле-еле успею к патрону на обед.

— Ну, пока, Валерка, — лениво сказал Раис, облизывая пальцы после последнего пирожка.

Но римлянин вовсе и не торопился уходить. Он стал выжидательно смотреть на нас, глубокомысленно хмыкать и производить странные гримасы.

— Ты чего? — непонимающе спросил Боба.

— Ну, вы же обещали… За то, что я вам Рим показал… — пробубнил Валерий и застенчиво заухмылялся.

Серёга довольно вздохнул, приобнял Валерия за плечи и начал обстоятельно ёрничать:

— Так мы тебе чего обещали? Не обидеть. Правильно?

Валерий помялся и утвердительно кивнул.

— А мы разве тебя обидели? — вкрадчиво спросил Серёга.

— Не-ет… — проблеял римлянин, начиная понимать всё коварство подлых варваров.

— Ну так чего же ты ещё хочешь? — осведомился Серёга, сдерживая веселье.

— Да ладно тебе над человеком измываться, — пресёк издевательство Боба. — Сейчас заплатим, не боись.

Боба полез в карман и стал там шарить, производя приятный звон. Валерий зачарованно уставился на карман, как ребёнок, наблюдающий за тем, какую же конфету-ассорти ему выберут из коробки. Боба вытащил горсть монет. Валерий с радостным видом сунулся подставлять ладошки.

— Стоп! — прикрикнул Раис, подскочил к Бобе, взял у него несколько сестерциев и, тяжко вздохнув, вручил их Валерию:

— На вот! Заработал.

Валерий принял свой гонорар с инертным видом и оглядел нас внимательно с некоторой обидою. Боба сунул ему ещё пару монет. Валерий что-то пробормотал неопределённо, развернулся и заторопился прочь.

— А мы куда? — спросил Лёлик, глядя в спину удалявшемуся римлянину, к которому мы уже успели привыкнуть.

— А пошли на Марсово поле, — предложил Боба. — Посмотрим, посидим в теньке, подумаем: куда дальше податься.