Римские вакации

Глава 50

В которой герои борются с изменой.

Здесь горело несколько неубедительных масляных светильников, висевших на стене, да в триклинии ещё не все источники света потухли. Ночное небо было хоть и звёздным, но люксами не баловало. Поэтому мне пришлось сначала как следует приглядеться, прежде чем я смог уразуметь открывшуюся картину, тем более она показалась какой-то маловероятной.

Посередине террасы внавал лежала одежда коллег. Беспорядочную кучу венчали доспехи Лёлика. При этом никакой живой души не наблюдалось. Из комнат местами раздавались мирные негромкие звуки, что на коллег было очень даже непохоже.

Я начал прикидывать: с чем же это всё в совокупности могло бы быть связано, но тут скрипнула одна из дверей, и вышла неспешно на террасу голенастая пассия Лёлика. На ней надета была одна куцая туника, подол которой девица вольно задрала, почёсывая одной рукой густую поросль внизу тощего живота. Другой рукой она небрежно волочила за ремень ножны с боевым мечом Лёлика.

Узрев меня, девица открыла в изумлении рот и застыла соляным столбом. Я в свою очередь молча смотрел на неё, постепенно понимая, что дело тут совсем неладно, и силясь одновременно сообразить: к чему приступить в первую очередь — то ли громогласно звать коллег, то ли сначала всыпать мерзавке по первое число. Девица слегка повернула голову и уставилась с надеждою мне за спину. Там же послышалось остервенелое сопение. Я резко обернулся — и как раз вовремя, чтобы среагировать на вероломное нападение.

Наглая малолетка с перекошенным гневно красным лицом замахивалась амфорой, норовя заехать мне по кумполу. Я поспешно схватил её за цыплячью лапку и без особых усилий вывернул. Амфора шмякнулась на пол и разлетелась с сухим треском на множество черепков, наглядно продемонстрировав едва не случившийся урон моему здоровью. Я не удержался и наподдал коленкой по тощей заднице так, что пигалица шлёпнулась с костяным стуком и проехалась до соприкосновения с кучей уворованной одежды, развалив её до полного беспорядка.

Я удовлетворённо хмыкнул, сжал кулаки и направился к старшей сестричке, продолжавшей стоять неподвижно и всё также с надеждою глазевшей за мою спину. Я снова решил на всякий случай обернуться и оказался лицом к лицу с новой вероломной угрозою. Из темноты перистиля с недружественной целеустремлённостью на неслышных цыпочках, но, тем не менее, стремительно, неслись ко мне обе Раисиных зазнобы. И та, и другая пребывали почти в полном неглиже — смуглянка, из всей одежды только имевшая на башке блестящую каску своего патрона, мчалась, высоко вскидывая ноги навроде заправского скакуна, а толстуха же, нарядившаяся в красные боты, бежала как-то в раскорячку, оттого напоминала разбушевавшегося сумоиста.

Я едва лишь успел запечатлеть в сознании зрительный ряд и поднять руки, предполагая пустить их в ход, как обе дамы врезались в меня как заправские регбисты, отчего я отлетел к стене и крепко ударился спиною. Резкая боль пронзила позвоночник, в глотке произошёл спазм, отчего я засипел и заперхал. Агрессоры кинулись на меня, не давая подняться. Смуглянка начала меня колошматить с размаху куда не попадя твёрдыми, будто деревянными, кулаками, а жирняйка навалилась мягким, но неподъёмным кулём и завозилась на мне непонятно с какой целью. Впрочем, пристроившись так, что перед моим носом оказалось её огромное бедро, она принялась ломать мне руки и щипать повсюду с вывертом.

Я взъярился, даже зарычав, и начал ожесточённо сопротивляться, понимая, что в противном случае меня могут просто раздавить.

Тесное борцовое соприкосновение не позволяло врезать как следует; оставалось только пихаться, щипаться и кусаться, что я и сотворил, вцепившись зубами в солоноватую желеобразную плоть. Толстуха заорала, дёрнулась, скатываясь набок. Я было уже освободился от гнёта, но тут сверху навалилась смуглянка, норовя провести удушающий захват. Резкий мускусный запах пота шибанул в нос, в голове начался звон, вкус крови возник на разбитых губах. Силы покидали постепенно, но неотвратимо, а тело было уже избитым и измусоленным до крепкой степени тяжести.

Из последних возможностей я завертелся вьюном. Мы тасовались как в колоде карты, так что то чья-то пятка била меня по челюсти, то искажённая злобой физиономия мелькала страшной картинкой, то представала перед глазами вообще какая-то неразборчиво понятная, но волосатая часть тела. Вся эта карусель закончилась тем, что удушающе мягкий блин вдруг припечатал мне лицо, свернул нос на сторону и перекрыл доступ воздуха.

— Из…ме…на… — с трудом прохрипел я, уже и не надеясь, что коллеги откликнутся, и начал не на шутку задыхаться.

А тут ещё резкий удар ожёг спину, а потом ещё и ещё. Но внезапно прямо над ухом раздался истошный визг, и нагрузка на мой бедный организм резко ослабла. Из последних сил я рванулся, откинул толстуху, и, резко выпрямив ноги, саданул удачно подвернувшуюся смуглянку так, что та покатилась кубарем. Я встал на карачки, с трудом дыша, и вновь вслед за раздавшимся резким свистом получил жестокий удар.

Я незамедлительно и вполне ловко откатился в сторону — подальше от источника нападения, поднял голову и увидел мерзкую пигалицу, с удовольствием размахивавшую ремнём, на котором болтался в ножнах кортик Джона. Я метнулся к ней, схватил за костлявые бёдра и опрокинул на пол. Та упала с грохотом, выпустила ремень и заревела совсем по-детски. К ней кинулась старшая и отчего-то добавила, наподдав тумака.

Я схватил кортик, вскочил, стёр пот со лба и затравленно огляделся.

Притулясь к стене, держалась за живот смуглая, судорожно пытаясь вздохнуть. Рядом стояла на четвереньках толстуха, кряхтя и потирая дебелый бок, на котором багровела полоса от удара, полученного невзначай от размахавшейся малолетки. Тут же валялись боты, видно слетевшие во время потасовки. Толстуха, повернув голову, посмотрела на меня недоброжелательно, привстала на корточки и вдруг, схватив боты, пульнула ими в меня. От одного я увернулся, а другой хоть не больно, но обидно попал мне в плечо.

Я с лязгом выдернул кортик, демонстрируя полное желание воткнуть хищно сверкнувшее остриё мерзавке в брюхо. Толстуха заверещала, вскочила и кинулась зигзагами прочь — через перистиль к атриуму. За ней припустила в полускрюченном состоянии её смуглая напарница. Обезьяньи сестрички также ломанулись от меня подальше, но через триклиний.

Я всунул кортик со щелчком обратно в ножны и рванул ближайшую дверь на себя. Это была комната Джона. Сам он находился на ложе в беспомощном состоянии. Близняшки деловито вязали его невесть откуда взявшимися верёвками — одна заматывала руки, другая трудилась над ногами. Во рту у страдальца торчал кляп.

Увидев меня, Джон страшно замычал; в его выпученных глазах читалась вопиющая надежда. Близняшки также услышали моё внедрение в комнату, но приняли меня явно не за того.

— А мы уже заканчиваем! — бодро отрапортовали они хором, не подумав оборачиваться, после чего спросили: — А чего там за шум?

— Сейчас узнаете, — пообещал я, размахнулся и врезал ремнём девчонкам от души.

Они с ужасом завопили и наперегонки забились в угол. Я вытащил кортик и посмотрел на них строго. Девицы побледнели, закрыли глаза, сжавшись обречённо. Что ж, какова эпоха, таковы и ожидания.

Я перерезал Джону путы, довольный тем, что моя автономность в этой гадкой заварушке закончилась. Коллега вырвал кляп, дико закашлялся, начал плеваться, невнятно матерясь, а потом вдруг стал натягивать кляп на чресла, так как тот оказался его же исподниками.

Я посмотрел на старавшихся казаться незаметными девчонок, мельком отметил их холёный вид, и вдруг смутная догадка мелькнула в мыслях.

— А ну, колитесь, вы кто такие? — строго спросил я близняшек, неотвратимо наставив палец.

— Мы… а-а… — проблеяли те невнятно и снова замолкли.

— Сдаётся мне, что вы вовсе и не похожи на рабынь, — наводящим образом предположил я.

— Не-ет… — жалобно простонали девчонки. — Мы не рабыни…

— А кто же?! — чуть не подпрыгнул Джон.

— Мы все из семей патрициев… — залепетали девчонки. — Нам приказали… Мы как будто рабыни… Мы должны были вас напоить… Вино с сонным порошком было…

— Эй, а Юлия, это которая моя… так сказать, подруга, она из какой семьи будет? — спросил я.

— А она из семьи Брутов. Сестра Марка Юния Брута, — было тут же доложено.

— Это, которого Брута? Который Цезаря порешил? — уточнил я.

— Ну да… — подтвердили близняшки.

И тут я вспомнил, наконец, где мне довелось видеть Юлию ранее — было то в доме у Цезаря, в самом начале нашего вояжа, когда она выглянула из комнаты на миг.

— Однако, похоже, измена! — сделал я должный вывод. — А точнее, заговор полный. Надо полагать, заговорщики, те, что Цезаря шпокнули, решили и нас в оборот взять. Так что ли, малявки?

Близняшки усиленно закивали.

— У-у, сволота! — зашипел Джон, волком глядя на них. — Я к ним как к родным, а они… Да за такое кирдык по полной!… — он скорчил девушкам гнусную рожу, а потом стал оглядываться в недоумении и даже сунулся за ложе.

— Одежду ищешь? — уточнил я. — Они её всю зачем-то на террасу уволокли, — я взглянул на близняшек и спросил: — Эй, зачем одежду забрали?

— Нам так сказали… — пролепетала одна девчонка.

— Она у вас волшебная… — словно бы с укоризною добавила другая.

Джон яростно зарычал и выругался совсем грязно.

— Ладно, пошли других выручать, — поторопил я его.

Джон ещё раз выругался, погрозил кулаком изменницам, пообещав, что он ещё до них доберётся, потом посмотрел на меня и требовательно заявил:

— А ножик-то отдай!

Я пожал плечами и вернул ему кортик.

Мы вышли на террасу. Джон пошвырялся в куче одежды, нашёл свою, начал быстро одеваться. Я пошёл открывать следующую дверь.

За ней в одиночестве и при полной свободе членов дрыхнул, оглушительно храпя, Серёга — голый как нудист на пляже. В комнате густо стояли винные пары.

Я потряс Серёгу за плечо, но тот никак не среагировал.

— Нажрался, свинья! Бдительность потерял! — гневно крикнул входивший в комнату Джон, словно минуту назад вовсе и не он сам находился в плену.

— Серёга, портвейн привезли! — гаркнул я коллеге прямо в ухо.

Тот мигом перестал храпеть, не доведя трель до логического конца, шумно принюхался, буркнул что-то бессвязно, потом перевернулся на другой бок, чётко произнёс: "Ладно!…" и снова захрапел.

Джон чертыхнулся, схватил стоявшую на столе амфору и перевернул её над Серёгиной головой. Широкая багровая струя вина окатила засоню. Серёга, не открывая глаз, стремительно вскочил и, как заводная игрушка, замахал кулаками. Джон увернулся, забежал сзади, схватил Серёгу за плечи и начал сноровисто трясти. Тот попытался что-то выкрикнуть, но вышел только зубовный лязг. Джон его отпустил и быстро отступил назад. Серёга повернулся, уже осмысленно посмотрел на нас и спросил, слегка покачиваясь:

— А чего это вы тут делаете?

— Ладно, пойду других смотреть! — торопливо сказал я и вышел, предоставив Джону объяснять ситуацию.

Прежде всего я заглянул в свою комнату. Разумеется, там Юлии уже не было. Отчего стало грустно, как при воспоминании о нежелаемой потере. Философски вздохнув, я присел на краешек ложа, понимая, что, пожалуй, сюда уже не вернуться, а потом покинул комнату.

На террасе топтались Джон с Серёгою, громко переговариваясь о способах наказания для предателей. Серёга, практически уже одетый, натягивал кирзачи и предлагал по предателям ими как следует потоптаться.

Я поспешил в следующую комнату, поторопив коллег с побудкою остальных. Данное помещение облюбовано было Лёликом. Он лежал на ложе, свернувшись уютным калачиком, и заливисто храпел, вкусно чмокая губами как Карлсон, увидевший во сне торт.

За стенкой раздались строгие крики и прочий шум — усердствовали Серёга с Джоном.

Я крепко потряс Лёлика; он обиженно запищал тонким голоском, начал отталкивать мою руку, потом просительно простонал:

— Уйди, дура!

— Вставай, нас предали! — рявкнул я, схватил его под микитки и без церемоний поволок из комнаты.

На террасе уже находилось трое коллег: Серёга с Джоном держали под руки качавшегося как бамбук на ветру Бобу, смотревшего перед собой и улыбавшегося счастливой улыбкой потомственного идиота.

— …Я и говорю, — заплетающимся языком продолжал бубнить Серёга. — Подмешали чего-то! Совсем мало выпил, а спать хочется! — он шумно, до треска в скулах зевнул.

За ним зевнул Джон, затем Боба, а потом и я до слёз в глазах.

— Тащи его сюда! — скомандовал Джон насчёт Лёлика. — Сейчас уши натрём.

Боба невразумительно хохотнул, закатил глаза и затеял затянуть песню про неуклюжих пешеходов. Джон с Серёгой синхронно выписали ему по тумаку и небрежно свалили у стены. Я пристроил рядом Лёлика. Боба довольно рассмеялся и недвусмысленно начал шарить у своего друга за пазухой, громко интересуясь: "А где тут у нас титечки?". Лёлик вяло отбрыкивался и что-то жалобно гундел себе под нос. Серёга, не переставая зевать, присел рядом и мигом натёр ему уши. Лёлик утробно рыгнул, выпучил глаза и рывком сел.

— Ну ты продолжай процедуры, а мы пойдём Раиску притараним, — сказал Джон Серёге, и мы с ним отправились за последним ещё не охваченным нарождавшимися трудностями коллегой.

Оный отчего-то валялся на полу, имея на чреслах небрежно намотанную простынь. Лежал он на животе и не двигался. Мы заподозрили неладное, но тут коллега всхрапнул и заворочался как потревоженный бегемот. Джон поморщился и ткнул его ногой в бок.

Раис протяжно заворчал и спросил с надеждой:

— Ну чего, принесли вкусненького?

— Принесли, — заверил Джон.

— А чего? — тут же переспросил тот.

— Хрена моего! — грубо ответствовал Джон и пнул обжору ещё раз.

Раис тяжело приподнялся на локтях, выпятив в нашу сторону непомерное гузно, повернул голову и недоумённо нас оглядел.

— Давай шевелись! — прикрикнул Джон.

— А где девочки? — спросил Раис, сел и начал с ожесточением чесаться.

— Сбежали, — сказал я коротко. — Со всем барахлом. И каску твою зацепили.

— Как!? — вскинулся Раис, вскочил на ноги и, на ходу поправляя простынь, заметался по комнате.

В его внешнем виде явно не хватало какой-то детали, но какой — было непонятно.

— Нету, нету, и не ищи! — подтвердил Джон. — Предали нас. Заговор это. Те, что Цезаря укокошили, теперь нас извести хотят.

— Как это?! — заволновался Раис. — Не было такого уговора!

— Уговор не уговор, а теперь вот так в простыне и будешь ходить! — подначил Джон.

Раис посмотрел на нас и подозрительно спросил:

— А вы почему одеты?

— Ладно, пошли давай! — поторопил я. — Одежда на террасе.

Мы вышли. Раис увидел свои боты, валявшиеся бесхозно, воскликнул радостно и кинулся первым делом их надевать.

Серёга с Лёликом, имевшие заметно распухшие пунцовые уши, вдвоём тормошили Бобу, никак не желавшего расставаться со своей блаженной улыбкой.

— Давайте его к фонтану, — скомандовал Джон, снимая один светильник со стены. — В воду фейсом уроним, тогда очухается.

— Дело говорит, — обрадовался Серёга. — И нам умыться не мешает.

Он попытался Бобу поднять, но один не смог. Я пристроился с другого бока, Лёлик подпёр сзади, и общими усилиями мы поставили невменяемого коллегу на ноги.

Серёга прохрипел с натугой:

— Здоровый, гад…

Боба на миг очухался и произнёс чётко:

— На здоровье не жалуюсь… — после чего вновь впал в счастливую прострацию.

Мы в шесть рук подтащили его к фонтану и попытались сунуть головой в воду, но Боба внезапно вырвался и почти трезвым голосом заявил:

— А ну, кончай хулиганить!

— Да он притворялся! — обидчиво воскликнул Лёлик.

— Не притворялся совсем, а делал вид, — возразил Боба и полез сам умываться, шумно плеская водой.

Мы все последовали его примеру. По окончании водных процедур Лёлик озвучил насущный вопрос:

— Слушайте, а что делать-то будем?

— Поймать шпиёнок и наказать примерно! — предложил Раис, продолжая нервно чесаться.

— Да они уж, наверное, разбежались как муравьеды! — скептически предположил Серёга.

Раис вдруг перестал скрести под мышками, замер и охнул.

— Ты чего? — обеспокоился Серёга.

— Ключ… — простонал Раис.

— Какой ключ? — вскинул голову Джон.

— Ключа нет от сундука, где деньги лежат… — Раис похлопал себя по груди, где прежде болтался на верёвочке оный предмет.

— И оружие! — многозначительно напомнил Боба.

Более не говоря ни слова, мы кинулись в дом, через атриум забежали в закуток и остановились потрясённые. Сундука не было.

— Ограбили, окаянные!… — вполголоса запричитал Раис. — Чего делать-то теперь? Всё ведь утащили!… И накопления, и оружие. Хоть бы оружие оставили, тогда бы другие накопления сделали!… — он сердито уставился на меня и обличительно воскликнул: — Тебе говорю!… Напортачил тут и молчит!

— Чего это напортачил? — удивился я.

— Дал уйти подлюгам, не остановил! — выдвинул обвинение Раис и задышал часто, словно готовясь на меня кинуться.

— Значит, вы нализались как свиньи, а я отвечай! — вознегодовал я. — К тому же твои бабцы на меня напали, еле отбился. Так что это ты во всём виноват!

— Почему я? — опешил в свою очередь Раис.

— Потому что выбрал таких тяжеловозов! Что, не мог хрупких подобрать? — инкриминировал я, памятуя о том, что защищаться лучше нападая.

Раис пораженчески скис и промямлил:

— Каких люблю, таких и выбрал…

— Ну, влипли так влипли… — пробурчал Джон, светя светильником по углам, словно сундук мог там обнаружиться.

Мы вышли в атриум к комплювию.

— Что делать, что делать? — запричитал Лёлик как Чернышевский.

— Срываться пора, — предложил Боба. — В пещеру к лифту и домой.

— Да уж… Похоже, закончились наши римские каникулы, — с сожалением сказал Джон, оглядывая интерьер. — А только ведь начали отдыхать толково!

— Ну так что, значит, смываемся? — уточнил Серёга.

— Ещё неизвестно, дадут ли нам смыться, — внёс я толику скепсиса. — Может, окружили дом со всех сторон и схватят тёпленькими.

— Пошли проверим, — буркнул Джон.

Мы осторожно пошли на выход.

Вдруг что-то звякнуло у Серёги под ногами; он нагнулся и воскликнул:

— Ишь ты, гранатка! — потом сказал с надеждою: — Может, шмайссер мой именной где лежит? — и стал ходить кругами, шаркая и загребая ногами.

На всякий случай мы поискали в атриуме, но больше ничего не нашли, и осторожно в полном составе выбрались из дома на парадное крыльцо. Было ещё темно; ночное небо, усыпанное крупными звёздами, только-только начинало сереть с краю предутренне. Над забором маячило непонятное зарево.

Какие-то серые тени смутно зашевелились сбоку и неожиданно припустили бежать к воротам с дробным топотом, крича что-то.

— Стоять, казбеки! — заорал Серёга и бросился вдогонку.

Ворота вдруг резко распахнулись настежь; за ними обнаружилась толпа народу в воинских доспехах, поблескивавших в обильном свете многочисленных факелов. Толпа извергла многоголосый недобрый гул. Засверкали хищные полоски мечей.

Серёга, не останавливаясь, заложил крутой вираж и стремительно вернулся обратно.

Мы сгрудились на крыльце, не зная, что делать. Нарисовавшиеся враги, похоже, также были в растерянности, поскольку хотя и шевелились, но во двор зайти не пытались.

— Чего это там? — воскликнул Боба. — Никак сундук наш!

Действительно, прямо напротив ворот, полускрытый ворогами, стоял знакомый сундук. Крышка его была откинута. Две какие-то личности суетились возле.

— Ах, подлецы! — всплеснул руками Лёлик. — Совсем ограбили! — потом начал толкать нас в спины, спихивая с крыльца, и приговаривать: — Давайте, давайте, надо отбить оружие! Тогда мы их быстро победим!

— Сам иди! — испуганно воскликнул Раис.

Серёга вдруг заорал как матрос при штурме Зимнего, выдернул чеку из гранаты и метнул её в толпу навесиком. Чёрный шарик мелькнул, видимый чётко в свете факелов, ударился о кого-то, отрикошетил и упал прямиком в раскрытый сундук; враги пронзительно завопили и кинулись врассыпную, что явно говорило о их подготовленной осведомлённости.

— Ложись! — рявкнул Джон.

Мы кинулись наземь, и тут же грянул взрыв, и за ним ещё, да куда мощнее — так, что заложило уши — словно Серёга умудрился кинуть не штатную ручную гранату, а, по меньшей мере, танковый снаряд.

На каменные плиты двора изобильно просыпалось что-то со стуком и лязгом.

Повременив, мы вскочили и было собрались, пользуясь паникой в рядах неприятеля, незамедлительно бежать овладевать крайне необходимым в сложившейся ситуации оружием, но это уже оказалось неактуальным. На месте сундука валялись какие-то жалкие обломки, а двор был усеян искорёженными фрагментами нашего вооружения. Впрочем, один предмет, валявшийся прямо у крыльца, выглядел целым и невредимым. Это был топорик Раиса, который коллега тут же обрадованно схватил и даже им боевито замахнулся.

— Дура, ты чо наделал?! — завопил Лёлик.

— Не нашим, не вашим! — ошалело отозвался Серёга.

В воротах вновь произошло появление противника. Громкие истеричные голоса обзывали нас мерзкими колдунами и бескомпромиссно грозили страшными карами.

Вдруг что-то недобро свистнуло над головой и ударилось с треском о стену дома. В свете факелов стало видно, как несколько человек готовятся метнуть дротики, приноравливаясь нас продырявить хоть и архаичным, с нашей точки зрения, но, тем не менее, вполне действенным средством.

— Атас, смываемся! — заорал Серёга, и мы бросились со всех ног под надёжную защиту дома, дружно захлопнули дверь и заложили толстый засов.

— Тикаем! — паникёрски воскликнул Лёлик.

— Куда? — растерянно спросил Джон.

— В пещерку, где красная кнопка, в смысле, лифт, то есть машина времени!… — затараторил Лёлик.

— Чего тикать, я ещё каску не нашёл… — пробормотал Раис, но усугублять возражения не стал.

Остальные приняли идею как само собой разумеющееся. Коллеги выглядели подавленными и явно растерянными.

— Интересно, они со всех сторон обложили, или только у ворот собрались? — вслух подумал Джон.

Со двора послышался шорох, потом голоса, и вдруг сильный удар потряс дверь, а потом ещё и ещё.

— Ай-яй! — подпрыгнул на месте Лёлик. — Держите, держите, а то сломают! — закричал он бестолково, сам, тем не менее, отбегая подальше.

— А ну, все в сад! — крикнул Джон и первым побежал через атриум к перистилю.

Мы бросились следом. Лёлик, набрав крейсерскую скорость, обогнал было всех, но потом предусмотрительно затормозил, и вперёд вырвался Раис.

Как только он выскочил в перистиль, то сразу затормозил, а за ним и все мы. В десятке шагов от нас у фонтана в какой-то незаконченной, на полушаге, позе стоял вилик собственной персоной и смотрел на нас как нашкодивший кот, застигнутый на месте греха.

— А-а-а, гнида шпиёнская!! — заорал Раис, подпрыгнул по-индейски на одной ножке и запустил в него топориком.

Топорик, просвистев шустро, врезался обухом предателю в грудь и отскочил со стуком на землю. Враз побелевший вилик шатнулся назад, лапнул ушибленное место, глянул полными дикого ужаса глазами на ладони, норовя узреть на них алую родную кровь, но не обнаружив оной, завопил вдруг с ультразвуковой пронзительностью, резво повернулся и тиканул в проход, ведущий в сад.

— У-у-бью-ю!! — заголосил Раис, подхватил топор, замахнулся им привольно и кинулся следом, увлекая нас за собой.

Мы стремительно проскочили куцый коридор и выскочили в сад. Предателя нигде не было видно, словно он то ли привиделся, то ли исчез как нечистая сила. Рассвет должен был вот-вот случиться. Мутный предутренний свет уже позволял разобраться в деталях окружающей среды. Мы быстро прошли по дорожкам туда-сюда, остановились возле стены.

— Куда делся, гад!? — крикнул Раис. — Выходи, а то хуже будет!

— Тихо ты, — осадил его боязливо жавшийся Лёлик. — Услышат сейчас, набегут!…

Мы прислушались — удары в дверь продолжались с ритмичностью часов.

— Кричи, не кричи, всё равно дверь сломают и мало нам не покажется, — философски заметил Боба.

— Так чего делать-то будем? — вскричал Лёлик. — Затянули меня сюда, так давайте спасайте!

Лёлик заметался, потом попытался схватиться за побеги плюща, оплетавшие стену, но те тут же лопнули, оросив коллегу резко пахнувшими брызгами.

— Через забор трудновато лезть, — прикинул Серёга, глядя на трёхметровую гладкую стену.

— Надо эту сволоту Титка найти! И спросить как с падлы! — гнул свою линию Раис, озираясь по сторонам.

— Чего спросить? — уточнил Боба.

— А, может, тут в стене калитка есть? — предположил я. — Если вилик не успел смыться, то он нам её покажет…

— Ещё как покажет! — пообещал Раис и взмахнул топориком как заправский мясник.

— … А если смылся, то саму калитку найдём, — продолжил я. — Так что давайте, по-быстрому распределились по стене!

Коллеги немедленно подхватили почин, и все мы полезли в кусты, обильно росшие вдоль стены, искать пути к спасению. Почти сразу же раздался радостный вскрик Бобы, потом невнятные чертыхания, а затем с полоумным клёкотом выскочил из кустов павлин и суматошно ломанулся убегать от придурочных следопытов.

В доме раздался треск, перекрытый восторженным рёвом. И тут же раздался ещё один крик — Серёга радостно звал нас к себе. Мы бросились к нему. В стене в переплетении плюща имелась-таки небольшая калитка, пребывавшая в полуоткрытом состоянии. Серёга как раз осторожно выглядывал наружу.

— Смотри внимательно, вдруг там засада? — плаксиво простонал Лёлик, трясясь всем телом.

— Вроде нет… — пробормотал Серёга.

— Вперёд! — выразил я общую мысль.

Один за другим мы выбрались в пустынный кривой проулок и, сориентировавшись, быстро, но осторожно заспешили по нему.

Когда мы подошли к повороту, то донеслись до нас голоса и ещё какие-то звуки: пофыркивание и топот — вроде и знакомые, но непонятные. Мы остановились и прислушались. Кто-то шумно откашлялся и спросил насчёт того, долго ли им ещё здесь стоять. Другой голос, хриплый и грубый, в ответ выругался без всякого смысла. На том диалог закончился.

Я осторожно выглянул из-за угла. Немного поодаль возле раскидистой ветлы стояли два легионера. Рядом с ними имелось немало лошадей, которые и издавали показавшиеся знакомыми звуки. Один легионер держал в руках факел, оранжевый отблеск которого падал на конские крупы.

— Там лошади, — шёпотом оповестил я нетерпеливо ожидавших коллег. — А народу, вроде, только двое.

— Берём на гоп-стоп, — заторопился с планом Серёга. — Потом по коням, и айда!

Со стороны бывшего нашего дома послышались новые крики — похоже, облава уже добралась и до сада.

— Начали!… — нервно выдохнул Джон и кивнул мне.

Я, Джон и Серёга дружно и стремительно вышли из-за угла на оперативный простор и в один миг оказались перед легионерами.

Один из них, с факелом, был долговязым и молодым, с растерянным лицом солдата-первогодка, а другой, коренастый, с мускулистыми руками и с квадратной, покрытой шрамами, физиономией по всему носил звание ветерана местных вооруженных сил. Ветеран держал поводья трёх фыркавших как заведённые лошадей. Ещё лошади, примерно с десяток, тесно толпились у ветлы, привязанные к толстым ветвям.

Легионеры изумлённо уставились на нас. Ветеран растерянно пробормотал что-то вроде "стой, кто идёт", на что Джон промычал успокаивающе:

— Свои, свои…

От его слов молодой заскулил припадочно и стал пятиться. Ветеран, перекосив челюсть набок, сноровисто стрельнул узкими глазками по сторонам и тоже было попятился, но принайтовленные кони заржали нервно и, заплясав на месте, не позволили особо передвинуться.

— А ну, отдай! — выкрикнул устрашающе Джон, протягивая к коноводу скрюченные пальцы.

Молодой легионер оглушительно заорал, развернулся и кинулся тикать. Ветеран, зарычав хрипло и испуганно, руку, к которой примотаны были поводья, стал из них резкими рывками выдирать, а другой попытался выхватить меч из потрёпанных ножен, к счастью заклинивший. Джон резво отпрыгнул в сторону, оставив меня с разгорячённым коноводом с глазу на глаз. Я, решив не дожидаться момента предъявления холодного оружия и надеясь на стремительную подмогу со стороны коллег, дёрнулся к легионеру, но тот, безумно пуча глаза, стал шустро лягаться и первым же замахом врезал мне подкованным гвоздями сапогом прямо по голени. Вскрикнув от сильной боли, я в сердцах размахнулся и саданул вояке в челюсть. Раздался зубной лязг; легионер, мигом освободившись от поводьев, отлетел в сторону и приземлился плашмя на спину. С громким звоном покатился по камням шлем. Кони, почуявшие волю, стали разбегаться; я с трудом успел поймать вороного жеребца, ухватив болтавшийся повод.

— Ловите коней! — крикнул я коллегам, недоумевая по поводу их неповоротливости, но, оглянувшись, обнаружил, что все они уже сидят верхом — на лошадях, позаимствованных у ветлы. Незанятые лошади свободным образом болтались рядом.

— Чего возишься, быстрей давай! — оскорбительным тоном крикнул Раис.

Я решил было его как следует обозвать, но тут Серёга вдруг засвистал пронзительно; свободные лошади перепуганно шарахнулись и кинулись разбегаться по улице. Мой жеребец попытался вскинуться на дыбы; я повис на поводьях, чувствуя, что вот-вот взлечу как на гигантских шагах, но жеребец на полдороге скис и лишь стал храпеть тревожно, дёргая ушами. Я попробовал на него залезть, но эта каналья никак не давала подойти сбоку, крутясь как заведённый пропеллер.