Глава 43
Дэвид, справедливости ради, нужно отметить, и в самом деле отправился посмотреть на чем таком могла поскользнуться Виктория. Вот только в большом доме, как и в большой семье…
Кто не успел, тот остался с носом. Или в нашем случае без жемчуга.
И нет, подобрала его не Джулия, а присланная Эллой служанка.
В самом деле, чего добру пропадать! Тем более, если это добро не просто плохо лежит, а ещё и всеми забыто и потеряно.
Челестине даже на секунду в голову не пришло оставить красивые бусинки лежать, как есть. Она ж не дура! Бусинки ж красивые! И, если повезет, еще и дорогие! Потому она сначала добросовестно собрала и распихала по карманам все бусинки, затем столь же добросовестно занялась протиранием перил.
За этим, последним, занятием и застал её хозяин замка.
– Челе, – обратился он к ней.
Девушка вздрогнула и быстро обернулась, едва не уронив тряпку.
– Да, падроне! Я уже почти закончила! Один момент и буду к вашим услугам! – бодро отрапортовала она, улыбаясь с такой готовностью, будто её единственная цель в жизни была служить, служить и еще раз служить.
– Нет-нет, не спеши, – выставил перед собой руки Дэвид. – Я просто хотел спросить, ты ничего не видела на полу?
Челестина округлила глаза.
– Ничего чего? – уточнила она.
– Чего-нибудь… – Дэвид задумался и «объяснил»: – Сам не знаю… просто чего-нибудь…
Чего-нибудь, о чем даже сам падроне не знает, Челестина не видела и потому честно отрицательно замотала головой и сказала.
– Нет, ничего такого не видела.
Дэвид закивал. Так он и думал. Ох уж эта молодежь. Они ж не ходят, а носятся, сломя голову.
Для очистки совести он все же прошелся вверх-вниз по лестнице, но ничего не нашел.
Ещё бы! Челестина всё делает добросовестно! И полы моет, перила протирает и бусины собирает!
Когда у неё за спиной наконец-то стихли шаги, подтверждая удаление начальства, Челестина выдохнула, затем прижала ладонь сначала к одному карману, в котором уютно побрякивало «ничего такого», потом к другому и – счастливо улыбнулась.
«Значит всё-таки не просто бусинки, а дорогие бусинки!»
А вот Дэвид счастлив не был.
Да, с Викторией всё было в порядке. И на данный момент жизни ее ничто не угрожало.
Обошлось.
Но след тонкой бурой полосы на резьбе перил, которую не успела еще до конца стереть Челестина, заставил сжаться сердце, напомнив, что все могло и не обойтись.
Он мог снова потерять Викторию. И в этот раз навсегда.
Тяжело вздохнув, он прикрыл глаза, провёл ладонью по лицу… Заметив, как она дрожит, он тишком-нишком, чтобы его никто, не дай боги не заметил, прокрался в потайной уголок за беседкой – который служил ему его личным убежищем, о котором не знала даже Элла. Там, прикрытая одним из кирпичей, его ждала «контрабандная» пачка с «неприкосновенным» запасом запретного удовольствия.
Он достал одну – с щелчком, который показался ему пугающе громким в тишине сада (а вдруг, кто услышит?) – и прикурил…
«Как же хорошо…» – подумал он, блаженно прикрыв глаза.
Дым лениво струился вверх, смешиваясь с ароматами виноградных листьев и вечерней прохлады. Где-то неподалёку стрекотала одинокая цикада…
Он вновь затянулся, глубоко, наслаждаясь тягучим удовольствием, растекающейся от легких к плечам медленной волной расслабления…
– Прячешься?
Он вздрогнул так, что едва не выронил сигарету, захрипел, закашлялся, хватая воздух.
– Энца! – облегчённо выдохнул он. – Как ты меня нашла?!
– За тобой двинула. – Она вытянула шею, покосилась по сторонам и заговорщицки прошептала: – У тебя еще есть?.. Угостишь даму?
Уверенный что ослышался, Дэвид растерянно захлопал глазами.
– Что?
Энца тихо рассмеялась, прикрыв рот рукой.
– Даму, говорю, угостишь сигареткой? – и лукаво блеснув глазами, уточнила: – Так есть или нет, ещё?
– Есть, – кивнул он. – Просто не знал, что ты тоже…
– Человек? Или что у меня тоже есть слабости? – В её голосе ему послышалась горечь.
Она прислонилась к стене беседки и обвела глазами виноградник.
В поле горели фонари, освещая лозы.
Из замка доносились смех и музыка.
– Отличная презентация, – добавила она, пока он соображал, что ей ответить.
Выпустив изо рта дым, он кивнул.
– Спасибо.
– Как и всегда, лучше всех, – с легкой улыбкой проговорила она, продолжая скользить глазами по рядам лоз. – Но в этом году вы превзошли даже себя.
– Это всё Виктория. Это были её идеи, – широко улыбнулся Дэвид, протягивая ей сигарету и затем бережно поднося огонь.
Энца чуть наклонилась вперёд, прикрыла пламя ладонью. Затянулась. Медленно, не скрывая получаемого от данного процесса удовольствия, выдохнула дым и только затем заметила:
– Талантливый купажист и прекрасный организатор, вся в отца, – усмехнулась она.
Дэвид наигранно округлил глаза, театрально подался вперёд, как актёр на сцене, и с выражением глубочайшего потрясения уставился на собеседницу.
– Ну всё! Услышать от ВЕЛИКОЙ Энцы та-акое! Всё – жизнь прожита не зря! – нарочито торжественно провозгласил он.
– Ха – ха! – парировала «великая Энца» и вновь затянулась сигаретой.
Они замолчали.
Сумерки тенями растекались по саду. Легкий ветерок колыхал листву. Тлели огоньки их сигарет. Вечер пах виноградом и летом.
– Я думала, ты бросил, – заметила Энца, склонив голову и глядя на своего партнера по «преступлению» из-под полуприкрытых век.
– Так и есть, – кивнул «подельник», делая очередную затяжку. – Бросил. А это… как бы сказать… целительская необходимость.
– Целительская необходимость, – фыркнула Энца, усмехнувшись и подняв бровь. – Вот как это, оказывается, называется! Я, конечно, могу ошибаться, но я уверена, что твой целитель с этим бы не согласился.
– Что он понимает, этот целитель, – хмыкнул Дэвид и покосился на неё с лукавым прищуром. – А ты? Тоже бросила?
– Я вообще не курю, – с невозмутимым видом и самым серьёзным, даже строгим тоном уведомили его. – Официально.
Забыв, что он вообще-то прячется, Дэвид громко расхохотался. И повторил за Энцой.
– Ха! Так вот как это, оказывается, называется!
– Ага, – широко улыбнулась она, продемонстрировав очаровательные ямочки на щеках. В глазах её прыгали бесенята. – Так что ты теперь свидетель. А свидетели, как известно…
Дэвид провёл пальцами у губ, запирая невидимую молнию.
– Я нем как могила.
Энца рассмеялась – звонко, заливисто, искренне. Так, как смеются дети. Так, как она уже не смеялась… очень давно, в общем.
– Тогда живи. Пока.
Дэвид тоже рассмеялся и неожиданно для себя признался.
– Если бы мне подобное приснилось, я бы решил, что это очень странный сон!
Улыбка тут же сошла с её лица. Лицо стало отстранённым, взгляд – колючим.
– Почему? Потому что я эгоистичная, самовлюбленная, сушенная вобла?!
Дэвид ошарашенно заморгал, не понимая, что он такого сказал – почему его слова вызвали у только что смеющейся вместе с ним женщины такую реакцию?
– Что?.. – растерянно переспросил он. – Нет! Нет, конечно! – запротестовал он. Искренне. Горячо. Даже яростно.
Он по-прежнему не понимал, чем он обидел эту непостижимую аристократку, которая всегда нравилась ему, восхищала, заставляла его чувствовать себя живым, но которая… читайте выше. – Потому что ты ошеломляюще красивая! Элегантная! Умная! Неприступная! Потому что в одном твоём взгляде больше власти, чем у целой армии мужчин! – ведомый наитием, на одном дыхании выпалил он.
Ошеломляюще красивая, элегантная, умная и неприступная затушила сигарету о кирпичную стену – резким, нервным движением. Смахнула пепел. Вздохнула. Перевела на него взгляд своих огромных, ясных глаз и уточнила:
– То есть я пугаю… тебя?
Последнее слово она произнесла так тихо, что Дэвид не был уверен, правильно ли он его расслышал. Но и оставить без ответа конкретно эту фразу, этот её вывод, он не мог.
– Есть немного, – честно признался он. И вдруг… Он и сам не понял, что вдруг изменилось… Что вдруг на него нашло… Как так вышло, что…
Безупречно аристократичная, влиятельная и «просто» божественная Энца всегда ему нравилась.
Но он не видел в ней женщину.
Точнее, видел, конечно… но для него она была чем-то вроде природного явления. Или стихии.
Чем-то, чем восхищаются, да.
Перед чем чувствуют трепет, но чем любуются исключительно издалека…
Как например, когда смотрят на грозу, раскалывающую небо молнией.
Замирают перед приближающейся бурей.
Или провожают взглядом катящуюся с вершины лавину.
Сердце сжимается от восторга. Дыхание перехватывает. Взгляд оторвать невозможно.
Но рискнуть приблизиться?..
Упасите боги!
Все вышеперечисленное было столь очевидно для Дэвида, что он даже не сознательно, а бессознательно держал её все эти годы в зоне – вне желаний, надежд и мечтаний.
До сегодняшнего вечера.
До этого странного, случайного разговора, когда она вдруг оказалась так близко, как никогда прежде – и вдруг выяснилось, что она не богиня, а… Точнее, не только богиня, но еще и женщина…
Способная обидеться, растеряться, смутиться.
Женщина уязвимая и ранимая.
Женщина из плоти и крови.
Женщина, от одного взгляда на которую его сердце чаще билось… И бьётся прямо сейчас. Сию минуту.
«Неужели… она не равнодушна ко мне?..» – подумал он вдруг. И тут же усомнился. Но то, что нашло, уже нашло…
И даже, если она рассмеётся ему в глаза.
Пусть.
Сейчас или никогда, решил и постановил он и…
Собравшись с духом, как перед прыжком в пропасть, выдохнул:
– Но гораздо больше меня влечёт к тебе, Энца. Всегда влекло.
В её глазах что-то вспыхнуло.
Удовольствие? Испуг? Шок?
Дэвид затаил дыхание, напряжённо следя за выражением её лица. Что она скажет? Что ответит? И ответит ли вообще?
– Это… это очень лестно слышать, – прошептала она наконец. Голос был чуть хрипловат, как будто у неё пересохло в горле.
Дэвид отрицательно покачал головой, медленно, с убеждённостью и возразил. А что ещё ему оставалось делать? Он уже шагнул с обрыва. И теперь оставалось только… либо упасть. Либо… обрести крылья.
– Это не лесть. Это… – он откашлялся. – Это правда. Как она есть. Ну или, – он нервно хохотнул. – Или диагноз. Безнадежный.
Энца не рассмеялась вместе с ним. Не отвернулась. Не ушла.
Просто смотрела на него – долго, пристально вглядываясь в каждую черточку его лица, и молчала.
И он тоже молчал. И тоже смотрел, пристально вглядываясь в каждую черточку совершенного женского лица, пытаясь понять, о чем она думает, как восприняла его, мягко говоря, неожиданное признание.
Возникшее между ними молчание было одновременно и вязким и текучим, как тёплый мёд, и искрящим от напряжения.
Наконец женщина медленно, словно пробираясь сквозь заросли сомнений – шагнула к нему ближе. Точнее, не шагнула, а… Это был не шаг. И даже не полшага или четверть. Это было едва уловимое движение, которое мужчина не увидел, а скорее почувствовал. Почувствовал всем своим телом и неосознанно протянул вперед руку…
– Дэв… – Энца тоже неосознанно протянула к нему руку и вздрогнула, когда их пальцы встретились, – … ид.
Мужчина отрицательно покачал головой.
– Я не требую ответа… – тихо, практически одними губами прошептал он. – Я понимаю, что это неожиданно… Я, честно говоря, и сам не ожидал, – усмехнулся он. – Просто так получи…
Теплые женские губы закрыли его рот поцелуем, остановив поток оправданий.
Стало ли это неожиданностью для Дэвида. О да. Ещё какой!
Что, впрочем, не заставило его растеряться и на секунду и, даже более того, перехватить инициативу.
Он тут же притянул её к себе ближе, одной рукой обняв за талию, пятерней другой – обхватив её затылок.
Его губы были куда более решительными, убедительными и красноречивыми, чем его слова.
Вот что значит, человек дела!
Не менее, решительными, убедительными и красноречивыми были и его руки, их требовательные объятия, в прямом смысле слова, впечатали Энцу в горячее мужское тело, возбуждение которого… ага, да, вы правильно догадались, оказалось столь же решительным, убедительным и красноречивым.
Её изголодавшееся по мужской ласке тело вспыхнуло, как сухая трава от искры – мгновенно, яростно, без остатка, камня на камне не оставив от её хваленных логики, самообладания и непробиваемой ледяной брони.
Дэвид застонал – низко, хрипло. Он забыл, когда в последний раз испытывал такое же желание. Это было слишком давно…
И этот звук, этот откровенный, животный отклик подхлестнул её собственное желание.
Руки Энцы скользнули под лацканы его пиджака, сжались в кулаки на ткани его рубашки, поскольку только так она могла удержаться на внезапно ослабших ногах.
Поцелуй стал глубже, жаднее, ненасытнее…
Их била дрожь и опаляло волнами жара.
– Что? – задыхаясь, спросила Энца, оторвавшись от его губ лишь на секунду – чтобы вдохнуть. – Что мы делаем?
– Решим потом, – прокладывая поцелуями дорожку от шеи к груди, хрипло выдохнул он. – Сейчас я слишком занят, чтобы думать.
Энца тоже была слишком занята и потому была не против, но…
Помните, как в том анекдоте?
– Можно ли заниматься любовью на улице?
– Можно, если вас не напрягает, что прохожие будут вам советами мешать.
Нет-нет, все оказалось не так запущено.
Просто…
Тёплый летний вечер.
Презентация, вино на которой, в буквальном смысле слова, лилось рекой, гостей на которой – как виноградин в урожайный год, а по-настоящему укромных уголков – на весь сад штук пять.
И темнота… которая, как мы выше установили, не только друг молодёжи, но и людей почтенного возраста с затаёнными желаниями.
– Вот шкаард[1]! Тут уже занято! – под аккомпанемент треска веток и шороха листьев, вдруг раздалось за их спинами.
Энца и Дэвид замерли.
– Поверить не могу! Нас чуть не застукали! – хохотнула Энца, спрятав голову у него на груди, как только непрошенные гости ушли несолоно хлебавши.
– Вообще-то нас застукали! – поправил её Дэвид. – Но, к счастью, не опознали. Вот я старый дурак! Прости! – искренне покаялся он.
– Не прибедняйся! Не такой уж и старый, как выяснилось, – целуя его в шею, провокационно-игриво прошептала Энца и продолжила «пенять»: – И даже не надейся, что на этом всё! Раззадорил женщину, будь добр, удовлетвори!
– Я… я как бы… не против, но… – тщательно подбирая слова, но не находя правильных, проговорил он. – Может лучше ко мне?
– Вот так сразу, по секрету всему свету! – хохотнула Энца. – Нет, дорогой, вот так сразу – я не согласна. И поэтому мы идем… ко мне! Зря я, что ли, каждый год, приезжая на твои презентации, требую поселить меня в летний домик, а не в замке?!
У Дэвида отпала челюсть.
– Ты хочешь сказать, что?.. – оторопело проговорил он, все эти годы уверенный, что уставшая от городской суеты владелица крупнейшей на континенте сети пятизвёздочных отелей просто ищет покоя, уединения и тишины.
– Надо же! До него дошло! – сладеньким голоском пропела Энца. – Всего-то и надо было – сто один раз прозрачно намекнуть! – тон, которым она произнесла фразу «сто один раз прозрачно намекнуть», явно говорил – это было даже не ирония или насмешка, а откровенный намек на то, что он, возможно, и не старый, но – все же дурак.
[1] Шкаард – мелкий, злобный дух хаоса, питающийся чужими неудачами.