Римские вакации

Глава 20

В которой герои и все остальные вовремя находят надежное убежище, после чего попадают в осаду.

Разбудили меня настойчивые тычки. Я заворочал чугунной башкой, с трудом включаясь в имевшуюся реальность. Самочувствие было препаршивым настолько, что хотелось уйти на больничный.

— Вставай, варвар, тебе пора… Рассвет уже… — назойливо болботала над ухом хозяйка, не переставая тыкать меня кулаком под рёбра.

— Сейчас, сейчас!… — застонал я, с тревогою осознавая, что и челюсть моя вела себя болезненно, как у щелкунчика после мешка грецких орехов.

Я с превеликим трудом перевернулся, разлепил глаза и проскрипел:

— Что так рано?…

— Ха! — ответила с превосходством Валерия и, зачем-то многозначительно взвесив в руках собственные перси, высокомерно пояснила: — Я же всё-таки замужняя женщина!

Никакого достойного ответа я не нашёл, поэтому со стенаниями сполз с ложа и стал одеваться. Происходило всё это в силу повальной слабости и обуявшего тремора крайне неуклюже, как у бывшего паралитика, а посему бездельничанье хозяйки меня возмутило, и я заставил её завязать мне шнурки на кроссовках, угрожая иначе никуда не уходить, а вовсе и остаться, при том распевая громко свои варварские песни.

Дама, скорчив чудовищно брезгливую гримасу, двумя пальчиками, морщась и отворачиваясь, организовала два бантика, после чего я подхватил снаряжение и отправился на выход, восстанавливая несколько позабытую координацию движений. У порога я остановился и неожиданно сам для себя заявил:

— И вообще, женщина, я не варвар!

— А кто же ты? — недоумённо поинтересовалась Валерия.

— Интеллигент! — выпалил я гордо и вышел вон.

Шаркая подошвами и кряхтя, я пошёл по коридору, но потом вспомнил о ещё вчерашней утере ориентации внутри дома и остановился озадаченно. Но тут впереди раздался весёлый посвист и вышел ко мне Рабирий. Был он доволен, относительно свеж и вообще выглядел молодцом для своих годков. При виде меня он остановился, улыбнулся поощрительно и доложил:

— А я вот жену иду проведать, спросить у любезной: как спалось, что снилось!

— Ну да… — промямлил я, не вдаваясь в подробности, и спросил: — А где тут мои однополчане?

— А все в саду. Вот так прямо пойдёшь, потом направо, а там дверь будет, — ответил старикан и браво удалился.

Я последовал по указанному маршруту. Дверь оказалась на месте, и я вышел в сад. По-утреннему прохладный воздух немного освежил. Было ещё рано, солнце только встало, окрасив верхушки деревьев в розовые тона. Густая трава серебрилась от росы. Я поёжился и, с усилием раскрывая норовившие слипнуться глаза, побрёл по посыпанной разноцветной галькой дорожке вглубь ландшафта. Кругом было тихо и безмятежно; лишь птицы начинали репетировать утренний щебет. Ничего не напоминало о ночном терроризме. Так же и не наблюдалось коллег. Я остановился и огляделся, подозревая старикашку в маразме и склерозе, но тут выбрел из кустов Раис, озабоченно высматривавший нечто в кронах деревьев.

Я с подозрением поглядел туда же, но ничего путного не обнаружив, осведомился: не получены ли ценные агентурные сведения о скрывавшихся на ветках на подлый обезьяний манер уцелевших лазутчиках и не назначен ли посему их всеобщий поиск с задержанием на поражение.

Раис пробурчал невнятно, а затем добавил в сердцах:

— Насажали чёрт знает что! Никаких тебе, понимаешь, фруктов! Одни пальмы несъедобные! — потом сморщился и подозрительно спросил: — А ты, вообще, где лазишь?

— Да так… — ответил я осторожно и поинтересовался: — А где все наши-то?

— Да вон там, на лужайке, — Раис ткнул пальцем за спину и хвастливо доложил: — Ночью шашлыки делали! Ели вкусно. И, кстати, с девочками…

— Ну и ладно… — буркнул я и пошёл дальше.

За густо разросшимися кустами послышались родные голоса. Дорожка свернула и вывела на обширную полянку. Посередине имелся круглый бассейн с мраморными бортиками; рядом зияла горелая проплешь с грудою пепла и угольев, обложенных кое-как разнокалиберными булыжниками. Кусты были частично помяты, частично поломаны, кругом валялись изничтоженные ветки; трава была тщательно вытоптана, а на цветах, похоже, кто-то оттачивал сабельную рубку при помощи прута. Поодаль между акаций виднелась высокая глухая стена, а перед нею маячили спины стоявших редкой цепью преторианцев с копьями и щитами. Под кустами располагались давешние танцовщицы; некоторые ещё спали, другие сидели, хмурясь сонно и пытаясь привести в порядок растрёпанные волосы, измятые наряды и прочую измусоленную внешность, а одна и вовсе сплошным голяком бродила бестолково по лужайке, разыскивая, по-видимому, невесть куда задевавшуюся одёжку.

Коллеги были все тут как тут. Джон стоял, подбоченясь, и рачительно оглядывал окрестности, а особливо блуждавшую девицу, и довольно улыбался. Боба валялся с блаженным видом на земле; рядом сидел Лёлик и чего-то бурчал недовольно, помахивая грозного вида прутиком. Серёга наподобие невинного младенца плескался в бассейне, ухая и сладко булькая пузырями.

— Ага! — воскликнул, узрев меня, Джон. — Значит, шастаешь где-то, от коллектива отрываешься!

Он бойко подкатил ко мне, взял за локоть и, щедрым взмахом руки обведя окрестности, заявил гордо:

— Вот, стало быть, всю ночь на боевом посту! Бдели, можно сказать! Занимались охраной окружающих границ!

— И как, террористы не появлялись? — поинтересовался я.

— Ни одного гадёныша! — ответил Джон даже с некоторым сожалением.

— А девиц, что, отмобилизовали тоже для охранения? — справился я.

— Ну так для скрашивания тягот и лишений караульной службы, — ухмыльнулся Джон, а потом, конспиративно оглянувшись, с некоторым оттенком бахвальства стал взахлёб рассказывать, как в самый разгар веселья отошёл по нужде в кусты, а там оказалась младшая сестра той старшей сестры, которая замужем за старикашкой, от которой, кстати, Раис чего-то тиканул, но почему — не рассказывает, а только ругается, а он, Джон, быстро и немедленно младшую сестру окрутил, охмурил и очаровал по совершенно полной программе, хотя она и ломалась как культурная из благородных, но разве перед ним — потомственным гусаром — кто устоит, и как она сказала, что только он один из нас ей понравился, и что она давно на него глаз положила, да только воспитанная скромность и прирождённое воспитание не позволяли ей об этом сообщить, а ещё она такая зажигательная — как напалмовая бомба, и умеет всякие такие штучки, о которых Джон даже и не подозревал.

Я выслушал коллегу, борясь с зевотою, поддакнул, что де именно все они такие — эти из благородных, не заостряя внимания на некоторых несоответствиях в его рассказе по поводу одновременного наличия благородной целомудренности и всяких таких штучек, не совсем друг с дружкой гармонировавших, после чего отошёл к бассейну умыться.

Водоём, судя по изысканно резному мраморному парапету и всяческим узорчатым финтифлюшкам, выполнял функции декоративные, а не купальные; тем не менее, Серёга чувствовал себя как в ванне, ворочаясь и так, и эдак на имевшемся мелководье, не позволявшем без труда утонуть.

— Давай сюда! — заорал мне купальщик, переворачиваясь на брюхо и пытаясь организовать баттерфляй, из которого вышло лишь одно сумасшедшее брызганье.

Я оценил приглашение с точки здравого смысла и не увидел в возможности освежиться ничего предосудительного. Раздевшись неторопливо, я вступил в бассейн. Что-то скользкое быстро коснулось ноги. Я присмотрелся и обнаружил стайку перепуганно мельтешивших лупоглазых рыб. Засим сполз в прохладную воду и наконец-то блаженно прикрыл глаза. Проглянуло солнце между деревьев, стало ласкать тепло и нежно. Потянуло вначале в сон, но свежесть водной процедуры постепенно превращала естество в некоего бодрого живчика. Я распахнул взор, нырнул с головою, шумно отфыркался. Захотелось физкультурных упражнений и плотного завтрака.

Пробежал мимо Дыробой, издали закричал преторианцам, приказывая снимать оцепление и строиться. Воины стали шустро сбегаться в одну кучу.

— Эй… сержант! — спросил Джон у центуриона. — В чём дело?

— Приказано готовиться к переходу в старый дворец! — ответил тот торопливо. — Сейчас выступаем!

Джон обеспокоенно затоптался и сам принялся командовать:

— Пора, пора, однако, быстренько собираемся!

— Вылазим, — бодро откликнулся Серёга, выскочил из бассейна, стянул трусы и стал их отжимать, напористо предлагая девицам не подглядывать, хотя те явно и не собирались этого делать.

Я также вылез, целомудренно отошёл в кусты, где облачился, увёртываясь от назойливых колючек.

Преторианцы к тому времени построились. Дыробой, махнув им рукой, направился в стиле спортивной ходьбы к дому. Бойцы потрусили следом. Пробегая мимо, они плотоядно косились на танцовщиц.

Нестройной гурьбой мы двинулись следом. Навстречу вышел Раис; был он весел, доволен и что-то жевал с аппетитом, по-хомяковски шевеля плотно набитыми щеками.

— Ага! — уличающе заорал Лёлик. — Мы тут с голоду пухнем, а он жрёт и не делится!

Раис мигом прекратил жевать; затем, побагровев страшно, проглотил всё в один заход и, как ни в чём не бывало, ответил:

— Не ем я ничего… Видимость это…

Мы быстро прошли сквозь дом и вышли во двор. Там стоял раздражённый сверх всякого предела Антоний в полном доспехе. Рядом с ним крутился Рабирий, канючливо упрашивавший прислать ему хотя бы пару манипул для защиты дома, причём в голосе его явно чувствовалась полная безнадёжность.

Преторианцы сгруппировались у закрытых наглухо ворот. Мы подошли к Антонию. Рабирий, замолкнув на полуслове, оглянулся на нас и развёл руками жалобно.

— Не боись, папаша! — успокоительно молвил ему Серёга. — Всех порубаем!

— Ну чего? — деловито спросил Джон у полководца. — Будем посмотреть: нет ли засады?

Антоний согласно кивнул и приказал Дыробою, чтобы тот послал пару преторианцев на разведку. Центурион начал выявлять желавших отличиться, но таковых не находилось. Наконец, потеряв терпение, Дыробой рявкнул, съездил кому-то по уху, после чего быстро выявил двух добровольцев в принудительном порядке. В воротах отворили калитку и вытолкнули их общими усилиями на улицу, после чего калитку незамедлительно захлопнули и стали насторожённо вслушиваться: не произойдут ли звуки истребления наших делегатов. Но было тихо.

— Ну, что? — пробурчал Антоний и вытащил меч. — Выступаем.

— Однако, айда! — озабоченно произнёс Джон и, поправив рюкзак, стал подталкивать нас в спины.

Ворота открыли настежь. Дыробой построил преторианцев в коробку. Те ощетинились копьями, укрылись щитами. Антоний и мы поместились внутри строя. Антоний крепко сжимал свой меч, а мы же разобрали сектора наблюдения и взяли автоматы наизготовку.

Шаркая и стуча вооружением, наш отряд осторожно начал движение. Никакого нападения не происходило. Улица была совершенно пустынной. Лёгкий ветерок порывами гнал песчаную пыль по каменным плитам. Через некоторое время напряжение стало спадать. Мы пошли более непринуждённо и вскоре вышли на площадь. Старый дворец стал уже виден. Наши разведчики как раз колотили в его ворота.

И вдруг с другой стороны площади раздался крик, лязг и топот. Мы все разом оглянулись. Из боковых проходов у здания Библиотеки выплёскивалась масса вооружённых людей, которые явно бежали к нам с самыми дурными намерениями.

— Тика-а-ем!! — заорал что было сил Джон, оттолкнул мешавшихся преторианцев и кинулся бежать ко дворцу, вскидывая ноги как перепуганный страус.

Вся наша команда, не раздумывая, бросилась следом. Как раз ворота в дворцовой стене стали открываться. До них было метров пятьсот, и это расстояние мы пробежали явно если не с мировым, то с европейским рекордом. Бежали дружно, плотно, не взирая на лица и звания. Антония никто вперёд пропускать и не думал. Впрочем, он, пыхтя как паровоз, пёр с завидным напором как то же средство транспорта. Дыробой от начальника не отставал, то и дело норовя того обогнать. Преторианцы улепётывали с не меньшим азартом.

С разбегу мы заскочили за ворота и стали оглядываться: никто ли не отстал? Последним прибежал, мотая брюхом и рюкзаком, багровый задыхавшийся Раис.