Радищев, Жуковский и Карамзин у меня в гостях

Оформить права на производство печатных машинок сейчас оказалось невозможно. Я вспомнил, что первый законодательный акт в области охраны изобретений, запрещающий их использование без отчисления процентов с прибыли автору, «Закон о привилегиях», был введён в России только в 1812 году. До этого времени надо ещё прожить здесь почти двенадцать лет. А мне вовсе не хотелось терять прибыль уже сейчас.

Я с трудом объяснил свою позицию Афанасию: надо придумать что-то такое, чтобы никто, кроме нас, не мог начать выпуск подобных машин. Он сначала хлопал глазами, не понимая, о чём я ему талдычу, а потом вдруг прозрел, хлопнув себя по лбу.

– Надо сварить на весь печатный механизм кожух с окошками для кнопок и рычага, переводящего строки, и отработать балансировку при помощи отвеса. Если кто-то попробует разобрать машину, что уже само по себе будет сложно, то, снимая кожух, нарушит балансировку, поскольку отвес, висящий на бечёвке, будет сорван. А без кожуха машина не будет работать.

Ну, конечно, Афоня объяснил мне всё это скорее на пальцах и больше нечленораздельными звуками, нежели словами, но сейчас передать этот монолог буквами мне будет просто не под силу. Так что придётся господам читателям довольствоваться моим вольным пересказом.

Целых два дня мой «Левша» вытачивал из дерева кожух и отвес. Я забрал образцы, кожух оставил дома, а с отвесом отправился на железоделательный завод, заодно решив расплатиться со старыми заказами, забрать векселя и дополнительно дозаказать детали ещё на парочку машин, благо, батюшкиной щедрости теперь мне на это «баловство» хватит.

Работа в посёлке шла своим чередом: дома строились, кирпичи и черепица делались, с девочками-сиротами занятия велись, картошка зацветала, тёлочки росли. К моему возвращению мы смогли забрать из богадельни женщин, а также получили первые деньги, положенные на содержание убогих и престарелых - их мне передал один из местных помещиков, который как раз недавно был в Москве. В конверте также лежала записка от самого царя, в которой было указано, что я могу тратить на содержание убогих и сирых свои деньги, но как только выдастся оказия - мне вышлют нарочным начисленную сумму. Видимо, сейчас наша богадельня находится у государя "на карандаше" и он самолично следит за тем, как тут обстоять дела.

Вторым приятным событием была продажа первых двух печатных машин – Жуковский и Карамзин не только сами явились в имение, но и привезли с собой Радищева, чему я был несказанно рад. Писатели проверили работу машинок на месте, остались очень довольны и обещали прорекламировать наше изобретение в своём литературном кругу. Радищеву, хотя он и не сделал предварительный заказ, я выделил станок, которым мы планировали пользоваться сами. Детали для следующих машин уже были готовы и ожидали только сборки.

Но самым ярким моментом были вечерние чтения. Выразив писателям своё восхищение и продемонстрировав им прекрасное знание их произведений, я снискал такую расположенность, что они даже позволили и мне кое-что зачитать «из своего». Кстати, слушали меня мастера слова внимательно. Радищев несколько раз вскакивал, хлопал себя ладонями по ляжкам и восторженно качал головой:

– Как остроумно! Какой изысканный литературный ход! Под сказочным сюжетом сокрыть такие глубокие мысли! Вроде бы воспринимается легко, будто бы волшебство какое-то, а идея-то великая! Все люди равны по праву рождения, никто не должен заставлять других людей прислуживать себе, – изливал восторги Александр Николаевич, между тем небрежно сделав знак лакею, чтобы он подал ему ещё горячего чаю.

Как я помнил из истории литературы, семья Радищева владела имением в Немцово-Боровском уезде Калужской губернии и многими другими, и потомственный дворянин прекрасно жил на то, что получал со своих крестьян. Нет, сам Радищев крепостных как бы и не имел, о чем мельком упоминается в «Путешествии…», но часть отцовского имения он считал своим и превосходным образом этим пользовался.

Собственно, не мне его осуждать. Ведь я и сам пока ещё не был готов освободить всех своих крепостных. Тем более мне не позволяло это сделать не столько желание пользоваться чужими продуктами труда, как знания последствий столь необдуманного шага.

Карамзин же предложил мне попробовать дебютировать в первом детском журнале «Детское чтение для сердца и разума», поскольку посчитал, что сказки – чтиво для маленьких. Я изо всех сил старался его убедить в том, что мой роман рассчитан вовсе не на аудиторию несмышлёнышей, а на взрослых. Но он, по-моему, не проникся. Сам впервые опубликовавшись в этом СМИ, он хотел мне причинить добро и удивлялся, что я не таю от благодарности за его советы.

Он даже взялся читать нам богатырскую сказку собственного сочинения в стихах под названием "Илья Муромец", которая была пока что ещё в стадии написания. А мне тут как раз не к месту вспомнился мультик "Илья Муромец и Соловец Разбойник" студии "Мельница". Да уж, если бы бедный Николай Михайлович мог увидеть, как свободно будут интерпретировать былины потомки русичей, не стал бы он, наверное, заморачиваться сим делом сейчас. Но не стану же я ему объяснять, что в будущем дети будут не читать, а больше времени проводить в Ютубе, в лучшем случае смотря мультики, а в худшем и вовсе зависать в Тик-Токе.

Но отрывок черновой рукописи я таки у писателя выпросил – вдруг удастся переправить его в будущее, ему же там цены не будет! Короче, предприниматель стал занимать большую часть меня. Скажи мне об этом кто раньше - ни за что бы не поверил.

Тут в гостиную, где мы беседовали с писателями, вошла Глафира и сообщила, что ко мне приехали ещё гости. Чета купца Вишневского! Вот это пердюмонокль однако. Чета!!! Не соврал, значит, Санко, женился на Василисе. Или это он с другой супругой ко мне заявился?

Перед тем, как пригласить новых гостей в дом, я кратко обрисовал уже присутствующим предшествующую историю, умолчав, само собой, о том, что Мирела, на которой сначала планировал жениться Вишневский, превратилась в Марину. Моё повествование очень заинтересовало сочинителей, и они с радостью согласились познакомиться с его участниками.

Купец практически не изменился, разве что стал более ухоженным. Зато Василису было не узнать! Нет, Санко не заставил её носить цыганский наряд. Напротив, он обрядил жёнушку в красивое дорогое платье модного фасона, в котором не стыдно будет появиться на балу среди дворян. Сама Василиса держалась хотя и слегка сковано, но с достоинством. По её виду я понял, что она очень довольна изменениями, которые произошли в её жизни.

Я предложил Василисе пообщаться с Мариной и Глафирой, на что она сразу же согласилась - большое скопище мужчин смущало её. А мы мужской компанией остались выпить кофе с пирогами. Санко радостно сообщил мне, что они с супругой ожидают наследника. Так что теперь у него будет как в нормальной цыганской семье восемь детей.

– А там, глядишь, и девятого осилим! – не удержался и поделился мечтой Вишневский.

Купец пробыл у нас недолго – ему надо было заехать в старый дом Василисы, забрать что-то особенно ценное для неё. Я не стал докапываться, что именно – не моё это дело. Но Санко не удержался и сказал сам:

- Образом моя Василисушка хочет забрать. Дорог он ей как память о матери.

Я с пониманием кивнул. Но почему-то подумал, что явились они сюда не столько за образком, сколько показаться мне. Хотя и говорят, что счастье любит тишину, но как удержать его внутри, когда оно бурлит?

Цыганский барон с супругой покинули мой дом, а писатели ещё долго обсуждали столь экстравагантный сюжет для любовного романа. Мезальянс всегда интересует читателей, хоть в девятнадцатом веке, хоть в двадцать первом. Взять хотя бы "Золушку" – вон сколько лет прошло после публикации сказки, а даже в моём прошлом-будущем её мусолят все, кому не лень. Только фанфиков понаписано столько, что диву даёшься.

– Ну-с, уважаемый граф, что же вы умалчиваете о местных диковинах? Кроме печатных машинок есть ведь чем ещё удивить гостей? – хитро подмигнул вдруг Карамзин.

Неужели они что-то прознали про Марину??? Я похолодел... Собрав всю силу духа, подключив всё своё актёрское мастерство, как можно беспечнее ответил:

– А конкретнее? Я сам тут не так уж и давно поселился, возможно, не со всеми достопримечательностями знаком.

– Как? Весь свет только и судачит о Марине! А вы, выходит, либо не в курсе, либо решили скрыть от нас это чудо?

За дверями послышался шорох и быстрый топоток убегающих прочь ножек: девушки, наверняка, подслушивали нашу беседу, а сейчас помчались прятаться. Да я и сам просто мечтал уже исчезнуть куда-нибудь... Кто бы мог предполагать, что так чудесно начавшаяся встреча выльется в такое!

– А что Марина? – я попытался держать лицо. – Обычная девушка. Как и все.

– Девушка??? – Николай Михайлович выпучил на меня глаза. – Ну, у вас, ваше сиятельство, странный взгляд на женский возраст... Марине Батвиньевой уже хорошо за тридцать, она, кажется, даже бабушкой успела стать!

Мои гости рассмеялись, а у меня как гора свалилась с плеч! Разговор шёл не о моей Маринке! Слава Богу... Той до появления внуков ещё мотать срок и мотать! Ой, как-то я не в ту сторону задумался... Срок мотать – это не отсюда. Хотя, такая её жизнь чем-то напоминает зоновскую. Ну, а что? Всегда держать себя в руках, боясь проколоться, ни с кем в доверительные отношения не вступать, жить с оглядкой, постоянно опасаясь удара со спины...

– Простите мою неосведомлённость, господа, но я сам ничего не знаю про Батвиньеву. Не соблаговолите ли рассказать, – сделал я полупоклон в сторону собеседника.

– О! Это очень занимательная история! Мадам Батвиньева* – очень богатая вдова. В своё время, ещё при живом супруге, она много путешествовала. Не единожды была приглашена ко двору. Вроде бы, даже числилась в придворных дамах у царской супруги.

Немудрено, что после его кончины, то бишь овдовев, честолюбивая и тщеславная дама решила устроить в своём имении... ну, как бы царский двор в миниатюре. Камергеры, камер-юнкеры, камер-пажи, шталмейстеры, статс-секретари, фрейлины – чины и должности были розданы крепостным. Она и наряды для них соответствующие пошила, с золотыми галунами и пуговицами для мужиков и с кринолинами для баб. Само собой, вышколила всех подобающим манерам.

Дом её – сущий дворец! Один роскошный трон, украшенный драгоценными каменьями и резными вставками из слоновой кости, чего стоит. На нём она не только восседает в зале приёма, но и путешествует в церковь – её несут специально обученные камер-юнкеры, – Карамзин рассказывал увлекательно, то ли насмехаясь, то ли завидуя.

– Говорят, что на одном раскидистом дереве при въезде в имение сидят хористы, а на другом, напротив – музыканты. Когда гости приближаются, музыканты начинают играть, а хористы петь. Ни тех, ни других за листвой не видно, поэтому создаётся впечатление, что музыка льётся с небес...

– Мы хотели напроситься к ней в гости, – вмешался в беседу Радищев. – Даже заранее пытались списаться, так как без предупреждения "царица Марина" гостей не принимает. Но – увы! – наши письма остались без ответа.

В это время дверь скрипнула. Видимо, девушки либо вернулись на свой "пост", либо убегали не в полном составе. Я усмехнулся, заметив, что мои гости также обратили внимание на этот звук. Делать вид, что ничего не происходит подозрительного, было неуместно.

– Глафира, войди! – окликнул я любопытную девицу. – Это моя правая рука, помощница, – пояснил собеседникам.

Те, хотя и были удивлены – женщины редко удостаивались в то время столь высоких "чинов", – но постарались скрыть свои эмоции. Видимо, слухи о моём "вольнодумстве" дошли и до них, и они уже были готовы увидеть здесь что-то "эдакое".

Глафира вошла с достоинством, хотя и без вызова, присела в поклоне. Выглядела она сногсшибательно! Маринка не поленилась устроить из её волос самое настоящее произведение искусства. Да и платье на ней было роскошное, пусть и сшитое не профессиональными портными, а собственноручно девчатами.

– Глафира, ты что-то знаешь про помещицу Батвиньеву? – обратился я ней.

- Да, конечно! Господа всё верно говорят. Жила такая здесь недалеко. И деревья там у неё музыкальные росли, и на троне её в церковь носили. А ещё она повсюду расставляла деревянных солдат. Издалека и не отличишь от настоящих!

- Ты говоришь, жила? То есть, сейчас она уже не там? Замуж вышла, за границу уехала? Говори же, что с ней теперь случилось? – Радищев с интересом рассматривал девушку, однако решил всё-таки обратиться к ней на "ты".

- Случилось... Неприятности у мадам Батвиньевой, большие. Родственники... решили обогатиться за её счёт. Отсудили всё, а саму Марину признали на суде сумасшедшей.

- Ещё интереснее! Теперь-то уж нам точно нужно обязательно наведаться туда! Обязательно! – Карамзин, нервно ходя туда-сюда по залу, даже руки потёр от возбуждения.

Откладывать в долгий ящик не стали, тут же собрались, заложили экипаж и выехали.

_________

*Мадам Батвиньева – имя и фамилия выдуманная, прототипом является царица Корсунская из Орловской области (фант. допущение автора).

Загрузка...