Мы стояли в этой звенящей тишине коридора, без зазрения совести пялясь друг на друга. Моя только купленная банка с чаем уже куда-то укатилась, а напиток некрасивой лужей растекся по полу. Из-за угла, напевая себе под нос какую-то веселую песенку, выпорхнула молоденькая медсестра с лотком, полным шприцев и ампул. Она шла, не глядя по сторонам, и ее траектория движения вела прямиком через то место, где стоял господин Пак.
«Осторожно!» — хотел крикнуть я, но слова застряли в горле.
А медсестра, не сбавляя шага, просто прошла сквозь него.
Я вздрогнул. Зрелище было жутковатым. На долю секунды ее фигура и фигура Пака слились в одно целое, создав причудливый, полупрозрачный силуэт, а потом она просто вышла с другой стороны, даже не заметив, что только что нарушила все мыслимые и немыслимые законы физики. Она прошла еще пару шагов, а потом, видимо, почувствовав мой ошарашенный взгляд, обернулась, смущенно улыбнулась и поспешила дальше по коридору.
Я перевел взгляд на Пака. Он стоял на том же месте, абсолютно невредимый, и на его губах играла кривая, чуть горькая усмешка.
— Привыкайте, господин, — сказал он, и в его голосе не было и тени удивления. — К этому, как оказалось, можно привыкнуть.
Я все еще смотрел на него с шоком. Мой мозг, наконец, перезагрузился и выдал единственно возможный диагноз: я сплю. Или окончательно сошел с ума. Третьего не дано. Или все же…?
— Вы… — я сглотнул, пытаясь подобрать слова. — Вы тоже… призрак?
— Я предпочитаю термин «внетелесный опыт», — поправил он меня, и его лицо снова стало серьезным. — Звучит более научно и менее… мелодраматично.
Я чуть глаза не закатил. Что же все призраки в моем окружении не хотят называть вещи своими именами. Астральные проекции, внетелесный опыт. Призрак есть призрак. Зачем тогда это слово вообще существует, если не для описания всего абсурда ситуации?
Но я смотрел на него, на этого человека, который даже находясь в состоянии призрака умудрялся сохранять вид председателя совета директоров на важном совещании.
— Нам нужно поговорить, — сказал я, наконец приходя в себя. — Но не здесь.
Он кивнул, и в его глазах промелькнуло одобрение.
— Полностью с вами согласен. Коридоры — не лучшее место для конфиденциальных бесед. Особенно когда сквозь тебя постоянно кто-то ходит.
Я повел его к лифтам. Пак шел рядом, и его шаги, в отличие от моих, не издавали ни звука. Как назло, когда двери лифта открылись, внутри оказалась целая делегация из врачей и медсестер. Я мысленно выругался и, сделав вид, что передумал, остался ждать другой лифт. Но и в том лифте была целая японская семья, так что я, сжав зубы, все же протиснулся внутрь, за мной же следом вошел и господин Пак.
Выйдя на восьмом этаже, я сразу повел его к палате. Там, как я и ожидал, сидел Мия-сан. Он оторвался от своей книги и вежливо кивнул мне. Я кивнул в ответ, прошел мимо него и открыл дверь в ванную, перед этим ещё раз оглядев палату. Мей нигде не было. Жаль, сейчас бы мне пригодилась какая-никакая, но поддержка.
— Заходите, — шепотом сказал я, пропуская Пака вперед.
Он беззвучно проскользнул внутрь. Я вошел следом и плотно прикрыл за собой дверь, щелкнув замком. Мы оказались в маленьком, тесном пространстве.
— Итак, — начал я, понизив голос до шепота. — Что, черт возьми, происходит?
Пак Чун Хо оперся о раковину и скрестил руки на груди. Его лицо казалось еще более бледным и изможденным, но в позе его не было ни капли слабости. Он держался с той же врожденной уверенностью, с какой, я был уверен, он вел многомиллионные переговоры.
— Знаю я не так уж и много, — наконец заговорил он. — Очнулся я, если это можно так назвать, на следующий день после операции. Ощущение было странным. Не было боли, не было тяжести. Была только… легкость. Словно с меня сняли тяжелый, мокрый плащ. Я встал с кровати, вышел из палаты. Никто из медсестер и персонала не обратил на меня внимания. Сначала я подумал, что они просто слишком заняты. В конце концов, это больница. Но когда я попытался дотронуться до плеча одной из медсестер, чтобы задать вопрос…
Господин Пак посмотрел на свою полупрозрачную ладонь, и в его глазах на долю секунды промелькнула тень той первобытной растерянности, которую он, должно быть, испытал в тот момент.
— Моя рука прошла сквозь нее. Сквозь ее плечо, даже сквозь ее халат. Но не было никакого ощущения. Точнее было, но… — он задумался, пытаясь подобрать слова. — Не знаю, как описать. Но медсестра даже не вздрогнула. Просто пошла дальше, словно меня не существовало.
Он замолчал. Я слушал его, и в моей голове начали складываться кусочки пазла. Значит, это была не только Мей. Я могу видеть и других призраков. И тут я вспомнил ее слова, брошенные вскользь в моей палате. «Я встретила еще одного… Огромный, татуированный тип в гавайской рубашке». А потом того самого мужика с чипсами, который комментировал ножки медсестер. Значит, он призрак и его я тоже видел.
— Тогда я вернулся в палату, — продолжил Пак, и его голос стал глуше. — И увидел себя. Лежащего на кровати, опутанного проводами и трубками. Мониторы пищали, показывая, что мое сердце все еще бьется. Но это словно был не я. Я-то стоял прямо у койки.
Я мог себе это представить. Увидеть собственное тело со стороны, безжизненное, беспомощное. Этого хватило бы, чтобы свести с ума любого. Но Пак, казалось, уже прошел эту стадию.
— Я пытался вернуться в тело, как это показывают в фильмах, — он горько усмехнулся. — Не получилось. Затем пытался кричать, махать руками, наладить хоть какой-то контакт. Но никто меня не видел и не слышал.
— И вы… вы все это время бродили здесь один? — спросил я, чувствуя укол искреннего сочувствия. Изоляция — одна из самых страшных пыток для человеческой психики.
Пак чуть улыбнулся.
— О нет. Я не один. Эта больница — довольно оживленное место, если знать, куда смотреть. Здесь полно таких, как я. Тех, кто застрял вне миров. С некоторыми даже можно вести вполне интеллектуальные беседы. Гораздо более содержательные, чем с большинством моих живых коллег по бизнесу.
Он усмехнулся, и в его глазах блеснул огонек черного юмора.
— Здесь есть старая дама, которая уже лет десять вяжет один и тот же шарф в холле третьего этажа. Есть молодой солдат, который до сих пор ждет письмо от своей невесты у почтового ящика. Есть даже… — он на секунду задумался, — … один очень колоритный персонаж. Бывший якудза, кажется. Вечно ходит в гавайской рубашке и жалуется, что в загробной жизни нет хороших сигарет.
А вот и этот мужик. Значит, они знакомы.
— Но сегодня я просто сидел в коридоре, отдыхал от суеты. Увидел вас у автомата. И просто решил ляпнуть, от нечего делать. Никогда раньше живые не реагировали. Так что, должен признать, вы меня немного… ошарашили. Когда вы обернулись и ответили, я на секунду подумал, что тоже сошел с ума.
Господин Пак замолчал и посмотрел на меня в упор. Его глаза, привыкшие, я был уверен, видеть людей насквозь, сканировали мое лицо, пытаясь найти ответ.
— Так что, господин, теперь вы знаете мою историю, — сказал он с легкой улыбкой. — А теперь я хотел бы услышать вашу. Кто вы такой? Почему именно вы можете нас видеть? Вы какой-то медиум? Экстрасенс? Человек с особым даром?
Я почувствовал себя как на допросе у следователя, который уже заранее знает, что ты виновен, и просто наслаждается процессом, медленно затягивая петлю на твоей шее. Передо мной был не простой человек. Передо мной был бизнесмен до мозга костей, акула, привыкшая получать информацию, анализировать ее и использовать в своих целях.
Я горько, беззвучно усмехнулся. Что я мог ему ответить? Рассказать всю правду? Вывалить на него всю эту абсурдную, дикую и просто-напросто нелепую историю, которая и в моей-то собственной голове укладывалась с трудом?
«Знаете, Пак-сан, все очень просто. Когда-то я был сорокалетним, уставшим от жизни русским профессором-хирургом по имени Александр Николаевич Шпаков. Потом я благополучно умер прямо на рабочем месте, но не совсем. Моя душа, вместо того чтобы отправиться в положенное ей по профсоюзной путевке место, застряла между мирами и по ошибке была доставлена в тело этого японского разгильдяя, Акомуто Херовато. Потом меня сбила машина, за рулем которой была моя начальница, профессор Мей Теруми, которая теперь тоже призрак и моя персональная головная боль. Кстати, она также хирург, которая оперировала вас и которая косвенно, но все-таки виновна в вашей коме. Но вернемся к моей скромной персоне, после аварии я снова ненадолго вернулся в свое старое тело, чтобы окончательно там умереть и, кажется, навсегда застрять здесь. Ах да, еще у меня теперь ядовито-зеленые волосы, которые вижу только я и другие призраки, и все это — подарок от капризной богини, которая выглядит как девочка-подросток из аниме и жалуется на скучную работу».
Да он бы не просто мне не поверил. Он бы решил, что я опасный сумасшедший, сбежавший из соседнего отделения, и постарался бы держаться от меня как можно дальше. Даже будучи призраком. В лучшем случае.
— Я… — я откашлялся, пытаясь собраться с мыслями и выдать хоть что-то правдоподобное. — Я обычный ординатор. Работаю в этой больнице. Недавно попал в аварию, так что теперь сам пациент. А почему я вас вижу… — я развел руками, изображая искреннее недоумение, — понятия не имею. Может, головой сильно ударился. Врачи говорят, такое бывает. Посттравматический синдром, зрительные и слуховые галлюцинации…
Пак хмыкнул, и я понял, что он мне не поверил. Ни на йоту. В его глазах промелькнуло разочарование, смешанное с холодным расчетом. Он видел, что я лгу, но он не стал давить. Акулы не всегда нападают сразу. Иногда они просто кружат вокруг, изучая жертву, оценивая ее силу и слабости, выжидая удобного момента для атаки.
— Что ж, доктор, — сказал он, и его голос снова стал ровным и деловым. — Раз уж судьба свела нас таким причудливым образом, думаю, мы можем быть полезны друг другу.
— Полезны? — я удивленно поднял бровь. — Чем я могу быть полезен призраку? Стать вашим почтальоном с живыми? Нет уж, увольте.
— Не язвите, доктор, это вам не идет, — отрезал он. — Я могу предложить вам то, что у меня всегда было в избытке. Деньги.
— Спасибо, откажусь, — просто сказал я, чем смог выбить его из колеи. Он посмотрел на меня так, будто я только что на чистом корейском процитировал ему полное собрание сочинений Достоевского, а потом предложил сыграть в «камень-ножницы-бумага» на акции его корпорации. — Мне на жизнь хватает, а большего и не надо. Быть обязанным я не хочу, как и мальчиком на побегушках.
Пак молчал, изучая меня. Я видел, как в его глазах идет напряженная работа. Он пытался понять, кто я такой. Идеалист? Непроходимый дурак? Наверное, все бизнесмены, как Пак Чун Хо или тот же Ямада, привыкли, что мир вращается вокруг денег, что за них можно купить все: лояльность, информацию, даже жизнь.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Но тогда что вы хотите?
Я приподнял уголки губ в улыбке, думая, что мои мечты в реальность ему не воплотить, и тут же стал серьезнее.
— Мне ничего не нужно. Но раз уж мы застряли в этой… ситуации, может, попробуем разобраться в ней вместе? Вы не слышали чего-нибудь подозрительного, пока бродили по больнице?
Господин Пак насторожился. Его глаза сузились, превратившись в две маленькие щелочки.
— Подозрительного в каком плане, доктор? — настороженно спросил он.
Я прикусил губу. Вот же ж. Никогда первым ничего не расскажет. Настоящая акула бизнеса. Он не будет делиться информацией, пока не поймет, что получит взамен. Придется кинуть наживку, показать, что у меня тоже есть, что поставить на кон.
— Насчет вашего состояния. Вашей комы.
Пак нахмурился, его губы сжались в жесткую линию.
— Я слышал то же, что и все в этой больнице, — сказал он, и в его голосе прозвучал лед. — Что мое состояние — это вина профессора Теруми. Хирурга, что меня оперировал. Говорят, она проявила халатность.
Я тяжело вздохнул. Значит, он ничего не знает. Или делает вид, что не знает, выжидая, что я расскажу ему сам.
— А что, доктор? — спросил он, заметив мое разочарование. — Есть другая версия? Или вы просто решили проявить сочувствие к своей коллеге?
Я решил раскрыть часть карт. Терять было уже нечего.
— Профессор Теруми не виновата.
— Как это не виновата? — резко перебил меня Пак, и его голос стал почти агрессивным. — Доктор, я, конечно, сейчас не в лучшей форме, но слух у меня пока работает. Я слышал разговоры медсестер, врачей. Я знаю, что она уехала сразу после операции, хотя обязана была остаться и контролировать мое состояние. Я также выяснил, что она по телефону назначила мне какой-то препарат, от которого у меня случился анафилактический шок. Это не халатность, доктор? Или в современной медицине это считается нормой?
Я закатил глаза. Его реакция была предсказуемой. Он мыслил как пострадавший, которому скормили удобную и простую версию. И я не мог его за это винить. В моей прошлой жизни было столько людей, которые после операций или визитов к врачу, начитавшись информации в интернете или наслушавшись «умных» друзей, приходили в больницу и устраивали скандалы, обвиняя врачей в некомпетентности. Иногда даже до суда доходило. А тут он услышал все не от абы-кого, а от самих врачей, так отчего же и не поверить?
— Пак-сан, вы кто по образованию?
Пак Чун Хо удивленно, почти возмущенно, посмотрел на меня.
— У меня степень MBA по стратегическому управлению из Гарварда. А какое это имеет отношение к делу?
— Прямое, — ответил я, глядя ему прямо в глаза. — У вас — диплом управленца. Вы эксперт в бизнесе. А у меня — диплом медика. А у профессора Теруми за плечами — лучший медицинский университет страны, два года интернатуры, ординатура, многолетняя практика в ведущих клиниках мира, десятки научных статей в международных журналах. И она заведующая отделением кардиоторакальной хирургии в тридцать лет. Вы действительно думаете, что такой человек, который знает человеческое сердце лучше, чем вы — свой банковский счет, не в курсе, какой препарат может вызвать анафилактический шок у пациента, а какой нет?
Пак молчал, но я видел, что мои слова заставили его задуматься.
— Есть подозрения, — продолжил я, закрепляя эффект, — что вам вкололи кое-что еще. Препарат, который и вызвал остановку дыхания. Кто-то воспользовался ситуацией, чтобы подставить профессора Теруми. Но кто это сделал и зачем — мы пока не знаем.
Лицо Пака окаменело. Ярость, холодная и расчетливая, вспыхнула в его глазах.
Я же, наоборот, попытался расслабиться и присел на закрытый крышкой унитаз — единственное подобие стула здесь. И начал думать.
Итак, что мы имеем?
Есть два человека, из-за которых господин Пак Чун Хо попал в кому.
Первый — Мей Теруми. Гениальный хирург, молодая, амбициозная, занявшая пост, на который метили десятки седовласых, умудренных опытом (и подкованные интригами) профессоров. Она была как кость в горле для многих. Мог ли кто-то из них пойти на такое? Подставить ее, чтобы занять ее кресло? Теоретически — да.
Второй — сам Пак Чун Хо. В отличие от Мей, о нем я знал немного. Так что я напряг память, пытаясь выудить из закромов памяти Херовато все, что он мог знать о корпорации «Phoenix Electronics». В голове всплыли обрывки новостных заголовков, которые я когда-то мельком видел по телевизору или в интернете. «Phoenix Electronics» — гигант, один из лидеров на рынке полупроводников и высокоточного медицинского оборудования. Агрессивная политика поглощения конкурентов. Жесткая, почти военная корпоративная культура. Глава такой могущественной корпорации не мог не нажить себе врагов. Смертельных врагов. Людей, которые потеряли все из-за него. Людей, которые ненавидели его всеми фибрами души.
— Может, у вас есть неприятели? Здесь, в этой больнице?
Господин Пак посмотрел на меня, и на его губах впервые появилась широкая, хищная улыбка, от которой у меня по спине пробежал холодок.
— Доктор, — сказал он, и в его голосе прозвучало не подходящее к ситуации веселье. — Неприятели у меня есть везде. Это неотъемлемая часть большого бизнеса.