А в то время, как мы с Афоней разглядывали красоты побережья Волги, Павел отдыхал в моём поместье. Крестьянам его представили как моего брата, тоже графа. В первый же день после моего отъезда он обошёл все дома в посёлке Новый Тукшум, не побрезговал поговорить с крестьянами. Был очень доволен услышанным и увиденным: большинство семей жили если не богато, то уж явно не бедствовали. Хотя кое-где царило запустение и нищета. Там жили пьющие. Полностью победить зелёного змия мне так до конца и не удалось.
Очень понравилась государю моя идея делать кирпичи из земли и сбродившей травы. Павел даже попробовал постучать по стенам дома Прохора, чтобы проверить их на прочность – они не уступали кирпичам из обожжённой глины. Штукатурка снаружи защищала кладку от намокания во время дождя. Хотя я пока не мог точно сказать, насколько такие постройки будут долговечны.
Понравилось всё государю и в богадельне. Старики и инвалиды, которые были ещё не так плохи, в свободное время занимались раскрашиванием фарфоровой посуды. Марина сделала прекрасные трафареты, поэтому особой сложности перед работниками не возникало. За работу они получали деньги, которые откладывали на похороны – не хотелось оказаться после смерти в общей могиле. А некоторые даже мечтали накопить на собственный домишко, хотя это было нереально. Не потому, что дома стоили дорого, а потому, что жить в одиночку и без помощи посторонних людей такие граждане не смогли бы. Но мечтать не вредно, поэтому Павел не стал их переубеждать, а только улыбался, слушая грандиозные планы старичков и инвалидов.
Интернат для сирот и вовсе привёл государя в восторг. Девочки выглядели довольными, ухоженными и весёлыми. Он стал задавать им вопросы, чтобы проверить знания, и снова был приятно удвилён: "Эти плутишки знают о предмете даже больше, чем я!" – пошутил он, подмигнув заговорщицки Марине, которая выступала у "графа" гидом.
На второй день государь решил посмотреть на птицеферму. В Гривенский он отправился вместе с Прохором. Марина осталась в Тукшуме, поскольку надо было заниматься делами в интернате – как раз привезли двух крошечных подкидышей возрастом чуть больше года. Девочки были сильно запущены, истощены. Глафира с Мариной провозились с ними до позднего вечера. Они даже не стали пока оставлять их в приюте, а взяли в дом, чтобы оказывать им уход с большей ответственностью.
Вечером второго дня Павел вернулся из Гривенска и не обнаружил в доме Марины. Он очень хотел поделиться с ней своими впечатлениями, стал её искать, но девушки нигде не было. Заволновавшись, Павел вышел во двор и стал расспрашивать садовника – тот весь вечер копался на клумбах с картофелем. Кусты выросли огромными, клубни стали выползать наверх, поэтому садовник решил их окучить. На его вопросы мужик ответил, что видел Марину: к ней прибегал посыльный мальчишка с запиской, она сразу же выскочила из дома и понеслась в сторону леса.
Не теряя времени даром, Павел позвал Прохора, велел ему взять с собой ещё двоих-троих серьёзных мужиков, и они все вместе отправились в лес на поиски девушки. Прохор прихватил с собой парочку гончих псов – я сам охоту не любил, но собак держал, поскольку это было модно и престижно. Иногда специальный человек выходил с ними в лес, натаскивал их на дичь, так что псы были вполне так себе выдрессированными. Им дали понюхать Маринкины туфли и блузку, и собаки понеслись вперёд, громко лая.
Люди бежали следом. Где-то через парочку километров они увидели землянку, выкопанную на полянке. В ней отдыхали Длинный и Гликсей, которые занимались вырубкой деревьев для строительства. Павел сделал знак рукой сопровождающим, чтобы они притаились и не подавали звуков. Собакам тоже была дана команда молчать. Чуть ли ни на цыпочках государь вошёл в землянку. Картина, открывшаяся ему, заставила его похолодеть. Два громилы уже успели привязать девушку за руки и ноги к специально вбитым в землю кольям по углам соломенного лежака. Лицо её было разбито, из носа сочилась кровь, правый глаз заплыл, на подбородке красовался огромный синяк, а нога была неестественно изогнута, видимо, сломана. Рот девушки был заткнут какой-то грязной тряпкой, поэтому она могла только стонать.
Длинный решил "снять сливки" и изнасиловать цыганочку первым. Но Гликсей был против этого – он считал, что в деле принял больше участия, так как по его словам "эта падла его укусила". Он тыкал в лицо Длинному окровавленную руку и показывал на валяющийся клок волос, выдранный из его башки. По всему поэтому именно ему должна была выпасть доля первым "испробовать тела графской сучонки". Длинный же не хотел признавать правоту подельника и засветил ему кулаком в нос, чтобы не "бежал поперёд батьки". Гликсей не остался в долгу и отвесил Длинному удар в ухо. Началась потасовка, оба вцепились друг в друга и стали кататься по земляному полу, кусаясь и пытаясь придушить соперника.
Павел, шокированный увиденным, выхватил из кармана небольшой револьвер и выстрелил вверх. Драка прекратилась. Дерущиеся вскочили на ноги и попытались напасть на государя. Тот был готов к такому повороту событий и выстрелил уже в ногу тому, кто был ближе к нему – Гликсею. Неудавшийся насильник свалился на землю мешком. Длинный испугался и поднял вверх руки. Ворвавшиеся следом за царём мужики связали обоих и увели. Государь отвязал Маринку, помог ей вынуть тряпку изо рта, взял на руки и понёс в имение.
Позвали Лукерью. Та напоила девушку каким-то отваром, от которого она сразу же уснула. Затем старушка поправила кость, причём Маринка во время этой манипуляции не издала ни звука – отвар избавил её от боли и страданий. После ведунья наложила на ногу шину, примотала всё чистыми полосками простыней, обтёрла лицо и тело другим отваром, наложила на синяки и ссадины примочки и мази. лукерья осталась рядом с Мариной на всю ночь – следила за её состоянием, давала пить лечебные настои, клала на лоб влажную холодную тряпицу.
Утром граф Павел Орлов – так он был представлен крестьянам – собрал народ около усадьбы. Мужики вывели связанных насильников.
– Эти твари, нелюди, вчера напали на невесту моего брата. Они сломали ей ногу, избили и пытались снасильничать над ней. Если бы мы с мужиками вовремя не подоспели бы, Марина могла бы лишиться жизни, поскольку эти отбросы не собирались оставлять её в живых, – пересказал Павел собравшимся то, что произошло в лесу.
Мужики стали громко высказывать своё мнение на этот счёт, бабы плевали в лица связанных, ребятишки бросали в них камнями. Длинный и Гликсей отругивались, поливая грязью и графа Григория, и его "цыганскую сучонку", но их слова не находили отклика у собравшихся. Насильников ненавидели все рьяно.
– Пока мой брат в отъезде, я беру на себя права распоряжаться делами в поместье. Поэтому я решил поступить так, как поступали издавна в селениях с такими тварями, – он махнул рукой, и конюх-татарин вывел из стойла четырёх скакунов. К стремени одного привязали руки Гликсея, к стремени второго – его ноги. Павел стеганул со всей силы коней и они понеслись, куда глаза глядят. Причём сначала жеребцы бежали рядом, а потом один из них решил свернуть в сторону. Гликсей дико заорал, отчего кони поскакали ещё быстрее. Вскоре лошади скрылись из вида, а крик прекратился...
Длинный был страшно напуган. Он не желал себе такой же участи, поэтому решил вымолить у "графа" прощение. Бросившись в ноги, он стал ползать по земле, облизывая его туфли и кричать, что он ни в чём не виноват, а на это дрянное дело их уговорил Чухоня. Кто такой Чухоня, царь не знал. Но прощать насильника не собирался. Его постигла та же участь, что и чуть ранее Гликсея.
Народ тоже был ошарашен. Раньше, при помещике Плещееве все ссоры и скандалы между крестьянами решались кулачными боями: кто сильнее – тот и прав. Насилие над крепостными девками он и вовсе не брал в счёт, говоря расхожую фразу: "Сучка не захочет – кобель не вскочит!" Поэтому мстили обидчикам в основном родственники обесчещенной девушки, за что частенько и сами бывали биты. Поступок Павла же всем показался правильным и справедливым. Немного пошептавшись, люди разошлись.
К вечеру в поместье воротились измученные кони. Верёвки, привязанные к их стременам, были измочалены и оборваны. В одной петле болтался лапоть со ступнёй... Искать трупы в луга специально никто не пошёл – дикие звери сами разберутся, как использовать брошенную на произвол судьбы падаль.