Ну, ты, Генка, и попал... Том I

Прошлая жизнь Глафиры

Всё шло у нас в поместье полным ходом. Мы все трое – я, Глафира и Марина – были загружены делами по самое не могу. Поэтому письмо Анны Ивановны, моей дражайшей супруги, напоминало гром и молнию среди ясного неба. Я совсем забыл о том, что женат, и тут – нате вам с кисточкой! Анна, или Нини, как я, по-видимому, ласково называл её, что подтвердили мне строки из письма, сообщала мне о том, как она сильно соскучилась, и поэтому, не дождавшись меня в Ницце, решила покинуть Лазурный берег и навестить меня в поместье.

Сказать, что я был в шоке – это ничего не сказать. Если встреча с родителями прошла более или менее успешно, то сейчас на благоприятный исход я не рассчитывал от слова "совсем". Хотя я и был на самом деле подростком, но понимал, что с женой мне придётся делить супружескую постель, и не просто делить, а... Ну, читатель меня понимает. А я в этом деле был несколько... Да ладно, скажу прямо! Не было у меня ещё никакого опыта в сексе. И если бы между нами с Нини интимная близость происходила бы впервые, можно было бы найти какие-то объяснения моему странному поведению. (В том, что оно покажется жене странным, я не сомневался.) Но за моим прототипом тянулась слава отъявленного ловеласа, который немного успокоился лишь после женитьбы на любимой девушке.

Провал! Полный провал!!! Я метался, не зная, что делать. Тут ещё Маринка пристала с глупым вопросом: куда подевался Чухоня? Про Корягу-то ей уже нашептали вездесущие местные доброхотки, беседа на эту тему состоялась, долгая и эмоциональная, но я победил, выдав аргумент: "А кого отдавать в рекруты, если не его? Не положительного же отца семейства отрывать от жены и детей?" Но вот с Чухоней я пока не придумал объяснения.

Пружина внутри меня, которая была силой воли сжата в комок, под натиском подружки вдруг распрямилась, и я вывалил ей всю правду про бывшего одноклассника, которую не планировал раскрывать. Причём я забыл о необходимости отойти от двери и говорить шёпотом – выступал как Брежнев со стены мавзолея перед парадом, только без бумажки.

Маринка побледнела, потом покраснела, попыталась мне высказать своё несогласие по поводу столь кардинальных мер против Глеба. Но я был так возбуждён, что не сдержался и оборвал её резко словами:

– А позволь мне самому решать, как поступать со своими крепостными, девочка из табора! Я не могу и не хочу быть для всех ясным солнышком, ты поняла меня? И если Чухонин тебе сильно понравился в той нашей жизни, что ты до сих пор лелеешь мечту на взаимное светлое и крепкое чувство, то просто так и скажи. Мы быстро сыграем вам свадьбу в Суринске, и ты снова станешь крепостной, только уже другого помещика, Матвея Ивановича, который с удовольствием тебя собственноручно выпорет на конюшне, если ьы вдруг откажешь ему в его мужских шалостях!

Нда... Зря я, конечно, так погорячился. Маринка сначала вылупила на меня свои и так огромные глазища, потом открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала, повернулась на пяточках и ушла, громко хлопнув на прощание дверью.

Зато вместо неё в кабинет просочилась Глафира. Она не стала даже стучать, чтобы не привлекать ничьего внимания.

– Я тут кое-что услышала... Хотя и до этого уже кое о чём догадывалась, – помощница смотрела на меня прямо, не опуская глаз. – Вы с Мариной – попаданцы?

Вот это финт ушами! Я открыл рот от удивления, ноги мои обмякли, поэтому я рукой стал искать, на что бы присесть.

– С чего ты это взяла? – только и выдавил из себя. – И потом... Что это за словечко такое странное – попаданцы! Чем-то прям вот сильно неприличным разит от него, – попытался я даже перевести разговор в шутку.

Только Глафира, видимо, была настроена серьёзно:

– Я тоже попаданка. Только моё перемещение произошло пять лет назад. В той, прошлой жизни, в 1976 году, я была учительницей, у меня было двое деток и муж. В тело гувернантки я попала после аварии. В наш "Запорожец" врезалась "Лада". Это последнее, что я помню. Потом, когда пришла в себя, то уже оказалась тут. Попав в тело крепостной девушки, я, как бы ни старалась скрыть своё образование, периодически прокалывалась. Плещеев тогда выкупил меня у бывшего владельца, помещика Гольденберга, потому что я ему приглянулась. Хотел сделать своей содержанкой, но быстро понял, что я не обычная крепостная девка, а образованная, и позволил заниматься с его детьми воспитанием и обучением. Как раз тут его супруга приехала в поместье, поэтому особо он меня не домогался, отложив свои планы на некоторый срок. А тут и вовсе проиграл поместье в карты вашему батюшке, то есть графу Владимиру Григорьевичу. Обстоятельства сложились в мою пользу.

Постепенно до меня стал доходить смысл сказанного Глафирой. Но я всё ещё был в замешательстве.

– А как ты догадалась, что мы тоже... попаданцы?

– Ну, это было несложно: вас нашли в том же месте, в котором очнулась я – на лесной поляне. Видимо, там находится выход временного портала. Девушки, которые собирали ягода в лесу, сразу признали меня и отвели в соседнее село. Там же Орлов с Плещеевым назначили дуэль, где Григория ранило. По-видимому, и Марина очнулась там же, потому что я слышала, что цыганский табор стоял где-то рядом. Ваше поведение тоже указывало на то, что вы из будущего. Ну, и последний разговор с Мариной расставил все точки.

– Хорошо. Но почему ты решилась открыться мне?

– Потому что, во-первых, я хочу проверить, работает ли этот портал в другую сторону. А во-вторых, хочу помочь вам. Я же понимаю, как вы страшитесь встречи с Нини, которую совсем не знаете. Сразу после её приезда мы отведём графиню на эту поляну, поводим её по ней и – вдруг сработает? Она попадёт либо вместо меня в 1976 год, либо вместо Марины или вас в ваш двухтысяч какой-то. И если портал работает на самом деле, позднее мы и сами сможем вернуться в своё время.

– А может быть, не стоит подвергать Нини такому испытанию? Может быть, попробуем сразу сами перенестись? – загорелся я.

– Если честно, я не хочу назад в будущее... Я боюсь, что мои девочки и муж погибли... А кроме них у меня там никого не осталось. И потом, вы же помните из истории, что Анна Ивановна Орлова умрёт в 1824 году от сердечного приступа. Конечно, двадцать четыре года – это не завтра, но и жить с больным сердцем, каждую минуты сжимаясь от страха, что в любой момент ты можешь умереть, бояться завести детей – не такая уж и радужная перспектива. Ну да, она, если перемещение пройдёт успешно, возможно, узнает о гибели своих, вернее, моих детей Но, услышав о потери, ничего не почувствует, поскольку это же вовсе не её дети. А я в той жизни была абсолютно здоровой, поэтому ей взамен короткого нынешнего пребывания на земле будет предложена долгая жизнь ТАМ.

Тут я задумался: а так ли я хочу назад в своё прошло-будущее? Если честно, то скорее нет, чем даю Вернее даже вовсе не хочу. Так-то кроме бабушки меня там никто и не ждёт. И никому я больше там не нужен. А бабушка... В последнее время у неё что-то стало с головой – она перестала узнавать своих близких. Так что новость о том, что я пропал (или погиб, что практически одно и то же) её наверняка сильно не расстроило. А вот Галина... Та точно очень рада, что её мечта избавиться от меня наконец-то сбылась. Не стоит, наверное, лишать сестричку такой радости. Нет уж, пожалуй, я тоже совсем не горю перемещаться назад. По сути, мне и тут совсем не плохо.

Марина? Я, конечно, поговорю с ней на эту тему. Но, помня её откровения там, на скале, думаю, она тоже особо не рвётся к матери, которая её винит в своём одиночестве и готова простить мужика, покусившегося на невинность её дочери. На фиг – на фиг такую мать!

Но это чисто моё мнение. А уж как решит Марина – боооольшой вопрос. Я уже смирился с тем, что понять женщину, даже юную, мне часто бывает не по силам.

Сделав для себя выводы, я бросил беглый взгляд на Глафиру. Она делала вид, что тщательно вытирает пыль в моём кабинете. Но на самом деле ждала моего решения. Может быть, она блефует? Сочинила всё про себя, чтобы как-то подставить нас с Маришкой? Однако тут я вспомнил все те странности, на которые обращал внимание только мельком, особо не зацикливаясь.

Вот она молча и с пониманием переписывает мои письма, не задавая вопросов, словно догадывается, что я не из этого времени. А вот она учит девочек-сирот лепить, перебирать горох и рис, выкладывать аппликации из зерён, как будто бы знакома с программами воспитания детей будущего, которые предлагают развивать мелкую моторику пальцев, обещая, что занятия отразятся положительным образом на словарном запасе и логическом мышлении ребёнка. Я замечал все эти странности, но не акцентировал на них внимания. И это понятно: я-то сам был ещё более странным.

– Да, ты, пожалуй, права. Давай попробуем, – согласился я.

Мы хотели сразу же поговорить с Маринкой, но та закрылась в своих покоях. Потоптавшись у её дверей, мы не стали мучить девочку своим присутствием – пусть успокоится, подумает и поймёт, что я был-таки стопроцентно прав, продавая подлеца и воришку помещику, который имеет на него зуб. Даже не так: целую челюсть зубищ, да ещё каких!

Хотя за предложение замужества с Чухоней всё-таки придётся извиниться... Тут я точно перегнул планку. И за девочку из табора, кстати, тоже.

В этот момент своих размышлений я услышал, что дверь в покоях Марины хлопнула, потом позвучали лёгкие шажки на лестнице – девушка вышла из дома. Выглянул в окно: так и есть, Маришка собирает с картофеля на клумбах ягоды – такие малюсенькие зелёные плоды, напоминающие помидорки. Мы с ней говорили на эту тему, что я очень хочу побыстрее увеличить семенной материал, чтобы раздать его крестьянам для посадки.

Накинув сюртук на плечи, я выбежал за Мариной. Надо же объясниться, в конце концов, потому что наша размолвка меня сильно мучает.

Марина напевала что-то себе под нос и старательно делала вид, что не замечает меня.

– Мариш, прости меня... Я был неправ, – выдавил я, подойдя к ней.

– Ну что вы, батюшка, что вы такое говорите, ваше сиятельство! Разве барыч может быть неправ? Вы бы не тратили на простую девку своё драгоценное время, к вам же дражайшая супруга едет, надо супружескую опочивальню подготовить, свечи там, лепестки роз или как сейчас романтическую обстановку создают... – Маринка была крайне зла, хотя говорила елейным голоском.

Но сколько в её словах было сарказма! И тут вдруг меня пронзило: она же ревнует меня! Я ей небезразличен и в самом деле! Когда она призналась мне, что сразу заинтересовалась прыщавым худым "заучкой", я не очень-то поверил, списав на то, что сейчас она находится под моей властью, поэтому старается снискать расположение "господина". Но теперь-то всё понятно – я ей нравлюсь по-настоящему, пусть и в образе графа.

Хотя... Возможно, она переживает из-за того, что я, переключив внимание на Нини, забуду про неё и лишу её всех нынешних привилегий?