Мазыйка. Приговорённый город

Глава 25. Привиденческий Нижний

Дорога от Черноречья до Горького в конце пятидесятых, как оказалось, мало отличалась от того пути, который Новикову неоднократно приходилось проделывать своём времени. Те же поля-луга по обочинам, маленькие городки и деревушки.

Хотя кое-что прямо-таки бросалось в глаза. Например, техника на полях. Пусть старая, но тогда она имелась, ремонтировалась, и всё работало. И коровники и теплицы с оранжереями ещё стоят целые, не развалены. На зеленеющих лугах пасутся стада, кое-где попадаются даже табуны лошадей.

В девяностые обо всём этом сельском изобилии пришлось напрочь забыть. Новиков прекрасно помнил руины бывших коровников, свинарников и овинов. Там нечисть водилась. А сейчас, в советское время, которое так любят ругать, там вместо привидений люди ухаживают за животными. И надо же — всего хватает. И молока, и мяса, и хлеба, и подсолнечника.

Есть и ветеринары, и агрономы. Фапы, клубы, библиотеки в каждом селе. И люди при деле. А не спиваются целыми деревнями, как в девяностые.

Новиков отвёл взгляд от бескрайнего поля и печально вздохнул, глядя на зеленеющее пастбище. В его время здесь сначала вырос густой лес, а потом его пустили под вырубку, чтобы устроить на бывшем совхозном поле мусорный полигон и цех по разбору ржавой техники. Его потом закрывали со скандалами, потому что там ещё и покрышки сжигали, так что всю округу затягивало зловонным чёрным дымом.

— Что, взгрустнулось? — спросил Игнатьев.

— Угу, — кивнул Новиков.

Как-то всё шло не так. Провалился в прошлое, а толком сделать ничего не получается. Сам чуть не погиб, потом ещё и Антона умудрился где-то потерять.

Игнатьев помолчал, потом наклонился вбок, поближе к Новикову, и тихо произнёс:

— Мы усилили проверки выезжающих. Якобы борьба с хищениями.

— Хорошо, — вяло отозвался Новиков.

— Им же где-то надо хранить арсенал и всё такое, — продолжал полушёпотом Игнатьев. — Как-то его надо переправить из Мазыйки.

— Куда, например?

Игнатьев не стал говорить «сами знаете, куда». Новиков не стал допытываться, потому что, и правда, знал. Туда, где скоро состоится открытие ГЭС. Или не состоится. Это уж как они с Игнатьевым сработают.

Лучше бы состоялось.

Хотя стоп. Плотина будет, ГЭС будет. Новиков же точно это знал. Недавно об этом рассуждал. Значит, всё состоится, и всё заработает. Стало быть, придётся для начала и им самим хорошенько поработать. Только вот с пропажей Антона мысли как-то устремились в другое русло. Не возвращаться же в своё время без него.

— Кто последний видел Антона? — наконец спросил Новиков.

— Плотники из артели, — пожал плечами Игнатьев.

— И всё?

— И всё, — коротко ответил Игнатьев. — Людей-то почти не осталось. Некому следить за вами.

Новиков молча усмехнулся. Видимо, Игнатьев зачем-то ослабил контроль за Новиковым и Антоном. И вот результат — одного чуть не утопили, второй вообще исчез. Как и Лёня Ивашкевич, за которым вообще-то тоже должны были присматривать.

Да, прохлопали людей. И Игнатьев, и Новиков. И неизвестно, с кого потом строже спросят.

Вот как, скажите, смотреть в глаза родителям Антона по возвращении? Если оно, конечно, когда-то случится, это возвращение.

Наконец показались знакомые улицы Нижнего, то есть, Горького. Разумеется, ещё без хрущёвок, брежневок, и уже тем более, без высоток. Тут Новиков чуть в окно не высунулся, так интересно было увидеть город без непонятных строительных нагромождений, вывесок сплошь на латинице, машин на тротуарах.

— Что, сильно отличается? — раздалось за спиной.

— Ещё как, — усмехнулся Новиков.

Потом понял, о чём шла речь. Обернулся, глянул на Игнатьева.

— Ну? — спросил чекист.

— Сейчас лучше, — уверенно ответил Новиков.

Да им даже в пробке в Сормове стоять не пришлось — дороги широкие, машин мало. Люди вон иногда чешут прямо по проезжей части. Нет, это не есть хорошо. Но сбивать их просто некому, да и скорости пока не такие.

Зато всё Сормово цветёт — клумбы, зеленеющие дворы и тротуары. В центре фонтан со статуями.

До площади Ленина домчали за считанные минуты. И это на «Победе», которая явно до ста не разгонялась. Нет ещё ни Ленина, ни его революционной компании. Зато Ярмарка там же, где и полагается ей быть. Только там вроде бы сейчас «Детский мир». Вокруг, правда, всё немного другое.

А вон там, чуть дальше, на Стрелке всё работает, как огромный механизм: бесконечно крутятся краны, подплывают баржи, подъезжаютли вагоны для разгрузки. Эх, давненько Новиков уже не видел причаливающих здесь барж. Как лихо краны работают — загляденье. И пакгаузы ещё используются по прямому назначению. Красота, мощь! Правда, дымно, скрежетно и шумно.

Нет, в новое время там тоже хорошо — музеи в оставшихся каркасах, прогулочные зоны перед стадионом, до которого ещё уйма лет.

Но и работающая во всю мощь Стрелка тоже дивно хороша.

Кремль выглядит примерно так же, как и в будущем, только немного обшарпанным. И некоторых башен, похоже, не хватает. Видимо, до хорошей реставрации ещё далеко. Вот Чкалов на своём месте — осматривает заволжские дали.

А от него к реке спускается Чкаловская лестница. Новикову она помнилась красноватой, а теперь — вся светлая. У её основания внизу — причал, которого сам Новиков вообще не помнил. А теперь туда подходили скоростные «Ракеты», или как они там раньше назывались.

Такие изящные большие катера на подводных крыльях. Новиков в молодости любил прокатиться на таком катере с ветерком. Отличный вид транспорта был, даже в Добромыслове можно было купить билет и сесть на такой «Метеор» до Растяпинска или Горького. А то и в соседнюю область на денёк сгонять. Это уже в девяностые они якобы стали нерентабельными и были распилены на металлолом. На том самом скандальном бывшем совхозном поле.

Ура, Канавинский мост на месте, а то Новиков уже начал опасаться, что им придётся искать переправу или ждать парома.

Старые машины, жёлто-красные трамваи, автобусы. Здорово.

Машина съехала с моста и отправилась к площади Горького. Правда, Новикова высадили чуть раньше, не доезжая до самой площади.

— Где вас ждать? — спросил Новиков перед тем, как выйти.

— А где хотите.

— Можно у памятника Чкалову?

— Можно, — кивнул Игнатьев, и машина покатила дальше.

Площадь Горького за шестьдесят лет изменилась мало, так что Новиков быстренько её пересёк и направился к площади Минина. А вот Покровка — советская Свердловка, оказалась мало похожей на ту, к которой привык Новиков. Сейчас улица ещё не стала пешеходной, но люди топали прямо по рельсам и дороге. Новиков, конечно, отошёл на обочину. Медленно шагал, рассматривая заведения, устроенные в старых домах. Пока ещё нет обилия кафешек с яркими вывесками и орущей музыкой, но всё равно есть на что посмотреть. И есть где покушать. Например, отведать великолепного советского пломбира. Хорошо, что Новиков сподобился прихватить денег из Антоновой зарплаты.

Стоило вспомнить про приятеля, как снова стало беспокойно. Так что Новиков просто уставился на площадь Минина, маячившую впереди. Странно, Кремль выглядел таким обшарпанным. Когда майор вышел к площади, стены и башни вообще оказались полуразрушенными. Неужели средств на ремонт не нашлось? А может, это последствия Войны? Горький ведь тогда бомбили.

Чкалов возвышался на своём месте, как Новиков уже видел, а вот фонтана не было. Зато на центральном пятачке площади стоял памятник Минину с широким указательным жестом. Новиков вообще такого не помнил. Ну да ладно.

Куда бы теперь? На набережную?

Вот хотел же пойти глянуть на реку. Там сейчас такая мощная навигация, прямо как уличное движение в новом времени — корабли, баржи. Кстати, в поздние годы Волга так обмелела, что баржи по ней вообще перестали ходить. Одни круизные лайнеры да прогулочные трамвайчики остались. Да, ещё возрождённые катера на подводных крыльях. Которые вроде как считались когда-то нерентабельными, а потом вдруг оказались полезными и востребованными.

Но ноги отчего-то понесли прочь от площади и набережной, к Почаине. Новикову это местно никогда особенно не нравилось, казалось мрачноватым.

И, наверное, правильно. Потому что стоило подойти к краю оврага, как навстречу стали попадаться странные люди. Офицеры в старомодной форме, люди в лаптях, оборванцы с сиянием вокруг волос, мужики в плащах с капюшонами и кожаных сапогах, купцы как из кино про дореволюционную Россию, монахи с котомками.

Сам овраг оказался чем-то средним между тем, что помнил Новиков, и тем, что он видел на старых фотографиях. Ночлежек и рынков уже, конечно, не было, зато оставались пока старые неразрушенные здания.

По дорожке мимо белёных столбиков топала дама. Непонятно, из какого времени. Длинное чёрное платье, кружевной тёмный платок с брошью, перчатки. Увидела Новикова и отчего-то широко улыбнулась. Кивнула, как знакомому, помахала ручкой.

Новиков только глянул на её облик и заметил разноцветные глаза, как возникло понимание — ведьма. И чего это она так счастливо расплылась?

Догадавшись, что, возможно, он с ней пересекался (или ещё пересечётся) в каком-то из времён, Новиков развернулся и почти побежал обратно.

Дальше просто гулял по набережной, наблюдая за мощной навигацией, кушал мороженое в кафе и глазел на старые дома с цветущими палисадниками.

Когда через два часа к памятнику Чкалову подкатила «Победа» Игнатьева, Новиков с трудом поборол искушение броситься к чекисту с объятиями.

— Что, привидение увидели? — скучающе спросил Игнатьев, когда Новиков залез в машину.

— И не одно. Гулял по Почаине, — глухо отозвался Новиков.

Игнатьев понимающе помычал.

Машина покатила прочь от Кремля, по съезду, как раз мимо Почаинского оврага. Новиков почти сжался в комок, Игнатьев же смотрел в окно и тоже отчего-то улыбался. Прямо как та ведьма, которую встретил Новиков.

Только когда машина почти проехала Сормово, Новиков рискнул спросить:

— Так что там с экспертизой порошка?

— Пока неясно, — уклончиво протянул Игнатьев, который больше не улыбался. — Может, в ваши дни такие исследования проводятся за пять минут. У нас пока не так.

— У нас, если честно, тоже, — признал Новиков. Не стал говорить, что это только в сериалах анализ ДНК делается за десять секунд в мультиварке.

Только когда машина проехала временный мост на стройке ГЭС, Новиков слегка расслабился. Оказывается, он так привык к Черноречью, пусть и колдовскому, пусть и разновременному, что уже стал воспринимать его родным домом. Как будто под надёжной защитой здесь себя чувствовал, не то что в Горьком, кишащем привидениями.

Так. Стоп. А ведь в новом времени в этот привиденческий Нижний перебралась дочурка Новикова, Василиса. А она же мастерски находит себе потусторонние приключения. Да и всякого этакого мистического там меньше точно не стало. Это чем же она там занимается?! Мертвецов по набережным гоняет? Скелетов по оврагам выкапывает? С ведьмами чаёвничает?

Господи, хоть бы она этим занималась в свободное от учёбы время.

Хотя она же на филолога учится. А с её-то способностями влипать в истории… Возьмёт не ту книжку в библиотеке и случайно чей-нибудь дух вызовет. И засовывай его потом обратно. А они бывают такими приставучими, эти привидения. Прямо как консультанты в магазинах. Эх, хорошие бы продажники получались из призраков. Увы, не выйдет. У них у каждого недоделанные дела, нерешённые проблемы. Пока не разберёшься, так и бродят неуспокоенные вокруг. Значит лучше с ними вообще не сталкиваться и, уж тем более, не призывать.

Новиков в который раз понадеялся на благоразумие дочки. В который раз понял, что характером и упрямством она пошла в него, а значит, никаким благоразумием там не пахнет. В общем, лучше просто пожелать ей удачи.

И себе заодно. Она точно понадобится. В том числе и Антону, который так и не объявился.

Зато у здания Горисполкома, на заднем дворе выстроилась целая шеренга здоровенных бородачей в спецодежде.

— Это ещё кто? — тихо спросил Новиков у Игнатьева, следуя за ним по пятам.

— Артельщики, — полушёпотом бросил через плечо чекист. — У них нашли обрывок бикфордова шнура, теперь будем пуговицы пересчитывать.

Новиков помогал ребятам Игнатьева рассматривать робы плотников. Все пуговицы торчали на месте. Только одна одёжка оказалась чуть подпорченной. Та, что принадлежала Антону. То есть, была ему выдана.

Однако каждый из артельщиков упрямо твердил, что не знает, чья это была роба.

— У них привычка к круговой поруке выработалась ещё с царских времён, — вздохнул Игнатьев, когда последнего плотника пришлось отпустить. — Они вашего брата почти не знают, но они его прикроют. В артелях всегда так было.

— Вы осведомлены, — задумчиво пробормотал Новиков. — Вам не кажется, что всё это — одна большая подстава?

— Когда кажется, стрелять надо, — произнёс Игнатьев, что-то дописывая.

А ведь Новиков уже слышал эту присказку. От отца. А тот её подхватил у одного старого чекиста, которого встретил в Добромыслове, как раз во время расследования дела, куда оказалась впутана художница Кристина Сергомасова. Говорили, тот чекист застал Революцию, потом состоял в карательном отряде Вари Гранитовой. Той, что якобы набивала подвалы чернореченских усадеб трупами их хозяев и дворни. Ангел Красного террора, не подлежащая реабилитации.

А Игнатьев где услышал эту фразу? Хотя может, он её сам придумал. Не такая уж оригинальность.

Игнатьев тем временем отложил перо и глянул на Новикова:

— Так что вы имеете в виду? По поводу подставы. Странное словечко.

Новиков крякнул, встряхнулся и сделал вид, что никаких странных словечек из нового времени не произносил.

— Пуговица Антона — раз. — Новиков загибал пальцы. — Обрывок шнура в общежитии артели — два. Деревянная стружка — три.

— Он сбежал — четыре, — подхватил Игнатьев.

— Может, не сбежал, — произнёс Новиков.

И понял, что если Антон не скрывался, то вполне мог сейчас кормить рыб на дне разлившейся Волги.

От этой мысли стало так тоскливо, что Новиков сдавил виски ладонями.

— Всё это — одна большая подстава, — повторил Новиков, убирая руки от лица. — Кто-то очень хочет, чтобы мы подозревали Антона.

— Кто-то хотел, чтобы мы подозревали Кравчука, потом — чтобы мы подозревали Ткач. — Игнатьев замолчала, глядя на ручку, которую вертел в пальцах.

— И оба они убиты, — прошептал Новиков.

Стало ещё тоскливее.

— Вы разговорили женщин Кравчук? — наконец спросил Новиков.

— Нет, — покачал головой Игнатьев.

— Неужели у вас нет средств? — начал раздражаться Новиков.

— Есть, — кивнул Игнатьев. — Но дело на особом контроле. Так что — только допросы и увещевания.

— Плевать они хотели на ваши увещевания, — выдохнул Новиков.

— Точно так, — снова кивнул Игнатьев. — Только про банку признали. Якобы папашина. Клянутся, что внутрь не заглядывали.

— Зачем тогда прятали?

— Он попросил, — пожал плечами Игнатьев. — Вроде как если с ним что-то случится, надо её перепрятать. И только спустя несколько лет можно в неё заглянуть.

— Как изящно, — съязвил Новиков. — А про письмо, которое он отправил?

Игнатьев бросил ручку на стол, откинулся в кресле и потёр глаза.

— Ясно же, что он просто отводил подозрения от жёнушки с дочуркой, — наконец сказал Игнатьев.

— Перевёл стрелки на Ткач, — печально усмехнулся Новиков, жалея завмагшу, на которую сыпались все шишки этого грязного и опасного дела.

И надо же, какой сентиментальный домашний тиран получился из Кравчука. Якобы лупил жёнушку с дочуркой, а потом отводил от них подозрение.

В этот момент зазвонил телефон. Игнатьев снял трубку, пару секунд молчал. Потом резко выдал:

— Скоро будем!

Положил трубку и угрожающе улыбнулся:

— Пляшите. Ваш братец объявился.

— Где? — кинулся к нему Новиков.

— В Кулибине. Как раз по адресу Кати Петровой.

— Это где расселённый барак? — спросил Новиков, припоминая топорные открытки, найденные в диване Ткач. — Что он там забыл?

— Вот мы и выясним. — Игнатьев поднялся и оправил пояс.

— Я с вами, — быстро проговорил Новиков.

— А то как же. Куда же мы без вас. Прошу. — И Игнатьев указал на дверь. Прямо как Минин на старой площади.

Новиков поборол искушение сказать какую-нибудь колкость и направился к выходу из кабинета.

Они погрузились в уже знакомую «Победу» и покатили в Кулибин. Водитель прибавил скорость, стало сильно трясти. Новиков подумал, что за сегодняшний день все его внутренние органы получили прекрасный массаж. Хоть не зря прокатился.

Когда они въехали в Кулибин, уже вечерело. Красивые сапфировые летние сумерки. Люди прогуливаются, молодёжь поёт под гитары, люди постарше занимают лавочки и скамейки. Уютно и безопасно.

Если не знать, кто где-то в городе засели диверсанты, вооружённые ящиком взрывчатки. А может, и чем-то помощнее.

Машина проехала уже знакомую улицу, где собирались обосноваться Кравчуки. Ещё пара поворотов, толпы гуляющих. Среди расслаблено шатающихся людей Новиков мигом узнал Антона.