Глава 30
В бальном зале замка меж тем проходило таинство слепой дегустации…
Слуги ловко расставляли перед уважаемыми гостями ряды пронумерованных бокалов, каждый наполненный вином глубокого рубинового оттенка. Хрусталь мерцал в свете люстр, а воздух был наполнен ароматами спелых ягод, тёплой земли, дуба и пряностей.
Слепая дегустация – это вызов даже для опытных сомелье, для обычных же любителей вина – это и вовсе сродни путешествию в лабиринт ощущений без привычных ориентиров и путеводных знаков в виде этикеток и громких имен. Дегустируя вслепую, они могли полагаться только на собственный вкус, опыт и интуицию.
Гости брали бокалы, изучали цвет вина, поднимали к свету, медленно покачивали, наблюдая, как вязкие капли стекают по стенкам стекла. Затем осторожно вдыхали, позволяя запаху проникнуть в самую суть их ощущений.
После чего делали первый глоток и, закрыв глаза, прокатывали вино по языку, давая ему возможность раскрыться, а себе время прочувствовать его текстуру, насыщенность, баланс и глубину.
Кому-то этот глоток рассказывал о согретых солнцем виноградниках, тяжелые гроздья которых наполняли соком теплые летние ветры и дожди. Кому-то – о терпких дубовых бочках, в которых годами зрело вино, впитывая в себя ароматы дерева, земли и времени. Кому-то просто о том, что он пьёт нечто, что отличается от скисшего компота лишь содержанием в нем алкоголя, посему пойло это было бы неплохо закусить чем-нибудь посущественнее, чем сырные пластинки, крошечные канапе и прошутто[1], которые, по их мнению, сложили скорей украшением тарелок, чем реально утоляли голод.
Одни наслаждались утончённым танцем танинов, в котором хрупкая свежесть раннего утра переплетались с терпкостью и сладостью спелых ягод. Другие смаковали и анализировали талант винодела, вложившего в этот глоток свою душу, историю выдержки, сложную структуру пряностей, фруктовых и дымных нот, скрытых в долгом, медовом послевкусии.
Кому-то этот глоток навевал ностальгию по тёплым вечерам у камина, потрескивании огня, древесных углях и ласковом пламени свечей, а кому-то о последней его дегустации, на которой он на спор попытался доказать, что может отличить хоть двадцать пять вин вслепую одно от другого, но в какой-то момент перестал отличать выдержку вина от собственной выдержки и жену от прекрасной юной незнакомки, под личиной которой, что б её судьбу злодейку, скрывалась его собственная теща! Ни разу не юная, ни разу не прекрасная, и у уж точно, к сожалению, не НЕЗНАКОМКА!
Кто-то дегустировал вина молча, задумчиво смотря в никуда, кто-то, делая записи в маленьких кожаных блокнотах, кто-то переговаривался и делился впечатлениями. Кто-то хмыкал и одобрительно цокал языком, кто-то просил налить ему еще вина…
Не пили только Виктория, Рэй и Дэвид, ну и прислуга, разумеется. Виктория нарочито небрежно вращала в пальцах пустой бокал, напряженно наблюдая за тем, как гости следовали за официантами в «свою» часть зала. Дэвид, изображая равнодушие, которого он не чувствовал, нарочито вальяжно-расслабленно откинулся на спинку кресла. Рэй, скользя взглядом по залу, методично уминал канапе за канапе, привычно мысленно проклиная того, кто придумал эти микроскопические кулинарные шедевры размером с пуговицу, которые, конечно, выглядели изысканно и на вкус были очень даже ничего, но утолить ими голод было примерно настолько же реально, как напиться росой.
По-разному вели себя и гости. Одни, не раздумывая, уверенно шли за официантами. Другие колебались, то делая несколько шагов в одном направлении, то в другом, явно терзаясь сомнениями, какой же из купажей им больше по душе. Третьи просто требовали организовать для них группу тех, кому одинаково понравились купажи под определенными номерами. Четвертые, наоборот, отказывались примыкать к какой-либо группе, ссылаясь на то, что они не смогли сделать выбор.
Наблюдая за тем, как гости распределяются по группам, Виктория настолько затаила дыхание, что, казалось, даже не дышала. Пальцы её по-прежнему лениво играли с пустым бокалом, но взгляд цепко скользил по залу, выхватывая каждое движение, каждый жест, каждое выражение лица.
Как только последние гости определились – или, так и не смогли этого сделать, – хозяин дома неспешно поднялся со своего места и направился к группам гостей. Его шаги были неторопливыми, но от этого внимание к нему только возрастало. Возрастало и оживление: перешептывания становилось всё громче, наполняя зал атмосферой азартного любопытства.
«Единомышленники» с воодушевлением обсуждали свои ощущения, обменивались впечатлениями, кто-то смеялся, выслушивая чужие догадки и продвигая в массы свои, пытаясь доказать, что именно его мнение насчет сортов винограда и его процентного соотношения в купаже наиболее близко к истине. Наиболее азартные пошли ещё дальше, они начали заключать пари и делать ставки на то, чей вкус окажется самым тонким!
Посему, лишнее и упоминать, что при этом почти каждый в зале то и дело бросал взгляд на хозяина дома, нетерпеливо ожидая, когда же он наконец раскроет карты.
Дэвид, однако, не спешил. Он намеренно растягивал предвкушение, позволяя гостям вдоволь насладиться собственными догадками и как можно выше поднять ставки.
Наконец, когда, по его мнению, ажиотаж достиг пика, он неспешно поднялся с кресла и, сделав шаг вперёд, нарочито громко откашлялся, привлекая к себе внимание.
– Сеньоры и сеньориты, благодарю вас за то, что пошли навстречу причуде старика и согласились участвовать в моём дегустационном эксперименте.
В зале раздался дружный смех – кто-то одобрительно кивнул, кто-то поднял бокал, соглашаясь, что эксперимент и впрямь выдался занятным. Однако любопытство взяло верх, и спустя мгновение гости снова затихли, вперив в хозяина дома выжидающие взгляды.
– Хорошо, хорошо, – усмехнулся Дэвид. – Не буду вас больше томить. Выкладываю карты на стол. Под номером «5» мы вам предложили, как подозреваю, большинство из вас догадались… – он взмахнул рукой, и барабанщик выдал эффектную барабанную дробь, – наш легендарный «Туманный расцвет Кьянти». Под номером «4» мы подали вам… – он снова взмахнул рукой, и барабанщик снова выдал эффектную барабанную дробь, – купаж, созданный моим сыном Рэем…
Рэй закинул в рот очередное канапе и картинно поклонился сначала залу, принимая заслуженные аплодисменты, а затем…
– Приношу свои извинения господа, – повинился он, посмотрев на группу знатоков вина, так и не сумевших определить, какой из купажей им больше понравился, под номером «5» или «4», – и низко склоняю голову перед вашим тонким вкусом, – и таки склонил. И таки низко.
В зале со всех сторон раздались смешки и одобрительные возгласы. Что же касается тех, перед, чьим вкусом склонили голову, то из них кто с достоинством кивнул, принимая комплимент, кто-то хмыкнул, а кто-то прям и не знал, радоваться ли ему такому признанию или всё же почувствовать себя слегка задетым, а то и оскорбленным.
Хозяин вечера же тем временем, продолжал:
– Под номером «3» была… – проговорил он, выжидающе посмотрев на группу ценителей вина, избравших своим фаворитом бокал под номером «3».
– «Лунная Элегия»? – уточнили у него из толпы сразу несколько голосов.
– Именно она! – с широкой улыбкой сообщил он. – Вот прям сразу видно истинных знатоков! Под номером «2» мы подсунули вам вино, получившее золотую медаль Королевского винного конкурса … – под смешки зала, «оценившие» слово «подсунули» начал было он, но его перебили.
– Под номером «2» – «Рубиновый Штиль»! – воскликнула Энца Д’Альбассио, уверенно поднимая бокал вверх. – Я своё любимое вино ни с каким другим не перепутаю! Поэтому даже и не думай, сказать мне, что я ошиблась! – добавила она, шутливо-воинственно подбоченившись.
В ответ на этот «ультиматум» гости заулыбались, а кто-то и весела рассмеялся.
Рассмеялся и Дэвид.
– Энца, за кого ты меня принимаешь, конечно же, это «Рубиновый Штиль»! Эй, вы, – обратился он к официантам запишите, что отныне и вовеки веков номер «2» – это «Рубиновый Штиль»!
Зал грохнул со смеху.
Энца погрозила старом другу кулаком.
Дэвид широко улыбнулся, поклонился и «признался»:
– Само собой, это была шутка. Сеньора Д’Альбассио абсолютно права – под номером «2» именно «Рубиновый Штиль».
Гости дружно зааплодировали, а Энца, гордо вскинув подбородок, с довольной улыбкой вновь высоко подняла свой бокал, салютуя и вино, и свой безупречный вкус.
– Ну что ж, – Дэвид неспешно провёл взглядом по залу, – у нас остался неназванным купаж под номером «1» и он же, – он с улыбкой посмотрел на Викторию и она тоже ответила ему улыбкой, – по просто-таки удивительному стечению обстоятельств стал фаворитом большинства из нас! И моим, кстати, тоже, – приложив ребро ладони к губам типа по большому секрету заговорщицким тоном сообщил он под смех зала.
– И моим! – закинув очередную канапе в рот, поддакнул Рэй.
– Не примазывайся к большинству! – хохотнули из толпы. – Сначала докажи свой выбор, как это сделали мы!
Дожевывающий канапе Рэй картинно отряхнул руки и выступил вперед.
– Да хоть сейчас! – широко улыбнувшись, предложил он и, театрально взмахнув руками, объявил: – Делайте ставки, сеньоры и сеньориты!
Зал загудел. Кто-то засмеялся. Кто-то просто одобрительно закивал. Кто-то зааплодировал. А кто-то даже и присвистнул. Но новое развлечение на корню обломал хозяин замка.
Отрицательно покачав головой, он объявил:
– Ставки потом! Сначала вино!
Барабанщик, поймав момент, дабы добавить торжественности моменту, по собственной инициативе с воодушевлением выдал очередную дробь, на этот раз особенно эффектную, заставившую гостей замереть в предвкушении.
– Под номером «1»… – во вновь установившейся тишине торжественно проговорил Дэвид, – мы предложили вам купаж, созданный моей дочерью Викторией!
Все взгляды в зале тут же устремились на вышеупомянутою дочь – кто-то с искренним восхищением, кто-то с удивлением, кто-то с лёгким недоверием, а кто-то и с полным. Кто-то приподнял брови, кто-то округлил глаза, кто-то переглянулся с соседом, сверяя ожидания, кто-то зааплодировал, а кто-то снова тихо присвистнул.
– Вот это сюрприз, так сюрприз! – высказала всеобщее мнение Энца Д’Альбассио.
– Это точно! Сюрприз, так сюрприз, – вторил ей Кристиан Эдгарсон. Он по-прежнему стоял никем незамеченный на галерее. – А ты, оказывается, полна сюрпризов, Тори.
А вот Джулия удивлена не была. Эта новая Виктория её уже ничем удивить не могла. Она была зла. Нет, не так, она испытала острое желание придушить соперницу сию же секунду.
Попавшая под перекрестный огонь сотен взглядов, большинство из которых были, мягко говоря, удивленными, Виктория чувствовала себя скорее смущенной, чем торжествующей.
Почувствовав замешательство зала, Дэвид усмехнулся.
– Что такое, сеньоры? Вы уже не уверены в своём вкусе? Вино, созданное моей дочерью, резко стало хуже только от того, что она не опытный винодел? Или, быть может, вас смущает, что вы отдали предпочтение купажу, который не числится в громких винных гидах и не получил ещё признание известнейших винных критиков и маститых сомелье? Но разве не вы эти самые известнейшие винные критики и маститых сомелье? Вы выбрали это вино, не зная его происхождения, не зная, кто его создал, и сделали это, полагаясь на свою интуицию, талант и опыт. Так неужели вы теперь измените своё мнение только потому, что это вино создал не один из нас? Или всё же вино остаётся вином, а истина – в вашем бокале, а не в предвзятых ожиданиях?
В ответ на эти его слова зал, в буквальном смысле слова, взорвался эмоциями.
Зал загудел, словно растревоженный пчелиный улей. Одни начали горячо спорить, пересматривая свои суждения, другие засмеялись, осознав, насколько нелепыми были их сомнения. Третьи переглядывались с явным смущением, а кто-то, наоборот, поднял бокал выше, словно подтверждая свой выбор с ещё большей уверенностью. Четвертые просто восхищённо качали головой, осознавая, что попали в умело расставленную ловушку старого пройдохи.
– Ну что ж, сеньоры и сеньориты, – наконец, громко произнёс один из самых маститых экспертов, подняв бокал. – Не знаю, как вы, а я готов признать, что вот это только что был для меня весьма поучительный момент.
– Это точно! – неожиданно для всех и Дэвида в первую очередь подхватила Энца Д’Альбассио. – Доверяй своему вкусу, а не громким именам!
– Браво! – раздался чей-то голос.
– Браво! Виктория! Великолепно! – подхватили его другие голоса.
И зал заполнился аплодисментами.
[1] Прошутто – итальянская сыровяленая ветчина, обычно тонко нарезанная и подающаяся как закуска.