Глава 36. Сказка и явь

Глаза Мальера соскользнули с моего лица на грудь, разгораясь янтарными всполохами. Мгновение — и он оказывается рядом, осторожно обхватывает за плечи. Чувствую жар мужских ладоней. То, как крепкие пальцы бережно стискивают с желанием притянуть, и дыхание окончательно сбивается.

— Ты хочешь этого?

Кипящая кровь бешено мчится по жилам, а сердце грохочет так, будто внутри порхает раненная птичка.

— Да. — Отвечаю и смотрю в глаза избранного мужчины.

В них слились все мыслимые краски золота и чистого природного огня. От снежных волос исходит лучистое сияние, а по коже ползут пламенные ручейки и извивы. Передо мной стоит загадочный лорд-демон королевских кровей: невероятно привлекательный и бесконечно могущественный.

— Прости, что оставил, — его шепот отзывается на коже жарким покалыванием. — Я идиот.

— Все хорошо, — голос срывается, я крепче вжимаюсь обнаженной грудью в крепкое тело супруга. — Одиночество пошло мне на пользу. Я многое поняла.

— Например?

— Что рада нашему замужеству. За тобой, я как за каменной стеной. Всё остальное можно потерпеть.

Муж грустно усмехается. Он гладил меня по волосам, и это было удивительно приятно: расслабляло и изгоняло из тела колючую дрожь и ужас перед неизбежной первой близостью.

— Закрой глаза, — тихо просит.

Послушно выполняю, сжимая от напряжения кулаки, и неожиданно вздрагиваю. Рэн целует мне сначала правое веко, потом левое и отстраняется.

— Ты всё для меня, иннэ-али, — различаю едва уловимый шелест голоса. — Моё сердце, моя жизнь. Я клялся не делать тебе больно, беречь и защищать пока дышу.

Веки горят от прикосновения жарких губ, тело пылает. Я едва стою на ногах.

— Я не понимаю тебя.

— Не хочу, чтобы у нас это было вот так. — Его лицо — прекрасная холодная маска, но в глазах… в глазах мужа столько боли и неприятия; тени так и мечутся, отбрасывая на нижние веки фиолетовые полосы.

— Как?

— Через принуждение, Анжелина. Не хочу, чтобы потом жена меня возненавидела.

— Нет, — шепчу, стискивая пальцами хрусткий ворот мужской рубахи. — Я решила. И готова.

Думала — сейчас подхватит и отнесёт меня на кровать, но этого не случилось. Рэн перехватил мою ладонь обеими руками и прижал к горячим губам. В нос ударил резкий лимонный запах вперемешку с раскаленным добела песком арруанской пустыни. В муже боролись демон и человек, долг и страстные чувства.

— Не готова. Потому что не любишь.

— Любовь — не главное, — говорю не уверенно.

— А что — главное?

— Понимание, доверие.

— Снова лукавите, леди Мальер.

— У нас нет другого выхода, ты же знаешь.

Неожиданно Киаррэн привлек к своей голой груди и, уткнувшись лицом мне в шею, возразил:

— Я слишком дорожу своей иннэ-али. И не стану причинять тебе боль.

Дорожит, повторила мысленно. Не любит.

Должно быть, я всхлипнула. Ибо в следующее мгновение Рэн обхватил мою голову, приподнимая на себя. Завороженная невероятными глазами, лимонным запахом, новыми ощущениями я дотронулась до мужской щеки, спустилась к шее и прижала ладонь к рельефной обнаженной груди. Тело Рэна пылало, как угли. Кожа на ощупь была удивительно жаркой и гладкой.

Когда муж накрыл мою руку своей, нечаянно вздрогнула.

Тоже сбивчивое дыхание, и сердце колотится. Пораженная этим фактом, упустила, как избранник обвил за талию. Другая его рука замерла у меня на затылке. И такой калейдоскоп эмоций в мужских глазах…

Если бы я могла их прочесть.

Я давно забыла, что стою перед ним — обнаженная. Стыд и неловкость куда-то испарились. Рэн грел своим теплом, прикасался так чувственно, так нежно и сердце внутри замирало.

— Я не коснусь тебя, пока сама об этом не попросишь, — шепнул осторожно. — Пока сама не захочешь стать моей…

От хриплого признания закружилась голова.

Пансионские воспитательницы описывали демонов — жестокими похотливыми чудовищами и при призывали держаться от них подальше. И я честно боялась Киаррэна до этой минуты, рисуя в уме монстра в обличие прекрасного мужчины, в чей плен угодила по собственной неосмотрительности.

И вдруг такое…

Я замерла с широко раскрытыми глазами.

Муж улыбнулся и чувственно запечатал мой рот. От требовательной ласки подогнулись колени. Мужские губы творили чудеса, вдыхая в меня свежесть летнего рассвета, чистоту горных озёр, пряность цветочных полей. Руки гуляли по голой спине, играли с моими волосами, обнимали за талию.

Чувствовала — муж хочет меня.

Страстно стремится соединиться. Скользить внутри, обжигая жаром мускулистого торса, но сдерживает опаляющие сердце порывы. Запрещает себе. И дело не только в том, что Рэн боится сделать жене больно или унизить принуждением, а в чем-то еще. В том, что скрыто на самом дне человеческой души лорда-демона и заперто магической броней.

— Почему отказываешься от близости? — Хватаю воздух горящими губами, пока он на мгновение даёт слабую передышку. — Дилайн завтра утром явится требовать доказательства, а я…

— Предоставь Дилайна мне, — пальцы Рэна нежно гладят подбородок, перебирают растрепанные рыжие волосы. — А отказываюсь, Анжелина…

На невозмутимом лице проступает странное выражение: пугающее и влекущее.

— Потому что тебя…

Фразу оборвал безумный крик:

— Доктор, у нас пострадавший.

Я и муж напряглись. Вот только если я растерялась, из Рэна выплеснулась волна ярости. Студенты и преподаватели были осведомлены о бракосочетании четы Мальер и получили строгое наказание нас не беспокоить. Тем не менее, кто-то нагло потревожил уединение молодоженов.

— Доктор, он умирает!

К первому воплю добавился второй:

— Укладывай сюда и держи за руки. Держи, говорю.

— У него судороги. Не могу.

— Похоже, дело серьёзное. — На лбу Киаррэна залегла глубокая складка. — Надо идти.

— Нет, — я перехватила мужа за руку, удивляясь собственной смелости.

Еще вчера думала о нашей близости с отвращением, а сейчас вдруг осознала, как остро нуждаюсь в присутствии почти незнакомого мужчины.

Янтарный взгляд мгновение ласкал мое встревоженное лицо, потом щеку согрела теплая мужская ладонь.

— Будь в покоях, Анжелина. Вернусь, как только смогу.

Через миг тяжелая дверь спальни затворилась.

Я торопливо натянула шелковый халат и, подвязавшись блестящим поясом, бессильно рухнула на бархатный пуфик. Все тело бил озноб, кожа пылала, а губы, которыми муж завладел, горели как пламя. Мысли мчались темными облаками по снежному небу.

Я запуталась в собственных чувствах, но еще больше в своем отношении к Мальеру.

Благодарить его? Или обидеться за то, что и пальцем не тронул?

«Не коснусь тебя, пока сама об этом не попросишь», вертелось в раскаленном лихорадочном сознании. А эта его последняя загадочная фраза, и сумасшедший, вгоняющий в острое смущение голодный взгляд. До сих пор вздрагиваю от пожара внизу живота и давлюсь хриплыми вдохами.

Что же вы хотели сказать, мой лорд?

* * *

Я некоторое время не двигалась, глядя на блеск камней в роскошном окладе трюмо и перебирая слова мужа, от которых тело мелко потряхивало. Потом не удержалась — обула мягкие домашние туфли и выскользнула из спальни.

В лазарете прибавилось народу.

Там бряцали кроватями, шумели и спорили.

Кто на кого напал и почему именно сегодня? Происки ингубуса, засевшего в ком-то из обитателей Северной Магической Академии, или чистая случайность? Охваченная вопросами, выглянула в лечебный зал.

На койке в судорогах бился мужчина. Внушительные фигуры собравшихся не позволяли различить его лицо, видела только дорогой камзол с серебряными пуговицами, босые ступни и разметанные по наволочке спутанные пряди. В отсветах вечерних ламп они лоснились как сырая глина. Муж вливал ему в рот настойку и рычал, чтобы пациента крепче держали.

Наконец, я рассмотрела белое, как молоко лицо, покрытое вздутыми жилами. Глаза закатились, изо рта пеной выливалась густая синева.

Напарник Дилайна — Малиус Вир?

А вон и сам опекун — замер у зашторенного окна с темным лицом и бескровными губами.

— Ваше мнение, доктор?

Киаррэн проверил сердечный ритм пациента, неторопливо выпрямился и взял с полки белоснежное полотенце.

— Судя по первичным признакам, его прокляли.

— Прокляли? — Оказывается, ректор тоже присутствовал в лазарете.

— Совершенно верно, — от хриплого баритона мужа по спине побежали мурашки. Закусив губу, я впилась в него жадным взглядом.

Мужское лицо излучало холодную невозмутимость, каждое движение было пронизано решимостью и твердостью. В волосах искрился белый огонь. Он весь сочился могущественной магией, а глаза горели зловещим янтарём.

— Любое тёмное проклятье невероятно сложно в изготовлении, — мрачно заметил Дилайн. — Один просчёт и откат убьет самого мага-создателя.

— И, тем не менее, — муж степенно вытирал руки полотенцем, — ядовитое плетение стремительно поглощает организм Малиуса.

— Напарник выживет? — Клянусь, в облике Дилайна плескались растерянность и страх.

— Сложно сказать. Судя по цвету пены, создатель добавил в проклятие собственную кровь. Я дал Виру нейтрализующее зелье и перенаправил магические потоки на борьбу с недугом. Остаётся только ждать.

— У вас имеются сведения, где был ваш напарник, пока все мы находились в Валландском Храме? — Дюрбэ внимательно посмотрел на Дилайна.

— Не уверен… — Маг разума смущается? — Вроде Малиус обмолвился о некой встрече.

— С кем?

— Откуда я знаю? — Рявкнул бывший опекун. — Друг перед другом мы не отчитываемся.

— В таком случае, — ректор вздохнул. — Проклясть его мог, кто угодно. И не обязательно сия загадочная особа.

— Низший подери, — выругался маг разума.

Я же стояла сама не своя.

Кому взбрело в голову проклинать имперского дознавателя на территории Академии? И легко ответила: разоблаченному ингубусу. Или его человеческому сообщнику. Малиус слишком близко подобрался к тайне убийств в Эвер-Ниаре, дернул за ту самую — запретную ниточку, что распутает весь зловещий клубок, и был устранен могущественным противником.

Дурацкие туфли показались ужасно тесными.

Это игра теней. Битва добра и зла. Борьба света и сумрака. Где на одной стороне студенты и преподаватели, а на другой — падший демон Арруана и его человеческий сообщник.

Растирая плечи ладонями, я задумалась, кому по силам сплести смертоносное проклятье?

У студентов таких познаний пока что нет, разве только у выпускников с темного факультета. А это уже значительно сужает круг подозреваемых. Кроме того под подозрением весь преподавательский состав, и в первую очередь магистры: некроманты и спириты.

— … полагаю, их всех надо немедленно допросить, — прервал размышления злой рокот Дилайна. Из обрывков беседы я поняла — он тоже грешит на кого-то с факультета темных искусств.

Ректор громко прочистил горло. Три часа назад, в чудесном Храме, в звериных глазах лучилось умиротворение, теперь же они отливали насыщенной желтизной, а на лице проступили досада и злость.

— Согласен. Идёмте, отведу в Башню темных искусств.

Дилайн бросил на напарника тревожный взгляд и вышел за ректором. Я и не знала, что черствая скотина с сердцем из камня способна кому-то сопереживать, выходит — способна. Проводив натянутую спину в черном сюртуке, я снова посмотрела на Рэна. Муж склонился над Малиусом и, занеся ладони над висками, прикрыл глаза. Голову имперского дознавателя охватило слабое янтарное свечение.

Я узнала достаточно и даже больше, и тихо вернулась в покои. Гостиную заливал теплый свет ночников, за окнами было темно и ревели волны. Прошлась до дивана и, скользнув по бархатной обшивке рукой, вернулась в спальню.

Происшествие с Малиусом задвинуло собственные переживания на крайний план, но теперь, когда я вновь очутилась вблизи огромной неразобранной кровати, где буду вынуждена спать все следующие месяцы и даже годы, на меня навалилась усталость.

Сбросив туфли, легла на кровать и свернулась раненным зверем.

Не верилось, что я вышла замуж за мага — наполовину демона. Не знаю, что нас ждёт и станет ли это место мне когда-нибудь домом по-настоящему, чувствую лишь, что вокруг сгущается тьма. И самым разумным — держаться поближе к Киаррэну.

Я погружалась в сон, тая в облачной черноте, как вдруг чьи-то жаркие губы прижались к щеке. Потом притянули к себе и обняли за талию, утыкаясь лицом в ложбинку под волосами. Мысли давно испарились, печаль и тревоги тоже. Остались лишь ласковые прикосновения и хриплое мужское дыхание.

— Я люблю тебя, Анжелина, — прошептали мне на ухо, обжигая нежным поцелуем. — Люблю свою упрямую иннэ-али.

Он тихо гладил мне волосы, прикусывал за мочку и бормотал на арруанском, отчего по телу скользило приятное тепло. Я боролась со сном, прислушивалась, но утомление брало своё. Я уснула с улыбкой на губах.

А утром, когда открыла глаза и потянулась на соседнюю половину, издала тихий стон. Мужа рядом не было. Я лежала в пустой и холодной кровати, забрызганной солнечными зайчиками и тенями снежных облаков.

Должно быть, самые прекрасные в мире слова мне только приснились.

Загрузка...