Очнулась я от того, что мне на лоб легла влажная прохладная ткань. Тело горело, сильно болела голова. Мне хотелось перевернуться на бок, что я и попыталась сделать.
– Что ты, милая? Никак очнулась?
Старческий женский голос звучал как будто бы издалека. Я открыла глаза. Действительно, рядом стояла пожилая женщина в синем халате и с косынкой на голове из той же материи, завязанной концами сзади.
– Полежи, не трепыхайся, как рыбёшка на берегу. Нельзя тебе двигаться-то, нога на растяжке. Поломалась ты в аварии знатно. Думали, уж не выкарабкаешься. Ужо доктора позову, погодь малость! – проговорила старушка радостно, поставила в угол рядом с ведром палку с накрученной на её нижнем конце тряпкой и поспешила выйти.
Значит, я жива. И нахожусь, вернее всего, в больнице. Хотя всё, что окружает меня, выглядит довольно странно. Я перевела взгляд на свою ногу. Она была замотана чем-то белым и подвешена на странном сооружении, а к пятке была привязана металлическая вещица в форме миниатюрной бутыли.
Вошла женщина в белом халате и такой же белой шапочке.
– Вот, доктор, пациентка очнулась-таки, – старушка забрала ведро и палку и выскользнула через дверь.
Так здесь докторами бывают женщины? Вот это дивно! Доктор послушала меня, сунула под мышку какую-то стеклянную палочку, оттянула мне веки и заглянула в глаза.
– Ты умница! Поправляешься. А самое главное – сердечко у тебя крепкое. Да и стимул для выживания – ого-го какой! Твои дочурки каждый день о тебе справляются. Кстати, сейчас уже можно с ними повидаться.
Я была в шоке. У меня есть дочери? Я столько времени мечтала иметь детей! Господь Бог услышал мои молитвы! В это время дверь скрипнула и в проёме нарисовались две одинаковые на лицо белоголовые девчушки лет по восемь. У одной была замотана рука, которая лежала на подвязке к шее, а у другой бинт скрывал лоб.
– Мамочка! Ты выздоравливаешь! – девочки с радостным криком бросились ко мне.
– Осторожнее, мама ещё не совсем здорова, – немного охладила их пыл доктор. – Ну, ладно, поболтайте тут, а я пошла к другим больным».
– Гриша, родненький мой! – Глафира бросилась мне на грудь и громко зарыдала. – Мои девочки живы! Боже мой, какое счастье!
– Ты уверена, что это были они? – осторожно спросил я.
– Конечно же, Света и Вера – близнецы, в тот год, когда случилась авария, им было как раз по восемь лет, – сквозь рыдания пробормотала Глаша.
Весь вечер мы с Мариной успокаивали Глафиру, пришлось даже дать ей самогона собственного изготовления, настоянного на вишне с сахаром. Настойка была ярко-бордового цвета, изумительно пахла, так что самый что ни на есть женский напиток получился. Только после третьей рюмахи моя помощница немного успокоилась.
Утром я чувствовал себя бодро, впервые после похорон. Муки совести оставили меня. Я теперь знал, что у Аннушки всё хорошо. Поэтому меня снова накрыла волна прогрессорства.
Чтобы наверстать упущенное время, я сходил в посёлок Береговой, где началось полным ходом строительство домов для переселенцев. Мы с Мариной нашли оптимальный вариант для застройки. Татары очень чтят семейственность. Поэтому мы предложили им встать группами родных, с кем они хотели бы проживать вместе. Получилось чуть больше двадцати. Вот и будем строить двадцать домов в расчёте на членов семейных кланов плюс ещё немного на случай прибавления.
Осталась одна пожилая апа, которую тут же приняла в свой состав самая большая группа. Именно для неё и начали застройку первого дома. Устроили для жителей в этот день небольшой праздник.
Сначала я в каждый угол траншеи, вырытой для здания, положил по монетке на богатство, по зёрнышку пшеницы для здоровья и увеличения семьи, по лесной клубничке для сладкого счастья и по сорванной в поле ромашке, чтобы в семье всегда царили мир и любовь. Если честно, новая, выдуманная мной на месте традиция, была смешением известных мне языческих обрядов и моей фантазии. Но людям нужны праздники и вера в чудо, а такие варианты симоронских ритуалов не сделают ничего дурного.
Потом пришедшие на праздник тукшумцы, одетые в свои лучшие наряды, сплясали и спели русские народные песни. Татары хлопали так, что у них, наверное, разболелись ладони. Они раззадорились и в ответ аборигенам показали свои умения в плясках и песнях. Так у нас получился довольно большой полиэтничный концерт.
Строительство птицефермы мы пока заморозили. Там был только готов фундамент. Афоня проникся идеей механизации процесса вывода цыплят, и у него зародились на этот счёт идеи, которые касались необходимой модернизации стен здания инкубатора.
Во-первых, он придумал автоматическое переворачивание яиц. Механизмом можно будет управлять снаружи, не входя внутрь инкубатора. Это хорошо, потому что оптимальная температура для яиц (проверено лично на практике, а не вычитано из книг и материалов интернета – прим. автора) около 38-38,5 градусов по Цельсию, а это не самая комфортная температура для человека.
Во вторых, он спланировал механизм сбрызгивания яиц мелкокапельным способом. Поддерживать влажность – дело нужное, но когда я выводил цыплят у бабушки, то самый большой процент здорового куриного потомства был в той партии, которую я ежедневно окунал в чистую воду. В других партиях скорлупка яиц была слишком твёрдой, и некоторые из созревших цыплят просто не смогли её расколотить своим зубом на клювике. Так вот, для механизма сбрызгивания тоже требовался вывод, но уже через крышу.
Но самым крутым предложением было утепление стен при помощи водяного отопления. Не скрою, что саму идею подал я, однако Афоня подхватил её и домозговал. Внутри стен нужно протянуть трубы (их я закажу на железоделательном заводе, где я уже постоянный клиент), по ним будет подаваться горячая вода. Кирпичные стены нагреваются долго, но и тепло отдают тоже дольше, чем обычные печи. В случае необходимости резкого понижения температуры помещения вода будет спускаться из труб в специальную ёмкость, из которой она поступит в общественную баню. Да и женщины из крана в трубе-отводке от котла свободно смогут брать воду для бытовых нужд.
Сам котёл для нагрева воды будет расположен внизу, на земле. Для подачи её наверх мы решили использовать насосы, которые Афоня придумал ранее. В экстренных случаях понадобится входяще-выходящий водяной же котёл-батарея – Афанасий позаботился и об этом. Котёл разогревается на улице и при необходимости с помощью механизма заезжает через дверцу внутрь инкубатора, а потом выезжает. Через это же отверстие происходит вентиляция.
Но вишенкой на торте был терморегулятор. Его Афанасий соорудил из стеклянной трубки, наполненной окрашенным спиртом для наглядности. Сначала он отметил точку кипения воды - 100 градусов, потом точку замерзания - 0 градусов, и разделил эту часть термометра - шкалу - на деления. Внутри трубки на точках 37 и 38 градусов он установил тонкие пластины - передатчики. Как только столбик термометра достигает 38 градусов, пластина регулятора отжимается, и подача горячей воды прекращается. Вода из батарей отопления сливается, а кирпичи продолжают отдавать тепло внутрь помещения. При снижении температуры до 37 градусов снова срабатывает пластина-датчик, и загорается лампа для наблюдающего. Нажимая кнопку подачи в трубы горячей воды запускают нагрев.
Конечно, кое-что ещё следует продумать. Меня, например, не устраивает тот факт, что нужно постоянно иметь горячую воду под руками. Это же сколько топлива уйдёт на её нагрев! Конечно, топить печи мы уже давно решили кизяком, сделанным из навоза телят и мулов, а не дровами, но это пока ещё не решает полностью всей проблемы.
Птицеферма у нас будет состоять из нескольких помещений: инкубатора, домика для маленьких цыплят – им после вылупа дней десять нужна температура выше той, которая требуется более взрослому молодняку, дома для молодняка и непосредственно для взрослой птицы в холодное время года.
Ещё я озадачил Афоню проблемой конструирования аппарата для измельчения верхнего слоя почвы с куриным помётом. Выгуливать весной, летом и ранней осенью подросших цыплят и взрослых кур было решено в передвижных сеточных вольерах. После того, как земля будет загажена их отходами жизнедеятельности, вольер будет передвигаться с помощью колёс на новое место, а слой глубиной 2-3 сантиметра сниматься, высушиваться и перемалываться. Таким образом у нас появится замечательное концентрированное сухое удобрение.
Поскольку использовать такое большое количество удобрения двумя посёлками нереально, мы решили излишки продавать. Маринка сразу же засела за рисование картинки для упаковки продукта, а Глафира стала сочинять рекламный текст туда же. Дополнительно я её озадачил сочинением статьи для газеты и объявлений.
Из одной строительной артели я сформировал четыре. Опытных тукшумских рабочих поставил бригадирами и привлёк в артели татар. Мужики оказались смышлёными и рукастыми. Распределил между бригадами фронт работ. Первая строила дом на Береговом, вторая – баню, третья – школу, а четвёртая – магазин. Попозже решу, кого назначить директором сельпо.
Перед обедом я перебрал архивы – свои и оставшиеся от Плещеева. Старые газеты, письма и заметки, домовую книгу учёта расходов мы решили переслать Анне в будущее. Нам весь этот хлам без надобности, а в там эти документы будут стоит больших денег. Посоветовали ей купить домишко в Тукшуме или на Береговом для отдыха летом. Отдавая исторические документы в музей, она может сказать, что нашла их, разбирая в доме чердак.