Жизнь во имя любви

Глава 2

Как ни странно, но третьи роды дались мне тяжко. Так долго я не мучилась, рожая Кирима, да и появление на свет Азата далось легче.

– Всё, подруга, завязывай с этим делом, – подавая мне укрепляющий отвар, сказала Прасковья.

Было видно, как устала и переволновалась подруга за эти полтора суток, что длились роды. Глубоко прорисовались носогубные складки, тёмные тени залегли вокруг глаз, да и сам взгляд стал блёклым, словно моя задиристая наставница вдруг выцвела и потускнела.

– Считаешь, стара я стала для продолжения рода? – отдавая ей пустую чашку и откидываясь на подушки, спросила я. – Но мне всего двадцать девять будет, да и Таир хотел не менее пяти детей.

– Вот пусть сам и рожает. Или наложница его, – сердито ответила подруга, охнула, поняв, что проболталась, и покосилась на меня. – Прости, чего в запале не скажешь…

В ответ я только горько хмыкнула.

– Думаешь, не знаю, что во дворце происходит? – глядя на колыбельку с новорожденной дочкой, ответила Прасковье. – Он мне обещал других жён не брать, а о наложницах разговора не было. Менталитет, шайтан его забери…

– Что-что? – едва не подпрыгнула целительница, падкая до всего нового. – Это слово из твоего мира? А что оно значит?

– Совокупность умственных, эмоциональных, культурных особенностей и установок, присущих определённой социальной или этнической группе, – объяснила я. – Когда мальчишке на пятнадцать лет дарят не кинжал, не коня или халат драгоценный, а наложницу, то в тридцать пять лет трудно ждать от него несвойственной гиримским мужчинам сдержанности.

– И ты, зная всё это, согласилась выйти за него замуж? – всплеснула руками Прасковья.

– Во-первых, когда я соглашалась за него замуж выйти, мне не положено об этом думать было. Да честно говоря, я и не подумала. Других забот в то время хватало. Во-вторых, я не самая умная, как бы ни хотелось обратного, да ещё и расслабилась в этой жизни. Понадеялась, как часто бывает, что со мной-то такого не случится. Не договорилась на берегу, а теперь что уж крыльями хлопать.

– И что теперь? – осторожно спросила подруга.

– Теперь у меня есть дети, – я ещё раз с улыбкой посмотрела на колыбельку, в которой лежал маленький свёрток с моей красавицей. – А твой совет…

– Запрет! – жёстко уточнила целительница.

– … твой запрет, – кивком согласилась я, – исполню. Амулет, предохраняющий от беременности, больше снимать не буду.

– Хорошо. Может быть, потом… позже, но не раньше, чем через три года. А сейчас отдыхай, ты и так что-то разговорилась, вместо того чтобы спать.

– Источник, почувствовав, что я ослабла, самовольно меня силой наполнил, – пожаловалась я. – Вот и колбасит.

– Это не страшно. Сила пойдёт на восстановление организма, а уснуть я тебе помогу, – кладя прохладную сухую ладошку мне на лоб, успокоила подруга.

Глаза сами собой закрылись, метания сознания притихли, и я погрузилась в спокойный умиротворяющий сон.

Проснулась от щекочущих прикосновений ухоженной бородки Таира к моему лицу и поцелуя в щёку:

– Как ты, любимая?

– Жива. Спасибо, – слабо улыбнулась я мужу. – Дочку видел?

Таир через плечо посмотрел на колыбельку и выдавил:

– Красавица!

Я засмеялась, охнула от боли – обезболивающие заклятие Прасковьи ослабло – и сказала:

– Ты всё время забываешь, что новорожденные детки мало похожи на фарфоровых куколок, изображающих младенцев. Потерпи месяц, увидишь красавицу.

– Ты уже решила, как назовёшь? – повернулся ко мне Таир.

– Глафира, – не задумываясь ответила я.

Бабушка умерла три года назад, пережив Николая Ивановича всего лишь на две недели.

– Прости меня, детка, – сказала она, когда я, смахивая рукой со щёк и подбородка невольные слёзы, ручьём катившиеся из глаз, сидела у её кровати. – За тебя я спокойна, а без друга милого мне жизнь не в радость. Ты же справишься без меня, лапушка?

– Справлюсь, – целовала я холодеющие пальчики. – Спасибо тебе за всё. И знай, что была ты для меня самой родной в этом мире.

– Странно ты как-то сказала… Или это у меня уже мысли путаются. – Побелевшие, сухие губы Глафиры едва шевелились. – Хочу спасибо тебе сказать, детка. За те года, что мы прожили здесь… На полуострове. Если бы не ты… Не было бы у меня счастья с Николенькой моим… Спаси….

Дыхания и сил закончить слово у бабушки не хватило.

Похоронили Глафиру рядом с мужем в Ялде, на православном кладбище у того самого храма, где мы спасались во время катастрофы.

Постаревший папенька, поддерживаемый под руку Марфой, мелко тряся поседевшей головой, подошёл ко мне после погребения и спросил:

– Что матушка мне завещала?

– Завещания нет, – ответила я спокойно и вопросительно посмотрела на Марфу.

Та только вздохнула и незаметно махнула рукой. Потом уже, когда усадила уставшего мужа на лавочку, стоящую в тени у стены храма, подошла ко мне поговорить.

– Не обижайся на него, Роксана. Скорбен головой стал Пётр Андреевич. Всё наследство ждёт да клады ищет. Спасибо тебе за Сашеньку. Не надо ему батюшку в таком состоянии видеть.

Братца Сашку, благодаря совету и протекции господина Франка, устроили в Императорскую мичманскую школу, в которой и сам Константин Васильевич когда-то учился.

– Не страшно, что без титула. Там, парень, на это не особо смотрят. Будешь хорошо учиться, станешь умелым флотоводцем, дворянство заслужишь храбростью и преданностью Государю. Так и род восстановишь, а ежели нет… то и пенять не на кого будет, – напутствовал он Александра, самолично провожая того в училище.

Погостить в поместье Марфа отказалась, оставшись в Ялде у Тимофея. Купец первой гильдии Тимофей Иванович Кузнецов для семьи отстроил в пригороде просторный белокаменный дом с колоннами и с видом на море. За высокой крепкой оградой опытный садовник разбил прекрасный парк, где нашлось место и цветнику, и фигурным газонам, и плодовым деревьям.

Торговый дом, которым управлял мой сводный брат, имел магазины и лавки в каждом населённом пункте полуострова, изжив торговлю с баркасов и установив приемлемые цены.

– Для меня, сестрица, вечным примером будет наставник мой – Капитон Иванович Ильин. Помнишь его? Торговое дело это не только дума о собственной прибыли, но и забота о людях. Помнишь, он крупу и муку сирым да убогим чуть ли не даром взвешивал? И у меня такая статья расхода есть. А как иначе? Лодырей и пропойц кормить не стану, но коли попал человек в неудачу, отчего не помочь? Ты не думай, не разоримся от толики малой.

– Хороший ты, Тимка! Оттого и Триединый милостив к тебе, – хвалила я своего партнёра по бизнесу. – И не переживаю за прибыль, зная, как ты считать умеешь.

Вспомнила бабушку, и за одними воспоминаниями потянулись другие… Всегда так. Любое событие связано с прочими напрямую или ассоциативно. Запускается карусель памяти, и бегут-бегут лошадки-слова, лошадки-люди, лошадки-дела. Сколько же всего произошло за десять лет. Плохого и хорошего…

– Я понимаю твой выбор имени для дочери, – прервал мои размышления Таир, взяв за руку. – Но девочка – дочь наместника ханства. По-моему, ей следует носить гиримское имя.

Муж поднёс мою руку к губам, согрел пальцы лёгким поцелуем. Уговаривает, соблазняет…

– Таир, помнишь, в этой же комнате девятнадцать лет назад ты дал мне слово, что выполнишь любую мою просьбу? – Я смотрела, как муж хмурит брови, то ли вспоминая давние события, то ли будучи недовольным тем, что отложенное желание всё же догнало его. – Конечно, ты можешь отказаться от обещания. Единственного свидетеля нашего договора, увы, уже нет в живых…

Наместник отпустил мою руку, встал, прошёлся по комнате. Недоволен. Неприятны ему мои слова. Чувствует намёк в них.

– Роксана, я понимаю, что у тебя есть повод обижаться. Но и ты должна меня понять. Ты беременна, а я…

Ох, напрасно он это начал. И не ко времени.

– Таир, муж мой, ты о чём? Я всего лишь хотела попросить тебя позволить дать дочери имя по моему выбору, – играю удивление и мимикой, и голосом.

– Глафира? Хорошее имя. Я не против, – с облегчением выдыхает муж. – Только я звать доченьку буду Гульфия – похожая на цветок.

– Да, как скажешь, дорогой. Главное – мир и согласие в семье… А всё остальное, надеюсь, ненадолго, – склонила я голову, как полагается жене, почитающей мужа.

Как говорил советский разведчик в знаменитом сериале: «Запоминается последняя фраза». Вот пусть и подумает хан на досуге.