Римские вакации

Глава 42

В которой герои обстоятельно осматривают свои хоромы.

Входная дверь была нарядно декорирована мраморными наличниками: сверху был фронтончик, по бокам пилястры. Перед дверью, на том месте, где полагается быть коврику, в пол была вделана узорчатая мозаика, на которой читалось выложенное красной смальтой слово "Входи", что в те бесхитростные времена означало: "Милости просим".

— Эге! — усмехнулся Раис. — Приглашают!

Джон значительно откашлялся, достал план здания и вошёл первым.

Прямо за дверью имелась небольшая пустая комната.

— Это, стало быть, у нас вестибюль, — предположил Джон, заглянув в план.

— Он самый, — согласился Лёлик, вооружаясь своей энциклопедией.

Сразу за вестибюлем находился большой богато декорированный зал. Пол в зале выложен был красными и бежевыми мраморными плитками, обрамлявшими квадраты разноцветной мозаики, изображавшей цветочные гирлянды. У стен, разрисованных яркими загогулинами узорчатых гротесков, стояли на одинаковых постаментах мраморные статуи разных фасонов. Между статуями находились дверные проёмы, прикрытые тяжёлыми золотистыми занавесями. Четыре колонны из зеленовато-бежевого мрамора с пышными коринфскими капителями подпирали рельефный потолок, посередине которого имелось немалое прямоугольное отверстие, из которого размытым потоком падал дневной свет, оттеняя выпуклости интерьера.

Прямо под отверстием устроен был в полу неглубокий бассейн, в котором на донышке поблескивала вода. Посередине бассейна на невысоком постаменте размещалась небольшая бронзовая статуя какого-то хищного зверя, предположительно пантеры, с выразительно раззявленной пастью. В пасти виднелась оконечность медной трубы.

— Фонтан? — уточнил Раис, тыча пальцем в пантеру.

— Фонтан, — подтвердил вилик.

— Люблю! — кратко одобрил Раис.

— А почему не работает? — с подозрением спросил Лёлик.

— Ну так задвижку надо открыть, — ответил Тит.

— Открой! — погрозил ему пальцем Раис и довольно заухмылялся, обводя взглядом помещение.

— А это что тут у вас… у нас вообще? — осведомился Джон у вилика, поглядывая в план как экскурсант в путеводитель.

— Ну так атриум, — с некоторым недоумением от такой неосведомлённости по поводу планировки римского дома ответил Тит. Смотрел он на нас с явной опаскою и даже старался держаться подальше.

Лёлик полистал энциклопедию и зачитал:

— Атриум — парадный зал римского дома. Украшался колоннами, статуями, картинами, мозаиками. Раньше в классическом римском доме атриум был внутренним двором с галереей вокруг. В центре атриума находился очаг, стоял стол, за которым собиралась вся семья. На атриум выходили жилые и хозяйственные помещения, а также помещения для скота. В позднее время атриум преобразился в парадное помещение, но основная планировка в силу традиций была сохранена.

— Экие консерваторы… — пробормотал Джон.

— Небось, зимой из дыры дует, — предположил Раис, озабоченно глядя вверх. — Но ничего, заделаем!

— А ты что, до зимы тут оставаться собрался? — осведомился я.

— А почему нет? — самоуверенно заявил Раис и ухарски сдвинул каску на затылок.

— Так у тебя ж отгула скоро кончатся! — напомнил Боба.

— Ну и фиг с ними! — легкомысленно махнул рукой Раис. — Пущай увольняют. Я, может, вообще здесь останусь. Домик есть, деньжата имеются, рабов прикуплю, в патриции запишусь, сенатором заделаюсь, — Раис аж зажмурился от предвкушения и зачмокал губами, словно пробовал нечто очень вкусное.

— Из тебя сенатор как из Буратины кочегар, — хехекнул Боба.

— А это что такое? — поинтересовался Серёга, указав на бассейн.

Лёлик сунулся в энциклопедию и доложил:

— Имплювий.

— Чего? — озадаченно переспросил Серёга.

— Иплювий, говорю. Так называется. Раньше тут воду дождевую собирали. А дырка сверху зовётся комплювий.

— Ага… — вдохновенно пробормотал Серёга, морща лоб. — Значится, вот откудова пошло наше слово "плюваться".

— Во-первых, не "плюваться", а "плеваться", — поправил Джон, а потом одобрил: — Но в целом ход мысли верный.

За бассейном стоял стол монументального вида с массивной мраморной столешницей, с торцов украшенной резьбою. Столешница опиралась на две каменные опоры, на которых вырезаны были мощные львиные лапы, сверху превращавшиеся в грифонов с крыльями. Опоры, в свою очередь, установлены были на толстой плите с фигурными краями.

— Какой стол знатный! — залюбовался Раис, а потом спросил: — А почему скамеек нет?

Вилик вновь удивился, помолчал, подумал и ответил:

— Ну так здесь и не сидят.

— Как не сидят? — аж вознегодовал Раис. — Стол есть, а не сидят!

— Это картибул, — поучительно разъяснил Лёлик, успевший пошуршать книжкой. — В старые времена за ним обедали. А теперь он типа декоративного. На нём обычно выставляют парадную посуду. — Лёлик заглянул в энциклопедию и с выражением зачитал: — Когда римлянина навещали гости, правила хорошего тона требовали, чтобы хозяин показывал им свою самую красивую и дорогую посуду, как правило, серебряную. На картибуле её и расставляли.

— А почему тут посуды нет?! — совсем уж возмутился Раис. — Где посуда?!

— Ну так Макробий давно уж забрал… — промямлил Тит боязливо, словно и сам приложил руку к недостаче домашней утвари.

— Ну, микроб зловредный! — в сердцах выругался Раис. — Обещал ведь, что дом продаёт со всей обстановкою!

— Ну так стол же не уволок, — хладнокровно сказал Джон.

Боба похлопал по толстой столешнице и предположил:

— Его, пожалуй, и не уволочёшь!

Раис укоризненно покачал головой, затем прошёлся по атриуму, поглядывая по сторонам, отодвинул одну из портьер между статуями, тем самым открыв взорам неприглядное тесное помещение без окон, в котором смутно маячило нечто вроде топчана, заглянул туда внимательно, а потом воскликнул:

— Не, я не папа Карло! Я на такую коморку не согласен.

— А ещё комнаты есть? — озадаченно спросил Джон у Тита.

— В перистиле, — ответил наш вилик.

— Где? — не понял Джон.

— В перистиле, — повторил Тит и махнул рукой в сторону дальней стены, где светлел большой проём, в котором просматривались в дневном освещении краски свежей зелени.

Лёлик как справочная-автоответчик тут же внёс ясность:

— Перистиль — внутренний дворик с цветником или небольшим садом, окружённый галереей и помещениями.

Тит с уважением посмотрел на Лёлика и его книгу.

— Ну пошли, посмотрим, — сказал Джон.

Мы гурьбою прошли вперёд.

В конце зала сооружена была странная отгородка с двумя боковыми не достававшими до потолка стенками, по торцам оформленными мраморными пилястрами. Передней стенки не было. Проём размещался как раз в задней стене отгородки. Был он обрамлён рельефными наличниками из золотистого мрамора, отчего напоминал собою картину.

— А это ещё зачем? — спросил Раис.

— Так таблиниум это, — сказал Тит.

— Кабинет хозяина, — уточнил Лёлик и зачитал: — В таблиниуме хозяин дома держал свои рабочие записи, отсюда он отдавал распоряжения рабам и управляющим, вёл здесь деловые переговоры.

— Ну мы тут культурно отдыхать, а не дела делать… — пробормотал Джон.

Слева от таблиниума имелся глубокий закуток. Серёга заглянул туда и воскликнул:

— Гляньте, сундучок какой-то!

В закутке, действительно, стоял громоздкий крепкий на вид сундук. Над ним в стене устроена была глубокая ниша, внутри разрисованная человеческими фигурками и орнаментом из цветов и извивавшихся змей.

Раис строго спросил вилика:

— Это что за помещение? Ежели кладовка, то почему дверей нет?

— Это ларариум, — пояснил Тит таким тоном, словно нам сразу должно было стать всё ясно.

Лёлик немедля уставился в энциклопедию и с интонациями заправского лектора зачитал:

— Ларариумом называлось домашнее святилище. В нём находились изображения домашних богов Ларов. Как правило, в ларариуме хранились ценные вещи и деньги…

Раис прытко подскочил к сундуку, открыл его, заглянул туда с заблаговременным восторгом, словно доверчивый ребёнок в новогодний подарок, но затем произнёс разочарованно:

— Пустой…

— А ты думал, Микроб тебе казну оставил? — хохотнул Серёга.

— А сундучок-то знатный… — заметил Боба.

Сундук и в самом деле выглядел очень солидно. Сделан он был из толстых плотно подогнанных досок, щедро укреплённых фигурными медными загогулинами. В положенном месте имелась замочная скважина.

— Эй, Тит! Где ключ? — строго спросил Раис.

— Ну там… — неопределённо махнул рукой вилик.

— Будем здесь амуницию свою хранить, — изрёк Раис. — А то таскаемся по жаре с полной выкладкой.

— Дело говорит! — поддержал Серёга.

— Ну ладно, пошли дальше смотреть, — поторопил Джон.

С другой стороны от таблиниума имелся узкий коридор, в который выходили два дверных проёма, закрытых занавесями: справа и слева.

— Тут вот зимний триклиний, — вилик показал направо. — А сюда летний триклиний, — он показал налево, а потом с интересом уставился на Лёлика и его книжку.

— Лёлик, расшифруй, — скомандовал Джон.

Лёлик поправил очки и зачитал:

— Триклинием называлась трапезная в римском доме.

— Ага! — оживился Раис, быстро откинул занавесь справа и вошёл в помещение. Мы последовали за ним.

Комната в квадратов двадцать не баловала освещённостью. Свет в неё проникал только через размещавшееся под самым потолком вытянутое в ширину окно с бронзовым частым переплётом, в который вставлены были куски мутного неровного стекла. Посередине комнаты стояли три ложа со столом, выглядевшие несколько сиротливо. На крашеных в красно-коричневый цвет стенах висели большие мраморные барельефы, на которых мускулистые как культуристы воины в явно греческих доспехах динамично бились с таким видом, словно главное для них было не сокрушить врага, а продемонстрировать наиболее нарочитую позу.

Барельефы были потёртые, кое-где неровно сколотые, особенно по краям.

— А что это они какие-то неновые? — спросил критически Боба.

— Древние они. Их уже давным-давно из Сиракуз привезли, — ответил вилик.

— Что-то непохоже на туристический сувенир, — выразил сомнение Джон.

Тит наморщил непонятливо лоб, а потом дополнил:

— Прадед старого хозяина во время войны с Карфагеном участвовал в осаде Сиракуз. Вторым легатом был. Город долго осаждали, пару лет. Там какой-то зловредный механик был. Всё машины изобретал всякие вредительские. Не давал нам победить заслуженно…

— Стоп, стоп… — пробормотал Лёлик. — Так это ж Архимед был…

— Который "эврику" кричал? — живо уточнил Серёга, продемонстрировав совершенно недюжинные для себя познания.

— … Два года осаждали, но потом взяли, — продолжал рассказывать Тит с некоторым гонором. — А за то, что такие дерзкие эти сиракузяне оказались, город предали огню, мечу и трофейным сборам…

— И Архимеда порешили… — с видимым сожалением добавил Лёлик.

— … А барельефы эти прадед хозяина себе взял. А раньше они в храме Афины находились, — важно закончил рассказ Тит.

— Стало быть, перемещённые ценности, — подытожил Джон.

— А ты это всё откуда знаешь? — спросил ревниво Лёлик у вилика.

— Так я с малолетства у Луция Домиция жил. А в доме часто про это рассказывали, — пояснил тот с гордым видом.

— А что, греки не требуют назад вернуть? — поинтересовался Боба.

— Да кто ж их слушать будет? — изумился вилик и неуверенно хихикнул, словно не понимал: уж не шутит ли новый господин.

Раис углядел в дальнем углу плохо приметную в полумраке дверь и спросил:

— А там что?

— Кухня да кладовые для запасов всяких, — пояснил вилик.

— И много запасов? — оживился Раис.

— Да совсем нет, — с грустью ответил Тит.

— Ну ничего! — оптимистично заверил Раис. — Набьём кладовки как закрома Родины!

— Ладно, пошли дальше, — предложил Джон.

Мы гурьбой как любознательные экскурсанты перешли в летний триклиний.

Это помещение было светлым, просторным и радовало глаз праздничным интерьером. Слева чуть ли не во всю стену имелся широкий проём, выходивший в крытую террасу под рыжей черепицей с крашеными в красный цвет дорическими колоннами, которая со всех сторон окружала внутренний обильно озеленённый дворик.

Остальные стены несли на себе художественную нагрузку в виде изящных росписей: орнаменты из виноградных листьев, цветов, ваз и виньеток обрамляли жанровые сценки, на которых полуодетые нимфы с круглыми лицами плясали и играли на дудках, а так же купались голышом под взглядами таившихся за условно выраженными кустами похотливых мужиков с козлиными ногами.

На невысоком постаменте стояла мраморная нагая барышня в натуральную по местным низкорослым масштабам величину. Барышня как-то очень знакомо прикрывала точёными руками приятные округлости своей грациозной фигуры, которая в целом являла идеальные пропорции; вот только головка с обворожительными чертами, повёрнутая от зрителей вбок, была слишком маленькой — что, впрочем, нисколько не умаляло очаровательной прелести статуи.

По углам триклиния высились бронзовые треножники с широкими чашами и массивные замысловато узорчатые канделябры, на которых во множестве укреплены были масляные светильники.

Посередине зала на мозаичном разноцветном полу стоял низкий стол с большой круглой столешницей из полированного дерева с красивой фактурой. Столешницу поддерживал фигурный столбик из слоновой кости, опиравшийся на квадратное основание из чёрного дерева. Вокруг стола с трёх сторон знакомым уже для нас порядком располагались три широких трёхместных ложа с изогнутыми изголовьями, обтянутые жёлтой кожей и обильно украшенные золочёными накладками.

— Надо бы нормальные столы со стульями приобрести, — порекомендовал Боба.

— А вот и нечего! — активно возразил Раис. — Желаю кейфовать и валяться во время еды!

— Всё равно надо будет расшириться насчёт посадочных мест, — сказал Джон, отчего-то мечтательно прищурившись. — Перетащить лежанки из зимней столовой сюда.

— Зачем? — удивился Серёга. — Нас шесть, а местов три по три… целых девять.

— А девчонок куда размещать будем? — вкрадчиво поинтересовался Джон и заулыбался радостно. — Если каждому по одной, то уже двенадцать, понимаешь, персон!

— Точно! — озарённо воскликнул Серёга. — А я и не подумал!… Девульки нужны!

— Надо, надо рабынек приобрести! — согласился Раис, оглядывая триклиний с видом довольного хозяина, потом посмотрел себе под ноги и вдруг негодующе ахнул: — А это ещё что за бардак?!

Мы пригляделись и увидели различные пищевые огрызки, планомерно разбросанные по полу. Были тут и куриные кости, и рыбьи скелеты, и фруктовые косточки.

— Без хозяев совсем нюх потерял! — возмущённо завопил Раис, подходя к Титу вплотную и норовя наступить тому ботами на ноги. — Чего, спрашиваю, молчишь?

Вилик смешливо хехекнул и потупился.

— Чегой-то я не понял… — озадаченно протянул Серёга, присматриваясь к огрызкам, потом попробовал один подвинуть носком сапога, но не сумел.

— Так это ж картинки! — воскликнул Боба и засмеялся.

Засмеялся, странно повизгивая, и вилик.

— Чего ржёшь-то? — сделал ему замечание Раис. — Обманул и ржёт, понимаешь!

— Эй, Тит, к чему фигня эта? — спросил Серёга.

Тот пожал плечами:

— Принято так.

Лёлик полистал энциклопедию, важно поднял палец и вдохновенно зачитал:

— Римляне во время трапезы специально бросали куски под стол, поскольку считалось, что упавшая пища принадлежит духам умерших. Отсюда и пошёл обычай не есть то, что упало на пол…

— А я думал, из-за гигиены… — вставил собственное мнение Боба.

— Поначалу полы в триклинии мести не разрешалось. Но затем в качестве замены придумали выкладывать мозаики, изображавшие объедки, чтобы настоящий мусор убирать.

— Хитрецы какие… — заметил Раис, а потом спросил вилика: — Эй, Тит, а сейчас пожевать что-нибудь есть?

Вилик помялся и неуверенно ответил:

— Да нет…

— А не врёшь? — насупился Раис.

— Ладно! Потерпим ещё, — осадил его Джон и вышел на террасу внутреннего дворика.

Мы присоединились к нему.

— Это, значит, и есть перистиль? — риторически спросил Джон.

— Ну да, — подтвердил Тит.

Прямо перед нами на выложенной каменными плитками площадке находился небольшой квадратный бассейн, наполненный водой, в которой лениво плавали мелкие рыбки с красными плавниками. Посередине бассейна торчал фонтан в виде широкой чаши зеленоватого мрамора, в центре коей сидел бронзовый упитанный амурчик, державший над головой вырезанную из розового камня раковину. И этот фонтан также бездействовал.

Далее самую середину открытого места занимал круглый пышный цветник с розами, лилиями, нарциссами, маками и прочими цветами, названий которых мы и не знали. Цветник опоясывала узкая дорожка из терракотовых плиток. По краям на цилиндрических постаментах стояли бронзовые фигурки и мраморные вазы с изогнутыми ручками. Из ваз также густо вылезали цветы.

Справа на террасу выходило семь дверей.

— Тут, что ли комнаты? — спросил Лёлик.

— Да, — подтвердил Тит.

Лёлик внезапно сорвался с места как угорелый и устроил беготню с распахиванием дверей и заглядыванием в оные. Мы, раскусив его затею, кинулись наперегонки ловить момент и оккупировать кому что удалось.

Мне подвернулась комната, главным украшением которой было окно из мутноватых синих, зелёных и жёлтых стекляшек, вставленных в бронзовую раму. Цветные зайчики пятнали мохнатый бежевый с рыжими и белыми узорами ковёр. В углу стояло спальное ложе, покрытое пёстрым шерстяным покрывалом. В изголовье совсем деревенской горкой сложены были продолговатые подушки. Вместительная ширина ложа не располагала к почиванию в одиночестве. Я поднял покрывало и под ним увидел толстый тюфяк без простыни.

Из прочей мебели имелись стул с ременным сиденьем и с выгнутой назад спинкой, круглый столик на трёх ножках в виде козьих копытц и комод.

Я толкнул окно; оно отворилось. Выходило оно в противоположную от перистиля сторону. Открылся вид на нечто вроде то ли сада, то ли мини-парка. Я полюбовался зелёными насаждениями, потом окно прикрыл и вышел на террасу, где громогласным заявлением застолбил комнату. Коллеги так же на удивление без споров успели уже в этом вопросе определиться.

Я проинформировал их про вид из окна; Тит сказал, что есть ещё один садик и указал на проход справа от комнат. Через него мы и вышли в этот самый мини-парк — примерно так соток в тридцать.

Спустившись по каменной со слегка сколотыми ступенями лестнице, мы прошлись по дорожкам, посыпанным жёлтым песком. В шаровидных кронах магнолий цвели крупные белые цветы, над которыми гудели страждущие пчёлы. В заметном порядке тянулись вверх кипарисы, тополя и лавры, рос кустарник с обильными кожистыми листьями. У дорожки между деревьями располагались несколько обязательных статуй.

Вылез из кустов акации павлин, покачал куриной башкой, крикнул хрипло и заторопился обратно, спасаясь от Лёлика, вознамерившегося наступить ему на хвост.

— Ишь ты! — приятно удивился Боба. — Даже и свой павлин имеется!

Сад ограничен был высокой каменной оградой. К ней пристроен был небольшой искусно устроенный из эскизно отёсанного камня грот со скамейкой внутри. Джон не преминул отметить явно романтическое предназначение данного сооружения, каковое и пожелал испробовать на практике в совсем недалёком будущем.

Мы вернулись в перистиль.

— Ну что ещё есть в наших владениях? — довольно спросил Джон у Тита.

— А вот тут у нас… у вас… баня своя, — вилик показал на дверь в дальнем конце террасы. — Будете любопытствовать?

Мы не отказались, хотя уже и без особого задора и внимания.

Баня начиналась комнатой с мраморными скамьями и с парочкой скульптурных атлетов. На стене имелась фреска, изображавшая фальшивую террасу с колоннами, а за ней пейзаж с рощей и скалистыми горами на заднем плане.

— Раздевалка, значит, — сказал понятливо Раис и спросил Лёлика: — Как уж по-ихнему?

— Аподитерий, — подсказал Лёлик, за время нашего путешествия поднаторевший в местных реалиях.

За раздевалкой находился большой зал с бассейном, в котором воды не имелось. По бокам при входе стояли на мраморных столбиках бронзовые нагие нимфы в изящных позах. Стены, пол в зале и бассейн были выложены полированными плитками из мрамора серого и оливкового цвета с приятным муаровым рисунком. Под потолком, украшенным лепниной, имелись узкие длинные окна с мутным стеклом в бронзовых рамах, пропускавшие рассеянный свет. С двух сторон от бассейна были проходы, в которых вдоль стен тянулись длинные мраморные скамьи. Отсюда же в водоём спускались пологие ступеньки.

Бассейн вплотную примыкал к дальней стене, на которой тускло светились подёрнутые патиной медные дельфиньи морды с раскрытыми пастями, откуда торчали трубы немалого диаметра.

— А отсюда, значит, водица течёт, — догадался Раис.

— Ага! — подтвердил Тит. — Когда надо: холодная, а когда надо: горячая.

— Хорошо! — одобрил Раис.

— А парилка есть? — спросил Боба. — Как там её называют? Теплодарий?

— Тепидарий, — поправил Лёлик, даже и не заглядывая в энциклопедию.

— Нет, тепидария нет, дальше только кальдарий, — не порадовал вилик.

Мы прошли в следующее помещение.

Здесь стены и пол были облицованы квадратами золотистого травертина. У одной стены стояла большая каменная ванна. У другой стены в полу имелось углубление с дыркой; над ним торчала из стены труба, оканчивавшаяся круглой рожей с открытым ртом.

— Вот такая, значит, душевая кабинка, — догадался Боба.

— Всё ли работает? — деловито спросил Раис вилика и тут же приказал: — К вечеру чтоб запустил баньку. Мыться будем, купаться.

— Так одному несподручно, — возразил Тит, озабоченно взявшись чесать затылок. — Надо бы рабов…

— А как же! Приобретём… — согласился Раис. — И вообще сейчас на рынок пойдём покупки делать, — и аж зажмурился в предвкушении.

Мы вышли в перистиль.

— Ну что, всё осмотрели? — уточнил Джон.

— С той стороны есть помещения для рабов, — доложил вилик. — Туда вход отдельный. Будете осматривать?

— Да нечего там смотреть, — отказался за всех Лёлик.

— Эй! А где нужник-то? — вспомнил о безусловно необходимом помещении Боба.

— А вот тут, рядом с баней, — показал Тит на дверь в углу галереи.

Мы без проволочек туда поспешили — не столько ознакомиться, сколько использовать по назначению.

Уборная была тесной, но также с внутренней отделкою по местному эталону роскоши: вся внутри мраморная. Из сантехнического оборудования имелось одно место сидячее в виде мраморного кресла с прямой спинкой, с подлокотниками и квадратной дыркой в сидении, а также мраморный желоб с глубокой щелью посередине.

Мы распределились и занялись потребным делом.

— И что они всё тут из мрамора лепят, — недовольно пробурчал Раис. — Зимой всю задницу поморозишь.

— Ну, до зимы мы тут задерживаться не станем, — сказал Джон, заправляясь.

Мы снова вышли в перистиль. Тит стоял там, равнодушно смотря по сторонам.

— Ну вот, домовладение осмотрели, теперь пора и по магазинам, — заявил Раис.

Никто ему возражать не стал. Боба напомнил о наших планах пристроить багаж в сундук. Мы прошли в ларариум к сундуку и начали складывать в него оружие и рюкзаки. Всю эту тяжесть мы так долго таскали на себе, что тут почувствовали несказанную лёгкость. Джон выразил здравую мысль о том, что негоже таким мирным туристам как мы оказаться совсем без оружия. Серёга вызвался не расставаться со своим верным шмайссером, а заодно и с гранатой. Лёлик также решил остаться при "Калашникове", гордо заявив, что без оружия чувствует себя словно голым. При этом наши бойцы благоразумно не стали снимать с оружия маскировочные тряпочки, задействованные с утра, при сходе с корабля на берег.

Раис рачительно потребовал у вилика ключ. Тот, почёсывая затылок и бормоча под нос, ушёл. Раис быстро распаковал два мешка с наличностью и распределил между нами. Мы ссыпали золото по карманам и почувствовали себя платёжеспособными личностями. Ещё один мешок Раис взял себе, крепко сжав его в деснице, и довольно объявил себя в придачу к каптенармусу ещё и казначеем.

Тит притащил неуклюжий бронзовый длинный ключ. Раис тщательно запер сундук, и погрозил пальцем вилику:

— Смотри у меня!…

Тит придурковато хихикнул и пробормотал что-то типа: не извольте беспокоиться.

Раис достал из кармана кусок бечёвки, приспособил её к ключу и повесил ключ на шею, после чего спросил у вилика: как пройти к рынку. Тит оживлённо разъяснил дорогу к рынкам Субуры, начинавшейся сразу же у подножия холма Квиринала, на котором находилась наша свежеприобретённая недвижимость.

Провожаемые почтительно семенившим виликом, мы прошли через атриум и передний двор и вышли на улицу.

Как раз из ворот соседнего особняка вырулила команда рабов, тащившая носилки-паланкин, прикрытые узорчатой занавескою. Когда носилки поравнялись с нами, занавеска слегка отодвинулась и в щели показалась физиономия с породистым римским носом. Блеснул внимательный глаз, изучивший нас не без высокомерной пренебрежительности.

— Сосед, однако… — пробормотал Боба, когда ручной экипаж нас миновал.

— Мог бы и выйти, поздоровкаться по-соседски, — неприязненно заметил Серёга и плюнул вслед носилкам.

— Ничего, сами зайдём, познакомимся, — важно сказал Раис.

— Так тебя и пустят! — усомнился Лёлик.

— А мы имидж сменим, прикупим одежд местных модных, принарядимся, — заявил Раис и ухмыльнулся, довольный жизнью.