Хозяйка Его Виноградников-2

Глава 49

Глава 49

Виктория даже рада была, что ей прописан постельный режим и покой. Не потому, разумеется, что ей нравилась головная боль и время от времени подкатывающая к горлу тошнота, а потому что ей нужно было подумать и прийти хоть к какому-то решению.

Что, при том внутреннем раздрае, в котором она пребывала, и без вышеупомянутых проблем физиологического характера было не самой легкой задачей, а с ними, так и вовсе становилось невыполнимой задачей…

Мысли хаотично метались и никак не желали выстраиваться в логичную цепочку. Стоило ей ухватиться за одну, как другая тут же ускользала, третья норовила утащить в сторону, а четвёртая вообще оборачивалась болью в виске. Ни одна из них не желала складываться в логичную цепочку – всё путалось, дробилось, мешалось с ощущениями и обрывками снов, оставляя после себя лишь усталость, тревогу и тягучее, липкое раздражение.

Ясно ей было пока лишь одно: она не та Виктория, за которую всё это время себя выдавала!

Она другая. Точнее, из другого мира.

Как так вышло, что она оказалась в чужом теле, в чужой реальности – она не знала. Как не знала и того: что ей теперь делать?

Признаться, честно рассказать, кто она такая и откуда взялась? Сомнительно, что кто-то поверит подобной истории. Её просто-напросто упрячут в сумасшедший дом!

Или же и того хуже!

Всё, что она знала о мире, в котором очутилась, укладывалось в жалкие две недели её пребывания здесь. И она помнила, что сказала ей целительница, когда она устроила истерику из-за свой внешности. Она сказала, что «по-другому просто не может быть. По-другому просто не бывает». Она тогда ещё уточнила: «Точно не бывает?» И ей уверенно, без тени сомнения в голосе, ответили: «Нет, не бывает».

Вот только, если инквизиторы подобные случаи скрывают, то Теми могла просто не знать! И это значит…

Это значит, что ей могут поверить и упрятать её не в психушку, а в подвалы инквизиции! Или какого-то другого местного органа, типа этого.

Виктория поёжилась и натянула одеяло до самых глаз, представив себе ритуалы экзорцизма, которые будут над ней проводить, пытаясь изгнать из её, то есть, не её тела, её, то есть, дьявола…

Свечи, расставленные кругом. Чёрные капюшоны. Звон цепей и хриплое пение на непонятном, но жутко зловещем языке. Дым, от которого слезятся глаза. Кто-то льёт ей на лоб масло, кто-то брызжет в лицо водой, кто-то читает молитвы, чередуя их с угрозами, а потом…

Или нет… Или ещё хуже…

Тёмное каменное подземелье, стены в потёках копоти, пылающие факелы выхватывают из мрака фигуры в чёрных рясах. Звон цепей и хриплое пение на непонятном, но жутко зловещем языке (ничего хуже этого она не придумала, поэтому оставила). А вот дальше, дальше её воспитанная на фильмах двадцать первого века фантазия уже разгулялась – её распятую на каменной плите, совершенно НАГУЮ – обливают по очереди то ледяной водой, то кипящим маслом, затем осыпают солью…

Виски её сжимают железные тиски! Её пытают раскаленными щипцами! И под ногти ей загоняют такие же раскаленные иглы…

И никому её не жалко, потому что она демон!

Нет, лучше не думать. Затрясла она головой.

Лучше подумать о том, как не выдать себя!

«Да, – решила она. – Лучше молчать. Мало ли что мне там во сне привиделось. Мало ли что мне кажется! А может я и в самом деле сумасшедшая! Очень даже может быть, – подумала она. – Просто я не буйно помешанная, а тихо помешанная. И потому никакого вреда от того, что я никому в этом не признаюсь, не будет! – сделала она, как ей казалось, более чем резонный вывод».

Но на душе всё равно было тяжело и тревожно.

«Отныне каждый её шаг должен быть взвешенным и осторожным, каждое слово продуманным, – мысленно наставляла она себя. – Больше никаких оговорок! Никаких круглых глаз!»

С этими мыслями она, наконец, смогла поесть и уснула, точнее, задремала.

Сон был беспокойным и тревожным.

Она то впадала в забытьё, то выныривала обратно. Её не отпускало чувство, что за ней кто-то наблюдает, что вот-вот произойдёт что-то плохое – и мозг услужливо подкидывал ей смутные пугающие образы: тени, голоса, зловещие песнопения, лестницы, с которых она снова и снова падала.

Вот почему, вынырнув в очередной раз из сна с бешено колотящимся сердцем и увидев перед собой неподвижное, словно высеченное из камня, мрачное лицо Рэя, она подумала, что видит очередной кошмарный сон.

Сводный брат сидел в кресле у её постели и смотрел на неё взглядом, с каким смотрят на того, кого уже осудили и приговорили.

«Он знает! – мелькнуло в её воспаленном мозгу. – Он всё знает!»

Её глаза округлились от ужаса. Зрачки расширились. Лицо побледнело. Рот приоткрылся. Словно бы защищаясь от удара, рука приподнялась сама собой. И сама же собой в сторону повернулась голова.

Рэй тяжело вздохнул. Если у него и были сомнения. Только что они развеялись. Невинный человек так не реагирует. Она знает, что он знает.

– Как ты могла? – спросил он и губы его скривились от презрения.

– Что? Что могла? – вспомнив о принятом ею решении, не стала она сразу же признавать свою вину.

– Ты знаешь, что!

– Не понимаю, о чем ты! – густо покраснев, потому как лгунья из неё была так себе, точнее, вообще никакая, изобразила недоумение она.

Рэй с трудом сдержался, чтобы не ударить её. Дрянь! Какая же она дрянь!

– Он отдал тебе всё! Что тебе ещё надо было? – спросил он, искренне не понимая, зачем ей понадобилось травить отца.

– Кто? Что отдал? – столь же искренне не поняла, о чем он Виктория.

– Всё! Виноградники! Замок! Всё своё имущество!!! – прорычал Рэй.

– И что? – совсем перестала что-либо понимать Виктория.

– И что?! И что-ооо?! – Рэя чуть удар не хватил, настолько его поразил её вопрос. – ЭТО Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ!!! И ЧТО?! ЧТО ТЕБЕ ЕЩЕ ОТ НЕГО НАДО?! ЧТО ТЫ ЕЩЁ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ОН ТЕБЕ ОТДАЛ?!! ЧЕМ ОН ТЕБЕ МЕШАЛ?!!

– Отец? – часто заморгав, переспросила Виктория, которая чем дальше, тем меньше понимала. Что не помешало ей обеспокоиться. – Что с ним?! С ним всё хорошо?! Что? Что случилось?! Ты можешь, наконец, нормально объяснить?! – почти закричала она.

– Ты… – Рэй покачал головой. – Ты… – у него не было слов. Он тяжело вздохнул. – Какая же ты дрянь! Но ради отца… Я хочу, чтобы он жил, понимаешь?! – повысив голос, требовательно вопросил он.

Виктория ровным счетом НИ ЧЕРТА не понимала, но кивнула.

– Понимаю.

– А, если я скажу ему, что ты… – он судорожно втянул воздух и выдохнул, – его дочь, которую он боготворит… – он снова судорожно втянул воздух и выдохнул, – пыталась его отравить, это его убьёт! Поверить не могу, опять! НА ЧТО ТЫ РАССЧИТЫВАЛА?!! – Рэй не хотел, чтобы об этом их разговоре кто-то узла, поэтому слова он выделял ни повышенным тоном, а оттенками интонаций.

– Что-что?! – переспросила Виктория, начиная кое-что понимать. И в первую очередь то, что всё, происходящее в данный момент – не кошмарный сон, а кошмарная реальность. – Что ты сказал? Я пыталась, что сделать?!

– Ты прекрасно знаешь, что ТЫ ПЫТАЛАСЬ СДЕЛАТЬ?! – выплюнул Рэй.

– Угу, – понимающе кивнула она, вспомнив шум, который слышала с утра.

«Надо было всё же не прикидываться спящей, а уточнить, что это было», – мысленно посетовала она. Но она была так потрясена и ей о стольком нужно было подумать.

– Вот значит, что ты думаешь… – горько усмехнувшись, задумчиво добавила она.

Рэй чуть не задохнулся от возмущения.

– Думаю?! Думаю?! Я не думаю, я знаю!

Виктория видела, в каком он состоянии и понимала, что она может хоть голос сорвать, доказывая свою невиновность, хоть наизнанку вывернуться, он всё равно ей не поверит. Будь она настоящей Викторией, она могла бы доказать свою невиновность с помощью менталистов, но…

– Что ты хочешь? Чтобы я исчезла? Как в прошлый раз? – спокойно спросила она.

Рэй тяжело вздохнул.

– Нет, не как в прошлый раз. Я не хочу, чтобы Дэвид снова себя винил. Он не переживет второго раза. Я сделаю всё, чтобы на тебя не упало даже тени подозрения. Обеспечу тебе алиби, запутаю следы, всё в общем сделаю. В обмен же я просто хочу, чтобы ты была за сотни миль от Дэвида. Скажи ему, что ты влюблена в этого, как его, – он скривился, словно от зубной боли, – Кристиана. Придумай что-нибудь, что объяснит, почему ты не можешь остаться жить в поместье. Что ты любишь город. Что Кристиан любит город. Не знаю, что… Главное, чтобы это звучало убедительно!

Виктория криво усмехнулась. Голова раскалывалась. Она потерла виски. Она пыталась думать, но мысли разбегались. Ей было горько, больно и обидно. Она понимала, что Рэй не о ней плохо думает, а о той другой Виктории. Но все равно было обидно. И ещё ей было страшно. Страшно от одной только мысли, какими глазами на неё будут смотреть Дэвид, Элла, Михеле и все остальные, если Рэй вместе со своим дружком Подестой и их убедит в том, что она – отравительница. И убийца.

– Влюблена в Кристиана? Почему именно в Кристиана? – чисто из духа противоречия поинтересовалась она.

– Потому что он единственный здесь, кто тебя достоин! – презрительно ответили ей.

– Понятно, – кивнула она. – Меня ты убедил. Но надо ещё и Кристиана убедить…

– О поверь, с этим проблем не будет! Он будет только счастлив! – заверили её.

Виктория поморщилась и потерла виски.

– Не смеши меня. Он лишь изображает влюбленного, а на самом деле ему нужно моё наследство, которого, как я понимаю, у меня уже нет, – усмехнулась она.

Рэй понял намек и, бросив на неё исполненный отвращения взгляд, покачал головой.

– Не суди по себе. Мне не нужно твоё наследство. Оно твоё. Я выплачу тебе всё до последнего медня. Не сразу. Не за один год. И даже не за одно десятилетие. Но ты в накладе не останешься. И твой Кристиан тоже. Всё, что от тебя требуется – это зарубить себе на носу: если с Дэвидом хоть что-то случится, тебе – не жить! Ты поняла меня, тварь?!

Виктория кивнула.

Ей не нужны были деньги. Они были не её. Но кто ей поверит?! Уж точно не Рэй.

Она возьмет первую часть «откупа». Она уедет с Кристианом. По крайней мере, сделает вид. Сыграет роль. Она не знала ещё, что скажет Кристиану, как объяснит ему своё решение покинуть отчий дом. Но она что-нибудь придумает. В конце концов от этого зависит её жизнь. Поэтому да, она что-нибудь придумает.

Её тошнило от страха и обиды, в груди пекло, будто на ней лежал раскалённый камень и не давал дышать. В ушах звенело, перед глазами всё плыло, как в тумане. Она ощущала себя так, словно была покрытой слоем грязи…

– Я уеду, – спокойно проговорила она. Сама поражаясь тому, как спокойно и ровно звучит её голос. Более того, она не сразу поняла, что это она говори. – Я скажу, что люблю город. Что мне здесь тесно, душно и скучно. Что я люблю светские вечера, рестораны, театры… Что Кристиан – единственный, кто меня понимает… с кем мне хорошо…

Горло перехватил спазм. Голос её дрогнул, и она замолчала, не в силах продолжать.

Она прикрыла глаза, пытаясь унять головокружение.

– Я рад, что мы друг друга поняли, – вонзились в её мозг ледяными иглами процеженные сквозь зубы слова.

Вслед за чем громко хлопнула дверь.

– Я тоже, – прошептала она, чувствуя как по её щекам текут слезы. Какое-то время она так и лежала… совершенно неподвижная, беззвучно рыдая.

Затем она медленно села, смахнула слёзы и, наконец, встала… шатаясь, как пьяная. Кое-как добралась до ванны. Открыла кран и брызнула холодной водой себе в лицо. Посмотрела на себя в зеркало. Из отражения на неё смотрела чужая, измученная женщина, с загнанными, испуганными глазами.

– Нет, так дело не пойдет, – прошептала она. – С таким лицом я свою историю не продам. Надо взять себя в руки и… найти Кристиана. Нет, – поправила она сама себя. – Надо взять себя в руки, придумать историю, которую я скормлю Кристиану, а затем только его найти.