Павел Григорьевич Тычина был настолько зол, что готов был грызть гвозди. Если бы он услышал, как еще один ведомый ворчит о необходимости провести еще одну ночь воздушного патрулирования, он бы всадил ему ракету в задницу.
Шестую ночь подряд Тычина возглавлял группу из двенадцати истребителей МиГ-23, кодовое название НАТО Flogger, в воздушном патрулировании Волынской возвышенности на северо-западе Украины. Для Тычины было честью возглавить это большое соединение самолетов. Для такого молодого летчика было необычно командовать таким большим полетом, особенно когда патрулирование проводилось ночью, не говоря уже о очень сложных политических и военных условиях, в которых сейчас действовал патруль. Поскольку военно-воздушные силы осуществляли круглосуточное патрулирование уже более шести месяцев, ему пришла в голову мысль, что у них не хватает свежих, опытных пилотов, и они активно привлекают менее опытные экипажи для руководства ночным патрулированием. Он, Тычина, был лидером и был им уже почти месяц и совершил двадцать боевых вылетов.
«Ведущий, это Синий два». Несколько мгновений спустя поступил вызов по рации. Это снова был лейтенант авиации первого класса Владимир Николаевич Сосюра. «Мой указатель уровня топлива снова колеблется. Это переходит в пустоту. Может быть, мне лучше отвезти Грина Два обратно на базу. Прием.»
«Влад, черт возьми, это уже второй «колеблющийся указатель уровня топлива» за три ночи», — сказал Тычина. Сосед по комнате и собутыльник Сосюры был во Втором Зеленом — насколько очевидным мог быть Влад? «Может быть, вам лучше поговорить с капитаном вашего самолета и выяснить какие-нибудь другие неисправности. А пока оставайтесь на своих позициях.»
«Иди к черту, Павел», — ответил Сосюра во втором синем. «Если я вспылю, это будет твоя вина». «Продолжительность комфорта задницы» Сосиуры составляла около сорока пяти минут, и в большинстве случаев не проходило больше тридцати минут, прежде чем он или кто-либо другой из группы из двенадцати кораблей начинал замечать «неисправности» в своих самолетах. Тычина думал, что они придали «мягкому» новое значение.
Двенадцать одномоторных реактивных истребителей Микояна-Гуревича-23 выполняли ночное воздушное боевое патрулирование Волынской возвышенности, прозванной «Польской дырой» из-за ее обширных темных пустошей и непосредственной близости к Польше и Белоруссии. Воздушное патрулирование «Дыры» было необходимо, потому что радиолокационное покрытие дальнего действия в этом регионе было очень плохим: радар Львова адекватно прикрывал польскую границу и даже Словению, но радиолокационные станции в Киеве, столице Украины, и Виннице в центральной Украине были только радарами ближнего радиуса действия, оставляя огромные пробелы в радиолокационном покрытии на северо-западе. В этом районе были установлены устаревшие, ненадежные югославские переносные радиолокационные установки, но они редко срабатывали, а более надежные мобильные радиолокационные установки советского и украинского производства имели ограниченный радиус действия. При такой высокой напряженности Украина нуждалась в надежных наблюдателях на дальнем расстоянии в небе.
Создав шесть гигантских гоночных трасс в небе над Провалом, Тычина смогла заполнить этот пробел шириной в пятьсот километров. Шесть овалов были выровнены с севера на юг. Каждая из них имела длину около ста километров и была разделена примерно семьюдесятью пятью километрами и простиралась с запада на восток от украинско-польской границы до Житомира, примерно в ста пятидесяти километрах к западу от Киева, откуда радары наблюдения и наземного перехвата должны были выполнять задачи противовоздушной обороны. В каждом овале находились два истребителя, летевших по орбитам друг от друга так, что, когда один самолет поворачивал на юг, другой поворачивал на север. Таким образом, сплошная стена радиолокационной энергии всегда передавалась на север, чтобы прикрыть белорусско-украинскую границу к западу от Киева. Аналогичные радиолокационные пикеты были установлены в небе между Киевом на восток до Харькова, прикрывая российско-украинскую границу, и более традиционные воздушные патрули были в небе над Крымским полуостровом и над Черным морем.
Почти сотня истребителей МиГ-23, МиГ-27 и Сухой-17 были задействованы в этой ночной операции, сменяясь в течение двух часов с авиабаз во Львове на западной Украине, Киеве и Виннице в центральной Украине, Харькове и Донецке на востоке Украины и Одессе на Черном море. Еще три группы по сто самолетов в каждой патрулировали остаток дня — в патрульной операции было задействовано две трети парка боевых самолетов Украины. Кроме того, четыре пятых из восьмисот военных и правительственных вертолетов Украины — не только боевых или патрульных, но и транспортных, связи, связных и командных вертолетов — днем и ночью патрулировали границы России, Белоруссии и Молдовы. Это была, без сомнения, самая крупная воздушная армада, когда-либо созданная бывшей советской республикой.
Тычина гордился тем, что является частью этой жизненно важной миссии, и был счастлив командовать этим большим воздушным патрулем, но немного беспокоился о том, почему именно они оказались здесь. Он знал, что отношения между Россией и двумя ее союзниками по Содружеству Независимых Государств — Молдовой и Украиной — были напряженными на грани войны из-за крошечного анклава русских, проживающих в Приднестровском регионе Молдовы (там, где раньше была Молдавская Советская Социалистическая Республика). И только в прошлом месяце Молдова взорвала российский транспортный самолет Ил-76 прямо в небе. Тем не менее, эта небольшая стычка произошла между Молдовой и Россией. Или это было так?
Тычина завершил свой путь на север, ничего не показывая на радаре. «Ведущая оперативная группа «Империал» поворачивает», — доложил он. Предполагалось, что остальная часть отряда будет выполнять свои развороты вместе с ним, но было легко не синхронизироваться. Один за другим пилоты сообщали о своих поворотах своим товарищам по орбите. Построение немного пошатнулось, с перерывом не более чем в минуту или две — белорусская граница все еще прикрывалась. Тычина перевел свой радар в РЕЖИМ ОЖИДАНИЯ на южном участке, включил секундомер, чтобы засечь время следующего поворота, проверил кабину пилота, произвел несколько расчетов расхода топлива — до того, как они направятся домой, оставалось около двадцати минут — и устроился в своем узком, неудобном катапультном кресле ждать. Примерно через десять минут следующая смена бойцов должна быть вызвана в воздух из Львова, а через тридцать минут он вернется на землю. Они будут находиться внизу достаточно долго, чтобы заправиться, сходить в туалет, быстро перекусить и выпить еще одну пластиковую бутылку яблочного сока, прежде чем отправиться на вторую смену.
Молодой пилот вернулся к размышлениям о неразберихе, которая, казалось, втягивала бывших союзников в битву. Одно он знал наверняка: для украинского народа было важно обезопасить свои собственные границы и выйти из-под тени своего бывшего хозяина. Этот воздушный патруль, хотя, вероятно, и незначительный, все же был важен. Никому, особенно России, не должно быть позволено кем-либо помыкать, особенно союзником.
Эти круглосуточные патрулирования были организованы скорее для удовлетворения интересов Молдовы и Румынии — и для украинского народа, — чем по каким-либо тактическим военным соображениям. Румыния и Молдова обвиняли Украину в том, что она встала на сторону России в споре по Днестру, и это был способ показать им, что это неправда. Что еще более важно, новоизбранное либеральное правительство Украины нуждалось в поддержке своей политики международного сотрудничества и открытости. Таким образом, это был способ показать миру, как сильно они хотят мира, и способ показать украинским избирателям, какими жесткими они могут быть.
Да, верно, размышлял он. Как будто выставление нескольких старых бойцов против лучших игроков России показывало что угодно, только не то, насколько ты был в отчаянии. Что ж, если не считать ничего другого, это было время полета и время ведения журнала формирования, а также время руководителя оперативной группы. Больше очков к повышению до майора авиации, на которое молодой Павел Григорьевич Тычина мог рассчитывать.
«Входящий, входящий», — внезапно раздался голос по радио — на английском, из всех языков! «Это центр управления воздушным движением Любина на ДЕЖУРСТВЕ, самолет в ноль-семь-трех градусах от Любина на расстоянии один-три-восемь километров на высоте одна-две тысячи метров, снижайтесь и поддерживайте курс один-ноль тысяч метров, свяжитесь со мной на частоте один-два-семь целых одна десятая и передайте сигнал четыре-два-два-пять в обычном режиме. Подтверждайте все передачи. Добро пожаловать в Польшу. Прием.»
Тычина покачал головой, совершенно сбитый с толку. Любин был польским сектором управления воздушным движением, примерно в ста километрах к западу от украинской границы, но местонахождение неопознанного самолета, с которым они разговаривали, находилось на Украине. Очевидно, что польский авиадиспетчер дружески «предупредил» украинские самолеты о вторжениях, замаскировав это под стандартный первоначальный вызов на предстоящий рейс. Но ночные полеты коммерческих самолетов были запрещены ночью над большей частью Восточной Европы. Кто там был?
Тычина нажал переключатель на дроссельной заслонке: «Янтарный-два, это Синий-один, у вас есть контакт с этим неизвестным?»
«Повтори, Синий-один?» — ответил пилот «Янтаря-два», лейтенант авиации Максим Фадеевич Рыльский. Голос Рыльского явно звучал сонно. Хорошо, что все самолеты были разделены по крайней мере пятьюдесятью километрами, иначе они наверняка столкнулись бы друг с другом.
«Господи, Мак, разве ты не отслеживаешь охрану?» Крикнул Тычина. «Всем имперским самолетам, проверьте свои переключатели и следите за каналом ОХРАНЫ. Служба управления воздушным движением Любина сообщила о неопознанном движении над нашим воздушным пространством, и он говорил не о нас. Имперские рейсы, направляющиеся на север, настроиться на самолеты выше одной-ноль-тысячи метров и подать сигнал, если что-нибудь увидите.»
Секундой позже Тычина услышал: «Империал, это Янтарь Два, у меня радиолокационный контакт в точке ноль-два-ноль градусов и в тридцати километрах от контрольного пункта Один, высота одна-две тысячи метров». Первым пунктом был город Ковель, расположенный примерно в семидесяти километрах к югу от белорусско-украинской границы… Неизвестный самолет определенно находился в воздушном пространстве Украины.
Слава Богу за польских авиадиспетчеров, подумал Тычина — украинцам нравилось подшучивать над поляками, но, возможно, они только что спасли свои задницы.
«Сколько у вас людей, в каком направлении и с какой скоростью, Янтарный Один?» Потребовал Тычина. Давай, черт бы тебя побрал, тихо выругался Тычина. Не срывайся на мне сейчас — сообщи мне об этом с помощью радара должным образом. Некоторые спортсмены-истребители всегда казались такими мачо, такими компетентными, пока не случалась настоящая чрезвычайная ситуация, тогда они превращались в замазку.
«Я получил несколько заходов на посадку, направляюсь на юг со скоростью семьсот километров в час», — ответил Рыльский несколько мгновений спустя дрожащим голосом. Он никогда раньше не видел столько неопознанных самолетов на экране своего радара. Ударный радар J-диапазона Sapfir-23D на МиГ-23 был недавно модернизирован для обеспечения более автономных воздушных перехватов — старая система была создана для перехвата с наземного контроля, но это было бесполезно, если у вас больше не было большого количества наземных радиолокационных систем. «Андрей, тащи сюда свою задницу и помоги мне… Боже мой, здесь, должно быть, дюжина чужаков!»
«Расслабься, Амбер-два», — передал по рации Тычина. «Амбер-один, ты уже начал свою очередь?»
«Подтверждаю», — ответил капитан авиации первого класса Андрей Васильевич Головко из «Янтарного-один». Головко был опытным пилотом и бывшим командиром звена, которого отправили обратно управлять реактивным самолетом из-за одного пьяного эпизода несколько месяцев назад. Тычина считал понижение в должности необоснованным, но был рад видеть Головко в своем подразделении. «Я засек тебя и бандитов на радаре; Янтарный-один, можешь выключить наружное освещение. Павел, у нас несколько группировок, направляющихся на юг. Господи, по меньшей мере четырнадцать … что, черт возьми, происходит? … Павел, я бы назвал их враждебными. В колоде могут быть джокеры. Что вы хотите делать?»
Впервые с тех пор, как Тычина возглавил эти патрулирования, ему пришлось принимать реальное командное решение. Им было приказано перехватывать и, при необходимости, уничтожать любые неопознанные иностранные самолеты, пересекающие границу. Оговорка «при необходимости» обеспокоила Тычину — это была чья угодно интерпретация того, что это могло означать. Также было бы практически невозможно получить визуальную идентификацию. Некоторые МиГ-23, включая самолет Тычины, были оснащены инфракрасной системой поиска и слежения TP-23, и они могли использовать ее для визуальной идентификации, если им удавалось безопасно приблизиться на расстояние около десяти километров. Но такое сближение означало, что, возможно, придется столкнуться с «шутниками», о которых предупреждал Головко, — вражескими истребителями. Если это был полет российских бомбардировщиков, вполне возможно, что они привели с собой истребители сопровождения.
Павел Тычина помолчал, затем приказал: «Амбер-один, держите самолет и Амбер-два в поле зрения. Займите высокую патрульную позицию, если сможете. Перерыв. Синий-два и Зеленый звенья, встретимся со мной над ориентиром Два; я буду на базовой высоте плюс четыре, так что присоединяйтесь к группе.» Тычина знал, что, за исключением посадки в плохую погоду, большинство авиационных происшествий происходило во время ночных перестроений. Он попытался бы привести своего ведомого и два самолета в смежных областях орбиты к контрольной точке, расположенной на сто метров ниже его «базовой высоты» плюс четыре тысячи метров, а затем надеялся, что все они смогут использовать радар и визуальный контроль, чтобы присоединиться к нему.
Они много раз отрабатывали ночные воссоединения, но Тычина мог почувствовать, как у него самого учащается пульс и на лбу выступает пот — воссоединение было бы трудным и очень опасным в обычных тренировочных условиях, и тем более в присутствии вражеских самолетов поблизости. «Всем остальным подразделениям оперативной группы «Империал», я хочу, чтобы вы переместили свои патрульные орбиты на пятьдесят километров западнее и сократили свои орбиты, чтобы увеличить время наблюдения вдоль границы. Первый рейс «Пурпурных», свяжитесь со Львом и скажите им, чтобы они как можно скорее вызвали оперативную группу Королевских воздушно-десантных войск. Вылетаем.»
После постоянного потока подсказок (в виде ругани, воплей, изменения вектора и уговоров) со стороны Головко два самолета авиакомпании Amber Flight соединились, поднялись на четырнадцать тысяч метров и приблизились к неопознанному воздушному судну. Они действовали на самом пределе своих возможностей по высотности — МиГ-23 не мог летать намного выше высоты пятнадцати тысяч метров, и даже на четырнадцати тысячах вероятность возгорания или остановки компрессора была очень высока — и пока злоумышленники не снижались.
Тычине не повезло с возвращением в «Синие» и «Зеленые» рейсы. Внезапно все доплеровские навигационные системы перестали работать или зависли, их приемники радионавигационных маяков работали неправильно, их радары перехвата отключились, или их опознавательные маяки перестали отображаться на радарах.
Технически было незаконно присоединяться к самолетам с неработающими радарами или радиомаяками, но Тычина не собирался мириться ни с каким дерьмом от своих робких ведомых. Он выполнил несколько разворотов на 360 градусов с включенными на полную мощность габаритными огнями и огнями защиты от столкновений, крича по радио: «Зеленый полет, черт возьми, я вас вижу — вы должны видеть мои огни … Синий-два, ты у меня на радаре, я на твоем месте в четыре часа, шесть километров — открой глаза, черт возьми … Синий-один выдвигается курсом три-ноль-ноль, Синий-два, я прямо перед вами и над вами, давай, поехали.»
Это был беспорядок, который становился все хуже — никто ничего не мог сделать правильно.
«Империал», это «Эмбер-один», у меня в поле зрения самые восточные бандиты», — радировал Головко. Тычина невольно улыбнулся — Головко, посетивший немало западных авиабаз и даже посетивший курс обучения вооружению истребителей НАТО в Германии, очень любил использовать сленг американских истребителей, такой как «пугало» и «бандит». «У меня есть бомбардировщик «Туполев-95», повторяю, бомбардировщик «Туполев-95 Медведь». Прозвище «Медведь» было в отчетности НАТО, но, конечно, Головко предпочел бы использовать его. «Я вижу оружие, установленное снаружи. Подхожу, чтобы рассмотреть поближе. Приготовьтесь».
«Не приближайтесь, пока не обнаружите и не идентифицируете какое-либо оборонительное вооружение», — крикнул Тычина. «Пусть ваш ведомый отойдет на противоположную сторону».
«Принято», — ответил Головко. «Амбер Два, вам разрешен переход на верхнюю позицию. Держите меня в поле зрения».
«Янтарь в двух экземплярах».
Второй синий, наконец, присоединился к правому флангу Тычины и висел рядом — у него не было модуля IRSTS (инфракрасной системы поиска и слежения), поэтому ему приходилось полагаться на габаритные огни Головко, чтобы оставаться в строю. «Зеленый рейс» не торопился присоединяться к Тычине. «Зеленый рейс», у вас уже есть радиолокационный контакт со мной?» Несколько долгих, раздражающих мгновений спустя он ответил, что у него есть контакт с радаром и что Зеленый номер Два держит его в поле зрения и приближается. «Синий рейс поднимается до базы плюс семь и увеличивает скорость».
«Империал», это «Эмбер-один», я вижу подфюзеляжную орудийную башню, повторяю, я вижу брюшную башню со спаренными пушками. Хвостовых пушек не видно. Я называю это «Медведь G-модели». Оружие, установленное снаружи, похоже на крылатые ракеты, я повторяю, крылатые ракеты, вероятно, AS-4, по одной на каждом крыле. Как понял, Империал? Мне нужны инструкции немедленно. Прием.»
Тычина с трудом сглотнул. Ракета AS-4 была крылатой ракетой более старой конструкции, впервые разработанной более тридцати лет назад, но она была способна развивать скорость, в четыре раза превышающую скорость звука, — даже быстрее, чем ракеты класса «воздух-воздух» R-23 и R-60, которые несли МиГ-23, — и с текущей высоты пуска AS-4 могла пролететь более пятисот километров. Он нес 900-килограммовые фугасные боеголовки, достаточно мощные, чтобы разрушить большое офисное здание, или он мог нести ядерную боеголовку мощностью 350 килотонн.
«Рейс Эмбер, это Империал, подтвердите загрузку оружия … Андрей, ты уверен, что это ракеты AS-4?»
«Без сомнений, Павел», — сказал Головко. «Я отступаю на замыкающую позицию. Что ты хочешь сделать?»
В горле у Тычины пересохло, как в старом сапоге, а дыхание участилось.
Российские бомбардировщики.
У них были крылатые ракеты, мощное оружие, которое могло опустошить Львов, или Киев, или Одессу. Он никогда не думал о возможности нападения на российский самолет …
… Но что они здесь делали?
Что происходило…?
«Павел, приступай к делу», — передал Головко по рации. «Каковы твои»
«Истребители!» Крикнул Рыльский в Янтаре-Два. «Истребители запускают ракеты, Андрей! Поворачивай направо! Убирайся оттуда!»
Тычина перевел дроссельную заслонку на максимальный форсаж и полностью развернул крылья за кормой, чтобы набрать скорость. Русские только что приняли решение за него: у них действительно было сопровождение истребителей, и они ждали на очень большой высоте, пока Головко не начал выходить на позицию для атаки. Тычина прокричал по радио: «Имперский рейс, это имперский ведущий, атакуйте приближающиеся бомбардировщики «Туполев» и неопознанные истребители. Проверьте свои маяки. «Пурпурный рейс», радиосвязь с базой открыта, «Имперский рейс» атакован большим соединением российских бомбардировщиков и неизвестным количеством и типами истребителей. Скажите им, чтобы объявили чрезвычайное положение в системе противовоздушной обороны! Перерыв. Андрей! Амбер-два, каково ваше состояние?»
«Я по уши в дерьме, вот что, Павел», — ответил Головко по рации. Его голос был таким ледяным, как будто он сидел в церкви — единственным признаком того, что он был вовлечен в воздушный бой, были случайные тяжелые хрюкающие звуки, которые он издавал, напрягая мышцы живота от перегрузок, пытаясь удержать кровь в верхней части туловища и не потерять сознание. «Максум» был сбит сразу. Никаких предупреждающих сигналов радара — они запускают тепловые прицелы, снижаются с большой высоты, затем выскакивают для выстрела в хвост. Я думаю, что это МиГ-29. Преследуйте бомбардировщики «Империал Флайт». Не пытайтесь путаться с истребителями — они съедят ваш обед за вас. Заходите быстро, стреляйте по бомбардировщикам и разорвите их строй. Один бомбардировщик уже повернул назад, когда увидел, что мы приближаемся — я думаю, они готовы вернуться домой. Заходите быстро, стреляйте и продолжайте».
Раздался громкий хлопок! Визг помех — или это кричал Головко? — а затем передача резко оборвалась.
Два украинских истребителя исчезли примерно за пятнадцать секунд.
К тому времени Тычина превысил скорость первого Маха и переместился в зону действия радаров группы бомбардировщиков Ту-95. Его радар засек два из них. Они все еще находились на большой высоте, двигаясь на относительно высокой скорости по тому же маршруту, о чем впервые сообщил польский авиадиспетчер. Прямая и уровневая атака — русские, должно быть, думали, что не встретят никакого сопротивления.
На высоте сорока километров он включил свой первый R-23 и нацелился на бомбардировщик. Обычным вооружением МиГ-23 была 23-миллиметровая пушка, две ракеты средней дальности Р-23Р с радиолокационным наведением и четыре ракеты Р-60 с тепловой самонаведкой. Но из-за того, что в этом патрулировании участвовало так много самолетов, истребителям, оснащенным IRSTS, сегодня вечером было выдано только по два R-60 на самолет; самолеты без IRSTS имели только ракеты с радиолокационным наведением и без тепловых самонаводящихся устройств, потому что у них не было бы достаточного наведения на перехват для маневрирования в позицию для инфракрасной ракеты. Тычина терпеть не мог, когда у него не было полной загрузки ракет. Он знал, что в его стране дела обстоят плохо, но обычно недостатка в оборонительном оружии, таком как управляемые ракеты, не было. До него доходили слухи о краже оружия и оборудования на черном рынке.
Обращай внимание на то, что происходит, Павел, напомнил он себе, пытаясь сохранять спокойствие. Он превысил скорость 1,5 Маха, а ракета с радиолокационным наведением R-23 имела ограничение скорости 1,2 Маха. Но Тычине было все равно: скорость — это жизнь, и он не собирался снижать скорость. Он выключил форсажную камеру, чтобы сэкономить топливо и не дать российским истребителям поднять его форсажный шлейф, но при этом нацелил свой нос прямо на головной бомбардировщик. По мере обнаружения новых целей он корректировал наведение своего радара, всегда нацеливаясь на лидера. Если ведомые увидят, что их лидер падает, они могут быть более склонны прекратить атаку.
Ровно в двадцать четыре километра он получил постоянную пинг — пинг — пинг указанием в его шлем гарнитуры, указывая на то, что Р-23, Ракета был в зоне досягаемости и готов к запуску. Тычина нажал и удерживал предохранительный выключатель сбоку от ручки управления, в результате чего раздался быстрый предупредительный звуковой сигнал пинг-пинг-пинг. Плавники ракеты были отсоединены, ракета была готова к полету.
Казалось, что в этот самый момент весь мир вспыхнул огнем. Ракета с тепловой самонаведкой R-73A, выпущенная с другого атакующего российского истребителя МиГ-29, промахнулась менее чем в метре от правого двигателя Тычины, пролетела над фюзеляжем, пока тот не оказался в нескольких метрах от нее, после чего сдетонировала четырнадцатикилограммовая боеголовка. Верхняя и переднеприводная части фонаря «Тихины» разлетелись вдребезги, и сотни острых как бритва осколков стекла попали молодому пилоту в голову и верхнюю часть туловища. Шлем Тычины был почти сорван с его головы силой взрыва, внезапной декомпрессией в кабине, а затем сверхзвуковым порывом ветра. Невероятно, но большая часть фонаря кабины осталась нетронутой.
К его собственному изумлению, он был жив и все еще в сознании. Порыв ветра бил по его телу, но он больше не слышал оглушительного рева. Он был защищен от прямого сверхзвукового удара ветра тем, что осталось от его купола. Отрицательный воздух действовал несколько успокаивающе, замораживая кровеносные сосуды в носу и на лице и предотвращая серьезную потерю крови.
И, что более важно, его самолет все еще летел, органы управления все еще реагировали, двигатели все еще вращались — и когда он нажал кнопку запуска на ручке управления, ракета с радиолокационным наведением R-23 соскочила с поручня на левом подкрыльевом пилоне. Она отчаянно раскачивалась, пытаясь стабилизироваться — теперь Тычина понял, почему на ракете было ограничение скорости, — но как только он подумал, что ракета выйдет из-под контроля, она выровнялась и проследила за лучом радара. Он должен был держать нос нацеленным на бомбардировщик Ту-95 Bear, чтобы ракета могла его отследить, но несколько секунд спустя он был вознагражден яркой вспышкой света, затем темнотой, а затем потоком огня вдалеке.
Его пальцы в перчатках зашевелились, как только он увидел удар. Он находился на расстоянии восемнадцати километров, когда выпустил свою последнюю ракету Р-23 по другому бомбардировщику, затем немедленно переключился на ракеты Р-60 с тепловым наведением и начал поиск новой цели. Взорвался второй бомбардировщик, пылающим метеором пронесшийся в ночном небе прямо к замерзшей земле. Все бомбардировщики Ту-95 начали выбрасывать мусор и сигнальные ракеты, но таинственным образом остались на курсе, и потоки сигнальных ракет были похожи на большие освещенные стрелы, направленные прямо на них.
Тычина напрочь забыл о своих ведомых и обо всех остальных, кроме того, что сказал Головко перед смертью: быстро заходи, стреляй по лидерам и убирайся.
Инфракрасная система поиска и слежения была эффективна примерно на расстоянии десяти километров, и бомбардировщики казались крошечными точками на полукруглом индикаторе в его кабине. В этот момент Тычина отключил радар атаки — нет смысла сообщать о своем местоположении дольше, чем необходимо, — навел прицельную сетку самонаведения на одну из точек и активировал свою первую из двух ракет R-60. Он больше не мог слышать характерный рычащий звук, когда система самонаведения ракеты обнаружила горячее свечение огромных турбовинтовых двигателей Ту-95 «Кузнецов», но он определил расстояние по показаниям на своем индикаторе IRSTS и выпустил первую ракету с пяти километров, максимальной дальности полета ракеты.
Слишком рано. Он зацепился не за двигатель, а за сигнальную ракету-приманку. Со скоростью 1,22 Маха он двигался почти со скоростью полкилометра в секунду, и у него едва хватило времени выбрать и выпустить еще одну ракету. Попадание ракеты в третий бомбардировщик было почти мгновенным, и он почувствовал, как куски металла от взрыва посыпались на его самолет. Тычина проигнорировал удары.
Он попытался выбрать другую ракету, но у него было только две. Черт возьми, какое время, когда заканчиваются ракеты! Тычина переключился на свою 23-миллиметровую пушечную установку GSh-23L на брюхе и выпустил полную односекундную очередь, пролетев достаточно близко от противовращающихся винтов четвертого Ту-95, чтобы почувствовать невероятное ритмичное биение огромных опор о фюзеляж своего истребителя. Поток пушечных выстрелов прошелся по фюзеляжу бомбардировщика, гондолам правого двигателя и правому крылу. Тычина дал разрешение на правый разворот, увидел, что прямо над ним Ту-95 резко накренился с нацеленной на него подфюзеляжной орудийной башней, и вместо этого бросил свой МиГ-23 в крутой левый крен.
Когда он повернул налево после разворота на 180 градусов, он чуть не закричал от удивления: падал не один, а два «Туполева-95». Бомбардировщик, который он сбил пушечным огнем, должно быть, вывернул прямо на траекторию другого бомбардировщика, потому что к земле по спирали приближались два огненных сгустка. Он не мог видеть остальную группу бомбардировщиков, но очередная проверка радаром показала правду — бомбардировщики снова направлялись на север. Он сделал это! Атака закончилась! Он сделал.
Тычина видел ракету на последней пятой секунды полета с большим шлейфом желтого огня, окружающим маленькую черную точку, как раз перед тем, как небольшая ракета R-73A, выпущенная преследующим ее российским истребителем МиГ-29, врезалась в его МиГ-23 и оторвала ему все правое крыло. Его голова ударилась о правую заднюю стенку кабины, окончательно лишив его сознания, когда истребитель резко вильнул влево и начал ленивое вращение к земле.
Но удача, пусть даже последняя крупица удачи, была на его стороне. Потеря фонаря после близкого попадания первой ракеты привела к срабатыванию всех зарядов для катапультируемого кресла, кроме нескольких последних, и включила сиденье. Когда топливные баки фюзеляжа разорвались от попадания, удар и вибрация привели к тому, что катапультное кресло выбросило бессознательное тело Тычины из подбитого истребителя. Кресло было автоматическим и работало должным образом. Тычина продолжал находиться в свободном падении примерно до высоты четырех тысяч метров, когда сработали автоматические таймеры baro, освободив его от ремней безопасности и затянув ремень вдоль внутренней части сиденья, который с треском выбросил его с места. Это действие автоматически потянуло за страховочный трос парашюта, и Тычина оказался под полным куполом парашюта к тому времени, как достиг двух тысяч метров.
Не сумев удержаться на ногах, Тычина приземлился в роще тополей, которые безжалостно царапали его лицо и грудь, как дикое животное.
Горожане и пожарные из деревни Мызово сняли его несколько минут спустя и нашли все еще живым, почти в сознании и на удивление невредимым, за исключением лица и туловища, которые были ужасно изуродованы деревьями и его последними секундами в кабине самолета.
Но он будет жить, чтобы летать и сражаться в другой раз.
Его победа над российскими захватчиками той ночью станет объединяющим лозунгом для всей нации.