Ласточка в Академии Штормового ветра (СИ)

Глава 3. Преступница

Грохот камня гудел, заполнив узкий темный туннель и заглушив все прочие звуки. Глыбы катились вниз, сносили замерших людей и взбивали клубы земляной пыли.

Я был немного дальше от лавины, чем рабочие. Кроме того раньше услышал гулкий треск в непроницаемой черноте и понял, к чему это приведёт. Укрыл голову руками, но все равно сорвался в пропасть тишины.

…Когда грохот поутих, очнулся. Все еще жив?

Грудь распирала жгучая боль, кости невыносимо выворачивало. Кажется, ребра переломаны. Рука тоже. Но я могу дышать, а, значит, у меня хватит сил бороться.

Пальцы невольно схватились за манжету, торчавшую из-под синего камзола. На гладком хлопке прощупывалось плетение старших рун. От узора исходило тепло. Защиту вышила Анжелина, вложив в рисунок смесь охранных заклинаний и заклятий на удачу. Руны берегут меня, хоть половина их силы уже растрачена.

Я лежал лицом вниз, уткнувшись в земляную дорогу. Наполовину присыпан комьями льда и камнями. Все это давило неподъемной тяжестью. Еще раз приложил ладонь к рунной вышивке, забрал крупицу тепла и сел на колени. Грязь и галька скатились по сторонам, окутали пыльным саваном. Когда я смог видеть, то различил впереди живых существ. Одни двигались, другие стонали.

Из темноты раздался хриплый стон:

— Мистер дель Сатро, вы живы?

— Жив, — ответил и сплюнул кровью.

— Я тоже, — произнес рабочий. — Тут такое дело. Семеро погибли. У остальных ушибы и ссадины. У одного сломана нога, идти самостоятельно не может.

Я оглядел сумрачный туннель, в котором как в муравейнике копошились пыльные фигуры. Достал из кармана зажигалку. Перед лицом вспыхнула крупинка света. Люди замерли, обернулись ко мне.

Гул все еще гулял по бесконечным подземным штольням, но это не повод позволить смерти утащить себя в сети загробного царства.

— Слушайте, — произнёс хрипло, сглотнул. — Мы выберемся из шахты. Понятно? Придется постараться, но мы справимся. А теперь все, кто может идти — подъем. Перевязываем раненых и сворачиваем туда, — я махнул в темный лаз, из которого дуло морозным холодом. — Где есть движение воздуха, есть выход на поверхность. Судя по силе ветра, он совсем недалеко. Через час или два — доберемся.

Толчок, в груди что-то лопнуло, и растеклось по венам горячим и липким.

Веки были тяжелыми, сердце тревожно колотилось. Чувство опасности ширилось, пуская в душе когтистые корешки.

Я повозилась под одеялом и попыталась снова уснуть. Таверна открывается ровно в девять, а судя по серым сумеркам вокруг — на часах не больше семи. За окнами плавали клочья тумана, шипели холодный ветер и дождь. На календаре стоял месяц Цветов [август]. Лето близилось к концу, в двери ломилась дождливая пора багрянца и золота.

Зевнув, начала проваливаться в сон, но снова вздрогнула от жара под ребрами.

В тесной, маленькой спальне было душно и пахло тряпьем. Воздух сгустился, как бывает перед грозой, сдавил легкие и гнал на свежий воздух. Решив, что это из-за ночного кошмара, неохотно выбралась из-под одеяла. Нащупала на груди защитный амулет рода дель Сатро — крошечную серебряную ласточку, стиснула пальцами и прочла заклинание, изгоняющие демонов ночи.

Через минуту дыхание восстановилось.

Я набросила на плечи шаль, обула дырявые туфли и спустилась в зал. В камине плясало жаркое пламя, отбрасывая на стены бардовые сполохи. Столики были непривычно пусты. Оглядела тихое помещение и отправилась в подсобку за свежими скатертями, но боковым зрением выхватила шевеление в углу.

Эмиш ле Брок.

Нога закинута на ногу, в руке кружка пенного взвара. Светлые влажные волосы торчат в беспорядке, будто он только что зашел с улицы. В разрезе рубахи блестит железный молот Тиуны — богини-заступницы от любовных чар. Мой брат Эд носит такой же. Владельца амулета, а им всегда должен быть исключительно мужчина (на женщин эта магия не действует) невозможно ни зачаровать, ни оплести рунной магией. Простенький, но мощный.

— Привет, дорогуша, — хрипло сказал белобрысый, отхлебнув из кружки.

— Мы не друзья, — ответила с достоинством и пошла к подсобке. — Почему ты здесь?

— А где еще мне быть?

— Дома. В кровати.

Эмиш ухмыльнулся.

— Я еще не ложился. Но с тобой, так и быть, ненадолго прилягу.

Фыркнула.

— Сначала прими ванну. От тебя несёт.

— Опять этот снисходительный тон? Не надоело постоянно ходить с задранным носом, Анжелина?

— А тебе язвить?

Острый мужской взгляд следил за каждым моим движением.

— Что ты понимаешь? — Гаркнул ле Брок. — Все леди пригорода сходят по мне с ума. Я — самый завидный жених Дэр-Хэтума.

— А по-моему, просто дурак.

Сощуренные глаза Эмиша пробежались по моей фигуре.

— Для обнищавшей аристократки ты много о себе мнишь.

— Ты тоже. Для низкородного сына барона.

Отставив кружку, он приблизился в три шага. Посмотрел сверху вниз. Меня обдуло волной хмеля, смешанного с мочой.

— Я давно за тобой наблюдаю. Всегда такая гордая, независимая. Может, это от того, что тебя еще никто не приласкал?

Шершавые мужские костяшки погладили мне щеку.

— Не прикасайся, — отпрыгнула, как падший от октаграммы с изгоняющим заклятием.

— Или что?

— Расскажу Лиз.

Эмиш расхохотался.

— С Лиз было интересно, — дернул плечом и сдул с глаз светлую прядь, — но в вечной любви я ей не клялся. Другое дело — ты. Дочь благородных лордов. Ты приглянулась мне с первого дня.

— У меня жених, — процедила в тон ему.

— От которого ни слуху, ни духу.

— Артур занятой человек!

Ле Брок скривился:

— Три месяца подряд?

— Что тебе надо?

Сальные губы растянула недвусмысленная улыбочка. Вынув из кармана сапфировый кулон на цепочке, он помахал у меня перед носом.

— Немного твоей благосклонности. Негоже, когда подавальщица зубоскалит клиентам. Думала, проглочу то оскорбление? Самое время загладить вину. И тогда, кулон будет твоим. Нравится?

Я оглядела невысокого, приземистого парня с встопорщенными бровями и вечным оскалом на губах и передернулась.

— Нет.

В глазах Эмиша блеснула ярость. Никто и никогда ему не отказывал. Подавальщицы, трактирщицы, горничные — все охотно ложатся с сыном ювелира за возможность получить крохотную безделушку. У Лиз, к примеру, скопилась целая шкатулка драгоценных колец, браслетов и колье.

— Нет? — Переспросил хрипло.

Схватил за локоть и прижал к своей груди.

— Я могу взять тебя силой, Анжелина. Вот на этом столе. И, знаешь, мне за это ничего не будет. Городской констебль лучший друг отца. Скажу, ты сама меня соблазнила, и дело замнут.

В лицо ударила смесь паров пива и несвежего дыхания.

— Ты пьян, — я попыталась вырваться.

Он толкнул меня к стене и упер руки на уровне головы.

— И что?

Мерзавец едва держался на ногах, качался, постоянно скидывал падающие на глаза пряди, но источал животное желание. Лицо ожесточенное, взгляд голодный. А потом произошло то, чего я больше всего боялась. Склонившись, он впился в мой рот поцелуем, в то время как рукой задрал подол рабочего платья.

Я заколотила по мужским плечам.

В ответ поцелуй стал жестким, болезненным.

В крови вскипела ярость, готовая выжечь нас обоих дотла. Перед глазами поплыло.

Мне ни за что не вырваться из душного плена таверны «Медовый источник»! Не спастись от похотливых губ тех, кто так любит здесь просиживать! Не вернуть былое уважение!

Ненавижу!

Ненавижу их всех!

Вдруг пальцы лизнуло что-то горячее и живое.

Эмиш отстранился, и я увидела бардовый язычок каминного пламени. Огненная стихия выплеснулась из очага и трепещущим стягом прильнула к ладони, облизывая и ластясь, будто язык сторожевого пса. Чувствовала исходящее от пламени тепло, а еще щекотку. В груди снова глухо лопнуло. Тело окатило кипятком и по коже побежали бардовые искры, похожие на дождевые капли. Они скользили в обессиленные ладони, закручиваясь в пульсирующие вихри.

Вдруг пол под ногами содрогнулся. По паркету побежали широкие трещины. Изломы ветвились, раздваивались и отдавались в стенах гулкой вибрацией.

Эмиш нервно завертел головой.

— Что за… — Отступил, а через миг захлебнулся воплем.

Из моей груди вырвалась темная сила. Затмила таверну раскаленным сумраком, опрокинула столики с посудой, выбила стёкла и с воем рассеялась во дворе. Я задохнулась от острого жара. Сползла по стене, а когда очнулась, мрак развеялся.

В зале горела пара фонарей, остальные разлетелись на осколки. Было сумеречно и холодно. Огонь в камине затух. С улицы пробивались косые лучи, выхватывая беспорядок, темные кирпичные стены, кружащуюся пыль и сорванные гобелены.

Перед глазами еще двоилось, горло саднило, будто выпила кипятка, но я оперлась на твердую ладонь и села. С пальцев срывались обрывки силы, туманом опадая на темный пол. Встряхнула рукой и вскрикнула.

Эмиш лежал на стойке изломанным куском горелого мяса. От его одежды исходили клубы зловонного дыма. Искаженное мукой лицо и волосы были сожжены, глаза закрыты. В уголках губ и под носом запеклась кровь. Нестерпимо несло горелой плотью, кровью и внутренностями.

«Волна», что вырвалась из груди, убила его. Спалила, как адское солнце королевства Арруан годами выжигает скудную растительность песчаных барханов и редких путников, ступивших на запретные тропы.

Меня чуть не вывернуло наизнанку.

Зажав рот рукой, отползла к камину, делая глубокие частые вдохи, но это не помогло. Через минуту меня стошнило. Пустой желудок сжался в комок, исторгая желтую слизь. Казалось, виски вот-вот разорвутся и чтобы хоть немного облегчить состояние, я обессилено уронила голову на колени.

— Фу. Какой отвратительный запах. — Послышался недовольный возглас Лиз откуда-то сверху.

Кузина спускалась по лестнице, поддерживая подол шелкового платья с кружевным шитьём. За ней шагала миссис ван Хольт. Мать и дочь собрались в столицу за покупками: принарядились, на волосах красовались ажурные шляпки, в руках — клатчи ручной работы.

— Что ты натворила, невыносимая девчонка? — С возмущением воскликнула тётка. И тут подавилась. — Это…

Взвизгнув, Лиз толкнула мать и бросилась к любовнику.

— Духи! Эмиш!

Попыталась обхватить за голову, но отдернула ладони с визгом.

— Он раскалён! И не дышит! Мама, Эмиш не дышит!

Матильда перевела растерянный взгляд с дочери на меня.

— Твоих рук дело?

Я мелко замотала головой.

— Врёшь! — Возопила Лиз на всю таверну. — Ты сплела заклятие смерти и убила его!

Закусив губу, поняла, что вот-вот расплачусь.

Не верилось, что за одно мгновение я превратилась в убийцу, в раз осиротев, лишившись поддержки и последнего уважения.

— Беги к доктору, дочка, и веди сюда. А ты…

Матильда ударила меня злым взглядом, кипевшим ненавистью. Мечтала сосватать за Эмиша родную дочь, обхаживала его, кормила за полцены, и тут всё сорвалось?

— До приезда законников посидишь в чулане, мерзавка.

Хваткая пятерня тетки вздёрнула меня с пола. Ноги заплетались, виски раздирало от боли и жара. Смутно помню, как Матильда дотащила до низенькой, неприметной двери, а затем втолкнула в пыльное помещение без окон.

Я упала на кучу тряпья и обломки старых швабр, ударилась плечом, но не издала ни единого звука. Села, поджав колени к подбородку. Тело мелко трясло. В груди, откуда выплеснулась темная магия, нестерпимо горело.

Никто и подумать не мог, что это пасмурное летнее утро закончится гибелью сына барона. Он — гад и мерзавец, но я никогда не желала ему смерти.

Глупая встреча отняла мои честь, будущее и свободу. В это невозможно поверить. Все происходящее казалось страшным сном, наваждением. Я щипала себя, стискивала за плечи, желала вырваться из очередного кошмара, и не могла.

— Вот она, господин констебль. Специально заперли, чтоб еще чего-нибудь не натворила.

В чулан вошли Матильда и пожилой констебль Ламбер: худощавый, в серо-синей униформе с серебряной нитью, широкоплечий мужчина.

— Вы верно сделали, миссис ван Хольт. — Ламбер окинул меня свысока и кивнул двум законникам в мундирах с прилизанными волосами. — Выводите подозреваемую.

От долгого сидения тело затекло.

Я чуть не застонала, когда две пары рук в кожаных перчатках грубо поставили на ноги и, подхватив под локти, повели к двери.

В таверне все осталось по-прежнему. Сломанная мебель, разбитые стёкла, мусор и грязь. Разве только тело ле Брока исчезло.

Глаза слезились от яркого света, в горле першило, но Лиз у лестницы я все-таки заметила. Она кусала синие губы и провожала меня ненавидящим взглядом. Чуть позже я узнала, что Эмиш выжил и находится в тяжелом состоянии, пока же механически передвигала ногами к арестантской карете и взывала к духам о защите.

На улице моросил холодный дождь, сумрак липкими тенями исчёркал тротуары и мостовые, но это не помешало зевакам толпиться возле луж. Слухи о несчастье в «Медовом источнике» быстро разлетелись по пригороду — к таверне пришли даже те, кто никогда сюда не заглядывал.

— Глядите. Девица!

В меня тыкали пальцами, обзывая убийцей.

Хихикали, шептали в спину гадости.

Наконец, законники впихнули на жесткое сиденье кареты. В полутьме я сжалась, дрожа и стискивая плечи пальцами. В груди нестерпимо жгло, словно вместо сердца там пылало мифическое Темное пламя Унсурэ. Было больно, и в то же время с плеч будто сползало рабское ярмо.

Все эти месяцы я чувствовала себя не на своём месте. Нелюбимая, неродная кровь. Меня использовали, надо мной потешались. А теперь избавились как от надоедливой помехи. Но та другая я — сильная, еще не рожденная, но уже свободная рвалась навстречу свету, делая первые вдохи, поднимая голову и расправляя магические крылья.

Невероятно страшно менять привычную жизнь. Вступая на тропу перемен и отрекаясь от прошлого, сложно предугадать, куда приведут мечты, но в глубине души я чувствовала, что справлюсь. Иной судьбы не дано.

— Что ее ждёт? — Спросила Матильда, следуя за констеблем по пятам.

Тот надел фуражку и взлетел на облучку арестантской кареты.

— Для начала определим в одиночную камеру. Потом свяжемся с законниками из столицы. Дело попахивает запрещенным колдовством.

— Вот оно как?

Тетка поджала губы, а после погрозила мне кулаком.

— И дёрнул Низший приютить сиротинушку. А ты, оказывается, «проклятая». Тьфу, знала бы, даже на порог не пустила. С этого дня, ты для нас умерла, Анжелина. Слышишь? Всё, — махнула законникам и повернулась к таверне. — Увозите. Видеть ее не могу.

День клонился к закату, а ко мне так никто и не пришёл.

Я меряла сырую камеру шагами, вздрагивала от шорохов в углах и пыталась успокоиться. Дважды по коридорам проходил охранник. Молча проверял замки на решетках, вкатывал в отверстие у пола плошку воды, и исчезал на верхних ступенях. Изредка на лестнице слышались голоса, хлопала дверь и в мутный полумрак втекали багровые отблески фонарей.

Я снова прошлась от стены до решетки. С досады саданула кулаком по железке.

Перед глазами стояло обожженное лицо Эмиша; запекшаяся кровь на стойке, опрокинутой мебели. Я шептала защитные заклинания, тёрла глаза, пытаясь выбросить из головы эти жуткие картины, но искаженные ужасом глаза ле Брока въелись в разум ядовитой занозой. Преследовали, мучали, осуждали.

— Оставьте меня, — простонала, прижимая ладони к ледяным щекам. — Уйдите!

Холод оплетал тело адскими цепями. От озноба зубы колотились столь громко, что сбивали с ясных мыслей.

Кто я?

Что за магия спит в моей крови?

Раньше не замечала за собой ничего странного. Потомственная аристократка. По мнению мамы — слабенький бытовик. Это у нас Эдварду досталась вся полнота родовой магии. Боевой маг. Глава рода. Аристократ. Я же — обычная выпускница Пансиона благородных девиц. Рассудительная, в меру скромная, но чувством юмора не обделена. Думаю, именно это качество больше всего ценит во мне Арт.

Покусав нижнюю губу с внутренней стороны, прошлась по камере, разгоняя холодный мрак.

Наверняка, жениху уже донесли об аресте невесты.

Почему тогда Артур молчит?

Вздохнув, упала на лавку, ловя пальцами отблески вечерних лучей. В памяти опять мелькнули отвратительные отголоски случившегося в таверне.

Так сосредоточилась на размышлениях, что не сразу обратила внимание на мелодичный перезвон колокольчика.

— Знак, оповещающий о прибытии почты?

Точно.

Над полом — на уровне глаз — парило серое облачко, из которого вывалился конверт. На оттиске печати серебрились очертания багрового грифона — родовой герб семьи штель Ферров.

В груди все сжалось в комок. Вот, значит, как. Прислал письмо. Сам не приехал.

На ватных ногах подошла к конверту и вынула белый хрустящий лист. Начертанные магическими чернилами ровные буквы слабо светились в темноте.

«Милая Анжелина, еще раз хочу выразить восхищение вашей красоте и безупречным манерам, ибо те короткие часы, что нам довелось провести наедине, навсегда останутся моими самыми лучшими воспоминаниями.

К моему безграничному сожалению наше дальнейшее общение делается невозможным. Обстоятельства сложились столь неудачно, что я вынужден сообщить о расторжении помолвки.

Был безмерно счастлив являться Вашим женихом последние девять месяцев. Еще раз прошу прощения, если своим поспешным решением подал Вам необоснованные надежды.

«Артур штель Ферр Третий».

Слова отпечатались в памяти, словно их выжгли каленым железом. Перед глазами метнулся рой черных огней.

— Артур, только не ты…

Жених не слышал мольбы униженной невесты. Сразу за первым конвертом посыльное облачко «выплюнуло» брачный контракт, перечеркнутый алой линией. Отказ роду дель Сатро.

От горького разочарования, закусила кулак.

Сделалось так больно, словно тело пронзила тысяча клинков, и я истекаю кровью, разрываясь от жаркой агонии. Согнулась пополам, а потом упала на колени, комкая грязный подол. Хладнокровие изменило.

Истинной леди не подобает выплескивать чувства наружу. Проявления бурных эмоций порицается общественным мнением. Плевать. Я рыдала, забыв об осторожности. Скребла ногтями пол и рвала на себе одежду.

Кажется так, и уснула, сжавшись в комок на холодной, жесткой лавке.

… Меня всегда будил рассвет.

Золотые лучи просачиваются сквозь неплотно задернутые портьеры, ползут по нежно-персиковым стенам моей уютной девичьей спаленки, щекочут лицо и пробираются под веки.

Я улыбаюсь, потягиваюсь под пуховым одеялом и, радуясь новому дню, босиком бегу в главную гостиную. Матушка обычно сидит у камина и вышивает накрахмаленные воротнички белых сорочек. Отец прохаживается по ковру ручной работы со свежим номером Имперского вестника. Старший брат увлеченно скребёт ногтем по лезвию отцовского клинка.

Я отчаянно стараюсь выкинуть обрывки прошлого, но память безжалостно подбрасывает новые образы. Вот, я сижу за обеденным столом, сервированным лучшим геллийским фарфором и смеюсь над шуткой Эда. Вот танцую с Артуром в императорском дворце на балу по случаю Рождества. Вот босиком гуляю вдоль берега старого озера: под ногами перекатывается мелкий гравий, в длинном подоле светлого платья путается лесной ветер, а воздух дрожит пьянящими ароматами цветущей гречихи и клевера.

Даже после переезда в тёткину таверну, я осталась верна любимой традиции. Прежде чем лечь — всегда оставляла в шторах прореху, чтобы каждое утро пробудиться от игры теплых солнечных зайчиков на лице.

Сегодня все было иначе.

Сумрак опутывал липким покрывалом, давил на грудную клетку, стискивал горло колючей удавкой.

Сонно повозилась, удивляясь, почему всё тело болит? Будто спала на дощатом полу. Вспомнила, что надо бы встать, спуститься на кухню и открыть черный ход, через который всегда входила вторая подавальщица Мири. Но ноги не слушались. Были ледяными, затекшими. Спина вообще одеревенела.

Если я не у себя, то где?

Внезапно слух резанул острый скрежет железа.

В замочной скважине провернулся ключ, после чего решетчатая дверь со скрипом распахнулась.

— Ты! — Грубо крикнул охранник.

Вздрогнув, я резко села.

— Приказ господина констебля — доставить в его кабинет.

Охранник в серой униформе кивком велел выйти из камеры и, когда подчинилась, развернул лицом к стене и завел мои руки за спину. На запястьях защелкнулись наручники. Кожу ужалили обрывки охранных заклинаний. Такие не то, что снять, даже коснуться без специального ключа не получится. На сутки ошпарят обездвиживающим заклятием.

— Вперёд, — он толкнул в конец коридора — к лестнице с каменными ступенями, убегавшей наверх.

Смутно соображая, почему я в тюрьме, поднялась из подземелья и вскоре вошла в кабинет городского констебля, растерянно озираясь по сторонам. Серо-зеленые стены, деревянная мебель, большие окна без штор, на подоконниках кипы бумаг. Штукатурка кое-где облупилась, ну так, это не столица — тут такое на каждом углу. Зато тут был стеклянный столик с запотевшим графином яблочного вина и пара бокалов.

Облизнув сухие губы, остановила глаза на Ламбере.

Выяснилось, он не один. В кресле для посетителей сидел мужчина в темном мундире. Заметила красивый изгиб шеи, собранные в хвост черные волосы, идеальную военную выправку. Его рука в лаковой перчатке расслаблено свисала с узкого подлокотника.

— А вот и та, о ком мы с вами говорили, — хлопнув в ладони, Ламбер поднялся из-за стола и поманил меня пальцем. — Входите, дель Сатро.

Сделав робкий шаг, остановилась.

Скованные за спиной руки неприятно горели. Полгода назад я бы умерла от стыда, позволив себе выйти к мужчинам в таком неподобающем для леди виде. Грязная. С растрепанными, всклоченными волосами, в измятом платье и дырявых туфлях. Но сейчас душу переполняло какое-то холодное безразличие.

Ну, грязная. Ну, в наручниках. К демонам Арруана!

— Значится, забираете подозреваемую? — Тем временем уточнил констебль.

Черноволосый господин, о котором, признаться успела забыть, поднялся из кресла и замер против света со сложенными на груди руками.

Я отшатнулась, забыв о приличиях.

Сердце в груди сделало кувырок.

Олейв Дилайн? Как обычно: уверен в себе и непредсказуем. В глубине мужских глаз пляшут неясные тени. Лицо отстранено, и в тоже время маг разума насторожён.

— Да, Ламбер, — подтвердил сурово, — забираю. — И уже тише добавил: — Доброе утро, мисс Анжелина. Я обещал, что еще заеду.