Мазыйка. Приговорённый город

Глава 11. В чёрном-чёрном городе

Когда Антон вышел из ванной, Новиков уже накрыл на стол. Гречка с мясом, чай с бутербродами. Скромненько, конечно, но вкусно и жить можно.

— А чего сладкого не купил? — с набитым ртом спросил Антон.

— Да я как-то постеснялся, — смущённо произнёс Новиков. — Деньги-то твои. Я только самого необходимого взял. Да, бритву тебе приобрёл.

— Ой, за это спасибо! — заулыбался Антон. — А то я боялся этой штуковиной себе глотку случайно перерезать.

Новиков в ответ только хмыкнул. Так себе беседа для застолья, пусть и скудного.

— Кстати, ты же бываешь в Растяпинске? — вдруг спросил Антон.

— У меня там тёща, ты знаешь.

— Ну вот, я и говорю. А ты помнишь там жёлтый дом рядом с центром — у него ещё такие деревянные ворота со львами?

Новиков медленно кивнул. Действительно, в Растяпинске недалеко от центра города, и от дома его тёщи стоял особнячок с резными деревянными воротами. Там наверху были вырезаны рельефные сказочные львы.

— И что с ним? — спросил Новиков.

— Знаешь, где он сейчас? — хитро спросил Антон. — Здесь, в Мазыйке. Мы его на будущей неделе будем разбирать. Хозяева всё не могли решить, куда им переезжать — в Кулибин или в Растяпинск. Я им и говорю — в Растяпинск, без вариантов. Они вроде согласились.

— Надо же, — улыбнулся Новиков. — В Покров никто не собирается?

— Если что, то сейчас Покров — это Покрышкино. — Антон повёл бровями. — Пока никто не собирается, но я спрашивал, несколько семей уже туда переехали. Там условия хорошие и работа есть. И дом переносить не особо дорого, в городах-то сложнее.

— Как можно перенести дом в самый центр другого города? — задумчиво спросил Новиков, припоминая богатую усадьбу с резными воротами в Растяпинске.

— А там недавно пожар был. Дом, который там стоял, просто сгорел. — Антон доел гречку и отнёс тарелку на мойку.

— И это место так просто отдали пришлым из Мазыйки? — недоверчиво спросил Новиков.

— Здесь всё не просто. Там какие-то родственные связи в верхах. — Антон повёл глазами.

— Ты прав, в этом городе всё не просто, — вздохнул Новиков. — Вроде и красота кругом, и люди зажиточные…

— Остались, — вставил Антон. — Остались зажиточные. Мне тоже казалось странно — уж слишком тут всё как-то… — Тут он пощёлкал пальцами в поисках нужного слова. — Как-то приторно, в общем. Я читал про Советский союз, там всё было по-другому. А тут мы как в сказку попали.

— Ты про Союз у попаданцев читал? — иронично спросил Новиков.

— И у них тоже, — махнул рукой Антон. — Но здесь всё прямо как в кино. Но мне эти парни из артели объяснили, что к чему.

— И что тут к чему? — спросил Новиков, наливая чаю.

— Да просто окраины уже затонули. А вся местная беднота там и жила. Их быстренько спровадили отсюда с мизерными компенсациями, и всё. — Антон взялся за первый бутерброд.

— Так вот в чём дело, — улыбнулся Новиков. — И я тоже думаю — как так? По квартире на семью. И никаких бараков в зоне видимости. А они, оказывается, уже под водой.

— Во-во, — с набитым ртом произнёс Антон, размахивая бутербродом. — А знаешь, кто тут компенсации распределял? Кравчук.

— Так он и на этом наживался, — протянул Новиков. — Наверное, не любили его тут.

— Ненавидели, — произнёс Антон, бросая сахар в чай. — Причём все — и бедные, и богатые.

— Бедные — понятно, за что. А богатые?

— Да просто так, — пожал плечами Антон. — За то, что жировал. И что у власти. Это как жить у бесконечной кормушки.

«И отталкивать задом тех, кто пытается примазаться», — добавил про себя Новиков.

— Н-да, — протянул Новиков, откидываясь на спинку стула. — Нажил человек себе друзей. А про завунивермагом что говорят?

— Не слыхал, — помотал головой Антон. — Поспрашивать?

— Не надо, — быстро ответил Новиков. — Вообще поменьше лезь с вопросами. Так, только если случайно к слову придётся.

Задумавшись, он встал, подошёл к окну, потёр пальцами виски и увидел яблочный пирог на подоконнике.

— Вот тебе сладкое к чаю. Ида принесла сегодня.

— Ну вот, а говоришь, что нету ничего. — И Антон, смакуя, доел угощение.

Немного посидели молча, думая об одном и том же.

— Что ж тут творится-то? — шёпотом спросил Антон, дёрнув подбородком.

— Возможно, шпионаж, — осторожно ответил Новиков.

Ему жутко не хотелось вести себя с Антоном так, как с ним поступал Игнатьев. Но Антон — простой парень, не полицейский, не чекист. Как бы случайно не подставился.

— Этого не хватало, — криво усмехнулся Антон. — За кем тут шпионить-то?

— Сам не понимаю, — печально вздохнул Новиков. — Но, видимо, есть за кем. Раз уже до человеческих жертв дошло. Так что, пожалуйста, будь максимально осторожен. Максимально.

— Ладно, — пожал плечами Антон. — Слушай, а как ты думаешь, зачем нас сюда закинуло?

— Самому интересно, — пробормотал Новиков.

После ужина Антон рано ушёл спать, потому что ему вставать полшестого. Часов у них не было, будильника тоже, поэтому он просто договорился, что за ним заедет грузовичок и просигналит. Хорошо, что им по пути.

А Новикову предстояло купить будильник. И консервный нож.

И всё на Антонову зарплату в сто рублей. А ведь неплохие деньги оказались. Новиков сегодня полдня по магазинам бегал, кучу всего накупил, и ещё осталось. Недурно платили труженикам артели.

Поневоле вспомнился отец Павел, священник из Покрова, который жил на подачки местных прихожанок да на пожертвования тех, кто посостоятельнее и кому грехи замаливать. В общем, бедный, как мыши, что иногда шуршали в его домике да пристроенной временной церквушке.

А местные монахи из артели? Антон сказал, они сломанную палку не украдут. Интересно, куда девали свои трудовые доходы эти нестяжатели.

Размышляя о честных людях, Новиков вышел на балкончик. Поставил локти на перила и наблюдал, как по предзакатному небу носились туда-сюда острокрылые стрижи и ласточки.

Пахло летом. Тёплый ветерок шуршал листвой. И ни одного человека на улице.

Все разъехались. Получили компенсации, выписанные Кравчуком, и отбыли в другие города. А местный царёк Кравчук на этом нажился. Может, даже брал процент с каждой большой выплаты.

Набивал, наверное, трёхлитровые банки наличными. Интересно, где он их хранил. Если, конечно, таковые имеются. Не пойман — не вор, как говорится.

Новиков вот как-то слышал, что в то время, то есть, в это, некоторые нечистые на руку граждане наполняли большие стеклянные банки деньгами и всякими ювелирными украшениями и закапывали их. Кто-то в подпол дома, если там был земляной погреб. Кто-то прятал на дачах. А иногда даже зарывали в могилы на кладбищах.

Вот навещает человек, скажем, бабушку, а там под памятником схрон с миллионами.

Новиков выпрямился. Ткач в последней записке просила прощения у умершей матери. А что, если она таким образом давала какой-то знак тем, кто будет расследовать её смерть? Что, если так она намекала на могилу своей матери? Нужно срочно узнать, где это захоронение.

Рванув было в комнату, чтобы бежать к Игнатьеву, Новиков притормозил. Вечер уже, почти ночь. Наверное, Игнатьев уже ложится спать. Не вламываться же к человеку на ночь глядя, даже если он заправский чекист. Тем более с предложением сгонять на кладбище. Лучше уж подождать до утра с такой затеей.

С другой стороны, если речь идёт о шпионаже и диверсиях с ящиками взрывчатки, то нельзя терять ни секунды. Ведь люди уже погибли.

Так что Новиков всё же вышел из квартиры, стараясь не шуметь. Спустился, зашёл в соседний подъезд, где квартировал Игнатьев. И встретил его на лестнице.

В аккуратном костюме и белой рубашке, прилизанный, Игнатьев явно шёл не на простую вечернюю прогулку. К Иде, наверное, направлялся. Разве что без цветов.

«Ну вот, испортил человеку свидание», — подумал Новиков.

Вслух сказал:

— Добрый вечер. Есть разговор.

— Срочный? — кисло спросил Игнатьев.

— Сами решите.

— Ну? — вздохнул чекист.

— Прямо здесь? — недоверчиво спросил Новиков.

— Да говорите уже.

— Нам надо срочно съездить на кладбище, — выдал Новиков. И только потом сообразил поинтересоваться: — Оно ведь ещё не затоплено?

— Ещё нет, — медленно произнёс Игнатьев. — Зачем нам туда ехать?

— Надо посетить могилу матери Ткач, кое-что проверить.

— Что именно?

— Сам не понимаю, если честно, — признал Новиков. — Но не зря же дочь обращалась к умершей матери.

— Думаете, это был знак? Подсказка? — догадался Игнатьев.

— Полагаю, что так.

Игнатьев вздохнул и посмотрел на часы. Половина девятого, скоро стемнеет. Самое время прогуляться по кладбищу, правда? Ну, для Новикова такие променады под луной да между оградками — дело, в общем-то, привычное. То есть, не впервой.

А Игнатьев, как правильно полагал Новиков, профессиональный чекист. Не ему бояться ночного кладбища. Разве что могут явиться те, кого он туда отправил. Но ему с ними и разговаривать, Новиков тут явно ни при чём.

— Идите вниз, я вызову машину, — чётко проговорил Игнатьев.

Новиков спустился во двор, и через полминуты за ним вышел и Игнатьев. А уже через две минуты они на заднем сидении ехали на Мазыйское кладбище.

— Вы проверили, из квартиры Ткач ничего не пропало? — тихо спросил Новиков у Игнатьева.

— Вроде нет. Но у неё столько брюликов, что трудно точно сказать.

Новиков задумался, потом произнёс:

— Можно попробовать сравнить с фотографиями. У неё их полно. Хотите, я этим займусь? Мне всё равно делать нечего.

Игнатьев промолчал.

Машина ехала по тёмной дороге, между тёмными домами. Чёрная-чёрная машина в чёрном-чёрном городе. Здесь и раньше с электричеством, похоже, было не очень, а теперь его понемногу совсем отключали. Правильно, умирающему городу ночное освещение ни к чему.

Скоро остатки города миновали, и машина поехала по холмам, выхватывая фарами высокое разнотравье по обочинам грунтовой дороги. Ещё немного — и показались первые памятники местного кладбища.

Очевидно, здесь была новая часть, потому что Новиков не увидел ни одного креста. Зато попадались знакомые металлические пирамидки со звёздочками на верхушках, какие стали ставить после Войны.

К счастью, далеко катить не пришлось, машина остановилась, только въехав на кладбище. Видимо, люди здесь умирали не так уж часто, и за пять лет, что прошли со смерти матери Ткач, могил особенно не прибавилось.

— А куда положат саму Ткач? — тихо спросил Новиков, когда они вышли из машины. — Не сюда же.

— Самый ближний город теперь — Кулибин, — пояснил Игнатьев. — Уже второй год возим покойников туда. Или куда родственники захотят. А это кладбище уже закрыто.

Ясно. Оказывается, тут больше года никого не хоронят. Правильно, наверное. Скоро тут всё водой затопит, и родственникам просто некуда будет приходить.

— А почему кладбище не переносится? — спросил Новиков, принимая у Игнатьева фонарь. — Вдруг они всплывут?

«Зря спросил», — тут же подумал Новиков. Он ведь в своём времени не раз видел плавающие гробы.

Впрочем, Игнатьев его вопрос оставил без ответа. Включил фонарь и направился куда-то между оградами. Могила матери Ткач нашлась почти сразу. Ухоженное захоронение со светлым металлическим памятником и оградкой в тон.

Острые лучи фонарей выхватывали контрастные прутья, ветви кустов, столик со скамейкой.

Новиков первым вошёл в калитку. Она даже не скрипнула. И вообще захоронение выглядело очень ухоженным — всё свежеокрашенное, ни пятнышка ржавчины. Фотография за стеклом чёткая, всё протёрто и даже не запылилось.

Земля на могиле чёрная, ни сорняка не проросло.

— А когда принято решение о строительстве ГЭС? — поинтересовался Новиков, осматриваясь.

— Ещё до Войны, — пояснил Игнатьев, тоже подходя к могиле.

— И, тем не менее, Ткач положила свою мать здесь, в городе, которому светит затопление. Странно, вам не кажется? Могла бы отвезти куда-нибудь. Они, кстати, откуда?

— Из Смоленской области. У них там ничего и никого не осталось.

— Ну, хотя бы в тот же Кулибин, — пробормотал Новиков, обходя могилу кругом. — Чтобы хоть было куда прийти, цветочки положить.

— Мы-то зачем сюда притащились? — резко спросил Игнатьев.

— А вы никогда не слышали, чтобы всякие хапуги своё награбленное в могилы прятали?

— А вы где про такое слыхали? — вопросом на вопрос ответил Игнатьев.

— Много где, — произнёс Новиков, садясь на корточки и водя лучом фонаря по чёрной взрыхлённой земле. — Лопатка есть?

— А как же. Держите. — И Игнатьев протянул Новикову пластмассовый детский совочек, какими карапузы играют в песочницах.

Троллинг в обратную сторону. Ответка, так сказать, от коллеги по ремеслу. Ничего, Новиков взял совочек и проскрипел:

— Спасибо.

Новиков примерился к самому пористому месту на холмике и стал ковырять землю совочком. Кажется, Игнатьев и его водитель где-то наверху молча усмехались. Ничего, и такая лопатка сгодится. Вряд ли Ткач зарыла свои сокровища глубоко. Не наманикюренными же ногтями рыла. Если, правда, она вообще спрятала свой клад где-то здесь. И да, где именно — это «здесь». А то перспектива перекапывать всю могилу совочком слегка обескураживала. Так и до утра провозиться можно.

Однако не пришлось. Новиков выкопал ямку сантиметров в тридцать, и край совка наткнулся на что-то твёрдое.

— Посветите, пожалуйста, — попросил Новиков.

Игнатьев и его водитель направили лучи фонарей под руки Новикову, и майор скоро откопал в яме нечто округлое, небольшого размера. В общем, как он и ожидал — трёхлитровая банка. Даже скучно как-то. Он-то рассчитывал, что Ткач проявила оригинальность. Но нет — кое-как он вынул из земли всего лишь банальную стеклянную кубышку, упакованную в старую цветастую наволочку.

Крышка была обёрнута в несколько слоёв, да ещё сверху обмотана синей изолентой.

Дальше они уже втроём взрыхлили всю остальную землю. Однако больше ничего примечательного в захоронении не нашлось. Так что Игнатьев с водителем пригладили немного холмик лопатами, наверное, чтобы он не привлекал внимания.

Новиков на всякий случай запомнил имя матери Ткач, чтобы потом передать его отцу Павлу. Пусть хоть заупокойную отслужит по женщине, чья дочь так странно закончила свою жизнь. Да ещё превратила материнскую могилу в тайный сейф.

В угрюмом молчании они сели в машину, поехали обратно в город.

— Интересно, зачем Ткач оставила нам намёк на свой схрон? — задумчиво спросил Новиков, печалясь по отсутствию влажных салфеток. Он так и ехал с грязными руками, что было жутко неприятно. Да ещё кладбищенская земля забилась под ногти.

Игнатьев на вопрос, впрочем, не ответил. Да и не нужно было. Потому что если рядом с Ткач в её последние минуты стоял убийца (а судя по всему, так оно и было), то она, вероятно, просто надеялась, что те, кто расшифрует послание, заберёт «клад» раньше её палача.

Или это её последнее «прости». То есть, чтобы ценности не пропали при затоплении. Раз уж ей самой ими не пользоваться, то пусть хоть кому-то пригодятся.

Игнатьев забрал банку и повёз её к себе на службу, высадив Новикова в центре у поворота к домам.

Пришлось топать пешком. Но это даже приятно — прогуляться летней ночью по тихому цветущему городу. Тишина и благодать кругом. Ни шума машин, ни мотоциклистов. И вообще можно смело идти по широкой дороге и не боятся быть расплющенным. Даже алкашей нет.

Совсем не хочется думать о том, что скоро здесь будет толща воды.

И о том, что же именно решила спрятать Ткач в могиле. Жаль, что Новиков не успел толком рассмотреть содержимое банки, ему лишь показалось, что там были свёрнутые пачки купюр. И что-то звякало о дно и стенки банки. Наверное, ювелирные украшения. Но зачем их прятать? Здесь же целый завод работал, так что ничего примечательного не было в том, чтобы местные богатые женщины ходили все в золоте.

Или было? Допустим, Ткач просто не хотела привлекать лишнего внимания. Мол, откуда это у простой заведующей универмагом столько золотых перстней, что на каждом пальце по паре?

Н-да. До чего запутанное дело попалось. Каждый ответ на вопрос не только ничего не проясняет, но даже больше запутывает. И вместо одного решённого вопроса возникают три нерешённых.

И главным остаётся тот, что задал сегодня Антон: а зачем, собственно, всё это вообще нужно? Зачем здесь Новиков?