Хозяйка Его Виноградников-2

Глава 46

Глава 46

А что же бедняжка Фике? Как она провела ночь? Спросите вы.

Фике (тяжелый, очень тяжелый, точнее, очень-очень тяжелый вздох) изголодалась.

До звона в маленьком животике, до сонных видений о курином филе и рисовой кашке, заботливо подогретой до температуры «как ты любишь, моя малышка».

Обиженно, одиноко и – без ужина.

Поначалу доверчивая и наивная она все ждала…

Вот сейчас! Прямо сейчас откроется дверь и хозяйка вернётся, горько-горько покается… Само собой, каяться она будет самыми разными вкусностями – от нежнейших телячьих сердечек, слегка поджаренных на сливочном масле, до миниатюрных сырных шариков с каплей тыквенного пюре.

А ещё – нарезкой из индейки, которую Фике предпочитала чуть тёплой, паштетом из куриной печени с капелькой мёда, сухариками из белого багета, вымоченными в бульоне, и, разумеется, печеньками с уткой – теми самыми, ручной работы, в форме косточек.

Ну и как апогей раскаяния – ложечкой козьего творожка с клюквой.

Но время шло, а хозяйки все не было и не было…

Сначала Фике страдала в позе «брошенной любимой» – свернувшись в клубочек, с мордочкой, уткнутой в хвост, и ушами, прижатыми так крепко, что выглядела она не болонкой, а закатанным в мех комком безысходности, покинутости, тоски и горькой обиды.

Хвостик дрожал. Ушки грустно поникли. Каждую минуту (пока были силы) она испускала скорбный вздох – дабы жестокая и бессердечная хозяйка, у которой совсем совести нет, сразу же прониклась масштабом совершенного ею злодеяния!

Затем она какое-то время лежала в позе «погасшей звезды» – изображая которую она легла на спину и широко раскинула лапки в сторону. Грудка её мелко вздымалась, ротик она время от времени приоткрывала изображая последний вздох, глазки её были закрыты…

Всё, нет больше Фике. Бедная несчастная животинка протянула ноги, то есть, лапки от… голода.

Затем она разозлилась. И решила, что… покусает это двуногое воплощение хрестоматийного живодерства! Ибо только так она заставит эту садистку, эту изуверку, эту душегубку прочувствовать насколько бедная и несчастная Фике изголодалась!

И посему…

Несмотря на уходившую вглубь веков безупречную высочайшую и найаристократийнейшую родословную, согласно которой ей полагалось спать только на пуховых, вышитых серебром да золотом шелковых подушках, она забралась под кровать и, затаившись, продолжила страдать уже в позе «хищник в засаде».

И так голодная и заснула…

Так что да, и болонке Фике тоже в эту ночь спалось не очень.

Как спалось бы любому другому, кто привык бы спать в мягкой, теплой постельке, а не на жестком, холодном полу.

А несчастная животинка была ещё и голодной, и потому – да, были ещё и сны… Что б их, злыдней! Не иначе как изуверка-хозяйка наслала!

Ибо снилось Фике как она бежит по бескрайнему зеленому лугу, а навстречу ей летят… котлетки и колбаски. А сзади – индейка и курочка догоняют. Вот прямо сами бегут, с дымком, разогретые ровно до нужной температуры, и догоняют. И голос хозяйки за кадром: «Фике, малышка, прости меня! Я была неправа!»

И наивная и доверчивая Фике СНОВА поверила и раскрыла пасть, что принять угощение…

А угощения-то и нету!

Проснулась бедная. В темноте. Под кроватью. Голодная.

Ну вот и какой тут сон?

И все же как-то снова заснула. Да так крепко, что чуть не пропустила… ЕДУ!

Нет, еда не сама пришла. Всё же это был уже не сон, а явь.

Еду, точнее пирожки с вишней, которые «так нравились» Джулии, принесла Марч.

Их только что испекли, и Марч, решив сделать возможно будущей хозяйке приятное, а заодно и более детально обсудить предложение о работе (о котором она узнала от Эллы) аккуратно выложила четыре сочащихся соком вишни и источающих аромат ванили и корицы пирожка на фарфоровую тарелку с золотым кантом, понесла их в комнату Джулии.

Но вот беда, комната оказалась пуста. Ну почти…

Уж Фике с этим утверждением точно бы поспорила. Хотя нет, спорить не стала бы, просто не выпустила бы из комнаты вместе с пирожками, но…

К тому моменту, как её разбудил головокружительный запах сдобы, Марч, которая принесла пирожки не по доброте душевной, а, как повод, была уже за порогом и как раз закрывала дверь…

Разлучая умирающую от голода Фике и ЕДУ!!!

КАРАУЛ!!! ДА ЧТО ЖЕ ЭТО ДЕЛАЕТСЯ?! ВОКРУГ ОДНИ ЖИВОДЕРЫ!!!

Посему другого выхода, кроме как, стрелой вылететь из-под кровати, дабы, рискуя жизнью, успеть проскочить в закрывающуюся за ЕДОЙ дверь, у Фике не было.

Фике и сама не знала, что умеет бегать с такой скоростью!

Вот что голод со степенными и вальяжными высокородными болонками делает!

В общем, успела!

И не только на эти пирожки, но еще и на другие пирожки, к которым прилагались кувшин с молоком и две пышные яичницы с ломтиками бекона, ветчины, томатами и грибами.

Фике замерла на месте.

Да что ж ей разорваться, что ли?!

Замешательство, впрочем, продлилось всего миг.

Потому как разрываться было совершенно незачем.

Зачем ей просто пирожки, если есть пирожки, к которым прилагается ещё куча всякой вкуснющей всячины? Правильно, незачем!

Будь она не такой голодной, она, возможно бы, и задумалась о том, что вкуснющую всячину эту наверняка кто-то дожидается, но она была ТАКОЙ голодной, что думать просто-напросто не могла. По крайней мере, о ком-то другом.

А вот о том, что нужно проскользнуть в комнату так, чтобы её не заметили, и спрятаться под кроватью – она подумала. И не просто подумала, но и сделала.

Озабоченная тем, чтобы не уронить тяжелый поднос, Челесте её не заметила.

Более того, в отличие от нехорошей женщины, которая увидев пустую комнату, ушла вместе с вкусняшками, эта оказалась хорошей женщиной и, увидев пустую комнату, сама ушла, а вкусняшки оставила.

Ещё б и поднос пониже, например, на полу поставила – вообще б цены ей не было!

Эх, мечты… мечты… – тяжко вздохнула Фике, взирая снизу вверх на стоявший на тумбочке поднос, который источал столь умопомрачительные ароматы, что…

Мозг отключился. Остался только нос.

Дрожащий от нетерпения, преданный делу выживания нос, который уверенно вёл её к источнику кружащих голову запахов жареного бекона и ветчины, расплавленного сыра и карамелизованных томатов.

А посему…

Ну и что, что тумбочка была высокой как башня, как крепость, охраняющая свои сокровища!

Ну и что, что комната была чужая, и кровать, и постель, и подушки, соответственно, тоже! Как, впрочем, и тумбочка, и поднос, и ЕДА!

Ну и что, что её в любой момент могли застать, во всех смыслах слова, на горячем!

Воспитание, репутация, даже родословная – ничто, голод – всё!

И Фике запрыгнула на кровать, а затем и на подушку…

Да-да, на ту самую, которую её хозяйка сбрызнула ядом. Но, не переживайте, Джулия сбрызнула широкие части подушки, а Фике, ведомая зовом желудка и запахом гастрономического блаженства, взобралась по её ребру.

И, не теряя времени даром, торопливо и жадно вгрызлась в ветчину, затем, разбрызгивая вишнёвый сок, в пирожок, потом ухватила кусок бекона, затем грибочек, а вслед за ним кусочек яичницы.

А что это там такое – сыр? О да!

И томаты – карамелизованные, горячие… да, да и ещё раз: да!

Аппетит, как известно, приходит во время еды, а у неё он был, ни больше, ни меньше – волчьим.

Запахи кружили голову, хвост, нос и лапки дрожали от восторга, и Фике, потеряв всякое чувство меры, ела, ела и ела, и наесться не могла!

Напиться, кстати, тоже.

И потому взгляд её снова и снова возвращался к кувшину, коварно прячущему от неё в своих глубинах молоко.

Фике была умной болонкой и потому понимала: операция – рисковая!

Но все же, в конце концов, решилась и наклонила кувшин, а он… сволочь такая злокозненная, возьми да и оправдай худшие из её опасений! Взял и перевернулся! Да ещё и с та-аким размахом! Вот же ж позер!

Фике поначалу даже расстроилась, столько добра и мимо пуза! Ну вот на кой шкаард, спрашивается, подушке молоко?! Вот именно, ни на какой! Подушки вообще молока не пьют!

Да, досадно, но ладно…

Зато теперь до молока было куда удобнее добраться! И она тут же сунула нос в образовавшуюся молочную лужицу, блаженно зачавкала, зачмокала… Мммм, бекон в молоке… Мммм, грибочки в молоке… Мммм, ветчина в молоке… Мммм, таки есть счастье в этом мире!

И она снова ела и ела, ела и ела, ела и ела, пока вдруг не поняла, что она, кажется, переела.

Ещё бы завтрак-то ведь предназначался здоровому мужчине под девяносто килограммов веса, а не трехкилограммовой болонке!

Фике попыталась съесть ещё кусочек бекона и поняла, что нет, не кажется: бекон стал поперек горла, животик стал тугим, как надутый мячик, лапки подкашивались и разъезжались.

Фике с трудом сделала один шажок – точнее, ползок, ибо оторвать пузико от поверхности тумбочки ей так и не удалось, и… обессиленно рухнула.

Последнее, на что хватило её сил – это развалиться мячиком, то есть, пузиком вверх среди остатков пропитанных молоком бекона, ветчины, сыра, яичницы, грибов и пирожков и пресыщенно тяжело вздохнуть.

Глазки закрылись сами собой, и вскоре она уже сладко спала, то причмокивая во сне, то подергивая лапками, ушками и хвостом.