Жизнь во имя любви

Глава 20

Платье, пошитое мадам Полли к моему совершеннолетию, было шедевром портновского искусства. За основу модели взяли мой эскиз, но отделка, совместившая в себе роскошь и элегантность, сделала простой на первый взгляд наряд великолепным. Кружево, подобранное с большим вкусом, не стали укладывать складками или защипами, не перегрузили платье оборками или воланами, но подчеркнули красоту и цвет ткани, из которой был скроен наряд.

– Какая ты взрослая, Роксаночка! – смахивая слезы умиления со щеки, говорила Глафира, любуясь мною. – Выросла, а я, кажется, и не заметила. Красавица, умница, я горжусь тем, что у меня такая замечательная внучка.

Бабушка и сама была хороша. Статная, высокая, с отлично сохранившейся фигурой, она не выглядела старухой, но внушала почтение. Два дня, предшествующие торжеству, нанятая мною камеристка Лана Громова трудилась не покладая рук: делала маникюр, маски и массажи и доводила косметическими процедурами нашу внешность до совершенства. Верхом мастерства служанки были наши сегодняшние причёски. По протоколу положено волосы уложить празднично. И всё бы ничего, но хитрость заключалась в том, что Глафира в ходе церемонии должна снять с себя княжий венец и возложить его мне на голову. Не хотелось бы торжественность момента превратить в фарс, выпутывая из зубцов диадемы локоны и пряди пышной укладки.

Лана и с этой задачей справилась мастерски.

Церемонию признания меня совершеннолетней и передачу титула я предложила провести на открытом воздухе, тем более что собралось неожиданно много гостей. Помимо ближайших родственников, друзей, коллег и обязательных официальных представителей, нас почтил своим присутствием наместник в сопровождении свиты.

Погода стояла тёплая и солнечная, лёгкий ветерок с моря освежал, не давая возможности приглашённым на праздник запариться в парадных мундирах и нарядных платьях. Вышколенные подавальщики, нанятые в лучшем ялдинском ресторане, разносили прохладительные напитки и лёгкие закуски. Это новшество – угощать гостей перед началом торжества – многих удивило и заодно развлёкло. Дамы, попивая охлаждённые морсы, обещали себе не только взять сию новинку на заметку, но и представить на ближайшем рауте, а мужчины посмеивались, что под канапе с маринованной черноморской сельдью и свежим огурчиком водочка была бы уместнее, – но угощение понравилось всем.

– Забавно ты это придумала, Роксаночка. И гости не томятся в ожидании, и хозяевам не надо меж ними метаться, развлекая разговорами, – в который раз похвалила меня Глафира.

Наконец-то прибыл Глава Геральдического совета империи, который и должен был засвидетельствовать передачу титула, и церемония началась.

– Есть тут кто-либо, подтверждающий, что данная девица является Роксаной Петровной Верхосвятской? – спросил благообразный старик, облачённый в ритуальный костюм герольда.

– Есть! – едва ли не хором ответили гости.

– Есть ли тут кто-либо, знающий девицу с момента рождения по сей день? – прозвучал очередной вопрос.

– Есть! Есть… – голос Глафиры звучал громко и уверенно, Пётр же, хоть и ответил, но сказал это едва слышно и без особого желания. Должно быть, жалел, что титул достаётся не Александру, а мне.

Но я честно хотела передать наследование брату. Посоветовавшись с Глафирой, написала в Геральдический совет, откуда получила такой ответ, что до сих пор вздрагиваю. Кто-то из носителей традиций, особо не выбирая выражения, отчитал меня за непочтение к роду, за недостаточное знание законов и за невероятную дерзость, коей является моя эпистола. Разве можно передавать высокий, благословенный Триединым титул отпрыску наказанного за преступление и крестьянки?! Хотите отказаться от титула? Ходатайствуйте в Совет, и мы с радостью освободим вас от ответственности.

Такого я не хотела. Под диктовку Николая Ивановича написала пространное извинение, каясь самыми цветастыми речевыми оборотами в женской глупости и недальновидности, обещая исправиться и в дальнейшем с гордостью носить титул, завещанный предками, и прочее, прочее, прочее. Граф поправил все описки и ошибки моего письма, велел переписать набело и самолично отправил курьером с корзиной, полной подарков. Благо что вина, печенье и косметические наборы, произведённые в нашем поместье, славились и за пределами полуострова.

Простили и велели готовиться к церемонии.

– Есть ли тут кто-либо, претендующий на титул? – последовал следующий ритуальный вопрос.

– Нет! – дружно выдохнули гости.

– Тогда прими сей венец и носи его с достоинством! – стараясь, чтобы речь его звучала как можно торжественнее, громко объявил герольд и отступил на шаг назад.

Сам он не имел права касаться княжеского венца. Передача осуществлялась только членами рода.

Я опустилась в низком реверансе перед Глафирой, которая уже сняла диадему со своей головы. Почувствовав тяжесть драгоценного венца на челе, я медленно поднялась и поцеловала руку уже бывшей княгини.

– Клянусь с достоинством и честью нести сей венец и передать его законному наследнику. Клянусь не посрамить княжеский род Верхосвятских ни словом, ни делом, ни бездействием.

Моя клятва не была формальностью. Я давала искреннее обещание и ушедшей Роксаночке, уступившей мне своё тело, и Триединому, милостиво принявшему меня в своём мире, и отцу, прижимавшему к себе одной рукой подросшего Сашку.

На том торжественная часть закончилась.

Далее я принимала поздравления, подарки и приглашения на балы, рауты и просто погостить.

Время нашей ссылки закончилось, и теперь мы могли посетить столицу, навестить сыновей графа или погостить в Калиновке, о чём нам напомнил чиновник в сером мундире, передав нарядный конверт.

– Поздравление от Его Императорского Величества, – выделяя каждое слово, объяснил он, дав понять, что пакет следует вскрыть без промедления.

Взяв со стола нож для фруктов – другого под рукой не было, – аккуратно разрезала сгиб конверта.

«Сколько же пафоса в таких посланиях», – скептически хмыкнула про себя, стараясь лицом изобразить восхищение и благоговение.

– Переигрываешь слегка, – шепнул граф, делая вид, что смотрит на лист в моей руке; пришлось немного расслабить лицо и пригасить улыбку.

На изукрашенном водными знаками, замысловатыми вензелями и яркой печатью листе самодержцем лично было начертано: «Поздравляю с совершеннолетием и принятием титула. Василий IV». И замысловатый росчерк. И что мне с этим теперь делать?

Словно подслушав мои мысли, дед сказал:

– Надо бы срочно у хорошего мастера рамку заказать. Со стеклом и паспарту качественным. А сейчас гостям в руки не давай – залапают.

Я, улыбаясь подобно солнышку в небесах, демонстрировала всем желающим автограф Императора, а сама думала, что если у трёх поколений предков с рождения не заложено почтение к монархам, то трудно его вдруг проявить искренне. Но надо. Ибо не поймут.

Вдруг очень захотелось, чтобы скорее всё это закончилось. Снять бы узкие туфли, платье, пусть и красивое, но не дающее лишний раз вольно вздохнуть, венец этот тяжеленный.

Кстати!

– Ба, а откуда диадема княжеская появилась? В ссылку ты её с собой взять не могла, помню, ты рассказывала, как всё имущество изъяли. По счетам тоже расходов на ювелира не было. Вчера только книги расходные проверяла.

– Это Его Высочество Наместник гиримский подарок к твоему совершеннолетию и принятию титула сделал, – улыбнулась Глафира. – Не ведаю, как прознал, что венец наш утерян, но намедни прислал с запиской. Согласись, что хорош невероятно.

Я в это время смотрела на идущего в нашу сторону Таира и, не сводя глаз с жениха, безоговорочно согласилась:

– Невероятно хорош. Даже не верится, что за такого красавца замуж пойду.

– Вообще-то, я о венце говорила, – хмыкнула Глафира, – но и наместник тоже неплох. Платье, пошитое мадам Полли к моему совершеннолетию, было шедевром.