Мы с Мей уставились на господина Пака, как вдруг раздался скрип двери. Я оглянулся и встретился взглядом с растерянной медсестрой.
— Херовато-сан, — вежливо поклонилась она, а затем неловко проговорила: — Чего вы посреди палаты стоите?
Я чуть сквозь землю не провалился.
— Да вот решила гимнастикой позаниматься дополнительно, — быстро нашелся с оправданием я и в подтверждении своих слов несколько раз выгнулся в разные стороны.
Медсестра окинула меня странным взглядом, поставила на тумбочку Мии-сана какие-то лекарства и, попрощавшись, вышла. Я облегчённо выдохнул.
— У меня есть личный, защищенный почтовый ящик, — наконец заговорил господин Пак. — Я использую его только для экстренной связи и только с секретарем Со. Пароль от него знаю только я. Он состоиь из двадцати четырех символов, включая верхний и нижний регистры, цифры и спецзнаки.
— И вы хотите, чтобы я… — начал я, догадываясь, к чему он клонит.
— Да, — кивнул он. — Я продиктую вам пароль. Вы войдете в мой аккаунт и напишете письмо господину Со. От моего имени.
Я скептически поднял бровь.
— И вы думаете, он поверит письму, присланному с вашего аккаунта, в то время как весь мир знает, что вы лежите в коме? Он же не идиот. Он первым делом подумает, что вас взломали. Этот ваш секретарь Со просто заблокирует почту и начнет внутреннее расследование.
— Он подумал бы так, если бы это было обычное письмо, — просто ответил Пак, словно объяснял ребенку. — Но в этом письме я продиктую вам несколько личных моментов, о которых мог знать только я или секретарь Со.
Я недовольно поджал губы. Все равно это звучало как-то сомнительно и нереально. А вдруг этот секретарь подумает, что я пытал бедного Пака после операции, а потом специально сам вколол ему этот препарат, чтобы он уже не ответил. Мей тоже была настроена скептически.
— Это все очень рискованно, — сказала она. — Он может не поверить.
— Это наш единственный шанс, — отрезал Пак. — У нас ничего не остается. Мы должны попробовать. Господин Со — не просто мой секретарь. Он был другом моего отца. Он знает меня с детства, видел, как я рос, как делал свои первые шаги. Он поймет, что это я писал.
Я вздохнул. План был шатким, как карточный домик на ветру. Но он был лучше, чем ничего. Он был единственным, что у нас было.
— Что ж… — после недолгого молчания проговорил я. — Нужно попробовать.
— Пока мы не свяжемся с господином Со, — вмешалась Мей, и ее голос снова стал властным, — нам нужно взять под контроль ситуацию здесь. Нужно внимательно следить за всеми, кто имеет доступ к палате Пака.
— Он лежит в VIP-палате в отдельном крыле кардиоторакального отделения, — сказал я. — Меня туда в жизни не пустят. Охрана, строгий контроль доступа. Я даже близко не смогу подойти.
— Тебя — нет, — Мей посмотрела на меня, и в ее глазах блеснул огонек. — А нас — да.
Она перевела взгляд на господина Пака.
— Это остается за нами. Будем дежурить у палаты. Круглосуточно и по очереди. Нужно проследить за каждым врачом, каждой медсестрой, каждым санитаром, который туда входит. Наш подозреваемый — кто-то из персонала. Постороннего охрана бы точно не пропустила. А раз это кто-то здешний, то есть огромная вероятность, что он либо проговориться, либо как-то проявит себя.
Пак молча кивнул. Я тоже согласился.
— Тогда я пойду туда, — сказала Мей. — Найду график смен персонала.
Она посмотрела на Пака, потом перевела взгляд на меня.
— А вы оставайтесь с Херовато и диктуйте ваше это письмо.
Я тяжело вздохнул и открыл дверь, выпуская ее наружу. Пак проводил ее взглядом, а потом повернулся ко мне.
— Что ж, доктор, — чуть улыбнувшись, проговорил господин Пак. — Пора писать письмо. Надеюсь, у вас хорошая скорость печати.
Я сглотнул. Писать письмо от имени одного из самых влиятельных людей Азии… Моя жизнь определенно делала крутые виражи.
— А как? — спросил я, пытаясь мыслить практично, чтобы отогнать подступающую панику. — Откуда мне его писать? С больничного компьютера? Они же все под контролем IT-отдела, каждый мой лишний клик будет зафиксирован. С моего телефона? А вдруг они смогут отследить IP-адрес, геолокацию?
Пак махнул рукой с той же легкой небрежностью, с какой он, наверное, подписывал многомиллионные контракты.
— Не беспокойтесь, доктор. Этот почтовый ящик находится на частном, зашифрованном сервере в Швейцарии. Двойное сквозное шифрование, динамическая смена IP через несколько прокси-серверов. Его невозможно отследить. Даже если они попытаются, все, что они увидят, — это случайный набор цифр где-то в районе Цюриха, — господин Пак расплыться в самодовольной ухмылке. — Можете смело использовать свой телефон. Я не экономлю на безопасности. Никогда.
Какое бохвальство. Но я все же достал свой смартфон. Экран ярко вспыхнул, и на экране блокировки всплыло несколько входящих сообщений от семьи и, что немного удивило, от профессора Тайги. Но времени посмотреть пока не было, так что я пометил в голове воображаемым карандашом, что надо бы потом не забыть прочесть.
— Готово, — сказал я, все же открывая браузер в режиме инкогнито и заходя на сайт почты. Я понимал, что это мне мало чем поможет, но хоть какая-то иллюзия безопасности успокаивала нервы.
Пак начал диктовать. Это был не пароль. Это была какая-то невыговариваемая абракадабра. Двадцать четыре символа, состоящие из бессвязного, на первый взгляд, набора букв разного регистра, цифр и знаков.
— Sokrovishe__p0d_3_Kamnem.
Я вводил символы, боясь ошибиться и нажать не ту клавишу. Мои пальцы, так привыкшие к хирургическим инструментам, сейчас казались неуклюжими и толстыми. Наконец, я нажал «Enter». Страница обновилась, и я увидел минималистичный интерфейс почтового ящика. Входящих писем не было. Как и сказал Пак, этот ящик использовался только для одного — для экстренной, односторонней связи.
— Отлично, — кивнул Пак. — Теперь… новое письмо. Адресат — « Mr.So».
Я создал новое письмо. Мигающий курсор на пустом белом поле, казалось, отбивал ритм моего сердца.
— Что писать? — спросил я, и мой голос прозвучал глухо.
Пак надолго замолчал. Он смотрел в одну точку, на кафельную стену, но я видел, что его взгляд устремлен куда-то далеко. Наверное, он подбирал слова.
— Начните так, — наконец сказал он. — «Со-сан. Если вы читаете это письмо, значит, случилось то, чего я всегда опасался. Это сообщение было настроено на автоматическую отправку в случае, если я не войду в этот почтовый ящик в течение недели. Значит, я либо мертв, либо недееспособен».
Я печатал, и по моей спине бежали мурашки. Впечатляющее начало, ничего не скажешь.
— «Помните наш разговор в саду, у старой сакуры, за два дня до моей госпитализации? Вы еще сказали, что я слишком рискую, ввязываясь в сделку по сингапурскому проекту. Вы были правы. Кажется, кто-то из наших 'партнеров» решил, что я зашел слишком далеко. Не доверяйте никому из них. Особенно господину Танаке из «Kuroiwa Corp.». Он улыбается вам в лицо, но за спиной точит нож. Проверьте его последние транзакции через оффшорный счет на Каймановых островах. Пароль от файла с документами — «Осенний клен».
Он сделал паузу, давая мне время напечатать. Я чувствовал себя так, будто меня посвящают в тайны высококлассной элиты.
— «Теперь о главном. В больнице Шова, где я сейчас нахожусь, есть молодой врач. Ординатор. Его зовут Акомуто Херовато. Как бы странно это не прозвучало, но он — мои глаза и уши. Вы должны доверять ему так же, как доверяли бы мне. Он будет связываться с вами от моего имени. Вся информация, которую он передаст, — это мои прямые указания. Я знаю, это звучит безумно. Но вы должны мне поверить. В качестве доказательства — кодовое слово на этот год: „Пионы“. Белые пионы, которые так любила моя жена».
Я замер. Что же, это было гениально. Только что он сделал меня своим официальным представителем, правда, пока я не уверен, принесет ли лично мне это больше пользы или вреда.
— «И последнее, Со-сан, — голос Пака дрогнул, и в нем впервые прозвучала неподдельная, человеческая боль. — Пожалуйста, положите свежие цветы на ее могилу. Я не успел».
Он замолчал. Я дописал последнюю фразу и посмотрел на него. На его лице снова появилась непроницаемая маска.
— Отправляйте, — твердо сказал он.
Я глубоко вздохнул и нажал на кнопку «Отправить». Письмо улетело в цифровое пространство, неся с собой нашу единственную надежду.
— А теперь, — проговорил Пак, глядя на одно висящее в исходящих письмо, — остаётся только ждать.
После этого я ещё немного поговорил с господином Паком, обсудил некоторые моменты по поводу наших дальнейших встреч и действий, а затем, выпустив его из палаты, сам спустился на шестой этаж и заглянул в родную ординаторскую.
Комната встретила меня привычным бардаком. Горы учебников, похожие на руины древних цивилизаций, пустые упаковки от лапши быстрого приготовления, разбросанные стетоскопы, похожие на уснувших змей, и одинокий носок, сиротливо лежавший на спинке стула. И посреди всего этого, словно мудрый отшельник в пещере из хлама, сидел на своей койке Инуи. Он был полностью погружен в какую-то толстенную медицинскую книгу.
— Добрый день, Инуи-сан, — сказал я, входя.
Он медленно, с неохотой, оторвал взгляд от книги. Его глаза за толстыми линзами моргнули, фокусируясь на мне.
— Херовато-сан, — констатировал он очевидное. — Выглядишь… функционально. Уровень оксигенации, судя по цвету лица, в пределах нормы. Когнитивные функции, я полагаю, также восстановились.
— Спасибо, стараюсь, — усмехнулся я. — Не видели наших? Савамуру-сана или Нишиною-сана?
— Савамура-сан ассистирует профессору Ишикаве на аортокоронарном шунтировании у пациента с трехсосудистым поражением. Прогнозируемое время операции — еще около трех часов, при условии отсутствия интраоперационных осложнений, — безэмоционально доложил Инуи, словно зачитывая сводку погоды. — А Нишиноя-сан… — он на секунду задумался. — Местоположение Нишинои-сана не поддается точному определению в данный момент времени. Вероятнее всего, он находится в точке с максимальной концентрацией простых углеводов. То есть, у автомата с едой или в столовой. Его метаболизм требует постоянной подпитки.
Я кивнул. Логично.
— Понял. Что ж, тогда я пойду. Не буду отвлекать от изучения аспектов… — я вгляделся в название книги, — проведения операций на бьющиеся сердце.
И уже развернулся, чтобы уйти, как Инуи вдруг остановил меня.
— Херовато-сан.
Я обернулся.
— Как ваше самочувствие? — внезапно спросил он.
— Иду на поправку, — я весело хмыкнул. — Видимо, мой организм решил, что болеть — это неэффективно.
Инуи кивнул, словно принял к сведению этот факт и занес его в свою внутреннюю картотеку.
— Возвращайтесь скорее, — сказал он. — Ваше присутствие необходимо для восстановления психоэмоционального баланса в отделении.
— Неужели соскучились? — удивился я.
— Нет, — отрезал он, да так уверенно, что я чуть не обиделся. — Просто профессор Томимо находится в состоянии повышенной нервной возбудимости, что приводит к увеличению уровня кортизола у всего младшего персонала. Это негативно сказывается на общей рабочей атмосфере и повышает риск врачебных ошибок.
— А что с ним?
— Видимо, последствия консилиума по делу профессора Теруми и пациента Пак Чун Хо, — пояснил Инуи, снова открывая свою книгу. — После того, как профессор Ишикава выдвинул свою гипотезу о преднамеренном «отравлении», расследование было возобновлено службой безопасности клиники. Теперь под подозрением все, кто находился в тот вечер в отделении. Профессор Томимо рвет и мечет.
Я задумался. А чего, собственно, злится Томимо? Если так подумать, то это его племянник, бестолковый Токоряво, не уследил за пациентом. Если бы он был более компетентен, возможно, ничего бы и не случилось. Или, по крайней мере, он смог бы заметить что-то подозрительное. Но теперь, когда дело запахло керосином, тень подозрения падала на все отделение. А еще… если версия Ишикавы подтвердится и выяснится, что Мей не виновата, то вся эта история с халатностью, которую так активно продвигал юридический отдел, лопнет, как мыльный пузырь. И тогда наверняка возникнут вопросы. А почему так торопились обвинить именно ее? Не пытался ли кто-то таким образом скрыть что-то другое?
Я вышел из ординаторской, и мысли роились в моей голове. Я нашел Нишиною там, где и предсказывал Инуи — у автомата с напитками. Что удивительно, он едуне покупал. Он с автоматом разговаривал и на довольно-таки повышенных тонах.
— Ну давай же, ну выплюни ты ее! — уговаривал он машину, нежно поглаживая ее по боку. — Я же заплатил! Это грабеж средь бела дня! Нарушение прав потребителей!
— Проблемы, Нишиноя-сан? — спросил я, подойдя сзади.
Он вздрогнул и обернулся.
— Братец! — его лицо тут же расплылось в радостной улыбке. — Ты пришел! А эта железяка… она съела мою монету и не отдает шоколадку! Это точно заговор машин. Восстание искусственного интеллекта начинается с автоматов с едой!
Я вздохнул, подошел и с профессиональным знанием дела ударил кулаком по боку автомата, в определенную точку. Из лотка с глухим стуком выпала заветная шоколадка.
— Иногда с ними нужно по-мужски, — сказал я, протягивая ему батончик. — У них там, знаешь ли, тоже бывают бзики.
Мы нашли пустую скамейку в конце коридора, у окна, выходящего во внутренний дворик.
— Как ты? — спросил Нишиноя, с аппетитом разворачивая шоколадку.
— В порядке. Думаю, через месяц выпишут.
— Круто! — обрадовался он. — А то без тебя тут совсем тоска. Савамура-сан все время с Ишикавой-сенсеем пропадает, Инуи со своими книжками разговаривает, а Томимо-сенсей на всех орет. Говорит, что мы все — сборище некомпетентных идиотов и что из-за нас репутация клиники катится в тартарары.
— Он так злится из-за того расследования? — как бы между прочим поинтересовался я.
— Ага, — кивнул Рю, с хрустом откусывая шоколад. — Всех на уши поставили. Служба безопасности ходит, всех опрашивает. Нормально работать не дают, — вздохнул он и поник.
Мы помолчали.
— Слушай, братец, — вдруг сказал Нишиноя, становясь серьезным. — Ты только осторожнее будь, ладно? Дело какое-то мутное. Не нравится мне все это. А то сидел я на консилиуме и видел, что и тебя как-то приплести хотели.
Я посмотрел на его честное, обеспокоенное лицо и почувствовал укол вины. Я понемногу втягивал этих парней, пусть и косвенно, в очень опасную игру.
— Не волнуйся, Рю, — я ободряюще хлопнул его по плечу. — Я всего лишь таракан в этом огромном мире бизнеса и политики. Они обо мне и думать забыли.
В этот момент из-за угла вышел Савамура. Вид у него был такой, будто он только что в одиночку разгрузил вагон с углем. Хирургическая шапочка съехала набок, под глазами залегли темные тени, а халат был испачкан чем-то бурым.
— О, вы здесь, — выдохнул он, опускаясь на скамейку рядом с нами. — Шесть часов. Шесть часов мы возились с этим анастомозом. Ишикава-сенсей — просто зверь. Сколько ему уже лет, а руки вообще не дрожат! Он не устает, словно робот. Я чувствую себя выжатым лимоном, а он как огурчик…
— Зато ты учишься у лучшего, — заметил я, приободряюще хлопнув Савамуру по плечу.
— Это да, — согласился он. — Но иногда мне кажется, что я скоро сам лягу на операционной стол. С инфарктом.
Он посмотрел на меня.
— А ты как вообще?
Не успел я ответить, как вдруг наткнулся взглядом на одну до боли знакомую гавайскую рубашку. В голове сразу всплыли слова Мей. Этот японский гопник-мафиозник точно что-то знал. Надо бы его выловить и опросить.
— Неплохо… Парни, я… Мне нужно идти. Как-нибудь ещё свидимся, — быстро попрощался с растерянными Нишиноей и Савамурой я и быстро последовал за призраком.