Хозяйка Его Виноградников-2

Глава 40

Глава 40

Снаружи вечер уже начал наползать на винодельню мягкими тенями. Местами с холмов тянуло свежестью, а по гравийным дорожкам неспешно ходили охранники с фонарями. Презентационный замок сиял впереди, как витрина ювелирной лавки: свет в залах, музыка, приглушённые голоса, звон бокалов и доносившиеся из-под арки разноголосые хохоты гостей.

Виктория шла быстрым шагом. Под каблуками негромко шуршала галька. В образ достойного лица торговой марки «Сангедор-Луссильон» она начала мысленно перевоплощаться уже поднимаясь по ступеням подвала. По пути она поправила причёску, оглядела своё отражение в затемнённом стекле боковой оранжереи и чуть приподняла подбородок. В отражении ей понравилось почти всё – кроме, разве что, лёгкой тени усталости в уголках глаз. Она сделала полшага назад, расправила плечи, склонила голову чуть вбок, широко улыбнулась, оценила результат еще раз, на сей раз осталась довольна, решительно развернулась и…

По стечению законов подлости и инерции встретилась с содержимым бокала, коим оказалось красное вино. О доставке которого, движимый самыми благими намерениями, любезно позаботился с нетерпением дожидавшийся её возвращения Кристиан.

– Ох… – синхронно выдохнули оба, ошарашенно замерев.

Столкновение было почти хореографическим: её плечо – в его грудь, его бокал – в лиф её платья.

Охлажденное красное вино щедро разлилось по груди и животу, оставив на ткани грязное, влажное пятно, утончённый аромат фруктов, цветов и неловкости.

Лицо еще секунду назад ослепительно улыбающегося Кристиана вытянулось. Он рефлекторно сделал шаг назад:

– Простите! Я думал вы захотите освежить горло после прогулки по жаре…

Виктория медленно опустила взгляд на платье, затем на его руку с опустевшим бокалом, потом снова на платье. Несколько капель продолжали лениво стекать по складкам ткани, будто дразня её.

– Освежить? – вскинув бровь, переспросила она. – Спасибо. Освежили! И еще как!

Она не повысила голоса, не вспыхнула – наоборот, говорила почти буднично, от чего Кристиан чувствовал себя еще более неловко и сконфуженно.

– Я… не хотел… – снова начал он оправдываться.

– Еще бы вы хотели! – фыркнула Виктория. Она понимала, что это случайность, но от этого неприятное ощущение мокрой ткани, липнущей к её груди и животу, не становилась менее раздражающе некомфортным. – А теперь, простите и вы меня, но я покину вас… Мне надо в мою комнату снять это свежее платье и заменить его на… менее свежее!

– Я… вас проведу… – тут же с готовностью предложил Кристиан.

– Куда? В мою комнату? – усмехнулась девушка, насмешливо изогнув бровь. – О-о! Гости будут в восторге! И прислуга… Не говоря уж о моем отце.

– Ох! Нет, конечно! – заверил Кристиан, чувствуя себя еще большим болваном и мысленно ругая себя на чем свет стоит: «Хорош дамский угодник! Еще пару таких учтивых фраз и вместо того, чтобы обольстить, ты добьешься того, что тебя начнут избегать, а то и вовсе выставят за дверь!» – Простите, сказал не подумав. Просто хотел, как лучше. Я дождусь вас в зале.

– Только на сей раз пожалуйста без бокала вина, – попросила Виктория, после чего развернулась и, не заходя в презентационный зал, направилась к лестнице.

Само собой, шла она быстро и тоненькие каблучки её туфелек громче всяких слов, предупреждая: хозяйка не в настроении: «Не подходи, убьёт».

Вот только они имели это в виду несерьезно, просто потому что так говорят, а…

Услышав стук каблучков, Джулия присела и выглянула из-за лестничного пролета, благо последний был из цельного мрамора и посему служил надежным укрытием.

– Виктория! – сквозь зубы прошипела Джулия, мгновенно отпрянув и полностью спрятавшись за мраморную колону. Из всех возможных случайных встреч – эта была худшей. Виктория не была дурой: если она её здесь сейчас увидит, то потом обязательно вспомнит.

Вдох – выдох.

Спокойно. Не паниковать. Еще не все потеряно. Виктория её еще не увидела.

И не увидит. Решила она, снимая с запястья жемчужный браслет.

Разорвала нить, позволив бусинам скатиться на ладонь.

А затем, чуть наклонившись, метнула их вниз – с точностью и расчётом, каким позавидовал бы любой, кто хоть раз запускал «блинчики»[1] на гладком озере.

Весело щёлкая, бусины посыпались по ступеням и несколько из них прямиком под ноги Виктории…

Которая не поняв, что происходит, задержалась на полушаге, чтобы осмотреться и…

Это стало её роковой ошибкой, поскольку мгновение спустя она опустила ногу уже на бусинку, поскользнулась… – и, потеряв равновесие, с коротким, сдавленным вскриком попыталась ухватиться за перила.

Вот только до перил было далеко.

Каблуки зацепились за ворс ковра.

Вскрик.

Шаг вбок. И снова неудачно, она наступила на подол собственного же платья.

Виктория беспомощно замахала руками, пытаясь хоть на что-то опереться. Но воздух, как известно, плохая, точнее, никакая опора.

Её тело повело в сторону, затем назад, и в следующий миг она полетела вниз – юбка платья затрепетала, как парус в бурю, волосы вихрем метнулись вперёд, и звук её падения эхом отразился в гулком пространстве лестницы…

Падая, она ударилась головой о мраморные перила (ага вот теперь, когда лучше б их не было, они оказались тут, как тут!).

Последним, что увидела Виктория, была яркая вспышка белого света.

Джулия осторожно выглянула из-за пролета и посмотрела вниз: Виктория лежала, не шевелясь.

«Надеюсь, ты сломала шею, сука!» – злорадно и с более чем искренней надеждой подумала она и, как была на четвереньках отползла от колонны.

Оказавшись за надежным прикрытием стены, она выпрямилась, расправила платье и, не оборачиваясь, направилась к боковой лестнице, которая, как она знала, пользовалась исключительно прислуга.

Не идеальный вариант, конечно: спускаясь по этой лестнице, она наверняка натолкнется на кого-то из этой самой прислуги. Но другого выбора не было. Хотя…

Почему не идеальный?

Она же всегда может сказать, что разыскивает Марч. Горничную, которая в прошлый её проезд проявила к ней такой участие и такую заботу, что Джулия с её благородной и великодушной душой, разумеется, не могла этого не оценить! И посему теперь она решила разыскать девушку, чтобы лично предложить ей место своей личной горничной.

А потому успокаиваемся и идем.

Быстро, но не бегом. Все же, чем меньше глаз её увидит, прежде чем она спуститься вниз и смешается с остальными гостями, тем лучше.

Шаг – вдох, шаг – выдох.

Пульс бился глухими, почти болезненными ударами где-то в горле, однако лицо её оставалось безупречно спокойным, а дыхание ровным.

Никто её не видел. Никто ничего не узнает. Никто ничего не докажет.

Спустившись по ступенькам боковой лестницы, Джулия замедлила шаг и перевела дыхание.

Никого!

Удача-таки на её стороне!

И, как это обычно бывает, сглазила. Именно в этот момент из-за угла появилась… Элла. И не какая-нибудь! А худшая из всех возможных Элл! Элла – экономка!

И первой её реакцией, разумеется, было удивление:

– Синьора Кастелло-Бьянки? – Слова «какого варгуна[2] вы тут забыли?» произнесены не были, но явно подразумевались тоном.

Но Джулия была бы не Джулией, если бы позволила этому явно враждебному тону сбить её с роли.

Она легко улыбнулась, как будто действительно обрадовалась встрече, и сделала два уверенных шага навстречу экономке, ловко перехватывая инициативу.

– Элла, душенька, вот вас я как раз и ищу! – Голос её был обволакивающим, как мёд. – Как ваш младшенький? Этот вор… о боги, как же страшно! У меня сердце до сих пор не на месте!

Она трагически всплеснула руками, но в глазах при этом не отразилась и капли искреннего сочувствия.

– Но я слышала, что всё обошлось?

– Обошлось, – коротко и сухо ответила Элла.

– Слава святым Эржине и Августину! Не допустили беды! Да и как они могли! Вы ведь и сама – воплощение милосердия и благородства. Такие, как вы – редкость. И большое счастье для этого дома. Неудивительно, что святые присматривают за вашей семьей и берегут и вас, и их! Вы, не поверите, но вы вдохновляете и меня тоже! Ваша душевная щедрость, ваша искренняя забота вдохновили и меня тоже! Я вспомнила о милой девочке, которая прислуживала мне горничной. Она мне чем-то напоминает вас. Вот я и подумала…

* * *

Виктория тем временем лежала на холодном мраморе, уносимая в неизвестном направлении водоворотом яркого белого света.

Сознание не погасло – оно словно бы отсоединилось от неё. Не исчезло, не растворилось, а вышло за пределы, как человек, покинувший комнату, но оставивший в ней свою шаль.

Её тело лежало внизу лестницы, в разметанных складках платья, с рассыпанными жемчужинами вокруг – а вот она сама…

Слегка сырой воздух пах смолой и дымом костра. Туман. Поздний вечер. Почти ночь. Хвоинки в волосах. Она стоит у самой кромки поляны.

Её сердце колотится, как бешеное, дыхание срывается, слёзы застилают обзор. Вдалеке, за кустами, трещит костёр, щелкает фотоаппарат, звучит смех коллег и лёгкий звон бокалов.

Корпоративный ретрит. Очередная «тимбилдинговая» идея босса.

Среди деревьев, в отдалении, стоят двое. Ну как стоят… Как могут стоять мужчина и женщина, слившиеся в тесных объятиях и чьи губы заняты страстными поцелуями. Его руки сжимают её практически не прикрытые джинсовыми шортами ягодицы. Её под его рубашкой.

Она – одна из её близких подруг и жена того самого босса с «гениальными» идеями.

Он – муж. Её, Виктории, то есть, муж.

В этом видении, или воспоминании, Виктория точно это знала.

Чёртов мочевой пузырь! Вечно он выбирал самый неподходящий момент, чтобы напомнить о своих неотложных потребностях.

Во время письменного экзамена – когда ответить надо еще на два вопроса, а до конца осталось пять минут.

На собеседовании – когда как раз подошла очередь войти в «святые-святых».

На венчании лучшей подруги – когда та только-только появилась в дверях церкви.

И вот сегодня – вечер, лес, костёр, пятнадцать палаток и найти поблизости от основной тусовки достаточно уединенное место, чтоб какой-то из прилично «принявших на душу» шутников не заснял тебя в самый пикантный момент, практически невозможно.

А посему, вооружившись включенным в режиме фонарика смартфоном, Виктория, поминая не самым добрым словом куда-то невовремя запропастившегося мужа, решительно свернула с тропинки и углубилась в лес.

Осветив парочку лучом света, она охнула, отшатнулась назад и наступила на сухую ветку.

Свет и резкий треск заставил любовников оторваться друг от друга и резко обернуться.

– Вика? – мгновенно опознал свою благоверную неверный муж.

Виктория замерла – на одно бесконечно долгое, растянувшееся в вечность, мгновение.

Свет от её телефона всё ещё выхватывал из темноты растерянные, перекошенные лица.

Как же больно! Как же… мерзко. Как же… тошно.

Тошно. В прямом смысле слова.

В животе словно узел завязался. К горлу подступило что-то тяжёлое, вязкое, будто глоток испорченного вина. Грудь сдавило, дыхание стало резким и поверхностным.

– Вика?! Твоя жена?! – переспросила супруга босса. – О боже, она нас видела! И, если она расскажет обо всём моему мужу… Догони её немедленно! Заставь её молчать!

– Дорогая, я сейчас все объясню! Ты все неправильно поняла! – донесся до Виктории сквозь набат бешено бьющегося сердца голос мужа. – Подожди, я сейчас!

Фраза была такой избито-нелепой, что не будь Виктории так плохо, она бы расхохоталась. Сейчас же она лишь саркастически усмехнулась.

Подожди?!

Он это серьезно?!

Он серьезно собирается ей объяснить, что то, что она видела, было не тем, что она видела?!

Ну уж нет! Она не станет его слушать! Не станет слушать чушь!

Она развернулась и рванула вперёд, не разбирая дороги: прочь! Прочь от этих двоих. Прочь от предателя с его объяснениями. Прочь.

Слезы застилали глаза. Ветки били по лицу, цеплялись за волосы и одежду. Кроссовки скользили по прошлогодней листве, она спотыкалась, но бежала.

– Вика, подожди! Не глупи! Я все объясню! – неслось ей в след.

Не глупи?!

Она бы хмыкнула, если бы не задыхалась.

И снова «классика»!

Свалить всё на неё – мол, как и обычно, вообразила невесть что, всё неправильно поняла и все сама себе напридумывала.

А пошел ты!

Ещё какое-то время Виктория просто бежала – куда угодно, лишь бы подальше от нелепых объяснений и лживых оправданий. Ей было всё равно, куда ведёт эта тёмная, сырая и колючая чаща – лишь бы подальше от него. От его голоса. От его уже раздраженного: «Стой, дура!»

Бежала, пока хватало дыхания, пока ноги не начали подкашиваться, пока воздух не стал резать горло, пока вдруг не дошло, что она и в самом деле дура! Так ведь и заблудиться не долго! И кому она хуже сделает?

Слегка притормозила, тяжело дыша, осмотрелась, пытаясь понять, как далеко она убежала от лагеря.

Оказалось недалеко. По крайней мере, так она подумала. Буквально в десяти метрах от неё сквозь листву пробивался свет.

При всех муженёк не решится выяснять отношения. А на ночь она напросится к Ленке и Ирке в палатку, где заодно и выплачется вволю, и с девчонками посоветуется, как быть дальше.

Топот ног за спиной становился всё ближе. Не желая, чтобы муж её всё-таки догнал, она рванула из последних сил.

Но через десять метров вместо поляны с палатками под ногами вдруг оказался асфальт.

Пронзительный скрежет тормозов.

Обернувшись на звук, она застыла на месте, ошеломлённая, беспомощно вскинув руку – словно это могло её защитить.

Слепящий, ярко-белый свет фар ударил в глаза и…

Мысль: «Глупо. Господи, как же глупо…»

Что именно было глупо – она так и не додумала.

[1] «Блинчики» – плоские камешки, которые кидают по поверхности воды так, чтобы они отскочили от неё несколько раз, создавая прыжки. По-научному это называется многократный рикошет.

[2] Варгун – обитатель иных миров, ночное создание с горящими глазами, приносящее несчастья и раздор.