Глава 2

БЕРНАДЕТТ КРЕНШОУ

Я прихожу в себя, дезориентированная, сбитая с толку, мир под каким-то странным углом, и лишь спустя мгновение до меня доходит, что я повисла вниз головой. Холодный ветер бьет в лицо, и я шиплю сквозь зубы, когда по глупости поворачиваю голову прямо в сторону солнца — яркого, размытого пятна, режущего глаза.

Тьфу. Где я?

Прищуриваюсь ровно настолько, чтобы различить под собой бесконечный асфальт и черную машину неподалеку. Внутренности сковывает от тошноты, когда я пытаюсь двинуться, — резкая боль пронзает голову, и я бессильно падаю обратно на плечо того, кто меня несет.

Его плечо впивается в мою талию с каждым шагом, и я вскрикиваю от боли во время тряски. Мне открывается вид на самолет, от которого мы отдаляемся.

Страх врезается мне в грудь, как сошедший с рельсов поезд.

Я была в самолете?!

В нос бьет едкий запах топлива и выхлопов, когда я по глупости делаю вдох, и лишь когда мы оказываемся в машине, я с благодарностью ощущаю чистый воздух. Но облегчение мгновенно испаряется, стоит мне увидеть свои запястья.

Я застываю, вжимаясь в мягкую кожаную обивку.

Не паникуй, Бернадетт, не паникуй. Это все просто какая-то ошибка.

Я извиваюсь и упираюсь спиной в сиденье, исподлобья бросая свирепый взгляд на этого двойника Дольфа Лундгрена15 и отворачиваясь, когда он наклоняется слишком близко, пристегивая меня ремнем безопасности.

Наверное, мне стоит быть благодарной за то, что они хотя бы не хотят, чтобы я умерла, если вдруг вылечу из машины при аварии. Но, если честно, я не знаю, что вообще делать в этой ситуации.

Металл громко звякает, напоминая о том, как туго наручники обхватывают запястья, и всякая благодарность мгновенно испаряется, когда до меня доходит: где-то между первой поездкой в лимузине и перелетом кто-то успел меня заковать.

Плечи опускаются, я оседаю и почти сдаюсь, вжимаясь в сиденье. Близнецы, не говоря ни слова, усаживаются впереди, оставляя меня одну на заднем сиденье.

Я поднимаю руки, стянутые наручниками, и осторожно ощупываю затылок, где пульсирует болезненная шишка.

Чем, нахуй, они меня огрели?

Желудок сжимается, губы начинают дрожать. Я опускаю руки на колени. Эдгар, наверное, уже гадает, где его мамочка. Бедный мой кот. Я не знаю, когда смогу забрать его… и вообще куда меня везут.

В голове начинают роиться самые паршивые сценарии, пока я лихорадочно надеюсь, что в ветеринарке, куда я сдала Эдгара, есть что-то вроде бесплатного котельного «постель и завтрак» для тех случаев, когда ужасные хозяева не приходят забирать их после одного из самых травмирующих дней в их жизни.

Хотя легкий звон металла на запястьях напоминает о том, что день у меня, мягко говоря, не из удачных.

Меня снова захлестывает паника. Не знаю, сколько времени я была без сознания между машиной и самолетом. Какой сейчас день? Не могла же я вырубиться настолько надолго. В глазах щиплет от собирающихся слез, и я судорожно втягиваю воздух, пытаясь их сдержать.

Я вообще не понимаю, кому могла понадобиться.

Очень сомневаюсь, что у Робби нашлись бы средства провернуть нечто подобное. Да и даже если бы нашлись, он бы уже показался.

Мозг лихорадочно перебирает все мои жизненные косяки, но я не могу придумать ни одной причины, зачем кому-то меня похищать.

У меня не так много времени, чтобы обдумывать это, поездка оказывается короткой. Машина останавливается, и дверь распахивается, заставляя сердце забиться как бешеное.

— Приехали, — произносит один из мужчин хриплым голосом и отходит в сторону, будто я не какая-то там пленница.

— Обещаем, мы не причиним тебе вреда, — добавляет его близнец, наклоняясь к салону и вскидывая бровь так, словно говорит: веди себя спокойно, и мы тоже будем спокойны.

Только вот они уже причинили. Легкая, но тупая боль в голове все это время не дает об этом забыть.

Когда мне наконец удается выбраться из машины, — изображая послушность, как примерная девочка, — я понимаю, почему они вдруг стали такими любезными.

Бежать-то мне все равно некуда.

Я медленно поворачиваюсь вокруг своей оси, оглядывая низкие потолки и массивные бетонные колонны… и ни одного гребаного указателя «Выход». Терпеть не могу парковки. С тех пор, как в последний раз умудрилась потерять там свою машину. Я искала ее два часа, и к тому моменту уже ревела, как идиотка.

Я сглатываю комок в горле. Надо держаться, сколько смогу. Если начну плакать, уже не остановлюсь.

А я ненавижу плакать.

Амбалы молча наблюдают, как я дрожу, но по их выражениям лиц сразу ясно: стоит закричать, и последствия мне не понравится.

— Окей, мальчики, где мы? — спрашиваю я с показной бравадой, раздражаясь на то, как предательски срывается голос. Уверена, выгляжу я жалко — волосы растрепаны, лицо помято от усталости.

Один из них без слов протягивает мне мои очки в голубой оправе, и ноздри предательски раздуваются, я с трудом сдерживаю слезы. Я поправляю очки на носу, металлический звон наручников режет слух, и я делаю дрожащий вдох.

— Отлично. Ведите меня к своему боссу, но я ловлю вас на слове. И, между прочим, новость дня: когда тебя бьют чем то по голове, чтобы вырубить, — это тоже считается причинением вреда, и это больно, — огрызаюсь я. Почти уверена, что слышала в каком-то подкасте: убийцам сложнее убивать людей, с которыми они разговаривали. Ура мне.

Тупица номер один ухмыляется и поднимает бровь в сторону напарника, тот в ответ только хмурится. Я бросаю последний взгляд на пустую парковку и изо всех сил заставляю себя не сглотнуть, как перепуганная школьница, глядя на серые блестящие двери лифта — единственный путь наружу.

Да ешкин кот, где же я?

Одна только мысль о том, что я могу не уйти отсюда живой, заставляет колени дрожать, но легкая складка у глаз Тупицы номер один дает мне крошечную надежду. Что-то подсказывает — если бы он вел меня на смерть, таким вежливым он бы не был. Правда?…

Кто-то из них прочищает горло, и мне приходится собрать все мужество, какое у меня осталось, чтобы самой сделать шаг к лифту, который, как я подозреваю, вполне может вести прямо в ад.

Я хмурюсь, замечая отсутствие привычной панели с кнопками. Всего две. Значит, это частный лифт, как и парковка. Шикарный лимузин, охрана, деньги, сыплющиеся направо и налево — все это совсем не добавляет уверенности.

Нервозность разъедает меня изнутри, когда один из амбалов нажимает верхнюю кнопку, и двери захлопываются.

— Если я обещаю быть паинькой, может, снимете эти штуки? — спрашиваю я, решив, что хуже уже не будет.

Они оба делают вид, будто я и рта не раскрывала. Металл на запястьях снова звякает, когда я нервно переступаю на месте.

И вот когда двери лифта открываются, у меня просто отвисает челюсть.

Комната с панорамными окнами от пола до потолка, за которыми раскинулся огромный город. Но не это заставляет меня онеметь, а человек, сидящий за массивным столом. В жизни он еще больше, чем на фотографиях…

Я моргаю пару раз, потом поворачиваюсь к своим похитителям и теперь уже смотрю на них совсем по-другому. Они везли меня к нему?!

Голова резко поворачивается обратно.

О, боже. Я ведь сегодня утром просто поставила лайк и сделала репост его острого высказывания.

Я щипаю себя и мгновенно жалею об этом, когда боль простреливает руку. Святые какашки… значит, это не сон.

— Почему вы не сказали, что со мной хочет поболтать Фрэнк Штейн? — бормочу я сквозь зубы. Я почти уверена, что именно к нему меня и притащили, ведь крупный мужчина сидит за огромным столом, одним из множества вычурных предметов мебели в этой до неприличия дорогой комнате.

Боже, да он большой мальчик, думаю я, встретившись с ним взглядом.

Жар приливает к лицу, когда я слишком поспешно пытаюсь сделать шаг к нему и тут же спотыкаюсь, вынуждая тупиц схватить меня за локти, чтобы удержать. Это точно какое-то грандиозное недоразумение. Другого объяснения просто не существует.

В животе все дрожит от возбуждения при мысли, что я стою перед самым известным бизнесменом Америки… да, может, и всего мира.

— Вы и правда Фрэнк Штейн, — выдыхаю я, и звучит это почти как обвинение, потому что вслух такое произносить нелепо. Но вот он, сидит передо мной.

О боже. Я в офисе Фрэнка Штейна.

Я торопливо приглаживаю волосы и пытаюсь одернуть куртку, игнорируя лязг металла и надеясь, что выгляжу хотя бы немного презентабельно.

«Talbot Global» — ведущая мировая корпорация в сфере онлайн-торговли, но всем известно: Фрэнк Штейн сует свои руки во все, что приносит деньги. А в последнее время новая линия средств по уходу за кожей от «Talbot» гремит во всех новостных лентах. У этого человека пальцы в каждой возможной индустрии.

О боже… значит, я в Нью-Йорке?

Он не отвечает и вместо этого поворачивает голову в сторону громил. Я хмурюсь, осматривая кабинет. Честно говоря, я ожидала, что у человека вроде Фрэнка Штейна будет что-то крутое в интерьере, а тут будто фанат арт-деко16 захватил власть над дизайном.

— Во плоти, — произносит он, и низкий голос делает со мной какие-то неприлично приятные вещи где-то внизу живота.

По спине пробегает дрожь, когда миллиардер встречается со мной взглядом. Это происходит на самом деле!

Также очевидно, что я не сплю, потому что если бы это было так, Эдгар Аллан Лапочка уже был бы тут. При этой мысли я бросаюсь к нему, не заботясь ни о наручниках, ни о приличиях.

— О боже, вы должны помочь мне забрать моего кота! — выпаливаю я.

ФРЭНК Н. ШТЕЙН

На поиск этой раздражающей особи ушло больше времени, чем ожидалось, но теперь она здесь, и она исправит все, что сама же нахуевертила. Я бросаю взгляд на невысокую рыжеволосую женщину, рассматривая ее наряд из простого розового свитера и леггинсов, когда она поправляет очки на носу.

Она совсем не выглядит способной на то, в чем ее обвиняют, но мои головорезы редко ошибаются, а внешность бывает обманчива.

— Он в ветклинике в Атланте, я могу дать вам адрес, — лепечет она, ее зубы обнажаются, чтобы прикусить уголок рта, а щеки покрываются румянцем. — Я не знала, что меня приведут к вам, иначе я бы не так яростно сопротивлялась. Зачем я вообще здесь?

Я поднимаю бровь, глядя на Неро и Бруно, близнецов-упырей из моей личной охраны, посланных за некой Бернадетт Крэншоу, человеком, чтобы вернуть информацию, которую она украла у моей компании. Медленно вставая, я не обращаю внимания на резкий вдох крошечной женщины, которую намерен уничтожить до конца дня.

Мой взгляд мечется между ними, пытаясь составить полную картину, и я замечаю, что наручники на ее запястьях не крепко затянуты. Похоже, они так же, как и я, сомневаются, что именно она — та самая. Я еще раз оцениваю женщину.

Послушав ее всего пару секунд, трудно поверить, что передо мной преступный гений, способный взломать мою систему безопасности. Хотя, возможно, она работает на хакеров? Не удивился бы.

— Уверен, я смогу кого-нибудь отправить за твоим котом, — произношу я, замечая, как Неро избегает моего взгляда.

Не то чтобы усмирить этого человека было сложно, поэтому я вообще не понимаю, зачем они возились с наручниками. Мой взгляд снова падает на растрепанную женщину. Очевидно, тут какая-то ошибка.

У меня одна из самых успешных корпораций в мире, и вот эта небрежная, простоватая особа виновата в том, что взломала защищенный сервер с формулой одного из моих броневиков, напала на гуля среди бела дня и проникла в нашу сверхзащищенную сеть, за которую отвечает целая команда специалистов? Это просто смешно.

Я киваю на ее запястья, и Бруно молча подходит, чтобы снять с нее наручники.

— Пожалуйста, присаживайся, — говорю я, указывая на одно из кожаных кресел перед столом, непринужденно оперевшись о стол.

— Конечно. А можно узнать, зачем я здесь, мистер Штейн? — спрашивает она, заправляя прядь огненно-рыжих волос за ухо и устраиваясь в кресле напротив.

Вот это я и сам хотел бы узнать.

Я оцениваю ее внешний вид и замечаю, как растрепано она выглядит. Она миниатюрная, с формами, а глаза ее сверкают умом, но более чем ясно, что она не та, за кем я охочусь… на самом деле не та. У меня мало времени.

Солнце садится за горизонтом Нью-Йорка, который никогда не перестает внушать благоговейный трепет, и у меня нет времени на пытки. Она даст мне то, что я хочу, или умрет.

Я научился маскироваться среди овец. С мягким словом легче достичь цели, чем с кулаком.

— Мисс Крэншоу, прошу прощения за то, как это, должно быть, выглядит, — начинаю я с выражением раскаяния и извинения. — Позвольте мне загладить свою вину.

Она сама расскажет мне, зачем взламывала мою компанию.

— Я сразу поняла, как только увидела вас, что это какая-то ошибка. Если бы вы могли заказать мне такси, когда я вернусь в Атланту, было бы замечательно. О боже, и можно ли позвонить ветеринару? — ее глаза загораются при этих словах, но она бледнеет, словно внезапно вспомнила что-то важное. — И можно мне в туалет? Давно мы уехали из Атланты, да, мальчики?

Я еле скрываю, как губа дергается в стремлении скривиться от отвращения. Люди отвратительны и готовы говорить все, что угодно, лишь бы не нести ответственность за свои поступки. Эти сопливые, никчемные создания…

Я хмурюсь, когда ощущаю вибрацию в ладони, и бросаю взгляд на свой телефон.

Микаэль: Босс, у нас проблема.

Я отвечаю, позволяя себе отвлечься от присутствия отвратительного человека, которого приходится терпеть.

Я: Что?

Микаэль: Мы нашли IP-адрес того, кто взломал и проник в Talbot Corp. Это команда Pelican Group, сэр. Код тот же.

Наш главный конкурент в индустрии медицинской косметики, Pelican Group. С момента первых успехов Talbot они пытались украсть наши данные и ресурсы, но никогда еще не заходили так далеко.

Я: Тогда почему в моем офисе находится человек?

Головы полетят с плеч. Мой взгляд скользит по неопрятному созданию, чьи рыжие волосы бросаются в глаза, на щеке пятно грязи, как будто она барахталась где-то в канаве, и полное надежды, задыхающееся выражение ее лица вызывает у меня желание рвать все к чертям. Зеленые глаза оценивают меня так, будто я ее обед, и я изо всех сил сдерживаю себя, чтобы не сжать руки в кулаки. Люди льстят и лижут жопы всем, у кого есть хоть капля славы. Они все отвратительны.

Телефон снова вибрирует, отвлекая меня.

Микаэль: Есть две линии кода. Одна принадлежит службе безопасности Pelican Group, а другая человеческой женщине по имени Бернадетт Крэншоу, за которой я отправил Бруно и Неро. Они уведомили меня о ее прибытии, предполагаю, это тот самый человек, о котором вы говорите. Нам понадобится она, чтобы найти слитые данные.

Челюсти сжимаются. Он чертовски хорошо знает, что я предпочел бы содрать с себя кожу заживо, чем терпеть присутствие человека в офисе. Но если он прав, и эта грязная, неопрятная особа действительно взломала мою компанию…

Я поднимаю голову в ее сторону. Она сидит и смотрит на горизонт с благоговейным выражением на лице и прикусив нижнюю губу.

У меня мурашки по коже от ее близости, но она ни за что не уедет отсюда, не исправив ситуацию, которую сама же и создала. Похоже, мне придется мириться с ее присутствием, пока мы во всем не разберемся.

— Джентльмены, позаботьтесь об удобствах мисс Крэншоу. Она будет жить у нас некоторое время.

Я отступаю от этой отвратительной особы и обхожу стол, чтобы отдать приказы команде, срочно оповещая остальных. Я хочу раздавить Pelican в течение двух недель за то, что они сотворили, а если не удастся — сам спалю их до тла. Они всегда были занозой в заднице, и у меня теперь есть все основания уничтожить их. Я совершу возмездие, и оно будет жестоким.

Я узнаю, из-за кого «Лунный цветок» оказался в руках некомпетентных людей, и прослежу, чтобы он оставался в безопасности, даже если это будет последнее, что я сделаю. Я не терплю слабость глупцов и не позволю себя дурачить.

— Подождите, что? Я не останусь здесь, — лепечет зеленоглазая стерва.

— Ах, но останешься. На самом деле, я настаиваю, — я выдавливаю эти слова сквозь зубы, и мое лицо меняется.

Маска, которую я показываю миру, спадает, и я позволяю полному отсутствию человечности ясно проявиться на моем лице, когда выпрямляю спину. Я хочу, чтобы эта идиотка пришла в себя, и она ахает. Эта девушка.

— Нет, я хочу домой, — бормочет она, но брови сходятся на переносице, и голос дрожит так, будто и она сама не верит своим словам. Неро и Бруно подступают к ней ближе.

— Ты вернешь каждую копейку, что я потерял, когда ты по-дурацки взломала мою компанию, и компенсируешь все мое потраченное впустую время. И я могу заверить, что время мое стоит недешево, — продолжаю я, и в голосе звучит сталь. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы разыскать то, что принадлежит мне, и убедиться, что ни один человек не узнает, кто я такой, что мы такое, а это значит, что она практически решила свою судьбу. Фактически подписала себе приговор.

Она никогда не уйдет. Я не могу рисковать, что она меня погубит, если отпущу ее.

— Я ничего не понимаю, какого черта вы говорите?! — визжит она, и в ее глазах, наполненных дикой паникой, читается все, что мне нужно знать.

Да, она понимает. Ее ярко-зеленые глаза едва заметно расширились в тот самый момент, когда я произнес слово «взлом».

Я усмехаюсь и наклоняю голову.

— Тогда почему ты дрожишь, мисс Крэншоу?

Загрузка...