Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 2

Глава 11

Мей молчала. Наверное, все ждала, пока я заговорю, но я просто смотрел. Злость, которая еще минуту назад клокотала во мне, как лава в вулкане, не исчезла, но начала медленно остывать, покрываясь тонкой коркой чего-то другого. Не прощения, нет, до этого было еще очень далеко. Скорее, понимания.

Я был врачом. Эта профессия, как кислота, вытравливает из тебя многие иллюзии и учит смотреть на мир через призму физиологии, стресса и человеческой ошибки. Я знал, что такое паника, когда на твоих глазах, на твоих руках, угасает пациент. Я знал, что такое адреналиновый шторм, когда от твоего решения, принятого за доли секунды, зависит, будет человек жить или умрет. Я мог, пусть и с трудом, представить себе эту картину: она, вдали от больницы и совсем не может помочь, и паникующий идиот на другом конце провода, в чьих неопытных руках находится жизнь человека.

Но это не отменяло того факта, что она чуть не убила меня.

— Я… — я наконец нарушил давящую тишину, и мой голос прозвучал хрипло. — Я понимаю. Как врач, я понимаю, в какой ситуации вы оказались.

Мей, до этого стоявшая с опущенной головой, медленно подняла на меня глаза. В их изумрудной глубине промелькнул слабый огонек надежды.

— Но, — продолжил я, и этот огонек тут же дрогнул и почти исчез, — это не меняет того, что все могло закончиться гораздо, гораздо печальнее. Для нас обоих. Вы спасали одну жизнь, но при этом поставили под угрозу другую. Не только мою, но и свою тоже.

Я вздохнул.

— Да, все обошлось. Но представьте, если бы дорогу переходил не я, а перебегал какой-нибудь ребенок? Смог бы он пережить это столкновение? Вы могли стать убийцей, профессор.

Мей вздрогнула. Я же взял в руки книжку, давая понять, что этот разговор окончен. Мне нужно было время. Время, чтобы переварить это. Чтобы моя праведная злость окончательно отступила.

И в этот самый момент дверь в палату распахнулась с такой силой, что ударилась о стену, издав громкий, дребезжащий хлопок.

На пороге, тяжело дыша, стояла молодая женщина. Растрепанные темные волосы выбились из небрежного пучка, на бледном лице — следы от слез, а в широко раскрытых, обезумевших глазах плескался чистый, незамутненный ужас. Она была одета в простую одежду. Ее грудь высоко и часто вздымалась, словно она только что пробежала марафон. Женщина обвела палату диким, загнанным взглядом, и, увидев меня, сидящего на кровати, бросилась ко мне.

Мы с Мей замерли, как два истукана, в абсолютном шоке от такого внезапного и яростного вторжения. Мей даже сделала шаг назад.

— Вы… вы Херовато-сан? — выдохнула женщина, вцепившись в рукав моей больничной пижамы своими тонкими, холодными пальцами. Ее хватка была на удивление сильной.

Я опешил от такого напора.

— Да, это я, — растерянно подтвердил я. — А в чем дело? Что-то случилось?

— Моя дочь… Ино… — ее голос срывался, переходя в шепот. — Она так много о вас рассказывала. Она сказала, вы ее друг.

— Можно и так сказать, — я осторожно кивнул, пытаясь высвободить свою руку из ее мертвой хватки. — Мы подружились. А что с Ино?

— Вы ее не видели? — она заглянула мне в глаза, и в ее взгляде была такая мольба, что у меня сжалось сердце. — Она не с вами? Она не приходила сюда?

— Нет. Я не видел ее с самого утра, после завтрака. А что произошло? — я напрягся.

— У нее сегодня операция! — голос женщины сорвался на крик, полный боли и страха. — Она должна была быть в палате, готовиться, но ее там нет! Она куда-то спряталась! Мы… мы не можем ее найти! Медсестры ищут, врачи… все отделение ищет! Никто не может найти!

Она закрыла лицо руками и зарыдала. Глухими, отчаянными, душащими всхлипами. Я смотрел на эту раздавленную горем женщину и чувствовал, как моя собственная злость, мои обиды отступают на второй, на третий, да на десятый план.

Я осторожно, почти невесомо, положил руку ей на плечо.

— Успокойтесь, пожалуйста, — сказал я как можно мягче и убедительнее. — Пожалуйста, дышите. Мы ее найдем. Обязательно найдем. Дети — мастера пряток, — тут я улыбнулся, пытаясь успокоить мать Ино. — Наверняка она просто спряталась в какой-нибудь тихий, укромный уголок и ждёт, пока не найдут. Я тоже помогу искать.

Женщина медленно подняла на меня свое заплаканное, опухшее лицо, и в ее глазах, среди всего этого отчаяния, промелькнул слабый лучик благодарности.

— Спасибо… спасибо вам… Вы… вы хороший человек. Ино была права.

Я ободряюще сжал ее плечо.

— Я сейчас же начну поиски. А вы, пожалуйста, сначала сходите в холл. Там есть диванчики. Выпейте воды, передохните. А затем возвращайтесь в палату, вдруг Ино-тян вернётся туда, а вас нет? Как только мы ее найдем, я вам сразу же сообщу. Хорошо?

Женщина молча, благодарно кивнула, вытерла слезы и, пошатываясь, вышла из палаты.

Я же обернулся к Мей.

— Профессор, — сказал я тихо. — Вот вам сделка. Помогите мне найти Ино. И если мы ее отыщем, то забудем обо всех наших разногласиях. Считайте, что мы квиты.

Мей фыркнула, и на ее губах появилась тень ее обычной язвительной усмешки.

— Я и без твоих дурацких условий и пафосных сделок собиралась помочь, идиот, — проворчала она, но я видел, как в ее глазах что-то изменилось. — Думаешь, я позволю маленькой девочке пропустить операцию?

Она развернулась и бросила через плечо.

— Ты иди в правое крыло, начни с вашего этажа. Я — в левое, потом проверю нижние этажи. Проверь все подсобки, туалеты, пустые палаты. Я сделаю то же самое. Ищем быстро, — Мей тяжело вздохнула. — Сейчас время работает против нас.

Она вышла, и следом я выбежал в коридор.

Я рыскал по этажу, заглядывая, кажется,в каждую щель. Я заглядывал в каждую палату, даже в те, где лежали тяжелые пациенты, извиняясь перед ними и их родственниками. Смотрел по каждой кроватью, открывал каждый шкаф. Проверял за автоматами с напитками, за огромными фикусами в кадках, в пустых процедурных кабинетах. Ино нигде не было. Я опрашивал медсестер, санитаров, других пациентов — никто не видел маленькую девочку с двумя забавными хвостиками.

Я уже начал отчаиваться. Время шло, а до назначенного часа операции оставалось все меньше и меньше.

Я пробегал мимо небольшой подсобки, где хранился уборочный инвентарь — швабры, ведра, тряпки. Обычно, они всегда заперты, и я уже собирался бежать дальше, как вдруг услышал тихий, почти неслышный, сдавленный всхлип.

Я замер. Прислушался. Снова. Звук доносился из-за двери подсобки. Я осторожно, боясь спугнуть, потянул за ручку. Дверь была не заперта.

Я заглянул внутрь. В маленьком, тесном помещении, заставленном ведрами, швабрами и бутылками с едко пахнущими чистящими средствами, в самом дальнем углу, между старой, растрепанной метлой и ржавым оцинкованным ведром, сидела Ино.

Она обхватила колени маленькими ручками и уткнулась в них лицом. Ее плечи мелко, судорожно дрожали. Она была похожа на маленького, напуганного зверька, на раненого птенца, забившегося в самую темную нору в надежде, что большой, страшный хищник его не найдет.

Я тихо, на цыпочках, вошел и прикрыл за собой дверь, чтобы не привлекать лишнего внимания. В подсобке было темно и пахло хлоркой и пылью.

— Ино? — шепотом позвал я.

Девочка вздрогнула так сильно, что ударилась головой о стену, но не подняла головы.

Я медленно, стараясь не делать резких движений, подошел к ней и сел на корточки рядом.

— Эй, — сказал я так же тихо, почти шепотом. — Я тебя нашел.

Она молчала. Я видел, как напряглась ее спина. Она не хотела, чтобы ее нашли.

— Твоя мама очень волнуется, — продолжил я, пытаясь подобрать правильные слова. — Вся больница на ушах. Мы все тебя ищем. Профессора, медсестры, даже я, как видишь.

Ино еще сильнее вжалась в угол. Я понимал, что обычные уговоры и нотации здесь не помогут. Они только усугубят ее страх. Нужно было что-то другое.

Я помолчал, давая ей привыкнуть к моему присутствию, к моему голосу.

— Знаешь, — сказал я, глядя на ее тоненькую шею с торчащими позвонками. — Когда я был в твоем возрасте, я тоже один раз сбежал и спрятался.

Она не шелохнулась, но я почувствовал, что она слушает. Ее дрожь стала чуть меньше.

— Я должен был идти к зубному. Мне должны были вырвать молочный зуб, который шатался, но никак не хотел выпадать. Я так боялся, что спрятался на чердаке нашего старого дома. Сидел там целый день, в темноте и пыли, среди старых вещей, — я рассказывал ей одно из воспоминаний Херовато и сам словно заново переживал его. — Мои тетушки искали меня, кричали, звали по имени. А я сидел и молчал. Думал, если я не пойду к врачу, то зуб сам по себе перестанет болеть и выпадет.

Я усмехнулся этому детскому воспоминанию.

— Конечно, он не выпал. А только разболелся еще сильнее. Ночью мне пришлось во всем признаться. И знаешь что? Врач сделал укол, и было совсем не больно. А вот тетушки на меня обиделись. Не за то, что я боялся. А за то, что заставил их так сильно волноваться.

Ино тихо всхлипнула.

— Посмотри на меня, пожалуйста, — попросил я.

Она медленно, очень медленно, с видимой неохотой, подняла голову. Ее лицо было мокрым от слез и грязным от пыли, глаза — красными и опухшими. Она смотрела на меня с такой вселенской тоской, что у меня снова сжалось сердце.

Я не выдержал. Я просто протянул руки и обнял ее. Крепко, но осторожно, помня о том, какая она хрупкая. Она сначала замерла, напряглась, как струна, а потом вдруг вцепилась в мою больничную пижаму и зарыдала. В голос.

Я ничего не говорил. Просто сидел на грязном полу, в этой тесной и невероятно душной подсобке, обнимал этот маленький дрожащий комочек и гладил ее по спине. Снова и снова, вверх и вниз, пока ее рваные рыдания не начали стихать, переходя в тихие судорожные всхлипы.

Наконец Ино немного успокоилась. Отстранилась, вытерла нос рукавом больничной пижамки и посмотрела на меня своими огромными, полными слез глазами.

— Что случилось, Ино-тян? — спросил я мягко, убирая с ее лба прилипшую прядь волос. — Почему ты спряталась? Ты же знаешь, что операция тебе очень нужна. Мы с тобой об этом говорили.

Она снова шмыгнула носом.

— Я… я слышала, — прошептала Ино, и ее губы задрожали. — Я проходила мимо кабинета, а там… там дяденька в белом халате говорил с мамой.

— И что он говорил? — я напрягся, догадываясь, о каком разговоре идет речь.

— Он сказал… он сказал, что операция очень сложная. Что сердечко у меня слабое. И еще… еще что-то про риски. А потом… а потом мама заплакала.

Ино снова всхлипнула, и новая крупная слеза медленно покатилась по ее щеке.

— Я не хочу делать операцию, если мама будет плакать, — сказала она с такой обезоруживающей логикой, на которую способны только дети. — Я не хочу, чтобы ей было грустно из-за меня.

Я смотрел на нее и понимал. Она сбежала не из-за страха боли и не из-за страха перед операцией. Она сбежала, потому что не хотела быть причиной маминых слез. Я погладил ее по голове. Ее волосы были мягкими и пахли чем-то сладким, как клубничные конфеты.

— Ино, — сказал я, заглядывая ей прямо в глаза, чтобы она видела, что я не обманываю. — Твоя мама плакала не потому, что ей грустно. Она плакала, потому что очень сильно тебя любит. И очень за тебя волнуется.

Она недоверчиво посмотрела на меня.

— Правда?

— Правда, — я серьезно кивнул. — Когда взрослые очень сильно кого-то любят, они иногда плачут. А может быть, ей просто соринка в глаз попала, и она заплакала. Такое тоже бывает.

Ино задумалась. Думаю, версия с соринкой показалась ей более правдоподобной и менее страшной.

— Но знаешь, что сейчас заставляет ее плакать по-настоящему? — продолжил я. — То, что ты пропала. Она сейчас очень, очень расстроена. И очень напугана.

Личико Ино снова скривилось. Она не хотела расстраивать маму.

— Сбегать — это не выход, — сказал я. — Нужно поговорить с мамой. И я уверен, что она тебя обнимет и скажет, что все будет хорошо. И доктор тоже сделает все, чтобы все было хорошо. Мы все здесь для того, чтобы тебе помочь. Я, твоя мама, доктора, медсестры.

Я медленно поднялся на ноги. Ноги затекли и неприятно ныли.

— Ну что? — я протянул ей руку. — Пойдем к маме? Покажем ей, какая ты смелая.

Ино посмотрела на мою протянутую руку, потом снова на меня. В ее глазах все еще был страх. Она глубоко вздохнула, словно перед прыжком в воду, и вложила свою крошечную теплую ладошку в мою.— Пойдем, — тихо сказала она.

Мы вышли из подсобки, держась за руки. Коридор был пуст. Я повел ее в сторону палаты. Мы шли молча.

И тут из-за угла выбежала мама Ино. Увидев нас, она замерла на секунду, ее лицо исказилось от целой гаммы эмоций: шок, неверие, облегчение — а потом с громким, полным радости и боли криком она бросилась к нам.

Она упала на колени перед дочерью, обхватила ее и прижала к себе, рыдая и что-то бессвязно шепча. «Ино… моя девочка… где же ты была… я так испугалась… мое солнышко…».

Я осторожно высвободил свою руку. Ино, обнимая маму, посмотрела на меня через ее плечо. Я улыбнулся и ободряюще кивнул ей. Моя спасательная миссия на сегодня была выполнена.