Мазыйка. Приговорённый город

Глава 17. Хамелеон

Антон ночевать не явился. Новиков, конечно, за него беспокоился. И что ещё больше усиливало тревожность, так это невозможность позвонить и спросить, где он и когда вернётся. Как же раньше люди за детей-то тряслись.

Это теперь можно ребёнку хоть программу слежения на телефон поставить. И всё равно трястись. А тогда? Нервы надо было иметь железные.

Утром Новиков позавтракал, сделал гимнастику. Обрадовался, когда понял, что за ночь рука полностью прошла, и теперь ни капли не болела. Надо будет поблагодарить Иду Кашину за волшебную мазь. Только так, чтобы не нервировать Игнатьева.

Новиков почистил брюки и рубашку. Подумал о том, что недурно бы приобрести утюг. Не бегать же к Кашиной каждый раз, когда постираешь вещи.

Одевшись, Новиков отправился к Игнатьеву, поделиться своими вчерашними рассуждениями.

Тот встретил его не то чтобы радостно, но и уже и не так враждебно, как раньше. Когда Новиков изложил свои измышления относительно контактов Ткач, Игнатьев просто кивнул:

— Хорошо. Можете поговорить с секретаршей и этим Лёней.

— Сейчас? — уточнил Новиков.

— Хотите — так сейчас. Когда вам удобно.

— Мне идти одному? — снова уточнил Новиков.

— Вам же не два годика. По-русски вы изъясняетесь, переводчик не нужен. Где универмаг, знаете. Школу найдёте. — И Игнатьев мощно пробил какие-то листы дыроколом.

— Могу идти?

— Пожалуйста, — пожал плечами Игнатьев, сортируя страницы в папке.

Новиков вышел из кабинета. Странно, конечно, что ему предоставили полную свободу действий. Неужели Игнатьев, и вправду, поверил в его историю о скелете, который забросил его сюда из будущего? Может, и поверил, почему нет. Тем более что это правда.

Новиков на месте Игнатьева поверил бы? Ответа на этот вопрос майор так и не нашёл. Просто подумал, что Игнатьев, скорее всего, приставил кого-то следить за ним. Ну и ладно. Так даже надёжнее. А то за ним по пятам ещё и убийца-диверсант может ходить. Так что лишняя пара внимательных глаз не повредит.

Новиков направился в универмаг, благо идти было недалеко.

Поднялся на верхний этаж, увидел привычную очередь к кабинету директора.

— Здравствуйте, — улыбнулся Новиков секретарше, сетуя, что не попросил Игнатьева выдать ему «корочку». — Вы меня помните? Я из угрозыска.

— Да, помню, — поёрзала на стуле девица. — Я же вроде всё сказала.

— Есть ещё пара вопросов, — снова улыбнулся Новиков. — Кто сейчас исполняет обязанности директора?

— Заместитель, — медленно проговорила секретарша. — Но её сейчас нет, вот товарищи ждут.

Новиков обернулся. Постарался окинуть людей в очереди «на ковёр» максимально суровым взглядом. Видимо, получилось, потому что у них сразу же возникли какие-то неотложные дела, и приёмная быстро опустела.

Новиков устроился на стуле для посетителей и опять широко улыбнулся, так что щёки занемели.

— Скажите, у вашей начальницы, товарища Ткач, была какая-нибудь близкая подруга? Ну, как у любой женщины?

— Была, — медленно проговорила секретарша, кивая. — Директорша парикмахерской. Только она сейчас уехала дом переносить. Недели две как.

«Мимо», — подумал Новиков. Зашёл с другой стороны:

— Скажите, вот ваша начальница была очень красивой женщиной. Наверняка мужчины вокруг неё вились, как пчёлы у клумбы.

— Ну, было такое, конечно, — улыбнулась секретарша, бегая глазками.

— Кто чаще других заходил? Или звонил?

Секретарша продолжала блуждать взглядом по приёмной.

— Никто не узнает, что вы мне расскажете.

Девица подалась вперёд и быстро зашептала:

— У неё с Кравчуком было, начальником горисполкома. Долго было, она его даже из семьи хотела увести. Они скандалили с его женой, Герой, она даже сюда приходила ругаться, говорила, что в обком напишет. А если надо, и до ЦК дойдёт.

— Написала?

— Не знаю, — пожала плечами секретарша. — Но у них с Кравчуком потом всё закончилось.

— И? — подтолкнул девицу к новым откровениям Новиков.

— И всё.

— Как — всё? Неужели больше никто вашей начальницей не интересовался? Быть такого не может.

— Ну… — девица теперь смотрела вбок.

— Ну? — улыбнулся Новиков.

— Ей кто-то иногда звонил. Вроде как по разным вопросам, но я голос-то запомнила.

— Только звонил? Не приходил?

— Ну… — Девица снова смотрела вбок. — Вообще-то приходил. Но всегда так, чтобы никто ничего не знал. Я пару раз только видела, как товарищ Ткач куда-то убегала, накрашенная, довольная такая. Он ей звонит — она бежит. Некоторые даже думали, что у неё с завскладом… это самое. Потому что вроде как она со стороны складов его впускала. Мне девчонки-кладовщицы сказали.

— А кого именно? Кто к ней приходил?

Девица только пожала плечами.

— Голос молодой или старый её спрашивал? — попытал счастья Новиков.

— Не старый, — покачала головой девица. — Но и не так, чтобы молодой. Ровный такой. Как будто какой-то начальник.

— Спасибо большое. Я никому не скажу, о чём мы разговаривали, — на всякий случай заверил секретаршу Новиков. — Но и вы, пожалуйста, не распространяйтесь. Тайна следствия, сами понимаете.

Девица счастливо улыбнулась, видимо, от осознания собственной важности.

А Новиков отправился на склад, поговорил с единственной оставшейся кладовщицей. Но ничего нового не узнал, кроме того, что у Ткач точно был роман не с завскладом. Когда она приводила кавалера, то всегда отправляла этого заведующего куда-нибудь по делам.

Ясное дело, она своего любовника хорошо скрывала. Он, похоже, и хранил у неё ящики со взрывчаткой. Или передатчик. Или всё вместе. Но если взрывчатку… Это сколько же у него динамита? Полгорода можно снести.

Дальше Новиков отправился искать школу. Специально брёл медленно, наблюдая за тем, как плыли белые пушистые облачка по летнему лазурному небу.

Такое мягкое, чудесное лето. Охапки цветов на каждом шагу, букетами выглядывают из-за заборчиков. Деревья тянутся высь, шумят густой сочной листвой. Птички порхают. Ещё не зная, что на будущий год им негде будет свить гнёзда, потому что высокие деревья попадут под санитарную вырубку, а те, что пониже, просто утонут. И всё остальное тоже утонет. Дома, улицы.

Бригада рабочих скручивала провода, снятые со столбов линии электропередачи. Видимо, очередную улицу только что отключили от электричества. И хорошо, если все жители уже разъехались. Иначе придётся местным доживать последние месяцы, отпущенные Мазыйке, в темноте и без возможности почитать вечером газету за столом под абажуром.

Новиков даже постоял немного, глядя, как работяги переходили от одного столба к другому. Такой красивый город, такое жизнерадостное лето. Но впереди маячит тень затопления, полного исчезновения. Как айсберг на пути корабля. Или дорога, ведущая в обрыв за поворотом.

Новиков сжал все мышцы тела, потом расслабил. Что-то он опять стал чрезмерно чувствительным. Так нельзя, ему ещё работать и работать.

Прибавив шаг, Новиков прошагал пару улиц и оказался прямо напротив местной школы. От тоски аж выть захотелось. Этакий райский уголок — двухэтажное белое приземистое здание с огромными окнами. Утопает в кустах и цветах. Будто игрушечный домик с открытки в прекрасном саду. Которому, увы, недолго осталось.

Новиков прошёл между белёными башенками забора, поднялся на низенькое крыльцо под козырьком и вошёл в холл. Первым делом увидел мощный телефонный аппарат с массивной трубкой, установленный на деревянной треноге. Да, кто-то же говорил, что они этот аппарат специально здесь установили, чтобы местные могли зайти и позвонить. Так что вряд ли теперь можно определить, кто именно вызвонил Оксану Ткач в её последний вечер.

И хотя коридоры школы уже опустели, отовсюду доносились голоса. Ясно, народ готовится к переезду — собирают учебные пособия, вывозят мебель и документы. Вот, наверное, почему в городе почти не видно детей — всех уже перевезли, чтобы успеть устроить в школы на новых местах.

Навстречу Новикову решительно двигалась высокая статная дама с большим чучелом птицы в руках.

— Здравствуйте, скажите, пожалуйста, где тут кабинет химии? — без обиняков спросил Новиков.

— Вам зачем? — грозно глянула на него дама. Или завуч, или директор.

— Надо поговорить с госп… — тут Новиков сделал вид, что закашлялся. — С товарищем Ивашкевичем.

— По какому вопросу?

— Видите ли, я из угрозыска, — попытался правдоподобно солгать Новиков. — Меня зовут Фёдор Сергеевич. А вы, простите?

— Я директор школы. — Дама протянула Новикову руку и тряхнула так, что у него снова плечо прострелило. — Так зачем вам наш Лёнчик? Простите, товарищ Ивашкевич?

— Вы слышали, что случилось с товарищами Кравчуком и Ткач?

— Все слышали, — пожала плечами директор. — При чём тут Лён… Ивашкевич?

— Надеюсь, что ни при чём, — изобразил дружелюбную улыбку Новиков. — Просто устанавливаем обстоятельства. Он ведь был знаком с обоими погибшими товарищами.

— Я думала, там всё понятно, — всё больше хмурилась директор.

— Всё, да не всё. Так где у вас кабинет химии?

— Я вас провожу. — Директор поудобнее перехватила свою птицу и повела Новикова в левое крыло школы.

— Красиво здесь, — похвалил Новиков. — Даже жаль терять такое добротное здание.

— Не надо цепляться за старое. Надо смотреть вперёд. — Голос директора звучал глуховато и напряжённо, будто она больше обращалась к себе самой, чем к Новикову.

— Полностью согласен, — поддержал беседу Новиков.

Директор довела его до двери с табличкой «Кабинет химии». Постучала, подёргала ручку. Оказалось заперто.

— Значит, он в лаборатории, — пояснила директор. — Идёмте.

Пришлось завернуть за угол, где пряталась небольшая дверь с табличкой «Фотолаборатория». Директор постучала, потом открыла дверь и заглянула внутрь:

— Лёнчик, ты здесь?

— Да, проходите! — раздалось из глубины комнаты.

— Тут тебя спрашивают. — И директор пропустила Новикова в каморку, где помещались всего одна парта да шкаф. Ивашкевич как раз сортировал фотографии в альбомах. Увидев красную велюровую обложку, Новиков нервно сглотнул.

— А, товарищ Новиков, — улыбнулся Лёня. — Проходите, проходите. Пожалуйста. Вот, составляю альбом городских фотографий. Для потомков.

— Хорошее дело, — похвалил Новиков, стараясь не смотреть на знакомые плотные картонные страницы. Указал на ещё одну дверку: — А там что?

— Проявочная. Хотите взглянуть?

— Нет, спасибо. Я пришёл задать вам пару вопросов.

— Слушаю вас, — с готовностью произнёс Лёня.

Директорша помялась и всё-таки вышла, неплотно прикрыв за собой дверь. Наверное, так и осталась топтаться неподалёку. Что ж, ладно.

— Товарищ Ивашкевич, — начал Новиков, пытаясь звучать спокойно и размеренно. То есть, как бы не демонстрируя особенного рвения. — В квартире товарища Ткач я видел множество красивых фотографий. И не все они сделаны в мастерских. Это вы её снимали?

— Иногда снимал, — отвёл взгляд Лёня. И сразу же стал говорить тише.

— Бесплатно, разумеется?

— Разумеется, — быстро ответил Лёня. — По-дружески.

— По дружески, — ухватился за слово Новиков. — Это хорошо, что вы дружили. Мне как раз нужно переговорить с кем-то из друзей товарища Ткач, а то почти все они уже отбыли.

— Ну, не то чтобы мы были такими уж друзьями, — протянул Лёня, глядя вбок. — Так, скорее, просто знакомые.

— Довольно близкие знакомые, — чётко проговорил Новиков и глянул на Лёню с выражением «я всё знаю».

— Ну, не так чтобы… — мямлил Лёня, теребя пуговицу пиджака. — Так… иногда…

— Слушайте, мня совершенно не интересует моральная сторона вопроса.

— А что тогда? — захлопал глазками Лёня.

— Круг общения Ткач. С кем она ещё встречалась?

— Это я не в курсе, извините, — улыбнулся Лёня. — Женщины такими подробностями делятся только с подружками.

— Когда вы в последний раз видели Ткач?

— Э… — наморщил лоб Лёня. — Не помню, если честно.

— Вы звонили ей на работу?

— Зачем?

— А как вы договаривались о встречах? — начинал терять терпение Новиков.

— Ну… — Лёня глянул сначала на дверь, потом на приоткрытое оконце. Понизив голос, проговорил: — Я звонил ей домой. Якобы договариваться о фотосъёмках.

— Откуда звонили?

— Отсюда, — медленно проговорил Лёня. — Я живу в коммуналке, там общий телефон, и он уже отрезан. А здесь был телефон в учительской, но там всегда кто-то сидит. Теперь телефон стоит в холле, но там тоже проходной двор. Поэтому я и говорил только про съёмки. Или, например, фотографии отдать. Она понимала, что к чему.

— Когда вы виделись с Ткач? Имеются в виду съёмки, — чётко произнёс Новиков, ударяя на последнее слово.

— Ещё в мае, — опустил взгляд Лёня. — Потом только для фотографирования.

— А почему? — ухватился за новую информацию Новиков.

— Понимаете, — бубнил Лёня всё тише и тише. — Оксана была удивительной женщиной, красивой, фотогеничной. Но у нас разница в возрасте, о создании семьи речи быть не могло. И потом, Эммочка… да и Оксана, извините, не отличалась постоянством. Ей быстро надоедало… позировать.

Последнее слово Лёня произнёс чётко и глянув на дверь. Потом приблизился и зашептал:

— Вы же не используете мои слова кому-то во вред? Я бы вам ни в жизнь ничего такого… но тут Оксана, и она умерла, и… — Дальше Лёня только прерывисто дышал, тараща глаза и открывая рот.

— Это личное дело товарища Ткач и ваше, — чётко, но тихо произнёс Новиков. — Разговор останется между нами. Никакой пользы для расследования в нём нет, так что не волнуйтесь.

— Расследование? — снова наморщил лоб Лёня. — Она же сама, разве не так?

— Но что-то её заставило, верно? — изобразил задумчивость Новиков. — Молодая красивая женщина, с хорошей должностью, и вдруг — такое. Нетипично, правда?

— Правда, — медленно проговорил Лёня, скребя бровь.

— У вас есть мысли, что бы могло её заставить наложить на себя руки? — сымитировал доверительный тон Новиков.

— Понятия не имею, — пожал плечами Лёня, глядя в сторону. — Почему вообще люди руки на себя накладывают?

— По-разному, — уклончиво ответил Новиков. — От боли, от тоски. От стыда. Из страха.

— Чего ей было бояться? — тихо спросил Лёня.

— Вы не в курсе, она не занималась никакими экономическими махинациями?

— Нет, не знаю, — мигом вылетело из Лёни.

— Могли они с Кравчуком…

— Точно нет, — сразу же выдал Лёня. — Это были честные благонадёжные товарищи.

— Значит, другая причина. — Новиков помолчал, потом всё же снова спросил: — Вы уверены, что не знаете, с кем ещё у Ткач могли быть близкие отношения?

— Уверен, — с готовностью кивнул Лёня.

— Вдруг это несчастная любовь? — выдал откровенно бредовую версию Новиков.

— Вряд ли, — покачал головой Лёня. — Оксана была не такой женщиной. Скорее хищница, чем жертва.

— Умела добиваться своего?

— Умела, — криво улыбнулся Лёня. — Вы бы тоже не устояли.

— Где у вас учительская? — сменил тему Новиков.

— У главного входа, направо. Вам зачем?

— Просто интересно. — Новиков потоптался, глазея по сторонам. — Вы уже собрались? То есть, всё вывезли, нашли новое место?

— Да, я же говорил. — Лёня вернул свой обычный вальяжно-деловой тон. — Перееду в Кулибин.

— А остальные учителя?

— А что — остальные? Переедут. Школ в стране достаточно, а скорее, даже мало. Учитель без работы не останется.

— Спасибо, что уделили время. До свидания, — вежливо попрощался Новиков.

— Всего хорошего, — тоже изобразил любезность Лёня.

Новиков вышел из фотолаборатории и отправился прочь из школы.

Однако как изменился тон Ивашкевича. То он горевал о городе хором с Кравчуками, а теперь будто ни капли не жалел о школе, в которой проработал несколько лет и которую скоро затопит.

Новиков, оказавшись на улице, даже обошёл здание кругом. Бродя между вишнями и яблонями, размышлял о том, насколько этот Лёня гибкий и… скользкий, что ли. В компании с Эммой Кравчук — вальяжный, с щегольскими манерами и даже как будто немного диссидентскими замашками. Здесь — этакий интеллигентный классический учитель, как из фильма. Человек-хамелеон, подстраивающийся под любое окружение. Интересно, каким он был с Ткач. Наверное, таким, как ей нравилось.

За размышлениями о характерах Ткач и её знакомых Новиков добрёл до улицы с частными домами, отходящей от центра города. И увидел, как от дома Иды Кашиной, воровато осматриваясь, семенила дама, чем-то похожая на Оксану Ткач. Макияжная, примерно такого же возраста.

Заглянула за угол, снова осмотрелась и почти побежала к площади.