Жизнь во имя любви

Глава 8

Я, оторвав одну руку от груди, приложила её к губам мужа.

– Тихо. Тебе нельзя разговаривать.

Но тот, хоть и слабо, но мотнул головой, освобождая рот.

– Не мешай! Я должен… Нет, я хочу сказать! – начал говорить Таир, уставившись в пространство невидящим взглядом. – Знаешь, я помню всё. И как вдруг боль сердце сковала, и как не мог вдохнуть, как в глазах потемнело. А потом свет… много света. Казалось, я сам стал светом. И вот там я вдруг осознал, что чудовище не ты, а я. Тебя Всевышний дал мне как спасение, а я не оценил. Оттого и помер раньше времени. А ещё понял, что не такой большой выбор у души там… за гранью. Или раствориться в этом безграничном океане света и ждать своего часа, чтобы воплотиться в новой жизни. Или, если позволят, вернуться в прежнее тело, дабы ошибки исправить. Или, как ты, выполнить миссию, порученную богом... Третий путь самый трудный. Не спрашивай, не знаю, как я это понял в один миг, но так мне стало горько и больно… тела нет, а боль сильнее, чем когда сердце схватило… больно оттого, что не оценил дар, данный мне свыше. Больно за то, что ушёл, не вымолив у тебя прощения. Я ведь без тебя, счастье моё, ничего не смог бы. Не вывез бы я тот груз, что обрушился на меня со смертью отца и братьев. Думаешь, я не понимаю, что хан я так себе… слабый? Не хочу оправдываться тем, что не готовили меня к этому. Но понял чётко, что не будь тебя рядом, не помогай ты мне… незаметно, исподволь, не выпячивая себя перед подданными — да и передо мною, потерял бы я давно и титул наместника, и само ханство. А в итоге ещё и трусом оказался. Узнав, что твоя душа из другого мира, что ты прожила здесь вторую жизнь, я безумно испугался. Непонятное – это всегда страшно. Мне показалось, что я большую часть жизни жил по твоей воле и потерял себя. Это сейчас я понимаю — был неправ и груб, но тогда думалось иначе. Найду ли слова, чтобы вымолить прощение? Простишь ли ты меня когда?

Муж с надеждой смотрел мне в глаза, ожидая ответа. А что я могла ему ответить? Что не сержусь? Так сержусь. Сильно, до злости и гнева. За то, что едва не потеряли мы самое дорогое, что есть у нас – друг друга. Спасибо Триединому, дал Таиру второй шанс, и Прасковье, что смогла исполнить волю его, вернув мужа к жизни.

Ответить не успела. Вернулся придворный целитель в сопровождении слуги, который катил изящный столик, сервированный к чаепитию. Пока слуга старательно делал вид, что нет ничего особенного в том, что чета правителей на полу валяется, а рядом главная целительница спит, придворный заметил пришедшего в себя наместника. Тут же заохал, захлопотал, не зная, что делать: то ли меня поить, то ли хана с пола перемещать. От его возни и причитаний проснулась Прасковья. Села на ковре, окинула Таира целительским взглядом и констатировала:

– Нельзя Его Высочество тревожить. Пусть пока здесь полежит. А мы с Роксаной Петровной тем временем чаю попьём. После магического лечения почти обессилели.

Встала, оправила юбки, провела – приглаживая – руками по волосам и мне помогла подняться. От длительного неподвижного сидения руки-ноги затекли, и их кололо мелкими иголками.

– Как ты? – шёпотом, чтобы слышала я одна, спросила подруга.

Я только головой кивнула. Все живы — и ладно. А с остальным разберёмся.

Продолжить разговор с мужем мы смогли только вечером, после того, как Прасковья позволила с вящей осторожностью перенести хана на кровать. Ещё раз проверила работу сердца, наказала мне аккуратно влить в Таира немного живы природной и если что вызывать целительницу в любое время дня и ночи. Распорядилась и ушла порталом домой.

Оставшись вдвоём, мы долго молчали. Трудно было начать сложный разговор. Никогда не любила выяснять отношения. Помнится, в прошлой жизни я просто разворачивалась и уходила, считая, что связь, не благословлённая детьми и в которой отсутствует взаимопонимание, не стоит временных и эмоциональных вложений. Но здесь и сейчас всё не так. Наш брак одобрен свыше, о чём напоминают татуировки на руках и замечательные дети.

Я люблю Таира со всеми его недостатками. Понимаю и принимаю это. Легко влюбляться в совершенных, если такие имеются; мне же Триединый дал в мужья слабого, вспыльчивого, не всегда дальновидного мужчину. Но так и я не совершенство.

Сделав глубокий вздох, я начала:

– Рада твоему пониманию, что душа не сама выбирает посмертие. Наверное, мне после того, как поняла, что случилось, можно было притвориться и постараться прожить тихой мышкой. Но увидев, в каких условиях мы с бабушкой обитаем, я не смогла так поступить, а потом как-то само всё закружилось. Никогда я не желала власти и известности, но одного хотелось: быть нужной окружающим меня людям и новому миру, принявшему меня. Я рассказывала тебе, что дважды получила прямое благословение Триединого? В моей прежней жизни у большинства людей отношение к богу как к сказке, в которую то ли веришь, то ли нет. В этом мире я не просто верю, но знаю, что Он есть, и мои молитвы о благополучии семьи, гиримского ханства и Великорусскокой империи не дань традиции, а конкретная просьба. Но недаром говорят: на бога надейся, да сам не плошай. Пришла и моя пора вложиться в безопасное будущее наших детей и государства в целом. Не знаю, услышал ли ты в моём рассказе историю того страшного времени, которое пережил мой народ, пустив на самотёк игрища вольнодумцев. Не могу допустить такого здесь. Хочу поговорить с императором. И мне очень нужна твоя поддержка в этом. Даже если просто будешь рядом или за руку держать станешь, разговор проще вести будет.

Таир шевельнулся было подняться, но я его удержала.

– Душа моя, я правильно понял: ты простила меня? Если так, то я готов на что угодно, лишь бы ты была рядом.

Улыбнувшись, погладила мужа по щеке, а потом склонилась в поцелуе к губам.

– Я рада, что ты смог вернуться, – отдышавшись после затяжного поцелуя, сказала я. – Ко мне, к детям, к нашей земле. Кстати, я духам за быстрый проход к тебе пообещала место заповедное выделить. Как Прасковья позволит, надо будет карту изучить, найти участок удалённый и закрытый и объявить его… да хоть землёй духов, с жёстким запретом для всех лезть туда. И императору надо написать. Попросить аудиенции. Но это всё потом, когда ты поправишься.

Таир смотрел на меня с тёплой улыбкой.

– Роксана, ты никогда не изменишься. Дела у тебя на первом месте.

– Неправда, – вскинула я брови. – На первом месте у меня ты и наши дети. Но дела тоже важны.