Видимо, мать продолжила «жужжать» в уши моему батюшке ещё и всю ночь после приезда в поместье, потому что наутро он за завтраком (Марина и Глафира временно столовались на кухне) высказал желание выдать мне некоторую сумму «на хозяйство». Правда, предупредил, чтобы я прекратил по возможности свои «предосудительные нововведения». Я послушно кивнул и приложился к его ручке в качестве благодарности. Конечно, прекращать свои нововведения я не собирался, но зачем об этом знать папаше?
К обеду к нам пожаловали гости. Это было начальство из области. Тьфу, чёрт! Конечно же, из губернии, никак не могу привыкнуть к нынешней территориальной градации. Направленные по моему письму с инспекцией в богадельню, они навели там шороха — будь здоров! Прежнего смотрителя не только сняли, но и отправили под суд за нарушения. А когда встал вопрос, кого поставить на его место, само собой пришло решение обратиться за помощью ко мне.
Брать на себя эту роль я, разумеется, не мог — не по рангу графу заниматься такими «низкими» делами. И я порекомендовал Егорова Прохора. Как здорово получилось, что он уже имел на руках «вольную», а то получилось бы не очень красиво. Так же я пообещал, что негласно буду курировать его работу. На том и порешили. Начальство подписало бумаги, отобедало и отправилось восвояси.
Батюшка, наблюдая за тем, с каким уважением и некой долей страха со мной разговаривают чинуши, проникся. Даже похвалил меня, что сумел обратить внимание самого царя на творящиеся безобразия в губернии. Я же пошёл сам к Прохору с известиями. Мог бы, конечно, вызвать его самого к себе, но мне хотелось прогуляться – общение с «неродными родными» напрягало основательно. На своей шкуре прочувствовал, что для родителей дитя вечно остаётся дитём, сколько бы лет ему не исполнилось.
Прохор руководил стройкой, как и положено. Параллельно сам клал кирпич, возводя стену. Отвлёк его, сообщив, что надо ставить замену, поскольку завтра мы с ним на пару едем разбираться с богадельней. Не скажу, что Егоров сильно обрадовался известию, но я объяснил ему, что это повышение, что теперь он не просто бригадир строительной артели, а чиновник, управляющий богадельней.
Картошка моя уже хорошо зеленела. Где-то через три недельки на ней должны появиться цветы. Садовнику я наказал поливать клумбы раз в день, после захода солнца, чтобы растения не получили ожогов. Правда, матушка была сильно разочарована, когда не нашла на клумбах традиционных кустов роз и пионов. Но я её успокоил, пояснив, что развожу экзотическое растение. Название я специально не стал говорить, чтобы она где-то не обмолвилась ненароком. Обидно же ей станет, коль она узнает, что клубни цветов можно употреблять в пищу, и её сын, граф, опустился до того, что занимается выращиванием продуктов пропитания. Не по чину занятие-то! Ну, бороться со стереотипами мне сейчас недосуг.
После обеда я засел перепечатывать свой роман о попаданцах, те части, которые уже успел написать гусиным пером. Маринка пока творила на второй машинке. Глафиру усадили за третью и стали обучать печатать. Дело шло сначала тяжело, потом у неё стало неплохо получаться. Марина отдала гувернантке свои черновики на перепечатку, а сама взялась за продолжение. Так что у нас получился настоящий офис, а из-за двери моего кабинета слышался стук клавиш и скрип-треск механизмов, переводящихся строчки.
Родители, выполнив свой долг – навестив сыночку, дав ему наказы и проверив его, – решили отправляться с рассветом дальше. Им хотелось навестить каких-то знакомых. Я не стал забивать себе голову пересказом родословных неизвестных мне людей, понял лишь одно: отец заинтересовался чьей-то конюшней и новыми рысаками особой масти. Он попытался меня привлечь к теме обсуждения достоинств скакунов, но я как-то плавно слился с этого разговора.
Я же особой любви к лошадям не питал. Хотя, говорят, раньше обожал верховую езду и охоту. Ну, да ведь мне простительно в силу возраста менять свои увлечения, тем более я после ранения как бы сильно изменился. Может быть, позднее я и займусь конезаводом, хотя точно не гарантирую.
***
Утром я простился с батюшкой, нежно поцеловал матушку и грустно помахал вслед отбывающей карете. Выдержать «лицо» мне удалось – родители, хотя и заметили во мне перемены, но списали их на смену характера после ранения. И вообще, родители всегда находят оправдания своим детям, этот факт неоспорим.
Матушка, промокая кружевным платочком настоящие слёзы со щёк, помахала мне из окна экипажа затянутой в перчатку ручкой… И вдруг мне реально стало жаль с ней расставаться! Моя настоящая мама… она как-то меркла на фоне это чужой мне, вроде бы, женщины. А тут я впервые в жизни ощутил тепло настоящей материнской любви…
Где-то через час мы с Прохором выехали на бричке в Шигоны. Егорову я в честь такого события выделил один из своих сюртуков, обязательный в те годы жилет и приличную ему по статусу рубашку. Он глупо хихикал, рассматривая себя в зеркало и поднимал руки вверх, помахивая кистями, словно крыльями. В такт его движениям кружева и оборки на рукавах трепыхались, и это сильно веселило крестьянина.
Часов я, правда, ему не выдал — у меня были только одни. Зато цилиндр на нём смотрелся офигенно, даже я немного похохотал. Прошка застеснялся, сорвал с головы «картонное ведро» и пытался забросить его на шкаф. Но я не позволил.
— Негоже важному чиновнику ехать с инспекцией без цилиндра, — внушительно выговорил ему, сделав серьёзное и строгое лицо.
Прохор тяжко вздохнул, но повиновался. Хотя и попросил жалобно:
— Ваш сиятельство, но пока мы будем ехать в бричке, мне же можно снять «набалдашник»? Там-, внутрях, меня никто не увидит…
Я и сам тяготился этими цилиндрами, но мода — это такая коварная старуха… Ей не потрафишь – она всех в округе против тебя натравит. Хотя цилиндры эти в России появились совсем недавно — всего где-то тройку лет назад, если верить моим интернет-воспоминаниям. Но, видимо, мой предшественник очень пристально следил за нововведениями моды, стараясь не просто не отставать от неё, и шествовать чуточку впереди. В прочем, я же тут изображаю прогрессивно настроенного человека, значит, и модой тоже не должен пренебрегать. Так что цилиндр — значит, цилиндр. Терпи, Генка!
Доехали до места мы быстро и без приключений. Нас там тут же приняли, выслушали и бросились выполнять все наши приказы, как говорится, сломя головы.
Обитатели богадельни, выстроившись перед нами в ряд, являли собой грустное зрелище. Завшивевшие, с гнойными ранами, истощённые, они скорее напоминали узников концлагеря, нежели жителей приюта для сирых и убогих. Хотя в более крупных богадельнях женщины и мужчины содержались отдельно, в Шигонском приюте на половые отличия внимания не обращалось.
Жили и бабы, и мужики в одном помещении. Спали, в прямом смысле, вповалку: полы каморки были устелены сшитыми из грязной мешковины матрасами, набитыми гнилой соломой, вместо одеял использовались драные рогожи. Никакого лечения больным не оказывалось, кормили людей хуже, чем скотину – суп был похож на помои после мытья посуды, а не на еду.
Дети, правда, содержались отдельно. Условия их жизни были немного лучше, поскольку этот «товар» активно шёл на продажу. Девочек периодически мыли, учили расчёсывать волосы. Мальчикам тоже уделялось некоторое внимание. Хотя до идеального содержание приютских ребятишек не дотягивало от слов «совсем никак».
Проверив запасы продуктов, мы и вовсе были обескуражены. Прохор, насколько уж он был воспитан в простоте и без привычки к каким-то изыскам, и тот возмутился. Крупа плесневелая, мука сбилась в плотный ком, овощи гнилые. Про наличие мяса говорить не приходится — его там отродясь не бывало. Даже рыбы — и той не было и в помине!
— Давайте в первом отстроенном доме устроим приют для этих, — Прохор, кажется, даже смахнул слезу. — Нельзя им дольше тут оставаться. А инспектировать — не наездишься. Девочки, я думаю, немного и подождут…
Я согласился. Пока пусть поживут тут, но через пару недель мы перевезём всех в свой Новый Посёлок. А сейчас выбросим все испорченные продукты и прикажем закупить новые. Прохора определили временно в бывший особняк управляющего, которого отправили в губернию для судебных разбирательств. Я пока поставил перед Егоровым задачу внимательно наблюдать за тем, как теперь будут готовить еду для обитателей богадельни.
А вот всех девочек из богадельни я после ужина забрал с собой в Тукшум — уж Марина с Глафирой найдут, как их обиходить. Так что вечером я вернулся с новыми постоялицами.
Девушки мои сразу засуетились, бросились обмывать девочек, брить, мазать им головы керосином, обрабатывая от вшей. Потом им выдали сарафаны и рубахи (мы побеспокоились о том заранее). Девчушки стояли в новых нарядах, боясь дышать и шевелиться… Некоторые из них ещё ни разу в своей жизни не надевали чистое и новое.
Эти были постарше, чем те, которых я привёз ранее, поэтому было решено выделить им другое помещение, а не подселять к прежним. В эту комнату занесли матрасы и уложили их прямо на пол — кроватей пока не было. Завтра озадачу местного столяра Матвея, надеюсь, за пару дней мы решим этот вопрос. Он, конечно, не особо мастер изготавливать красивую мебель для господ, но с такой простой задачей, я думаю, справится.
***
Дом-приют был готов, как мы и планировали, через две недели. Покрывали крышу уже черепицей собственного изготовления. Правда, стёкла пришлось заказывать в городе. Тут мне сильно помогли деньги отца. С мебелью заморачиваться не стали — установили двухъярусные нары. Матрасы, правда, пришлось набивать соломой, зато сами наматрасники сшили из нового холста.
Посредине комнаты установили длинный деревянный стол. Здесь мужики (мы сначала решили устроить помещение для мужчин) будут принимать пищу. Выделили под это дело повариху. Фрося-Однотитя самолично попросилась на эту должность. Причём, я заметил, что она как будто бы несколько округлилась. То есть, талия как таковая отсутствовала у неё всегда, но сейчас она была даже несколько шире тогдашней… Заметно шире, я бы сказал!!! Да, похоже, Афоня не такой уж и промах, как я погляжу!
Сам я не стал ввязываться в это дело — попросил поговорить с Фросей Марину. За обедом девушка рассказала «историю» любви Фроси и Афони. Всё так и было: между этими двоими были отношения… как там в романах-то пишут, чтобы было красиво и не пошло? А, вспомнил! Были отношения интимного характера. Которые и дали свои плоды. В прямом и переносном смыслах этого слова.
Однако Фрося сильно сокрушалась по поводу того, что сам Прохор как будто бы и не замечал в ней никаких изменений. Похоже, наш инженер так и не понял, что произошло. Его реальная жизнь текла сама собою, без участия его ума, который весь сконцентрировался на решении важных задач — изобретении разных механизмов, облегчающих деревенскую жизнь.
Пришлось его вызвать и спросить отчёта. Афоня очень удивился, узнав, что скоро станет папашей. Он, вроде бы, «ничего такого не делал». Выяснять подробности было сложно, поскольку Афоня на все вопросы либо кивал, либо пожимал плечами. Пришлось ситуацию объяснять ему «на пальцах».
Для этого я приволок гайку и болт, дал доморощенному Левше подержать их в руках и внимательно осмотреть. Затем назвал гайку Фросей, а болт — Афоней. Мужик вроде слегка оживился, хитро ухмыльнулся и ввинтил болт в гайку. Понял-таки, шельмец! На этом месте я его спросил:
— Было?
Афоня радостно кивнул. Видно, что процесс «ввинчивания болта» ему пришёлся по душе, но вот про будущее дитя он понимать отказывался. Пришлось его просто поставить в известность, что от подобных действий случаются дети, что очень удивило парня. Да уж, в наше время… ну, в то, прошлое-будущее, каждый подросток знал такие вещи. Вот и говори теперь про вред интернета и избытка информации!
Короче, я напрямую предложили Афоне узаконить свои отношения с Ефросиньей. Он на это опять же в непонимании только пожал плечами. Короче, согласился. Посему мы отослали батюшке Никодиму приглашение провести снова выездную регистрацию брака, пообещав за это пять рублей серебром. Деньги, конечно, немалые, но нам надо сначала оформить для Фроси «вольную», а потом уж провести венчание. Да и кто ж его знает, сколько пар, желающих «узакониться», образуется к утру? Опыт прошлого венчания подсказывал: из может вполне быть несколько.
Тем не менее выдавать тёлочку Фросиному семейству решили пока погодить. Конечно, Фрося и сама баба матёрая, и в коровнике уберёт, и пойло приготовит. Но вот сено готовить для скотины кто будет? Не беременная же баба рядышком со старухой-матерью косой станут махать? То-то же. Афоня вряд ли накосит что-то, он к сельским делам «несручен».
***
Вместе с мужским контингентом, обитающим в богадельне, в посёлок вернулся и Прохор. Ненавистный цилиндр он снял с себя ещё раньше, чем уселся в бричку. Разместив постояльцев, мы решили отобедать вместе с ним и его супругой Натальей. Я самолично пригласил их к столу. А почему бы и не дружить с местной чиновничьей элитой, ха-ха?
Наталья надела к обеду свой лучший наряд, но всё равно сильно проигрывала рядом с Глафирой и Мариной. Поэтому после трапезы девушки увели жену Прохора в свои покои и там снимали с неё мерки и обговаривали фасон нового платья. Надо при случае подкупить девчатам ткани, и не обычного холста, а что-то поинтереснее. Уж больно разошлись они. Заодно и шляпки девушкам присмотреть. А вдруг и им нужно будет выехать куда-нибудь?
Сюртук у Прохора я забирать не стал — он ему ещё понадобиться. Но против цилиндра мужик взбунтовался не на шутку. Пришлось взять назад. Но я сопроводил это действие строгим замечанием, что беру головной убор на время, а при необходимости «чиновник» будет-таки надевать его.
Заодно во время обеда мы с Егоровым договорились по поводу второго помещения, уже для женщин. Строить решили в противоположной стороне посёлка, чтобы не было всяких там сплетен и лишних разговоров. Хотя… Если уж кому вздумается, никакие даже километры не спасут.
Среди обитателей богадельни Прохор выделил четверых мужичков. Они были из новеньких, которых прежний инспектор оформил инвалидами, но на самом деле планировал продать как крепостных. Там были небольшие раны, вшивость, чесотка и, само собой, истощённость. Один, достаточно крепкий, на месте правого глаза имел повязку.
Прохор надеялся привести их в божеский вид дней через пять. А чтобы они не сбежали и не стали сразу же снова заниматься кражами и попрошайничеством, он предложил оформить их как крепостных. Хотя меня и коробило от такого решения, но иного выхода я не видел. Поэтому, когда явился батюшка Никодим, мы первым делом занялись оформлением этих мужиков. Затем святой отец повенчал Фросю с Афоней, а заодно и ещё три пары (таки как-то просочилось в народ известие о приезде в Тукшум батюшки), записал в книге актов имена новых девочек. Он не задавал лишних вопросов, внимательно выслушивал мои измышления по поводу крепостного права, но выводы делал неоднозначные и ценные.
— Свобода умному человеку во благо, а глупого-то направлять нужно. Вот родители дитя воспитывают, покуда он мал и несмышлён. И это правильно. Помещик — тот же родитель для своих подопечных. И хорошо, ежели он, как вы, Григорий Владимирович, будет душой болеть за своих крестьян, как за детей малых.
Другое дело, когда сами родители — глупы и равнодушны к потребностям отпрысков своих. Тогда беда получается… Крепостное право, оно же двубоко, сын мой. С одной стороны, вроде бы и не нужное, а с другой поглядеть — без оного никак и не возможно.