Мир замер, а потом треснул, как старый фарфор.
И сжался до одной-единственной точки. До двух зеленых глаз. Санитары, медсестры, перепуганная Ино — все это превратилось в размытый бесцветный фон. Были только я и она — женщина, которая еще секунду назад лежала на каталке в глубокой коме.
Мой мозг отчаянно пытался найти логическое объяснение. Не получалось. С одной стороны — писк мониторов из палаты, крики санитаров. С другой — Мей. В больничной пижаме, с растрепанными, правда, теперь почему-то белыми волосами.
Ее лицо, которое я привык видеть либо непроницаемо-холодным, либо искаженным презрительной усмешкой, сейчас было… растерянным, а в ее широко раскрытых глазах плескался неподдельный шок.
«Галлюцинация, — услужливо подсказал мой мозг, отчаянно цепляясь за спасительную соломинку логики. — Посттравматический психоз. Ушиб головного мозга средней степени, помнишь? Вот тебе и спецэффекты. Сейчас она растворится, а потом по коридору пробежит единорог, насвистывая гимн Японии. Все нормально. Все под контролем».
Но она не растворялась. И единорогов тоже не было. Мей просто стояла, такая же реальная, как и кафельный пол под моей задницей, и ее растрепанные волосы казались почти осязаемыми — только протяни руку.
Наши взгляды скрестились, и я пытался прочесть хоть что-то в ее глазах.
— Херовато? — ее губы едва заметно дрогнули, и до меня донесся шепот.
Значит, все-таки видит. И слышит. И, кажется, в шоке не меньше моего. Не успел я и рота открыть, как ошутил, как кто-то потянул меня за рукав.
— Братец, ты чего застыл? — прозвучал тоненький голосок Ино. — На пол сел. Устал? Чего в пустоту вглядываешься?
Я медленно повернул голову. Ино смотрела на меня, потом на пустое место, где, по моему мнению, стояла Мей, и в ее детских глазах плескалось искреннее недоумение. Ино ее не видела. А Мей, услышав голос девочки, вздрогнула и сделала шаг назад. Ее глаза метнулись к Ино, потом снова ко мне, и в них к шоку добавился еще и страх.
— Херовато-сан, немедленно встаньте! — громко проговорила медсестра мне прямо под ухо. — Ино-тян, иди в палату, не мешай доктору. Ему нужен покой.
Ино растерянно кивнула, а медсестра схватила меня под руку и с силой, которой я от нее никак не ожидал, потащила в сторону палаты. Я пытался сопротивляться, пытался обернуться, чтобы еще раз взглянуть на Мей, убедиться, что она не растворилась, как утренний туман. Но меня тащили бесцеремонно, как мешок с картошкой, который внезапно решил, что он птица, и попытался взлететь с крыльца.
— Но там… там же… — лепетал я, чувствуя себя полным идиотом.
— Там — стена, Херовато-сан, — отчеканила медсестра, не сбавляя шага. — А у вас, видимо, переутомление.
Я бросил последний, отчаянный взгляд в коридор. Но там было пусто. Никакой Мей. Словно все было просто сном. Меня же, тем временем, буквально вволокли в палату и усадили на кровать.
— Сидеть! — скомандовала медсестра. — И не двигаться. Я позову вашего лечащего врача.
И медсестра ушла, оставив меня наедине с белыми стенами и писком монитора. Я сидел на краю кровати и думал. Так. Галлюцинация. Определенно. Вполне логичное объяснение. Я видел в своей практике и не такое. Один пациент после операции утверждал, что его посещает дух Элвиса Пресли и дает ему советы по укладке волос. Другой на полном серьезе пытался доказать, что медсестры подменили его почку на пульт от телевизора. Так что зеленовласый хирург, разговаривающий с призраками, — это еще, можно сказать, лайт-версия.
Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Все нормально. Сейчас придет доктор, вколет мне что-нибудь седативное, и призрак Мей испарится вместе с остатками моего рассудка. Я даже почти в это поверил.
И тут она появилась.
Мей вошла через приоткрытую дверь, остановилась и посмотрела на меня, слегка склонив голову набок. За эти десять минут она успела измениться. Паника в ее глазах уступила место холодной, почти ледяной решимости. Мей сложила руки на груди и смерила меня долгим оценивающим взглядом.
«Так, — пронеслось в моей голове. — Это уже не смешно. Это уже затяжная галлюцинация. Нужно срочно что-то предпринять или, точнее, принять».
Я хотел было нажать на кнопку вызова медсестры, но Мей, словно прочитав мои мысли, медленно подняла руку и приложила палец к своим губам. «Тш-ш-ш». А затем кивком указала на дверь ванной комнаты, что была в моей палате.
Я замер, не понимая, что она от меня хочет. Идти в ванную с собственным глюком? Это уже попахивает шизофренией в терминальной стадии. Но она продолжала смотреть, и в ее взгляде было уже привычное раздражение.
«А была не была, — решил я. — В конце концов, что я теряю?»
Я медленно сполз с кровати. Ноги были ватными. Каждый шаг отдавался гулким стуком в висках. Дверь в ванную была приоткрыта. Я толкнул ее, задержался на пороге на долю секунды, давая Мей возможность пройти. Она скользнула мимо меня, и я вошел следом и прикрыл за собой дверь.
Мей встала у стены, скрестив руки на груди. Мы оказались так близко, что я мог бы дотронуться до нее, просто протянув руку.
— Ты… — начал я шепотом, чувствуя себя полным идиотом, который шепчется с плодом своего воображения. — Вы…?
Она посмотрела на меня с таким искренним, таким неподдельным раздражением, что я на секунду усомнился в ее нематериальности.
— Херовато, — ее голос был тихим, но от этого не менее язвительным. — Вы долго собираетесь валять дурака? У нас не так много времени, пока ваша бдительная медсестра не вломилась сюда с дозой аминазина.
— Я не валяю дурака! — тоже зашипел я. — Я пытаюсь понять, не сошел ли я окончательно с ума. Ох уж эти галлюцинации, — это я уже себе под нос пробормотал.
— Галлюцинация? — криво усмехнулась Мей. — Какое скучное и примитивное объяснение. Я ожидала от вас большего.
Она сделала шаг ко мне, и я инстинктивно попятился, упершись спиной в холодную стену.
— Сейчас… проверю, — пробормотал я и медленно протянул руку, намереваясь коснуться ее плеча. Мои пальцы медленно приближались к ней. Я уже почти ощущал текстуру ткани ее пижамы, тепло ее кожи…
И моя рука прошла сквозь нее.
Ощущение было… никаким. Пустота там, где должно было быть плечо. Ни сопротивления, ни тепла. Ничего. Словно я провел рукой по воздуху. Я ошарашенно уставился на свою ладонь, потом снова на нее.
Мей даже не шелохнулась. Она лишь смерила мою протянутую руку брезгливым взглядом.
— Как некультурно, Херовато-сан, — процедила она. — Пытаться лапать даму без ее разрешения
Я отдернул руку, как от огня. Все. Финиш. Я точно сошел с ума.
— Так, — сказал я сам себе. — Это симптом. Визуальная и аудиальная галлюцинация, спровоцированная черепно-мозговой травмой и, возможно, некачественным наркозом. Очень детализированная, надо признать. Даже с характером.
— Вы закончили свой внутренний консилиум, доктор? — голос Мей был пропитан нетерпением. — Или мне подождать, пока вы поставите себе окончательный диагноз и выпишете рецепт?
Я тяжело вздохнул. Даже галлюцинация Мей остается такой же раздражающе самоуверенной.
— Хорошо, тогда давайте перейдем к сути, — сказал я, как будто бы переходя на профессиональный тон. — Итак, вы призрак? Дух? Бестелесная сущность? Нужно определиться с терминологией.
— Дух? — Мей скривила губы в такой брезгливой гримасе, будто я предложил ей выпить просроченный кефир. — Какое средневековье, Херовато-сан. Удивительно, как вы с таким набором терминов вообще умудряетесь лечить людей в двадцать первом веке.
Кто бы говорил. Я думал, что астрология и гороскопы — это бред, но японцы даже сейчас умудряются «узнавать» характер по группе крови.
— Я предпочитаю термин «астральная проекция», — невозмутимо продолжила Мей. — Это более точно отражает суть процесса. «Призрак» — это для бульварных романов и дешевых фильмов ужасов. Я, надеюсь, не похожа на завывающее привидение в простыне?
— Вы похожи на последствие удара головой об асфальт, — пробормотал я, все еще не сводя с нее скептического взгляда.
Мей проигнорировала мою колкость и начала расхаживать по комнате, затем склонила голову набок, и ее волосы качнулись.
— Давай по-простому, раз твой мозг решил устроить забастовку, — начала она тоном, каким обычно объясняют детям, почему нельзя совать пальцы в розетку. — До того, как ты меня потрогал, я была без сознания.
Мей сделала паузу, я же в этот момент вспомнил ту самую ночь, когда она прочитала лекцию тем двум парням. И как человек в момент из невероятно образованного хирурга с тонким чувством сарказма может превращаться в гопника в юбке?
— А потом ты лапаешь меня, и — бац! — меня будто током шарахнуло. И вот я уже стою тут, смотрю, как мое тело на каталке увозят, а ты на полу сидишь с таким лицом, будто призрака увидел.
Она подошла поближе и снова вернулась к профессональному тону.
— Первым делом, как любой здравомыслящий человек в подобной ситуации, я отправилась к эпицентру проблемы. В палату восемьсот восемь. Картина была, прямо скажем, нерадостная. Мое тело, подключенное к аппаратуре, демонстрировало стабильные, но удручающе низкие показатели. Я попыталась провести первичный осмотр. Рука прошла насквозь.
В этот момент Мей неосозанно опустила взгляд на свою ладонь
— Затем я решила провести эксперимент. Нашла дежурную медсестру, встала прямо перед ней и максимально внятно изложила свое мнение о ее профессиональных качествах. Реакции — ноль. Попыталась взять со стойки историю болезни. Тоже мимо. Физическое взаимодействие с объектами исключено. Аудиальный контакт с персоналом — тоже. Я для них всех — пустое место.
Тут она подняла на меня свои большие глаза.
— Никто меня не видит, кроме тебя.
Я молчал, отчаянно цепляясь за остатки логики.
— Знаете что, профессор? — сказал я, медленно выпрямляясь. — У меня волосы зеленые. И этого тоже никто, кроме меня, не видит. Так что еще один глюк в копилку моих симптомов — это уже не так страшно. Даже вносит разнообразие.
Я повернулся и взялся за ручку двери.
— Теперь, если вы не возражаете, я вернусь в свою палату и буду ждать прихода лечащего врача.
— И это все, что ты собираешься делать? — в ее голосе не было и тени вопроса.
— Еще игнорировать, — я пожал плечами. — Симптомы, которые не поддаются логическому объяснению, нужно игнорировать до тех пор, пока они не исчезнут сами. Так что, простите, профессор, но вы для меня — просто насморк. Неприятно, но само пройдет.
С этими словами я вышел из ванной, оставив ее стоять посреди кафеля, и с самым невозмутимым видом лег на свою кровать.
Но галлюцинация усердно не хотела сдаваться.
Первым испытанием стал дыхательный тренажер. Я сел на кровати, взял в руки эту пластиковую пыточную машину и сделал глубокий вдох.
— Впечатляюще, — раздался голос Мей у меня над ухом. Она стояла рядом с кроватью, скрестив руки на груди, и наблюдала за процессом с видом энтомолога, изучающего особо тупую гусеницу. — Какая сила легких. Какая воля к победе. Еще немного, и ты сможешь надуть мыльный пузырь. Возможно, даже два.
Я проигнорировал ее, сосредоточившись на задаче. Синий шарик лениво подпрыгнул и снова упал.
— Не расстраивайся, — продолжала она. — Рим не сразу строился. Сначала победишь синий шарик. Потом — желтый. А там, глядишь, и до красного доберешься.
Я сделал еще один вдох, на этот раз более глубокий. Шарик взлетел выше.
— Браво, — саркастически поаплодировала Мей. — Прогресс налицо. Думаю, к выписке сможешь составить конкуренцию профессиональным стеклодувам.
И когда, интересно, мы на ты перешли?
Следующим пунктом в моем расписании был обед. Медсестра принесла поднос. На нем было нечто серое, похожее на клейстер (рис), нечто коричневое (видимо, рыба) и нечто зеленое (овощи?).
— О, кулинарный шедевр от маэстро больничной кухни, — прокомментировала Мей, заглянув мне через плечо. Она прошла сквозь тумбочку и теперь стояла так близко, что не будь она галюцинацией, я бы почувствовал запах ее духов. — Композиция «Грусть и безысходность в трех цветах». Рыба, судя по ее виду, умерла от тоски еще до того, как ее выловили. Приятного аппетита.
Я взял палочки и с самым аппетитным видом отправил в рот кусок рыбы. На вкус она была как мокрый картон. Но я жевал так, будто это была самая вкусная еда в моей жизни.
— М-м-м, — промычал я с набитым ртом. — Восхитительно.
— Если ты так ешь эту бурду, боюсь представить, что ты считаешь невкусным, — невозмутимо заметила Мей.
После обеда была лечебная гимнастика. Я выполнял простейшие упражнения, пока врач ненадолго отошел по делам.
— Какая грация, — донесся до меня ее голос, и я чуть глаза не закатил. — Какая пластика. Двигаешься, как журавль, правда, с искривлением лапки. Но все равно, зрелище завораживающее.
Я сжал зубы и продолжил. В коридоре у окна я заметил Ино, что-то усердно рисующую. Я подошел и присел рядом.
— Привет, принцесса. Что рисуешь сегодня?
— Привет, Херо-чан! — она тут же подскочила с подоконника и подбежала ко мне, крепко обняв. Постояв так еще несколько минут, я все же аккуратно отстранил девчушку и уселся на подоконник. Ино же радостно улыбнулась и защебетала: — Больницу.
— Отличная идея, — похвалил я, глядя на ее рисунок, полный красок. — Правда, я думаю, твое больнице не хватает цветочков. И радуги.
Мы болтали минут десять. О ее маме, которая сегодня придет и принесет ей клубничное мороженое. О том, что уколы — это очень неприятно (с этим я был полностью согласен), но потом можно попросить у медсестры наклейку с котиком.
Мей молчала. Она просто стояла и смотрела на нас. И в ее взгляде не было привычной язвительности. Только какое-то странное, задумчивое выражение.
Вечером, когда я лежал в кровати и пытался читать тот самый гигантский трактат от Инуи, в котором шрифт был даже меньше, чем информация о побочках на лекарствах, она снова заговорила.
— Ты ей нравишься, — сказала Мей тихо.
Я перевернул страницу, делая вид, что не слышу.
— Этой девочке. Ино, вроде. Она тебе доверяет.
Я продолжал читать. Точнее, делать вид. Буквы плясали перед глазами, а я волей-неволей вслушивался в то, что она говорит.
— Это редкость, — продолжала Мей, и в ее голосе не было иронии. — Дети в больницах редко кому-то доверяют. Особенно врачам. Они видят в нас только людей в белых халатах, которые делают им больно.
Я с шумом захлопнул книгу и сел. Все. Мое терпение лопнуло. Игнорировать ее было невозможно. Она была как заноза. Как зубная тянущая боль. Как назойливая муха, которая жужжит у тебя над ухом и не дает уснуть.
— Ладно, — выдохнул я, потирая виски и перед этим убедившись, что в палате никого нет. — Хорошо. Ваша взяла. Допустим, на долю секунды я поверю, что не сошел с ума, и вы — не плод моего больного воображения. Допустим. Что вам от меня нужно?
Мей молча смотрела себе под ноги. Не поднимая взгляда, она тихо ответила:
— Я не знаю, — тут она подняла голову, и я увидел в ее глазах отчаянье: — Но я знаю одно. Ты — моя единственная ниточка к жизни.
Справка:
В Японии верят, что группа крови определяет характер человека точнее астрологии и знака зодиака. Поэтому при первом знакомстве японцы часто интересуются этим вопросом у собеседника.
Люди с первой группой — обаятельные и позитивные, но могут быть тщеславными.
Обладатели второй группы — творческие и надежные, но могут проявлять излишнее упрямство.
Третья группа крови наделяет человека страстью, энергией и непредсказуемостью.
А четвертая группа крови говорит о спокойном и рациональном складе человека с некоторой рассеянностью.