Таир вошёл в мой кабинет, легкомысленно помахивая белоснежным конвертом, но брови его при этом хмурились.
– Здравствуй, душа моя, – протянула я ему руку.
Безошибочный тест: нежно прижмёт мои пальчики к губам – сердится неискренне, напоказ; слегка пожмёт – реально чем-то озабочен; притянет к себе – можно готовиться к вечернему посещению мужем моей спальни.
Лёгкое сжатие ладони показало, что наместника что-то тревожит. Всё объяснило письмо, положенное передо мной на стол. Малый имперский герб, дополненный подписью, указывал на отправителя.
– Приглашение на приём по случаю двадцатилетия правления Дмитрия Васильевича. Предписано явиться всей семьёй, – не дожидаясь, когда я сама разверну и прочитаю письмо, сказал Таир.
– Но Глафира ещё мала для таких мероприятий. До четырнадцати лет неприлично… – начала было я, но наместник только плечами передёрнул.
Действительно… кто самодержцу перечит? Но как же мне всё это не нравится. Семь лет назад благодаря – нелепо благодарить те страшные события, но именно так, – знакомство Глафиры с членом императорской семьи осталось шапочным. Однако теперь более близкого знакомства не избежать: танцы, общение, общие воспоминания о том, как чаек кормили. Вот оно нам надо?
Нет, я не хочу навязывать дочери свою волю, но родниться с императорской семьёй? Увольте!
– Да с чего ты взяла, что кто-то из юных великих князей захочет Глафиру замуж взять? – рассерженной кошкой фыркнула Прасковья в динамик переговорщика, когда я позвонила ей поделиться своим горем.
– Тебе ли не знать, как они охотятся за сильными одарёнными? – едва сдержалась, чтобы не закричать, я.
– Есть такое… – задумчиво согласилась подруга. – Но политика семьи в этом вопросе несколько изменилась. Правители наши далеко не дураки и следят за последними научными исследованиями – а они о чём гласят?
– О чём? – Не сдержавшись, я шмыгнула носом.
– Вероятность появления одарённых детей усиливается в семьях, где родители заключили союз по любви, а не по расчёту. Поняла?
– Поняла… – выдохнула я. – Только где гарантия того, что они не влюбятся друг в друга?
– Они – это кто? – не поняла Прасковья.
– Глаша и кто-то из юных великих князей! – на эмоциях терпение подходило к концу, и я едва не кричала.
– Послушай, – излишне спокойно обратилась ко мне подруга, – я говорила тебе, что ты дура? Ты хочешь счастья дочери, но против того, чтобы она влюбилась. Где логика, Роксана?
Отодвинув переговорщик от лица, я высморкалась, вытерла слёзы и глубоко вздохнула.
– Прости меня, подруга, кажется, я и впрямь туплю слегка… Свой личный страх – быть запертой во дворце в качестве инкубатора – переношу на дочь, – призналась я.
– Обжегшись на молоке – на воду дуешь. Пора уже забыть и простить, а ты всё ещё лелеешь ту давнюю обиду на Андрея. Он думать о тебе уже забыл. Обожает свою Каролину и ни разу не был замечен в адюльтере, – озвучивала мне Прасковья то, что я и так знала.
Никогда специально не интересовалась сплетнями из императорского дворца, но, вращаясь в дамском обществе, вольно или невольно слышишь те или иные слухи.
– Спасибо тебе, моя дорогая! – поблагодарила я подругу. – Ты не только лучшая целительница Гиримского ханства, но и ещё отличный психолог.
– Обращайся, – отмахнулась Прасковья. – На что нужны друзья, если не помогать при нужде друг другу?
Справившись с одной проблемой, я впряглась в другую. Приём в императорском дворце – это не пикник на лужайке. Следование множеству требований и предписаний требует внимания. Наряды, украшения, причёски – всё должно соответствовать моде и уровню мероприятия.
– Ваше Высочество, вы точно не хотите разнообразить ваш гардероб платьем иного фасона, или снова тот, к которому все привыкли? – уточнила мадемуазель Полли – дочь и преемница ялдинской портнихи.
– Нет, Полина, не хочу. За модой не угнаться, а стиль – это стиль. Готова поэкспериментировать с отделкой, но не с фасоном. Что там сейчас на пике моды?
– Перья, Ваше Высочество. На шляпках, по краю рукавов, в качестве отделки. Везде перья! – сморщила носик портниха. – А у меня от них крапивница начинается, и глаза слезятся, и нос течёт. Просто кошмар какой-то!
– Спрошу у Прасковьи Владиславовны капли для тебя, – пообещала я девушке, и, подумав минутку, предложила: – Давай моду обхитрим.
– Как это?
– Пусть будут перья. Но не настоящие – мне тебя жалко, да и птиц тоже, – а вышитые. Смотри… – Я взяла лист бумаги и привычно нарисовала силуэт своего наряда. – Чалму оставляем, с неё на плечо будет ниспадать вышитое золотом, шёлком и мелкими каменьями перо, и уже от него по ткани платья подобные разновеликие пёрышки до самого подола. Глафире тоже следует сшить нечто подобное. Не точную копию моего наряда, а так, чтобы всем было видно: мы семья. Например, мне подобрать бархат винного цвета, а дочери что-то нежно-лиловое и более лёгкое. Вышивку на её платье можно украсить мелким жемчугом и горным хрусталём. Бриллианты девочке ещё рано, а камушки на свету «играют» не хуже. На приёме мы не должны затмевать Императрицу и Великих княжон, но и выглядеть бедными родственниками нам невместно.
– Как хорошо быть мальчиком, – терпела очередную примерку и ворчала Глафира, стоя на высокой подставке. – Мне кажется, что им всё равно в чем ходить. Надел штаны-сюртук-галстук – и ладно. А тут… Ой! Пока все уколы булавками выдержишь, жизнь закончится. Мамочка, можно я себе наколдую каменную кожу?
Я только горько усмехнулась. Буквально десять минут назад этой же экзекуции подвергалась и я. Как бы ни были аккуратны и осторожны портнихи мадемуазель Полли, но нечаянный укол портновской булавки – неизбежное зло любой примерки.
– Родная, я бы не против, вот только боюсь, это будет некрасиво. Ты же не хочешь выглядеть как скала при входе в нашу бухту?
– Не хочу, мамочка, – согласилась Глафира, благодарная за то, что я не стала в очередной раз напоминать, что составлять магические плетения ей ещё рано. Сейчас девочка усердно тренирует концентрацию и внимание.
Моей активной и непоседливой дочери эта наука сложно даётся, но она старается. Закончились стихийные всплески и разрушительные воздействия. Всё же сила дара у Глаши для её лет слишком большая. И Кириму, и мне в детстве было проще.
– Мне можно будет танцевать? – вопрос дочери, уставшей служить манекеном, прервал мои размышления. – Или оттого, что я ещё не достигла возраста первого совершеннолетия, придётся топтаться у стены?
– Отчего нельзя? Если найдутся кавалеры, то я не против. Учитель танцев тебя хвалит, значит, ноги партнёрам не оттопчешь, семью не опозоришь, – пошутила я. – Кстати, я наверняка знаю троих, кто пригласит тебя.
Глаза Глафиры округлились от удивления.
– Правда? А кто, мамочка?
– Думаю, первым будет самый великолепный мужчина Гиримского ханства – твой отец; вторым кавалером, уверена, будет Кирим, а третьим…
– С Азатом танцевать не стану! – решительно заявила девочка, дёрнулась, и тут же получила «успокаивающий» укол булавкой. – Ай! Мама, Азат мне точно все ноги оттопчет.
– На время танца с братом позволяю наколдовать себе каменные башмаки, – рассмеялась я, но, кажется, дочь не оценила моей весёлости.
– Так я же ими весь паркет в зале поцарапаю, – надула она губки, но по тому, как хитро блеснули её глазки, я смекнула, что Глафира не только поняла, но и с удовольствием подхватила мой шутливый настрой.