Сколько раз в прошлой жизни бывала в Крыму, но знать не знала, что на полуострове с давних времён было развито шелководство.
– Ну а как же… – подливая мне в пиалку чаю на два глотка, вещала битай Суфия. – Ещё дед моего деда выращивал коконы шелкопряда и обучал этому своих детей. Он по юности много лет в Османии жил, там и научился. Когда надумал в родительский дом вернуться, запасся лучшими личинками и не с пустыми руками возвратился. Посмеивались над ним поначалу: другие-то из дальних краёв барашков тонкорунных привозят, коней красоты невиданной, а этот недоумок горшок червячков привёз, да пол-участка тутовником засадил. Только когда года через три семья начала богатеть, присматриваться стали и с поклонами просили научить премудрости непростой. Прапрадед учил, да только не у всех получалось. Шелкопряд не живёт у тех, кто с ним абы как обращается. Предок мой и сам постоянно за новыми гусеницами ездил и сыновей-внуков на это наставлял. И вывели они такой вид, что наши коконы одно время на вес золота покупали. А потом эта… – старушка мотнула головой в неведомо каком направлении, – похерила всё. Велела только через неё коконы продавать, иначе… Эх! – взмах сухонькой ручки обозначил безнадёжность ситуации. – Тайно для себя нити делали. Ткань какую-никакую ткали да вещи вязали, ковры опять же… Чуть ли не по ночам занимались, таясь от ведьмы. Когда вы хозяйствовать стали, дай, думаю, попробую коконы разводить. Глядишь, внука полезному научу. Да только он неслух! – битай погрозила сложенной верёвкой куда-то в сторону кустов. – То свежие листья рвать ленится, то кур закрыть забудет.
– Склевали? – охнула я, представив, как прожорливые птицы напали на беззащитных гусениц.
– А? Не-е-е… не успели. Он же их и прогнал, но могли, – ещё один гневный взгляд в сторону притаившегося сорванца, а потом тяжкий вздох. – Только не тот сейчас шелкопряд, ох, не тот. Нить короткая. Раньше-то бывало… а сейчас.
Старушка затуманившимся взглядом смотрела куда-то поверх крыш и верхушек деревьев. Должно быть, погрузилась в прошлое, не желая печалиться о настоящем. Задумалась и я о том, что коконы шелкопряда – это натуральные протеины и неплохо бы их каким-то образом добавить в состав нашей косметики. «Мне срочно нужна Прасковья!» – решила я, но прежде чем тревожить подругу, надо прояснить вопросы с поставкой материала.
– Уважаемая битай Суфия, я вряд ли смогу покупать у вас коконы, по весу ровняя с золотом, но если у меня получится задуманное, то ваши шелкопряды не останутся без работы. В какую цену продадите мне для начала три пригоршни коконов?
– Если для дела, то так бери. Сейчас в мешочек насыплю, – кряхтя поднялась с лавки старушка. – Расплатишься, когда из шёлка моего пользу получишь. Люди о тебе, молодая госпожа, хорошо говорят. Потому и я тебе верю.
Прасковья сначала мою идею приняла с сомнением. Да и не до экспериментов пока ей было – третьи роды дались подруге нелегко.
– Давай не сейчас? – устало попросила она меня, пеленая маленького Марка, названного в честь французского деда. – Пока я могу думать только о кормлении, купании и о том, как бы самой выспаться.
– Так я тебя и не тороплю, – улыбнулась я пускающему пузыри малышу. – Одного понять не могу – тебе Константин Васильевич нагнал полный дом нянек и горничных, а ты всё сама норовишь сделать.
– Не всё, – упрямо качнула головой Прасковья. – За Машенькой и Васильком больше няньки смотрят, а маленькому ещё моё тепло необходимо. Это такое время, подружка… Даже не знаю, как сказать правильно. Вот он уже не во мне, но ещё часть меня. И я понимаю, как нужна ему сейчас. Пока-то к новым условиям жизненным приспособится.
– Не помню, чтобы ты раньше такое говорила, – задумалась я, вспоминая прошлые роды подруги.
– Да так же было. Может, не говорила об этом, но тоже полтора-два месяца с рук не могла отпустить деточку, – улыбка женщины при этих словах была такой светлой и благостной, что куда там мадоннам, написанным художниками моего мира. Главное, чувство это не было придумано или как-то там приукрашено. Реальная материнская любовь к реальным детям. К детям, которые не всегда дают выспаться, капризничают, шалят, ссорятся между собой. Но когда Прасковья о них думает, её лицо озаряет вот такая улыбка.
«Надеюсь, когда Триединый одарит меня возможностью стать матерью, я буду любить своих детей не меньше», – подумала я тогда, сменила тему разговора и убрала мешочек с коконами шелкопряда назад в сумку.
Но через три месяца подруга, уставшая от пелёнок, сбежала в лабораторию. Ещё через месяц мне был вручен горшочек с пастообразной субстанцией и наказом испытать средство при первом же мытье головы.
– В кремы шёлк добавить пока не получается, а вот маска для волос получилась чудесная. Ты не бойся, мы её уже и на себе, и на работницах испытали – никто не облысел. Глафиру Александровну тоже порадуй, знаю, что ей понравится.
Понравилась маска не только нам, но и клиенткам. В журнале мадам Полли читательницы писали такие восхищённые отзывы, что мы с Прасковьей задумались о расширении производства. Уважаемая битай Суфия только руки вскидывала:
– О Алла́! Да куда же вам столько, государыни? – но при этом тут же гнала внука на тутовник, рвать листья для прожорливых гусениц.
Деревня моя за последние годы разрослась и разбогатела. Народ уже не пользовался услугами купеческого баркаса для того, чтобы обменять продукты на вещи, которые не производили селяне. На центральной площади построили просторный магазин, и ассортимент в нём был настолько разнообразен, что у непривычных людей глаза разбегались.
Конечно, здесь не продавали дорогие предметы обихода, но соль, чай, крупы, простую посуду, швейные принадлежности и многое-многое другое, что ежедневно необходимо человеку в быту, найти на полках и прилавках было возможно.
Отчего-то местные брать на себя торговлю не захотели. Зато Тимофей, едва я с ним заговорила об этом, ухватился за идею и предложил свои услуги.
– Понятно, что самому мне недосуг будет за прилавком здесь стоять. Но есть у меня на примете приказчик толковый. Вот ему и поручу это дело. К тому же мыслишка у меня интересная появилась. Могу ли я через магазин скупать у твоих крестьян излишки? Цену честную дам, слово даю купеческое…
– Тимка, так ты же не купец, а крестьянин, – пошутила я.
– Торгующий крестьянин! – сводный братец даже палец вверх поднял, отмечая свой статус. – Ещё пару лет, и вступлю в гильдию купеческую, а там….
– … а там женишься на дочке богатого торговца, приданое хорошее возьмёшь, и… – продолжила я подначивать парня. Но не на того напала.
– … и стану управлять твоим торговым домом, – неожиданно закончил фразу Тимофей.
Я только глазами похлопала – о торговом доме никогда не думала.
– Покатался я тут по полуострову вашему. Вялая торговля, хочу сказать. Столько возможностей упускает народ, ажно руки чешутся. Жаль, опыта у меня пока маловато и связи не те. Но подожди, сестрица, лет пять, слово купеческое, я развернусь!
Откровение Тимофея меня озадачило, но и дало повод порадоваться за парня. Вот она, сметливость природная. И откуда что взялось? Папашка только за юбками горазд был увиваться, Марфа – матушка его – справная хозяйка и работниками руководит разумно, но к торговле никакого отношения не имеет.
– Так что ты делать будешь с излишками, у моих деревенских купленными? – вернулась я к тому, с чего разговор начался.
– В Воложде продавать стану. Товар, который у вас здесь привычный и даже скучный, в наших краях диковинка заморская. Так и сюда привезу чего здесь нет. Сало, например, солёное, капусту квашеную, грибы, хоть сушёные, хоть в бочках. Да мало ли что.
– Разумно, – согласилась я. – Только запомни: местные сало за скверну считают. Осторожнее с этим, не обидь кого ненароком.
Тимофей вынул из кармана маленькую записную книжечку и что-то черкнул на страничке. «А ведь будет из парня толк. Точно будет», – решила я для себя, наблюдая за его действиями.