Перепрошит тобой

Глава 22

БЕРНАДЕТТ КРЕНШОУ



Я в аду ромэнтези книги. По-другому объяснить это просто невозможно.

— Перестань извиваться, ты все равно никуда не денешься, и ты это знаешь, — Фрэнк вновь выходит из себя, его терпение лопнуло.

Мои брови гневно сдвигаются, но я не могу винить его, потому что я буквально извиваюсь на нем, как угорь, или как тот, кто отчаянно пытается согреться всю дорогу домой. Но чем ближе я пытаюсь прижаться, тем больше он пытается отодвинуться, и, честно говоря, это меня бесит.

Боже, если бы ведьма буквально не сказала мне, что у него была девушка, я бы никогда не поверила. Сверхъестественный парень он или нет, его отношение к лицам противоположного пола — полное говно.

— Я никуда не пытаюсь деться, кроме как в тепло, — огрызаюсь я, и раздражение к нему нарастает с каждой секундой.

У меня нет никаких угрызений совести по поводу обнимашек с врагом ради выживания.

И с тех пор, как мы покинули деревню, у меня возникла не одна фантазия о несуществующем световом мече⁴⁶ и о том, как я использую большое тело Фрэнка в качестве буррито-одеяла⁴⁷, и все из-за его выкрутасов.

Разъезжать по сельской местности на большой лошади с горячим самцом звучит заманчиво, пока ты не добавляешь к этому адски ледяной ветер и того, кто скорее замерзнет, чем поделится с тобой теплом тела.

Я бы обиделась, если бы не огромная выпуклость его члена, которая упирается в мою задницу каждый раз, когда мне удается притиснуться достаточно близко, чтобы почувствовать ее. Так что либо Фрэнк вовсе не так уж скован, либо просто не мерзнет так, как я.

И я почти готова поверить, особенно видя, как он сидит идеально прямо, будто палку проглотил, с вытянутыми руками, чтобы ни дай бог меня не коснуться. Но сто́ит мне дотронуться до его кожи, как выясняется, что он такой же ледяной, как и я.

Я надуваюсь, снова откидываюсь назад и снова чувствую, как он так же быстро отстраняется, что должно быть физически невозможно на такой лошади и в такой позе.

— Боже, хватит быть таким мазохистом. Тут, мать его, так холодно, что мне плевать на твой стояк, который ты так усердно пытаешься спрятать! — рычу я, не в силах больше молчать о его странном поведении.

Не то чтобы я не хотела его позже. Гораздо позже, когда не буду замерзать насмерть и смогу переварить все, что узнала сегодня.

Теперь я понимаю, что последняя часть моего маленького приключения была полностью подстроена, чтобы разозлить его, но это тоже не моя вина.

Та женщина, которая читала по линиям на ладони, казалось, больше интересовалась расспросами о том, откуда я родом, чем самим гаданием, а затем другая женщина появилась будто из ниоткуда, спрашивая, что я знаю о Фрэнке, не то чтобы у меня было время ответить, прежде чем он появился.

Она буквально испарилась. Просто щелкнула пальцами и исчезла, как будто ее и не было вовсе, но это не объясняет, почему Фрэнк был так расстроен, увидев ее, или почему он назвал ее сукой.

Каждая молекула моего существа хочет начать копаться в этом месте при первой же возможности. Должна же где-то быть информация о том, когда была построена деревня, но теперь у меня тут хмурый Фрэнки, и этого допустить нельзя.

Я запрокидываю голову, вглядываясь в темнеющее небо, а затем поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него, морщась при виде жесткой линии его рта. Я никогда не видела его губы такими тонкими, ту их часть, что я могу разглядеть своего места перед ним на широкой спине Брома.

— С тобой все в порядке? — спрашиваю я, бросая взгляд на его руки, которыми он сжимает гриву Брома все туже с каждой вспышкой молнии на горизонте. Их было много с тех пор, как мы покинули маленькую деревушку, но пока дождь был довольно слабым.

— Со мной все в порядке, — отрезал он.

— Конечно, в порядке, — бормочу я себе под нос и наклоняюсь потереть бок Брома. К счастью, он, кажется, не так боится надвигающуюся бурю. Его уши прижимаются при каждой вспышке, но он не проявляет агрессии, как любое другое животное, когда его подвергают таким испытаниям. Темперамент удивителен для лошади, несущей двоих людей в отвратительную погоду.

Надеюсь, сегодня ему оставят дополнительную порцию овсянки. Знаю, что сама не могу дождаться возвращения в особняк, чтобы свернуться калачиком с Эдгаром, возможно, с несколькими литрами обжигающе горячего кофе. И еще мне определенно понадобится доступ к интернету как можно скорее, потому что я не пропустила мимо ушей, как темноволосая леди назвала его Франкенштейном, и это даже не самая лучшая часть.

Она щелкнула пальцами! Была здесь в одну секунду и исчезла в следующую, словно гребаный фокусник.

Я смотрела столько сериалов про любовь со сверхъестественными, что и представить страшно. Пересматривала Баффи со Спайком⁴⁸ больше раз, чем хотелось бы признавать, но ничто не могло подготовить меня к этому. Как будто все мои ваттпадовские⁴⁹ мечты сбываются.

Магия, блядь, реальна.

Это единственное объяснение тому, что я только что увидела. Магия реальна, вампиры реальны, оборотни реальны, а я несусь в ливень на огненной лошади.

До меня доходит, что каждый человек, которого я заметила в деревне, сверхъестественно красив, и это, вероятно, не совпадение.

Но почему та женщина назвала его так, если он сам признался мне, что это неправда? Я могла бы принять Фрэнка Штейна за кого угодно. Уж точно за мудака. Несомненно, за похитителя, а также за первоклассного ебуна, но я бы никогда не приняла его за лжеца. Так почему?

— Она назвала тебя Франкенштейном, — выпаливаю я, выпуская все напряжение, что копила, кажется, часами, и снова жмусь в его объятия, не обращая внимания на то, что он такой же мокрый, как и я. Мои мышцы расслабляются, когда я сбрасываю этот груз с плеч. — Я слышала, как она это сказала.

— Меня зовут Фрэнк Натаниэль Штейн, — говорит он, и его тон холоднее, чем набирающий силу ветер вокруг нас.

— Это я тоже знаю. Я не говорю, что ты тот самый доктор, я просто спрашиваю, почему она так тебя назвала?

Полоса молнии сверкает, и я не могу не вздрогнуть от того, насколько она близка, уж слишком близко, чтоб чувствовать себя в безопасности, отчего мокрые волосы на теле встают дыбом. Я вжимаюсь обратно в грудь Фрэнка, ища укрытия под его крупным телом.

— Неважно, — бормочу я, когда особенно темная и мрачная туча надвигается ближе, а дождь усиливается.

— Этого бы никогда не случилось, если бы ты просто сделала, как я просил, и осталась в доме, — ворчит он и отодвигает меня.

— Верно, но вот мы здесь. И если бы не было так холодно, я бы, пожалуй, могла вычеркнуть наше приключение из моего списка желаний, — говорю я ему.

— Списка желаний?

— Ага. У меня есть список того, что нужно успеть сделать перед смертью. Одним из пунктов была прогулка на лошади с джентльменом, прямо как в романе Джейн Остин. Ты не очень джентльмен, но сгодишься.

Он не отвечает, хотя я и не ожидала ответа.

Большая темная дождевая туча внезапно нависает над нами, унося с собой тот скудный рассеянный свет, что помогал находить дорогу к дому, и я вздрагиваю от холода.

— Это выглядит не очень хорошо, — говорю я, как вдруг ветер усиливается.

— Все прекрасно, — отрезает он.

Дождь усиливается, обрушиваясь крупными ледяными каплями на мою и так промерзшую кожу, и вот уже льет сплошной стеной.

— Это не прекрасно!

Новая вспышка молнии, и грохочет оглушительный по своей мощи гром.

— Где мы? — Я протираю очки, понимая, что это бесполезно, и вытягиваюсь изо всех сил, сидя на Броме перед Фрэнком, но не могу даже разглядеть силуэт особняка в этом ливне.

Я поворачиваюсь и бросаю злой взгляд на большого ублюдка позади меня, но он даже не шелохнулся под этим смертоносным взором.

Удар молнии рассекает темную тучу и обрушивается вниз ослепительным заревом где-то рядом, и я вскрикиваю, все мое тело трясется, словно от этого удара у меня отнялось десять лет жизни.

Сквозь стену ливня я различаю вдали какое-то строение.

— Что это там? — спрашиваю я, указывая в сторону дома из кирпича и деревянных балок в нескольких ярдах от нас.

— Это охотничий домик. Мы, должно быть, сбились с пути, — кричит он из-за моей спины.

Я опускаю взгляд, и мои брови сходятся на переносице.

Он дрожит.

Я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к нему, но он резко отстраняется, и я чувствую, как он сжимает бедрами бока Брома, подгоняя его к домику.

Строение проявляется четче, это совсем небольшой дом по сравнению с особняком.

Фрэнк поворачивается ко мне и стаскивает меня с Брома, руки его на мгновение напрягаются.

— Иди внутрь! — перекрикивает он шум бури.

Едва ноги касаются земли, как я сразу же увязаю в грязи, обувь проваливается из-за потока воды. Осторожно пробираясь сквозь грязь, я направляюсь к двери, чувствуя себя наполовину утонувшей кошкой и дрожа всем телом.

Едва я достигаю ее, как Бром издает оглушительный визг, от которого мое сердце начинает скакать почти так же быстро, как он бегает. Я оборачиваюсь и вижу, что Фрэнк шокирован не меньше моего, уставившись на коня рядом с ним, который выбрал этот момент, чтобы вспыхнуть. Дым вырывается из его ноздрей, прежде чем он бросается прочь, надеюсь, по направлению к стойлу.

— Он найдет дорогу назад, да? — спрашиваю я, когда Фрэнк присоединяется ко мне под навесом крыши. Я плотнее закутываюсь в промокший свитер, хотя понимаю, что в нем нет ни капли тепла, и пробую открыть дверь.

— Она не открывается, — говорю я, чувствуя себя заторможенной, нарастает недоумение, потому что я понимаю, почему она не открывается — она заперта. Дрожа, я протягиваю перед собой руки и понимаю, что трясусь слишком сильно, чтобы суметь вскрыть замок, будь у меня даже хоть приличная шпилька.

— Подвинься.

Фрэнк сжимает руку, и дверь поддается. Мои глаза вылетают из орбит при виде изуродованной металлической ручки, к которой я прикасалась мгновение назад, и он практически вталкивает меня внутрь, с силой захлопывая дверь за нами.

Я поднимаю взгляд на высокие кремовые потолки и деревянные балки, перекрещивающиеся над головой, и легкая морщинка пролегает между бровей от того, как украшено это место: огромные охотничьи портреты во весь рост на деревянных стенах между большими стеклянными окнами — полная противоположность особняку.

Бросив взгляд на паркетный пол под ногами, я морщусь. Мне не нравится, что я стою вся мокрая на том, что, уверена, является оригинальным покрытием, но я не могу сдвинуться с места.

— Так холодно, — бормочу я и съеживаюсь на месте, конечности отказываются слушаться.

— Глупая женщина, — говорит Фрэнк, внезапно возникая передо мной, и наклоняется, легко подхватывая меня на руки.

Я обвиваю руками его шею и просто принимаю это, мне нравится, что мне не приходится гадать, выдержит ли он мой вес. Этот мужчина просто громила.

Зубы стучат, кожа так покрыта мурашками, что кажется, будто я никогда снова не согреюсь. Холод пробирает до костей.

— Знаешь, в последний раз мне было так холодно, когда я провалилась под лед на озере. Обри спасла меня, — выпаливаю я, сама не зная, зачем ему это рассказываю, мой мозг затуманивается и превращается в кашу.

Он проходит через несколько дверных проемов, но у меня нет возможности осмотреться, потому что веки то и дело закрываются, и голова бессильно болтается на его массивном плече, пока он несет меня, как младенца.

Звук, полный страдания, вырывается из моих губ, когда он ставит меня на подкашивающиеся ноги и насильно возвращает к сознанию. Он легко придерживает меня, пока я не прихожу в себя достаточно, чтобы стоять, и я понимаю, что все еще дрожу.

— Стой смирно, пока я раздену тебя. У тебя гипотермия⁵⁰, — констатирует он и отступает на шаг.

Так вот что со мной? Усталость вгрызлась в кости, конечности словно налились свинцом. Фрэнк начинает стаскивать с меня свитер, и я закрываю глаза всего на секундочку.

— Не спи, — говорит он, снимая свитер через голову.

Боль жалит меня пониже спины, когда его ладонь обрушивается на меня с оглушительным мокрым шлепком.

— Прекрати, — ворчу я, решая, что разберусь с его странным рукоприкладством позже. Я так устала. Морщинка снова появляется между бровей, когда Фрэнк бормочет что-то, подозрительно похожее на «упрямая особь», и стаскивает с меня одежду, сдергивая мокрые тряпки.

Я дрожу на месте, тщетно пытаясь заставить зубы не стучать, пока он снимает брюки с моих полных бедер. Сквернословия и проклятия беззвучно слетают с его губ.

Едва я оказалась голой, как меня обернули в толстое мягкое одеяло, поволокли и усадили на диван перед уютно потрескивающим камином. Я откинулась на подушки, чтобы дать отдых глазам, под мягкие звуки того, как Фрэнк возится по комнате. Я постепенно согреваюсь.

— Просыпайся, — донеслось до меня будто издалека, и я открыла глаза, обнаружив лицо Фрэнка опасно близко к моему.

Его глаза светились ярко-оранжевым, но с красноватым оттенком, похожим на тот закат, что я однажды наблюдала на пляже в отпуске. Я высвободила руку из кокона на достаточное время, чтобы протянуть ее и разгладить глубокую морщину, прорезавшуюся между его большими светлыми бровями. Рука тяжело опустилась, а веки сами собой закрылись.

— Ай, — пробормотала я мгновение спустя, ощутив боль и с укором глянув на Фрэнка, который только что ткнул меня в глаз своим здоровенным пальцем.

— Не засыпай, — сказал он, ослепляя меня крошечным фонариком и прожигая сетчатку.

Прямо как врач, мелькнуло в сознании и уплыло, а я лишь хмурюсь на него.

Ветер завыл у ближайшего окна, и я нахмурилась. Держу пари, я найду Эдгара прячущимся под кроватью. Он ненавидит грозы.

Я ахнула и села на диване, не обращая внимания на сползшее одеяло. Мысль о том, что он будет один всю ночь, казалась куда важнее.

— Мы не можем остаться здесь на всю ночь, — заявила я, готовясь к спору, если Фрэнк хоть словом на это намекнет. Отлучиться на несколько часов — это куда ни шло, но ни за что Эдгар не останется без еды.

— Как только буря утихнет, мы уйдем, — произнес он тоном, не допускающим возражений.

Я взглянула на него и наблюдала, как огонь камина пляшет на его лице, заметив новый наряд — обычные коричневые штаны и серую футболку, при виде которых у меня бы обычно потекли слюнки, как вдруг до меня дошла ирония. Я нахожусь в охотничьем домике, в чем мать родила, а Фрэнк отступает от меня, с полномасштабным фестивалем члена, туго выпирающим из мокрых брюк.

— Ладно, — сказала я, снова расслабляясь на диване и позволяя мыслям бродить где угодно.

Это не та тайная романтическая фантазия, о которой я мечтала.

Уютный охотничий домик, по крайней мере он, кажется довольно милым. Классический троп «одна кровать», красивый монстр… все как в книжках. Вот только я тут, почти в состоянии гипотермии, а он больше хочет играть в доктора по-настоящему, а не играться с моей киской.

Я отлично знаю, что он вовсе не так равнодушен ко мне, как притворяется.

— Обнимашки? — спросила я, услышав его шаги по деревянному полу возле моей головы. Я вздрогнула под тяжелым одеялом и замерла, когда он внезапно опустился на колени и снял с моего лица очки.

Этот маленький, почти домашний жест, как он сложил мои очки и положил их на каминную полку, заставил сердце екнуть под ребрами, пока я разглядываю его зад.

Он вернулся назад, с решительным выражением лица, которого я не могла расшифровать, прежде чем наклонился, поднял меня и устроил нас обоих на диване. Он притянул меня к своей голой груди и зажал мои ноги между своих, укладываясь, по-видимому, чтобы я не могла дальше докучать ему своей «толстой задницей».

Я бы сказала ему, что не собираюсь шевелиться, будь у меня хоть толика энергии, но не смогла держать глаза открытыми, особенно оттого, насколько защищенной себя почувствовала.

— Спи. Я разбужу тебя, когда придет время возвращаться в дом. Никаких больше приключений, — хрипло бросил он.

Я уткнулась лицом в его грудь, и в голове возникла идея о том, чем я могла бы заняться следующие пару дней.

— Ладно, — прошептала я, зная, что у меня уже есть планы обыскать дом в поисках всего, что можно использовать для связи с внешним миром, как только представится возможность. Пришло время мне точно выяснить, кто такой Фрэнк Штейн, исследовать всю эту ведьмовскую деревню, и мне действительно нужно написать Обри.