Жизнь во имя любви

Глава 10

Замешкавшись, я не поняла, как очутилась за спиной Таира, уткнувшаяся носом в сукно мундира. Муж сориентировался мгновенно, прикрыв меня собой. Я попыталась было высунуться из-под его локтя, чтобы понять, что же происходит, но он не дал мне такой возможности.

– Вы подданная гиримского ханства? – спросил Таир, отвлекая девушку от непоправимого действия.

– Что? Нет… – последовал нерешительный ответ.

– Тогда ваш поступок непонятен. Я не мог причинить зла ни лично вам и никому из ваших родных, – голос Таира спокоен, демонстрируя уверенность наместника. – За что же меня убивать?

– Феликс… Феликс Борисович сказывал, что все высокие чиновники тираны и сатрапы! – запальчиво выкрикнула девчонка.

– Это ваш духовный наставник? – осторожно продолжил допрос Таир.

– Кто? Феликс? Нет. Он… Не ваше дело, кто он такой! – взвизгнула девица и, готовая выстрелить, подняла, опустившиеся под тяжестью пистолета руки на уровень груди.

Но было уже поздно. Я опомнилась, сплела и накинула на несостоявшуюся убийцу обездвиживающее заклинание. Тут и охрана, выделенная дворцовой службой безопасности, подоспела. Устраивая лошадок, они задержались и, поняв, что едва не прозевали нападение, сильно нервничали. Один из вояк, едва ли не в два раза больше задержанной, замахнулся, целясь девушке в лицо кулаком:

– Ах ты, курва!

Но так и застыл в агрессивной позе, растерянно хлопая глазами.

– Ты чего это, любезный, кулаками размахался на обездвиженную девчонку? Где вы все были, когда она в нас из револьвера целилась? Пиво, небось, пили? А теперь рвение решил проявить. Так это моя добыча и не смей её трогать! – вышла я из-за спины мужа. Таир, понимая, что мне необходимо выпустить пар, не вмешивался.

Я же, обойдя охранника, подошла к несостоявшейся убийце.

– Что же ты наделала, дурёха! Хотела перед парнем себя показать, а не подумала, чем всё закончится. Представь, что покушение удалось и тебя бы за это повесили. Думаешь, всё так романтично? Поверь, твой возлюбленный не станет рыдать у твоих ног, потому как после повешения твои ноги будут мокрыми и вонючими от выделений внутренних. – Если поневоле слушавшая меня девица до этих слов очами на меня сверкала, то, поняв о чём речь веду, глаза от ужаса округлила. – Вижу, что представила. Теперь же и вовсе ждёт тебя каторга. Кандалы тяжёлые на ногах и мозоли кровавые на руках. Ради чего? Могла бы выйти замуж за нормального парня… Ты из каких будешь? На дворянку не похожа. Купеческая дочка, небось? Папенька, должно быть, души в тебе не чаял, иначе не было бы у тебя возможности слушать речи крамольные и по кустам с пистолями лазать.

Слёзы покатились из глаз моей пленницы, но мне не было её жалко. Из-за дури экзальтированной барышни мы едва не погибли. Не желаю я ей смерти, да и каторга, пожалуй, тоже слишком жестоким наказанием будет, а вот выпороть, чтобы сидеть долго не могла, в самый раз.

Так и сказала офицеру, командовавшему нашей охраной, на что тот только подкрученным усом дёрнул:

– Не мне такое решать, Ваше Сиятельство. На то суд есть. – Потом помялся и попросил: – Могли бы вы Семёна нашего расколдовать? За самоуправство я его примерно накажу. Обещаю.

– Отпущу, конечно. И его, и девчонку. Только придержите их, чтобы не упали. После магических пут тело затекает быстро.

Мы смотрели вслед повозке, увозившей арестованную и не до конца отошедшего от заклинания охранника. Меня потряхивало – отходила от пережитого страха, – хотелось забиться под руку мужа с закрытыми глазами, но, соблюдая приличия, только плечом прижалась к его руке.

– Что делать будем, муж мой? – спросила я.

– По-хорошему, так домой бы нам, но…

– Не отпустят, – вздохнула я. – Сейчас начнётся кутерьма. Родной, у меня просьба есть: когда нас призовут во дворец, озвучь, что сделать следует. Не хочется мне всё время на святую Роксану ссылаться, нехорошо это.

– И что мне сказать? – с усмешкой спросил Таир.

– Взяв за основу нынешний случай, императору следует издать указ о запрещении всех нигилистских, социал-демократических и прочих организаций, ведущих пропагандистскую работу против неравенства. Желательно объявить об ужесточении наказания за распространение подрывной литературы и ведение политических кружков. И никаких ссылок за государственный счёт или показательных казней — только каторга в дальних краях, откуда только са… Хм… На собаках выехать можно.

Каждое слово я проговаривала чётко, даже не думая смягчать формулировку. Муж смотрел на меня всё с той же лёгкой усмешкой.

– Почему мне кажется, что эта твёрдость не напускная? – вдруг спросил он меня.

– Потому, что там – в прошлой жизни – я была именно такой. А попав сюда, решила измениться. Благо что попала в тело ребёнка. Знаешь, мне нетрудно было уступать, идти на компромиссы и не бросаться грудью на амбразуры… – увидев непонимание в глазах Таира, я поправилась: – закрывать телом бойницу, из которой ведут стрельбу.

– Что же случилось сегодня?

– Сегодня… Я так испугалась за тебя, даже не сразу смогла заклинание сотворить. Одновременно гордилась твоей смелостью и боялась, что эта дурёха выстрелит. А потом разозлилась. На её извращённое понимание любви, на возомнивших о себе молодых балбесов, думающих, что весь мир вращается вокруг них, на Андрюшу… Ох! – привычно обозвав Великого Князя, я едва язык себе не прикусила оттого, что нас могли услышать. – Разозлилась я на то, что из-за упущений одних страдают ни в чём не повинные люди. Ты мог пострадать, понимаешь?!

Таир взял мою руку и поднёс к своим губам. Единственное проявление чувств, позволенное на людях. Жар поцелуя я почувствовала даже сквозь плотное кружево перчатки.

– Понимаю, любовь моя. Очень даже хорошо понимаю. Потому, что испугался – и не боюсь в этом признаться – за тебя. И, кажется, впервые пожалел о том, что не владею даром. Будь у меня хотя бы крупица огня, я спалил бы дуру-девку к бешеному шайтану.

На пылкие слова я ответила рукопожатием.

– Хорошо, что не случилось такого. Не в нашем праве судить чужих подданных, со своими бы разобраться.

Ответом стал ещё один поцелуй.

– И последнее… – наместник сделал паузу, вдохнул поглубже и решительно заявил: – Ваше Императорское Величество, от имени своего сына Кирима прошу руки вашей дочери Великой Княжны Ольги Дмитриевны. И ставлю вас в известность, что через год после свадьбы я передам Кириму управление ханством и наместничество. Думаю, года новобрачным хватит на то, чтобы полностью освоиться с новыми обязанностями.

В кабинете повисла тишина. Такого заявления не ожидал никто.

Даже я.

Видя моё смятение, Таир обратился к Дмитрию Васильевичу:

– Государь, позвольте конфиденциально сказать супруге несколько слов?

Похоже, императору и самому не терпелось что-то обсудить с братом, потому он щелчком пальцев установил между нами непроницаемый полог тишины.

– Роксана, кажется, тебе сюрприз не понравился? – спросил муж, и в голосе его слышалась лёгкая обида.

– Милый, я переживаю за сына. Ты уверен, что он всё так же относится к Ольге, и считает себя готовым взять ханство под руку?

– Да. Прежде чем принять такое решение, я написал Кириму и получил его согласие. И на брак с Великой Княжной, и на вступление в должность гиримского наместника, – с мягкой улыбкой ответил мне Таир. – Душа моя, я устал править. Не знаю, как много мне отпущено судьбой, но хочу эти дни, недели, месяцы или годы провести с тобой. Мы можем жить в твоём поместье и заниматься хозяйством или отправиться в путешествие, нянчить внуков или разводить собак. Считай меня эгоистом, но я больше не хочу тратить жизнь на то, что меня не радует и неинтересно.

Я погладила мужа по руке.

– Милый, моё счастье рядом с тобой. Если Кирим согласен править ханством, то я спокойна и смиренно принимаю твоё решение.

Полог тишины словно ждал моих слов – растворился, как не бывало. И император объявил:

– Через три месяца мы объявим о помолвке наследника Гиримского наместника Кирима и Великой Княжны Ольги. Через год отпразднуем свадьбу, после чего вы, Ваше Высочество, можете себя считать свободным от государственной службы. – Император вопросительно посмотрел на Таира, и тот согласно кивнул. – Особо хочу поблагодарить вас, мои дорогие будущие родичи, за своевременное предупреждение относительно нависшей над всеми нами угрозы. Кто бы мог подумать, что студенческие читательские кружки так опасны.

Задумчиво подвёл итог встречи самодержец . А мне вдруг вспомнилось слова, которые в школе учили наизусть: «Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию. Её подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая героями „Народной воли“»*.

Не знаю, есть ли в этом мире похожий человек, но лучше бы ему спать сном вечным.

*Цитата из статьи В.И. Ленина «Памяти Герцена».