Хозяйка Его Виноградников-2

Глава 52

Глава 52

Проворочавшись до самого рассвета, Рэй таки смог уснуть, но лишь для того, чтобы его тут же и разбудили!

Он подскочил в постели, растерянно моргая и пытаясь сообразить, который сейчас час и что вообще происходит.

Шум за дверью усиливался с каждой секундой: какие-то голоса, топот ног, грохот открывающихся и закрывающихся дверей, крики людей.

«Прям как вчера утром, – зевая подумал он и даже успел понадеяться, что это сон, но тут дверь спальни распахнулась и на пороге возникла растерянная и бледная Элла, пробормотавшая что-то бессвязное о прибывших с обыском «официалах виджелеса» и «его друге Подесте», после чего исчезла, так и не дав Рэю толком спросонья уловить смысл сказанного.

Вот же ж шкаард… – пробормотал он сквозь зевок, сдёргивая с себя одеяло и лихорадочно натягивая халат. – Просил же! – простонал он и, спотыкаясь, рванул на шум, судорожно завязывая пояс.

В холле, его уже ждали.

Встревоженный Дэвид, обеспокоенная Элла, бледная, но при этом спокойная как стена, которую она подпирала, Виктория и друг, который оказался вовсе не друг!

Гости, к счастью, вчера разъехались.

«Хоть что-то прошло по плану!» – мысленно проворчал он и возмущенно воззрился на друга, который… ну вы поняли.

Флавио Моретти стоял посреди парадного зала с видом полководца, лично руководящего, как минимум, штурмом разбойничьего притона.

– Ты что творишь, Флавио?! – возмущённо выдохнул Рэй, не веря собственным глазам. Официалы виджелеса переворачивали покои Виктории буквально вверх дном. – Мы же…

– И тебе доброе утро, Рэй, – бесстрастно отозвался тот, даже бровью не поведя. – Прошу прощения за столь ранний визит.

– Флавио! Не паясничай! – взорвался Рэй. – Какого шкаарда?! Какого…

Флавио поднял руку, останавливая поток возмущения друга:

– Прости, дорогой, но обстоятельства изменились.

– Какие ещё обстоятельства?! – перешел почти на рёв раненного животного Рэй. Его взгляд метался от одного лица к другому – к Виктории, которая выглядела так, словно происходящее её совершенно не касается, к теребящей фартук Элле, к всё более недоумевающему отцу. – Я же объяснил тебе, что это семейное дело!

– Семейное дело? – нахмурившись, переспросил последний. – Какое ещё семейное дело?! – уже не растерянно, а явно заводясь и что-то подозревая переспросил он.

– Никакое, папа, – отмахнулся Рэй и уставился на друга, который… ага, с каждой минутой становился всё больше и больше врагом.

– Нет, – отрицательно покачал головой тот (который, уже официально – враг! Хуже того, предатель! Ну а кто же ещё он после этого?). – Больше нет. С тех пор, как мы идентифицировали яд, это больше не семейное дело, поэтому будь добр, не препятствуй делу правосудия и позволь моим людям делать свою работу.

– И у тебя есть одер? – процедил сквозь зубы Рэй, сжимая кулаки.

– Ах, да, прости, забыл, – Флавио достал из внутреннего кармана плотный лист с печатью и с нарочитой вежливостью протянул. – Вот ордер. Ордер на обыск помещений, занимаемых подозреваемой.

– Подозреваемой?! – хором переспросили Дэвид и Элла. Первый – с недоумением и возмущением, вторая – со сдавленным вскриком ужаса, поскольку знала, что вчера она сама лично отдала Рэю посуду.

– Вы о чём? – с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать благим матом, выдохнул Дэвид.

– Обо мне, – подняла руку вверх Виктория. Спокойно. Даже весело. Все, включая Подесту, покосились на неё весьма и весьма обеспокоенно.

– Ты что со всем рехнулся?! – у Рэя в голове не укладывалось происходящее.

– Вот именно официал Подеста, вы что совсем рехнулись?! – поддержал его Дэвид, на сей раз уже несколько повысив голос.

Официал Подеста отрицательно покачал головой.

– Всего лишь выполняю свои обязанности.

– Я не понимаю… – Рэй энергично затряс головой, словно пытаясь стряхнуть с себя дурной сон. – Флавио? Что с тобой? Что на тебя вдруг нашло? Что изменилось со вчерашнего дня?

– А я… я ВООБЩЕ ничего не понимаю! – взорвался Дэвид, лицо его побагровело, голос сорвался на крик. – Объясните МНЕ, ШКААРД ВОЗЬМИ, КТО-НИБУДЬ, наконец, ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?!

– Я уже сказал, мы идентифицировали яд, – напомнил Подеста и «объяснил»: – И это всё изменило.

– Что?! – сорвался на ор Рэй. – Что изменило?!

Подеста скривился и поднял вверх руку, призывая к тишине.

– Я всё объясню, но позже, а сейчас дай моим людям ещё несколько минут, – раздражающе дружелюбным тоном попросил он.

У Рэя в ответ на этот дружеский тон из ушей пошел пар. По крайней мере, сам он был в этом уверен.

«Ну раз не нравится такой тон, пошлем тебе другой», – решили боги и послали…

Правда, в другом исполнении.

– Рэй, – далеким (очень-очень далеким) от дружелюбия тоном, обратился к нему приемный отец. – Ты мне ничего не хочешь объяснить?!

Рэй тяжело вздохнул и возвел очи к потолку. Потолок, как и обычно, равнодушно посмотрел на него свысока.

– Папа… – тоскливо выдохнул он и, опустив глаза к полу, тяжело вздохнул, подбирая слова, которые… не подбирались. Потому как, из песни, как говорится, слов не выкинешь.

Как вдруг откуда ни возьмись, точнее, откуда не ждали, пришла помощь. Хотя… ну как помощь…

– Рэй думает, что это я хотела тебя отравить! – звонким, беззаботно-вызывающим тоном объявила она. Таким тоном, дети обычно признаются в какой-то из своих проделок, за которые им не только не стыдно, но они ими ещё и гордятся.

Вот-вот, помощь она бывает разная! Бывает такая, что – спасибо, боже! А бывает, такая, как вот эта…

У Рэя задергались глаз и правая щека.

Дэвид часто заморгал.

Элла в ужасе округлила глаза.

А Виктории было всё равно. Она понимала, что должна быть напугана. Что должна трястись за свою жизнь. Но она устала… Она смертельно устала бояться.

Страх был для неё уже как старый, надоедливый сосед, который бесцеремонно вваливается в дом, рассаживается в кресле и никак не уходит, что бы ты ни делала. Она устала ждать, когда снова ударят, когда снова предадут, когда её снова лишат права жить и дышать свободно.

Она помнила глухую бездну одиночества и отчаяния, которые поглотили её в последний миг, когда смерть настигла её впервые.

Это была глупая смерть. Глупая смерть в результате которой она потеряла не только свою жизнь, во всех смыслах этого слова, но и себя.

От неё, той которой была она, остались лишь обрывки памяти, болезненные вспышки чувств и кричащая от боли и обиды душа…

Я не такая!

Я не делала этого!

Я не чудовище!

Но кто ей поверит? Когда все доказательства против неё? Когда её прошлое против неё?

Она не спала и эту ночь тоже. Ей нравилась её новая жизнь. Та, какой она была эти две недели. Ей нравился её новой отец. Нравились люди, которые её окружали. Элла и её дети. Даже Рэй… Да он ей нравился. Очень нравился и поэтому было так больно. Она не хотела уезжать, но уехала бы. И постаралась бы построить новую жизнь.

Но, когда несколько минут назад она увидела ордер на обыск её комнаты, в её душе вдруг словно бы сломался предохранитель – она вспыхнула ярким, жарким пламенем и, подобно брошенному в огонь клочку бумаги, скукожилась и обратилась в пепел.

Оставив после себя пустоту.

И ей вдруг стало плевать, что с ней будет дальше.

Совершенно, абсолютно плевать!

Пусть забирают, пусть обвиняют, пусть осуждают, и пусть снова смерть её будет глупой!

Будь у неё хорошие ходы, она бы ещё поборолась. Но толку бороться, если то, что докажет твою невиновность, обеспечит тебе ещё более горькую судьбу.

Уж лучше тюрьма или виселица, чем сумасшедший дом или подвалы инквизиции.

А потому… терять ей было нечего. А когда человеку нечего терять, то почему б ему не повеселиться?

– Хочешь сказать, это не ты?! – язвительно огрызнулся Рэй.

Виктория отрыла было рот, чтобы парировать: «А толку?», но её опередили.

– Я хочу сказать, что это не она! – уверенно заявил Флавио Моретти.

– Что-о? – удивленным хором, выдохнули Рэй и Виктория.

Дэвид и Элла просто удивленно нахмурились и недоуменно посмотрели на Подесту.

– Мы нашли то, что искали, – кивнув на пузырек в своих руках, – в который раз уже «очень понятно» объяснил явно наслаждающийся собой официал.

– Фла-авио-о! – прорычал Рэй. – Объясни нормально!

Тот широко улыбнулся, сжалился и наконец-таки объяснил нормально.

– Яд, который мы обнаружили в чашке и который, как я подозреваю, мы обнаружим в этом пузырьке, на котором, к слову, нет пальчиков от слова «совсем», – многозначительно проговорил он, – дорогой – это во-первых. Готовым он не продается, заказать его – подсудное дело, как для заказчика, так и для изготовителя – это во-вторых. И, наконец, в-третьих, он совершенно безвредный, если принять его вовнутрь! – усмехнулся он.

– Что-о? А… – снова в унисон выдохнули Рэй и Виктория.

Дэвид и Элла, пытаясь, хоть что-то понять просто внимательно слушали.

Что же касается пузырька, то его Джулия подкинула в комнату Виктории перед своим отъездом, пока последняя прогуливалась с Кристианом в саду.

– А зачем же тогда?.. – закончил за них Подеста, широко улыбаясь. – Вот и я так подумал! Зачем? И понял! – вскинул он вверх указательный палец. – Что использовали этот яд не так, как пытались нам продать, а по прямому его назначению, то есть, пропитали что-то, чтобы соприкасалось долгое время с телом жертвы, желательно лицом, например, подушку! – кивнул он в сторону другого своего официала, который держал в руках, найденную им в кладовке (на просушке) залитую молоком бывшую подушку Дэвида. Само собой, Дэвиду выдали другую, а эту позже забрал бы кто-то из слуг. А чего добру пропадать? Хорошая же, на вид, подушка! – Собственно, ради неё, – кивнул официал на подушку, – я и примчался, как только получил полный отчет от моих алхимиков. Понимаю, что, если бы не счастливая случайность, я бы всё равно опоздал, но яд, как я уже говорил выше, редкий, поэтому на то, чтобы установить его состав у моих ребят ушло время.

– Но… – начал было Рэй.

– Это ещё не доказывает, что отравительницей была не она, – кивнув на Викторию, закончил за него Подеста. – Это нет, а вот это, – кивнул он пузырек без пальчиков от слова «совсем», – и чашка, и то, что никто из моих осведомителей не опознал её, – он снова кивнул на Викторию, – как клиентку «серых» алхимиков, тех, я имею в виду, которые подторговывают продажей запрещенных законом ингредиентов для зелий – да! Зато, раз уж об этом зашел разговор опознал другую довольно близкую к тебе женщину, у которой, в отличие от твоей сводной сестры, был мотив желать смерти твоему отцу. Не говоря уже о том, что ей было в высшей степени выгодно, чтобы подозрение пало на соперницу. Одним выстрелом, как говорится, двух зайцев!

Ещё вопросы есть?

– Есть, – чисто из чувства противоречия, кивнул Рэй. – Ты сказал, что примчался сразу, как только алхимики предоставили тебе полный отчет, когда же ты…

Явно находящийся в преотличнейшем настроении Подеста ответил раньше, чем дослушал вопрос.

– Сразу же как только ты от меня ушел. Потому как, дорогой мой, даже самый обычный крысиный яд на дороге не валяется, его нужно у кого-то купить! – покровительственно пояснил он.

– Понятно, – мрачно констатировал Рэй и перевел взгляд на Викторию: – Прости. Я…

Она подняла вверх раскрытую ладонь и отрицательно покачала головой, мол, не надо. Молчи.

– Спасибо вам, – сглотнув комок в горле, прошептала она.

– Я всего лишь сделал свою работу, – пожал плечами Подеста.

– Как ты мог? – посмотрев на сводного сына, укоризненно покачал головой Дэвид. – Как ты мог обвинить Тори?

– Отец я… – Рэй не знал, что сказать в своё оправдание. Вернее, знать-то знал, но объяснить на чем были основаны его подозрения он не мог. Не мог, поскольку знал, это убьёт его любимого отца. Потому лучше так. Пусть он лучше считает его своим разочарованием, чем будет жить с мыслью, что его любимая дочь пыталась его отравить.

Дэвид тем временем обнял дочь.

– Пойдем Тори… завтракать.

Она кивнула.

– Пойдем.

– Ой, так у меня ж ничего не готово! – всплеснула руками Элла.

– Мы подождем, – успокоил её Дэвид.

– И поможем, чем сможем, – предложила Виктория.

– Ну тогда хорошо, – улыбнулась Элла. – Тогда ладно. Тогда можно идти и прямо сейчас, – дала она своё «наивысочайшее» позволение и почти бегом направилась на кухню.

Дэвид направился следом, не выпуская Викторию из объятий. Он держал её за плечи столь крепко, словно боялся, если отпустит – она исчезнет.

Или это сама Виктория боялась, что если он её отпустит – она исчезнет. Она не знала.

В её голове стоял гул – не было ни связных мыслей, ни осознанных ощущений, просто гул, как в церкви после колокольного звона.

Ситуация круто изменилась и это означало, что ей можно остаться. И это было как сон…