Мазыйка. Приговорённый город

Глава 22. Хороший улов

На обыске в новой квартире Кравчуков в Кулибине откуда-то взялся ещё и Лёня Ивашкевич. Он начал с того, что устроил целую истерику — кричал, что всё незаконно, что нет основания, что будет жаловаться куда только возможно. Игнатьев в ответ на все эти скандальные причитания и бровью не повёл, разве что протянул Лёне чистый лист и предложил начать строчить кляузы сию же секунду. Лёня отчего-то отказался, скуксился, сидя за столом в большой комнате и упрямо смотрел вниз.

Новиков же просто ходил туда-сюда по квартире, заложив руки за спину и стараясь никому не мешать. Он почему-то твёрдо был уверен, что в этой квартире есть что искать. Только вот это нечто должно быть ну очень хорошо спрятано.

Больше того, нужно ещё и догадаться, что это за «нечто». То есть, возьмёшь в руки, и надо понять, что держишь важную вещь.

Мамаша и дочка Кравчуки всё время сидели за большим столом в главной комнате, вместе с Лёней и Игнатьевым. Гера невозмутимо раскладывала карточный пасьянс, Эмма глазела по сторонам, будто обыск её забавлял. Лёня сидел рядом, насупившись, перед ним так и лежал чистый лист, выданный Игнатьевым. Сам чекист спокойно строчил протоколы.

Как же, однако, удивляло хладнокровие Кравчуков. И бровью не повели. Почти как тогда, когда погиб их папаша. Хотя на этот раз Гера всё-таки попыталась изобразить несчастную женщину, однако зрители попались не те. Никто даже не всплакнул и сочувственно не покивал. Так что и Гера утёрла несуществующие слёзы и занялась пасьянсами. Либо ни в чём не виновата, что вряд ли, либо на тысячу процентов уверена, что дело выгорит. Знать бы ещё, какое конкретно дело.

— А куда вы планируете прейти работать? — спросил Игнатьев сразу у всех соседей по столу.

— В вечернюю школу, — сразу буркнул Лёня. — По специальности, учителем химии.

— Номер школы, адрес?

— Школа номер тридцать, — проворчал Лёня. — Здесь, на соседней улице.

— Хорошо, — кивнул Игнатьев и всё аккуратно записал. Потом глянул на Геру: — Вы?

— Директором почтового отделения, — спокойно проговорила Гера. — Улица Революционная, дом два.

— Директором, — тихо повторил Игнатьев, продолжая писать. — А что, там есть соответствующая вакансия?

— Пока нет, — покачала головой Гера, так что серёжки качнулись. — Но нынешнего директора куда-то переводят, так что место освобождается.

Вот как. Стало быть, для неё и хорошее место приготовлено. Высокие же у неё связи.

— Вы? — обратился Игнатьев к Эмме.

Она не отреагировала, так и продолжала глазеть по сторонам.

— Эмма Борисовна, — чётко произнёс Игнатьев.

— А? — захлопала глазками Эмма.

— Куда вы планируете перейти на работу? — выговаривая каждое слово, спросил Игнатьев.

— Куда? — расплылась в улыбке Эмма.

— В то же почтовое отделение, — ответила за неё Гера. — Моим заместителем.

— Заместителем директора? — переспросил Игнатьев.

— Именно так, — кивнула Гера, продолжая раскладывать карты. — Профессионалы везде нужны.

Игнатьев снова и бровью не повёл. Только застрочил дальше свой протокол.

Новиков подумал, что у этого чекиста великолепное самообладание. Потому что даже сам майор, услышав, что Эмма будет заместителем директора почтового отделения, удивлённо крякнул. Постарался, чтобы вышло не очень громко. Да уж, трудно придётся подчинённым с такой начальницей. Хотя если Гера — умелая работница, она сумеет всё организовать, так чтобы…

Новиков мигом забыл про почту, на которую скоро должны свалиться Кравчуки.

В спальне один из ребят Игнатьева как раз вытряхнул на комод брюлики из резной шкатулки. И там мелькнуло нечто очень знакомое. Новиков быстро подошёл ближе.

Точно так. Вот эти массивные золочёные серьги в виде переплетающихся колец. Он ведь видел точно такие же. Когда рассматривал фотографии Оксаны Ткач. И вот эту подвеску в виде цветка. Она фигурировал в списке предположительно украденных. И кольцо с вензелями как будто то же самое, что было на пальце Ткач на некоторых фотографиях.

Новиков сделал молчаливый знак чекисту, собрал эти брюлики на носовой платок и вышел в большую комнату. Молча показал находки Игнатьеву.

— Скажите, откуда у вас эти украшения? — спокойно спросил Игнатьеву у Геры.

Та внимательно осмотрела серьги, кольцо и подвеску, потом совершенно невозмутимо произнесла:

— Я их купила у товарища Ткач. Давно, ещё в прошлом году.

Игнатьев глянул на Новикова, тот слегка покачал головой. Потому что точно помнил, что на одной из карточек, где Ткач красовалась в этих брюликах, стояла дата — июнь пятьдесят восьмого года. Причём дата была проставлена в фотомастерской.

— Не сходится, — просто сказал Игнатьев.

— Что не сходится? — глянула на него Гера.

— Дата не та, — с молчаливого разрешения Игнатьева произнёс Новиков. — В июне этого года товарищ Ткач сделала фотографию, где снялась в этих серьгах и подвеске. Фотография имеется в нашем распоряжении.

— Значит, я что-то перепутала, — бесстрастно пожала плечами Гера. Однако потом сделала вид, что что-то вспомнила: — Ах, да. Всё правильно. Я купила у неё кольцо в прошлом году. Как раз на Новый год. А серьги и колье… — тут она на пару секунд замялась, — Да, да. В конце июня, совсем недавно. У Эммочки был день рождения. Вот, ей в подарок.

— Почему не новые? — рискнул спросить Новиков.

— К нам в город почти ничего не привозят, — сурово глянула на него Гера. — Ювелирный давно закрылся. А Эммочке всегда очень нравились эти симпатичные серёжки и подвеска.

— Вы могли выбрать что-то здесь, в Кулибине, — подсказал Игнатьев.

— Я же говорю: Эммочке всегда нравились именно эти украшения. Правда, Эммочка? — Последний вопрос Гера задала, повысив голос.

— А? — привычно округлила глаза Эмма. Потом с широкой улыбкой закивала: — Да, да, всё точно так, как мама говорит.

— Да, я тоже много раз слышал, как Эмма восхищалась этими штучками, — подал голос Лёня. — Поэтому Гера Нафановна и уговорила товарища Ткач продать ей украшения.

— Она ещё не соглашалась, — подхватила Гера, поморщившись. — Цену заломила, — тут она повела глазами. — Но чего не сделаешь для ребёнка.

— Эмма, а у вас есть фотографии со дня рождения? — спросил Новиков, положив украшения в платке на стол.

— Да, есть, — с улыбкой закивала Эмма.

— Покажите, пожалуйста, — улыбнулся в ответ Новиков.

Эмма с разрешения Игнатьева пошла в спальню, вернулась с массивным альбомом в зелёной бархатной обложке. Перевернула страницы и показала Новикову снимки, где она сидела за богато накрытым столом с матерью, позировала в нарядном платье с пышным букетом, потом ещё стояла в лёгком платье на фоне разлившейся реки за их домом.

Новиков просто показал карточки Игнатьеву.

— И почему же вы не надели новые украшения на праздник? — спросил чекист, рассматривая снимки.

— А? — спросила Эмма.

— Совсем необязательно, — начало было Гера.

Но Игнатьев её жёстко прервал:

— Я разговариваю с Эммой! — потом снова обратился к Эмме и ровно произнёс: — Отвечайте, пожалуйста, товарищ Кравчук.

— Что? — продолжала лыбиться и хлопать глазами Эмма.

— Почему вы не надели новые украшения, когда отмечали свой день рождения? — чётко выговаривая слова, поинтересовался Игнатьев. — Это же подарок от мамы, и вы их давно хотели.

— Так, это… — Эмма смотрела то на мать, застывшую с картами, то на Лёню, скрючившегося и теревшего нос. — А что?

— Ясно. Приобщаем к делу. — И Игнатьев снова занялся своей писаниной.

Новиков просто пошёл дальше осматривать квартиру. Ребята Игнатьева прочёсывали буквально каждый миллиметр, так что особенная помощь не требовалась.

Правда, в туалет пока никто не потрудился заглянуть. Наверное, каждый надеялся, что на это отважиться кто-нибудь другой. Ну, Новикову не привыкать, он давно не из брезгливых. Опыт.

Так что майор включил свет и вошёл. Осмотрелся. Обычный туалет, раздельный санузел. Давненько Новиков не видел таких сливных бачков, приделанных чуть ли не под потолком, и со свисающей цепочкой.

Сам туалет, кстати, довольно просторный, так что туда поместилась ещё и небольшая этажерка, заваленная газетами.

Новиков стал перебирать старые листки. Не очень-то хотелось брать их в руки, но что-то показалось ему странным в этой периодике. Она вся была старая — за позапрошлый год и даже чуть старше. Кроссворды разгаданы, кругом на полях какие-то записки.

Кто будет держать в туалете настолько старые газеты? Ну, можно, конечно, туда что-то положить, чтобы не скучно проводить время. Но иногда и обновлять нужно, а то всё перечитаешь, неинтересно будет.

Новиков присмотрелся. Это что за слово в кроссворде? Просто набор букв. И ещё, и ещё. Как будто кто-то от балды заполнял клетки, да ещё некоторые номера слов пометил где точкой, где крестиком. И весь кроссворд заполнен именно так. Эмма, что ли, коротала время?

Нет, ну она же всё равно грамотная, писать-то уж точно умеет. И наверняка знает, что дерево из трёх букв, которое наряжают на Новый год, — это ель. А не ъхы.

Новиков осмотрелся. На двери — календарь на этот год с большим парусником. И тоже пометки — некоторые дни обведены. В том числе восьмое августа.

Майор просто взял газету, что нашёл, и вышел в большую комнату. Молча положил её перед Игнатьевым. Тот глянул, присмотрелся. Ничем не выдал, что узнал найденные шифровки. Для вида перелистнул пару страниц и отложил газету в сторону. Ни «спасибо», ни «вау, ты король обысков!», ни «пошёл нахрен».

Тогда Новиков просто снова вернулся в санузел. Осмотрел пыльное пространство за унитазом, трубу, канализационный стояк. Да уж, дамы Кравчук не привыкли утруждаться уборкой. Наверняка подыскивали себе в Кулибине новую домработницу.

Кругом пыль, стены замызганные, с углов свисают косматые длинные шматки. Разве что… Новиков присмотрелся. Разве что на бачке виднелись следы, будто кто-то шуровал там голыми руками. А ведь высоковато.

Новиков вышел в коридор и попросил одного из подручных Игнатьева поискать стремянку. За ней пришлось даже идти в гости к тем самым шумным и многочисленным соседям с первого этажа. Двое из них согласились быть понятыми, и теперь скромно переминались в прихожей. Собственно, один из них, усатый мужчина в кирзовых сапогах, и отправился за стремянкой.

Вернулся через полминуты, и Новиков пристроил лестницу посреди туалета. А ведь действительно просторно. Не как в поздних хрущёвках, где приходилось сидеть, чуть ли не утыкаясь коленками в дверь.

Новиков попросил парня Игнатьева помочь — подержать стремянку, а сам полез на верхотуру. Кое-как снял тяжёлую крышку бачка, осмотрел. Оказалось, на ней, и правда, почти не было пыли. Протянул парню. Стал на ощупь шарить рукой в холодной воде. И тут пальцы на что-то наткнулись. Твёрдое, скользкое. Будто бы округлое.

Новиков встал поудобнее, потянул. Не вышло — тяжеловато, пришлось залезать ещё на ступеньку, благо потолок высоченный. Снова взялся за находку, потянул. Кое-как вытащил из воды трёхлитровую банку, которая у него чуть не выскользнула. Хорошо, что парнишка внизу успел подхватить.

Они позвали понятых, зафиксировали факт находки, и Новиков понёс банку в большую комнату.

— Вот это улов, — усмехнулся Игнатьев.

Да он, похоже в курсе, что Новиков — заядлый рыбак. Хотя чему тут удивляться.

— Ваше? — спросил Игнатьев, указывая на банку.

— Нет, — мигом ответила Гера Кравчук. — Понятие не имею, что это и откуда взялось. Подбросили.

— А вы? — спокойно спросил Игнатьев у Эммы.

Получил уже привычное хлопанье глазками:

— А?

— Вы? — обратился Игнатьев к Лёне.

— Впервые вижу, — буркнул Лёня. — И потом, что вы от нас хотите? Квартира новая, куплена совсем недавно, это могло остаться ещё от предыдущих хозяев. Да и не живёт тут никто. Я имею в виду, постоянно. Так что кто угодно мог зайти и что угодно спрятать.

— Разве вы не меняли замки? — подал голос Новиков, за что Гера вознаградила его свирепым взглядом.

— Проверить, — бросил Игнатьев через плечо.

Один из его ребят кивнул и ушёл в прихожую. Скоро вернулся и покачал головой.

— Так и запишем: следов взлома нет, — проговорил Игнатьев, выводя буковки на своём листке.

Новиков тем временем осматривал содержимое банки сквозь мокрую стенку. Горлышко было надёжно упаковано притёртой крышкой и даже залито воском.

А внутри — множество тесно уложенных толстых пачек купюр, свёрнутых в столбики и перетянутых резинками. Может, Новикову и показалось, но пара «столбиков» отливали зелёным. И как-то отличались от остальных. Неужели доллары? На дне, кажется, ещё что-то золотое посвёркивало, как будто старые монеты. Ничего себе клад в сливном бачке.

Гера продолжала раскладывать карты. Только руки у неё стали жёсткими, будто она силой воли заставляла пальцы не дрожать. Эмма же рассматривала ногти, как ни в чём не бывало.

Лёня выглядел удивлённым. Даже подался вперёд, чтобы получше рассмотреть «улов». Наклонял голову и так и сяк, что-то беззвучно бормотал, двигал бровями.

Странно, что Игнатьев раньше не вытащил эту сокровищницу из бачка Кравчуков. Новиков, разумеется, не преминул поинтересоваться, как же так случилось, неужели санузел не обыскивали.

— Обыскивали, конечно, — ответил Игнатьев после обыска, когда они вернулись в Мазыйку. — Ничего там не было. Наверное, в другом месте временно прятали, потом успокоились и засунули банку в бачок. А вот на газеты мы внимания не обратили. Наш промах, ваш выигрыш. Хорошо работаете.

— Спасибо, — вздохнул Новиков. — Это шифровки, что ли?

— Да, — кивнул Игнатьев. — Только поновее, не как те, у Кравчука.

— Правильно, те вы уже нашли. А они, наверное, думали, что в старых туалетных газетах никто копаться не станет. — Новиков помолчал, потом спросил: — Как думаете, кто из них?

— Понятия не имею. — Игнатьев откинулся на стуле и скрестил руки. — Все молчат, как рыбы. Эмма всё прикидывается дурой. Мать пошла в отказ — мол, ничего не знает, не видела, всё подкинули. Лёня — туда же. Якобы он вообще не в курсе делишек Кравчука, и про банку ничего не знал. Да и отпечатков на ней нет.

— Кстати, почему вы его отпустили? — рискнул спросить Новиков.

— Кого-то надо было оставить, — пожал плечами Игнатьев. — Понятно, что, скорее всего, вся троица замазана. Вопрос в том, кто есть кто. Кто — главный? Кто — подручные? Кто за что отвечает?

— А ещё, — подхватил Новиков, загибая пальцы, — где передатчик, где сундук, кто убил Кравчука, кто убил Ткач, кто поджёг ваше отделение, кто подпалил склад.

— Многовато вопросов, — признал Игнатьев. — Поэтому мы этого Лёню и оставили пока гулять. Рано или поздно он с кем-то свяжется. Или с ним кто-то свяжется.

— Это если он в деле, — заметил Новиков.

— Вы серьёзно думаете, что Ткач убила какая-то из этих баб? — скривился Игнатьев. — Ну, Кравчука они ещё могли притопить. Ну, задушить Ткач. Да и то — вряд ли. Не говоря уж о том, чтобы её подвесить.

— Лёня? — поднял брови Новиков. Положил локти на стол и проговорил: — Давайте прикинем. Начнём с поджога отделения. Есть у него алиби?

— Якобы был дома, — пожал плечами Игнатьев. — Соседи его вроде видели, но точное время не помнят. Плюс — там первый этаж, мог и в окно вылезти, а потом вернуться.

— Дальше. Кравчук.

— Был в школе. Та же история — все видели, но точно сказать никто не может. И снова первый этаж.

— С Ткач понятно, — кивнул Новиков. — Тоже был в школе, завуч вроде как подтверждает.

— Вот именно, что «вроде как». Не стояла же она за ним всё время. Опять же — первый этаж. Мог успеть смотаться туда и обратно.

— Мог, — согласился Новиков. — Теперь склад. Я сам тогда встретил его на площади. Видел и до пожара, и после. Он якобы помогал тушить.

— И под эту сурдинку мог спереть то, что там прятал. — Игнатьев помолчал. — Хлипко всё это.

— К тому же, мы так и не выяснили, что там за новый ухажёр появился у Ткач, — напомнил Новиков. — Может, всё дело в нём.

— Может, и в нём, — медленно произнёс Игнатьев. — И он так филигранно подставляет эту семейку в компании с Лёней.

— Если это резидент, — понизил голос Новиков. — То всё возможно.

— Возможно, — эхом отозвался Игнатьев, глядя в одну точку. — Но тогда это должен быть кто-то, кто постоянно на виду. Совсем рядом, но так, что мы его не замечаем.

— Настолько вне подозрений, что никогда не поверишь, — подхватил Новиков.

Оба замолчали. Кто же этот краеугольный камень всей истории? Который совсем не видно, ведь он серый и очень похож на все остальные. Однако на нём всё и держится. Вынешь — и стена рухнет. Причём на того, кто вынул. Надо успеть отпрыгнуть.

Успеть отпрыгнуть.

Успеть.