Перепрошит тобой

Глава 18

БЕРНАДЕТТ КРЕНШОУ



Оу, Фрэнк, теперь ты в моих лапах.

Дедушка всегда говорил, доброе слово и кошке приятно.

Я сажусь на голую деревянную скамью перед пустым стойлом, в голове рождается идея, и я болтаю ногами. Интересно, сколько секс-фантазий можно прожить за один день.

Его взгляд сужается, а мои брови смыкаются в гримасе досады.

— Если бы ты просто вернул мне мои туфли, ничего бы этого не случилось, — бормочу я. Не ложь. Даже если эта соломинка застряла там еще до того, как мы начали всю эту карусель с огненными конями, это почему-то привело к тому, что Фрэнк Штейн мне в самом деле начал нравиться.

То, что начиналось как шпионская авантюра, обернулось куда лучше, чем я могла представить. Конечно, это не тот отдых, о котором я мечтала, но и тут есть определенные плюсы.

Мой нос вздрагивает от приятного чистого запаха свежей соломы. Я скольжу взглядом по высоким деревянным балкам конюшни, понимая, что содержание этого места должно стоить целое состояние. Не хуже, чем в поло-клубах, что я посещала в юности.

А сам мужчина…

Он приподнимает бровь, заметив, что я разглядываю его, и по мне прокатывается дрожь. Он тяжело приближается, а я принимаюсь расшнуровывать ботинки, взятые из комнаты.

Необъяснимое чувство сжимает мою грудь, когда он наклоняется передо мной, отчего его белая рубашка натягивается на плечах.

Прекрати, Берни.

Быстро сняв ботинки, я поправляю очки на носу, вытягиваю ноги и шевелю пальцами.

— Шевелись быстрее, — рычит Фрэнк, ни капли не охлаждая моего любовного пыла. Увы, плак-плак.

Видимо, у меня есть тип, и мудаки обычно в него попадают.

Но мне казалось, мы сдвинулись с мертвой точки, я ведь видела проблеск улыбки на его лице ранее.

— Как я уже говорила, это ты похитил меня и привез сюда, помнишь?

Его ноздри раздуваются, но он не отвечает, а по его лицу скользит растерянное и подозрительное выражение.

— Ты пробыла здесь целый день и даже не попыталась добраться до телефона или компьютера. Вместо этого, когда я предположил, что ты пытаешься сбежать, я нахожу тебя на улице, возящейся с моим конем, — бросает он обвинение, пока я как раз натягиваю ботинок.

— Ты говорил, что он не твой, — отвечаю я, поворачивая к нему голову, и снова выпрямляюсь.

Он сокращает дистанцию между нами, загораживая меня от всего на большой скамье, которая уже не кажется такой просторной, теперь, когда он передо мной.

— Заткнись и надень уже гребаную обувь, — говорит он, наклоняясь за вторым ботинком и швыряя его между нами.

Я моргаю.

Оуу.

Его явная попытка напугать меня — это даже мило.

Я прячу улыбку, приподнимаюсь и прижимаюсь к его губам, игнорируя ботинок, упавший на пол. Раз он не сразу отстраняется, я поднимаю руки и провожу ладонями по его широкой груди, как мне и хотелось с тех пор, как я увидела его бегущим в гору.

Тело надо мной словно камень, но его резкий вдох и ответ говорят мне куда больше, чем он, уверена, хотел бы, потому что Фрэнк Штейн ведет себя так, будто его никогда по-настоящему не целовали. Или, если и целовали, он явно не привык к этому, судя по тому, как мгновенно напряглись его мышцы под моими ладонями.

Он стонет, когда я поворачиваю голову, углубляю поцелуй и приподнимаюсь со скамьи, раздвигая ноги.

Его грудь вздымается, мышцы перекатываются под моими ладонями, я смягчаю прикосновение губ, веду его за собой, потом отстраняюсь и снова набрасываюсь, встречая его губы во влажном, горячем скольжении, что бросает меня в омут желания. Мы стонем вместе, и словно этот звук разрывает чары. Фрэнк отрывается, выглядя еще более растерянным, чем прежде.

Мое сердце колотится в груди, в его взгляде пляшут оранжевые отсветы, и я замираю в ожидании, что он встанет, но он не двигается. Он смотрит на меня в недоумении, его взгляд падает на мои губы, по его лицу проползает суровая тень, а губы изгибаются в глубокую гримасу.

— Эй… — вырывается у меня, я хочу как-то извиниться за… не знаю за что, но понимаю, что, вероятно, перешла черту.

Меня подхватывают, встряхивают, и вот уже Фрэнк сидит на большой скамье, а я на нем. Она явно сделана для его массивной фигуры, легко выдерживая вес, и мне даже не нужно смотреть вниз, чтобы знать, что его ноги не болтаются, как мои.

Руки ложатся на мои бедра, обрывая поток мыслей, тепло от них просачивается сквозь спортивные штаны.

— Святое дерьмо, как ты можешь быть таким теплым? — спрашиваю я, широко раскрывая глаза, когда он наклоняет голову и плотно прижимается ко мне в поцелуе.

Гладкость его кожи отпечатывается в сознании. Глаза закрываются, и меня тут же поглощает его страстное объятие. Фрэнк, может, и не много целовался, но учится он быстро. Он пожирает меня, заставляя дыхание застревать в горле.

Вскоре я уже мурлычу и постанываю в жажде большего трения. Мне все равно. Пусть сожрет меня целиком, начиная с пульсирующего места прямо у входа в киску.

— Пожалуйста… — выдыхаю я между глотками воздуха, и меня вознаграждают низким, темным смешком.

Он охватывает меня одной большой ладонью за челюсть, разворачивая голову так, чтобы оказаться у самого уха. Я не могу двинуться.

— Пожалуйста, что? — спрашивает он. Гладкие губы скользят по краю ушной раковины.

Мурашки поглощают правое плечо, и бедра двигаются сами, подаваясь центром навстречу его члену. Но я не отвечаю. Вместо этого я выгибаюсь над его твердой длиной, как мне и хотелось с тех пор, как он усадил меня к себе на колени.

Его большое тело подо мной горячее, кожа раскаленная даже сквозь деловой костюм.

Что же он такое?

Пока я пытаюсь пробиться сквозь туман похоти и собрать в кучу достаточно мозговых клеток, чтобы повторить вопрос вслух, его рука плотно смыкается на моей челюсти, и мой разум уходит на перерыв.

Боже мой.

Влажность заливает меня между ног, пока он смотрит на меня так, будто не может понять, что я такое. Его светлые брови гневно сдвигаются на широком лбу, а я вся дрожу, гадая, что он сделает дальше.

— Больше никаких вопросов, — хрипит он, сжимая мои губы пальцами.

Я пытаюсь выразительно кивнуть, готовая держать рот на замке, пока он не прекращает прикасаться ко мне.

Сдавленный стон вырывается из сжатых губ, когда его бедра приподнимаются. Оранжевый свет начинает сочиться из его взгляда, и ноги мои слабеют.

Мне не удается вовремя скрыть выражение лица, когда он закрывает глаза, пряча от меня свою силу, и одним быстрым движением вновь приникает к моим губам. Наши языки сплетаются, переводя мое тело на сверхскорость, и я впиваюсь пальцами в его белокурые волосы.

Его руки повсюду. Одна сжимает мою задницу именно так, как я люблю, а другая рисует круги на моем клиторе поверх одежды. В животе порхают бабочки, и желание нарастает с каждым его прикосновением.

Словно Фрэнк заявляет права на мое тело, превращая меня в податливый пластилин даже не пытаясь. Он отстраняется, только когда мы буквально начинаем задыхаться. Я смотрю и жду, а он сверлит меня взглядом. Его ноздри раздуваются так, что, кажется, он явно не в восторге от такого поворота.

Учитывая, с какой ненавистью он на меня смотрит, я уже собираюсь сказать, что не я одна это начала, но затем он опускает между моих ног обе руки. Воздух разрезает звук рвущейся ткани, и ветерок касается моих бедер, когда Фрэнк переворачивает меня на своих коленях, как куклу.

— Какого черта, — выдыхаю я, но в следующее мгновение голова откидывается, и из горла вырывается высокий стон. Один толстый палец входит в меня, попадая прямо в точку G, будто его подушечка намагничена именно к тому месту, где Фрэнк знает, что доставит максимальное удовольствие. Я с силой кончаю, вцепляясь в его предплечье как в спасательный круг. Он замирает, позволяя мне сжимать его руку, давая передышку от наслаждения.

— О, блядь… — мое дыхание становится прерывистым, а соски напрягаются о ткань бюстгальтера, и он снова начинает ласкать мою киску.

Я моргаю, когда он поднимает руку и снимает с моего лица очки, кладя их на скамью рядом.

Это движение почти нежное, и полный контраст в его поведении повергает меня в смятение, прежде чем он начинает трахать меня, используя толстый указательный палец как дилдо, прижимая мою голову к своей груди, крепко удерживая меня.

Я утыкаюсь лицом в его рубашку, вдыхая дорогой парфюм. Звук моей влаги, всасывающей его пальцы, наполняет конюшню, усиливая возбуждение. Легкая боль в затылке, и Фрэнк притягивает меня к своим губам, грубо прижимаясь, пока я бесстыдно объезжаю его руку.

Глаза широко раскрываются, когда я снова начинаю кончать, но вид Брома, стоящего внутри конюшни и явно наблюдающего за нами на широкой скамье, пугает меня. Я разрываю поцелуй и отстраняюсь, благодаря судьбу, что Фрэнк замедляет ласки, ведь я совсем не готова к зрителям, особенно к таким, которые могут устроить пожар.

Бром делает шаг ближе, из его ноздрей валит дым, а поводья волочатся по земле. Я хочу хныкнуть от потери, когда Фрэнк вынимает пальцы из моей киски, очевидно поняв, что отвлекло мое внимание.

Слишком быстро Фрэнк приводит в порядок мои порванные штаны и отталкивает меня за спину, вжимая в дерево скамьи парой коротких движений.

— Что он делает? — шепчу я, хватаясь за него, как за спасительный якорь, пока лошадь приближается, а пламя лижет ее копыта.

Фрэнк что-то ворчит себе под нос, и я клянусь, что разобрала слова «неблагодарный мудак», как раз когда Бром вспыхивает ярким пламенем.

Красные и оранжевые отсветы пляшут на массивном теле жеребца, кожаное седло, уздечка и все прочее сползают с его спины, а огонь, кажется, разгорается еще жарче, и все это время он смотрит на Фрэнка. Словно обвиняет его в том, что заставил носить это слишком долго.

— Ну, думаю, он наигрался с этим нарядом, — говорю я, когда пепел уже небольшой горкой лежит на больших копытах першерона.

Он ржет и фыркает, и я не могу сдержать смех.

Целоваться с самым завидным холостяком мира в конюшне с его Понитой⁴³ — это определенно достижение.

— Чьей лошадью, ты сказал, он был? — спрашиваю я.

— Всадника без головы, — произносит Фрэнк хриплым голосом, и на лице его крупными буквами написано бешенство.

Боже мой.

— Я так и знала!