Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 2

Глава 30

Я стоял почти на краю, и холодный бетон парапета, казалось, врос мне в спину, став продолжением позвоночника. Ветер, пропитанный влагой и озоном, трепал мою дурацкую больничную пижаму и свистел в ушах, заглушая даже безумное биение собственного сердца. Внизу, как рассыпанные драгоценности на черном бархате, раскинулся ночной Токио. Миллионы огней, миллионы жизней, миллионы судеб — и все это сейчас сжалось в одну-единственную точку.

Рука Акиры с ножом взметнулась вверх, и в тусклом свете далеких фонарей блеснуло лезвие. Мозг хирурга, даже в такой ситуации, работал на автомате, просчитывая варианты. Судя по траектории, удар придется в область сердца. Проникающее ранение грудной клетки, повреждение перикарда, возможно, правого желудочка. Потом гемоторакс. и тампонада. Смерть в течение нескольких минут без вовремя оказанной медицинской помощи, который, судя по безумному взгляду напротив, не пребудет вовсе. Иронично. Я, который спасал от этого других, сейчас сам стану наглядным пособием по торакальной травме.

Но Акира, в последний момент, передумал. Может, простая и быстрая смерть показалась ему слишком скучным финалом для такого представления. Хотя откуда мне знать, что творится в голове у безумца.

— Нет… — прошипел он, и его лицо исказилось в такой гримасе, что он до жути стал похож на демонов с древних гравюр. — Так будет слишком просто. Я хочу, чтобы ты летел. Чтобы у тебя было несколько секунд, чтобы понять, что это конец.

Акира убрал нож, и его руки с силой вцепились в мои плечи. Я почувствовал его пальцы, впившиеся в ткань пижамы. Я вытянул руки, пытаясь отстранить Акиру от себя, но он был и выше, и сильнее моего хиленького и еще помотанного после аварии тела. начал давить. Затем я уперся еще и ногами, но мое тело было жалким подобием того, что могло бы оказать ему сопротивление. Бетонный парапет еще сильнее впился мне в поясницу. Совсем чуть-чуть, еще сантиметр-другой, и центр тяжести сместится. И все.

Я посмотрел в глаза Акиры. В них не было ничего, кроме безумия. А ведь этот человек является главой корпорации. От его слов буквально зависят жизни десятки тысяч сотрудников. Хотя, наверное, именно этой властью он и упивается. С детства наверняка родители все позволяли и пропадали на работах, в итоге ребенок вырос психопатом. И вместо того, чтобы отвести того к специалисту, они наоборот ему передали управление над компанией. Это как дать гиперактивному ребенку кнопку от запуска ядерки.

«Ну вот и все, — пронеслось в голове. — Допрыгался. Какой нелепый конец. Не на операционном столе, не от инфаркта в своей одинокой квартире, а вот так. Сброшенный с крыши токийского небоскреба ревнивым психопатом. Тетушка Фуми меня точно не похвалит».

Акира надавил сильнее. И мир качнулся.

Утро прошлого дня

Я сидел на краю своей кровати и методично, с упрямством человека, пытающегося собрать из лего сложный механизм, дул в этот проклятый дыхательный тренажер.

— Херовато-сан.

Я обернулся. В дверях стоял профессор Ишикава. Он был в своем обычном, идеально отглаженном халате, и в его глазах, как всегда, светилась мудрость и легкая, чуть усталая улыбка.

— Простите, не хотел вас отвлекать от важных дел, — сказал он, указывая на тренажер. — Вижу, вы усердно работаете над восстановлением. Похвально.

— Стараюсь, профессор, — я отложил тренажер куда-то в сторону. — Не хочу надолго задерживаться в рядах пациентов. Здесь кормят отвратительно.

Ишикава усмехнулся.

— Да, наша кухня — не самое сильное место этой клиники, если речь, конечно, не идет о випах, — на этих ловах мы оба тяжело вздохнули. — Но я, собственно, не об этом. У меня для вас новости. И, возможно, они вас заинтересуют.

Ишикава вошел в палату и присел на стул у двери.

— Помните пациента Пак Чун Хо? — вдруг спросил он.

Я кивнул. Еще бы мне не помнить. Человек, из-за которого вся эта каша и заварилась.

— Так вот, — продолжил Ишикава, и его лицо стало серьезным. — Последние данные ЭЭГ показали… интересную динамику. У него появились вспышки альфа-ритма. Очень слабые и нерегулярные, но они есть.

Я напрягся. Альфа-ритм— это ритм бодрствующего, расслабленного состояния. Его появление у пациента в коме — это как первый росток, пробившийся сквозь асфальт.

— Мы провели консилиум, — продолжал профессор. — И приняли решение. Я принял решение. Мы будем его оперировать.

— Оперировать? — я не поверил своим ушам.— Но зачем?

— Мы подозреваем, что причиной его состояния, помимо того препарата, который господину Пак Чун Хо ввели, может быть еще и хроническая субдуральная гематома. Небольшая, которую, к сожалению, могли пропустить на первичном КТ. Она медленно увеличивалась, сдавливая ствол мозга. И если мы ее уберем… есть шанс, что он придет в себя.

Я молчал, переваривая информацию. Это был огромный риск. Оперировать пациента в коме, с нестабильной гемодинамикой… Но Ишикава был прав. Это был шанс. Неужто родственники согласились на это, после всего произошедшего? Хотя, раз Пака так и не перевели в другую больницу, видимо, у них какое-то слишком сильное доверие к здешним врачам. А может согласились, потому что за дело взялся сам легенда кардиоторакальной хирургии, профессор Ишикава Гинрюнсай.

— Операция назначена на завтрашнее утро, — сказал он, поднимаясь, а потом посмотрел на меня каким-то странным взглядом и добавил: — Я подумал, вам будет интересно это знать. В конце концов, вы тоже имеете к этой истории некоторое отношение.

Я лишь молча кивнул, и профессор вышел, оставив меня наедине с этой новостью.

И уже через несколько минут я отправился на поиски Пака. Нашелся он все у того же автомата с напитками. Он стоял, засунув руки в карманы, и с видом знатока рассматривал этикетку на банке с холодным чаем.

— Выглядит аппетитно, — сказал он, обращаясь то ли к подошедшему мне, то ли общаясь с самим собой. — Интересно, какой у него вкус? Я уже почти забыл.

— Скоро у вас будет шанс вспомнить, — сказал я, и он, наконец, обернулся.

— Да, вы правы, — проговорил Пак, и я удивленно приподнял бровь. Он уже выяснил про операцию? Хотя, может проследил за кем-нибудь из персонала и выяснил про консилиум. Пак, тем временем, продолжил: — Если вы купите напиток, то я смогу вытянуть его «призрачную» версию. Это очень любезно с вашей стороны, Херовато-сан.

Я замер. Так вот о чем он. Значит, пока господин Пак ничего не знал. Сказав, что нам нужно кое-что обсудить, я направился обратно в палату, и Пак пошел следом. В нашем уже привычном пункте переговоров, в народе именуемом ванной комнатой, я пересказал ему разговор с Ишикавой. Пак слушал молча, его лицо было непроницаемым, плечи напряглись, а губы сжались в тонкую линию.

Когда я закончил, он долго молчал, глядя в одну точку на кафельной стене.

— Что ж, это хорошие новости, — наконец произнес Пак, и в его голосе не было ни радости, ни облегчения. — Но, значит, я все забуду.

Я чуть заторможенно кивнул. Об этом я подумать еще не успел. А ведь и правда. Судя по слухам, гулявшим в призрачном пространстве больницы, еще никто из тех, кто очнулся от комы, не вспоминал время, проведенное в потустороннем мире.

— Все, что я здесь узнал, — задумчиво продолжал Пак. — Имена, лица, мотивы… Все это исчезнет. Я очнусь, и для меня все начнется с чистого листа. Они наверняка снова попытаются замять дело и все же убедят меня в том, что виновата профессор Теруми. И я им, вероятно, поверю. А настоящий преступник останется безнаказанным.

Он поднял на меня холодный взгляд.

— Этого нельзя допустить, Херовато-сан.

Пак подошёл чуть ближе.

— У меня есть к вам просьба. Ж

— Да…? — настороженно проговорил я. В нынешней ситуации мне даже страшно было узнать, что же там за просьба.

— Я хочу, чтобы вы написали письмо, — сказал он. — Я вам его продиктую. И вы отправите его на мой личный почтовый ящик. Тот самый, с которого мы писали моему секретарю.

Я молча смотрел на Пака, ожидая, пока он пояснит свою просьбу.

— Это будет… дневник, — криво усмехнулся он. — Дневник моего «призрачного» пребывания здесь. Когда я очнусь, и мой секретарь Со поймет, что я пришел в себя, он даст мне доступ к этой почте.

— И вы поверите? — скептически спросил я.

— А как не поверить, — он странно усмехнулся. — Ведь там я также упомяну информацию, которую мог знать только я сам.

— Хорошо, — наконец сдался я, доставая телефон. — Я готов. Диктуйте.

Пак начал диктовать. Имена, даты, события. Он в деталях изложил все, что ему удалось выяснить за эти недели, блуждая по больнице невидимой тенью. О разговорах, которые он подслушал, о людях, которых он видел. Он говорил о Мей, о Томимо, о своих конкурентах.

— Когда закончите, отправляйте, — сказал Пак в конце своей речи. — И еще одно, доктор.

— Да?

— Вы должны дать мне обещание. Даже, скорее, клятву. Что бы ни случилось, вы никому никогда не расскажете об этом письме, — он говорил очень серьезно, и я понимал почему. В письме Пак рассказывал такие важные данные, которые с лёгкостью можно было использовать в своих целях.

Я посмотрел ему в глаза.

— Обещаю, — твердо сказал я.

— Хорошо, — кивнул он. — А теперь вам нужно отдохнуть. Завтра будет тяжелый день. Для нас обоих.

Я вышел из ванной, чувствуя себя так, будто меня посвятили в страшную государственную тайну. Я отправил письмо, а потом лег на кровать и провалился в первый за многие дни дневной сон.

И возвращаясь к крыше…

Я уже мысленно попрощался со всеми, кого знал в этой и прошлой жизни, как вдруг…

БАМ!

Дверь на крышу распахнулась с такой силой, что, казалось, слетела с петель. На пороге, словно псы из преисподней, вырвавшиеся на зов своего повелителя, возникли три фигуры. Все как на подбор: в идеально скроенных черных костюмах, с каменными, ничего не выражающими лицами и с маленькими, почти незаметными наушниками в ушах.

Акира, который в этот момент как раз с победной ухмылкой смотрел на меня, даже не успел обернуться. Он только и смог, что издать удивленный вскрик, когда один из них, самый крупный, с бычьей шеей и руками, похожими на два окорока, оказался у него за спиной, ловким движением отобрал у Акиры нож и оторвал того от меня.

— Вы в порядке, Херовато-сан? — спросил громила ровным, лишенным всяких эмоций голосом, отряхивая с моего плеча невидимую пылинку.

Я мог только кивнуть, судорожно хватая ртом воздух. Акира же, тем временем, уже лежал на животе, на холодном бетоне. Его руки были заломлены за спину, а на запястьях щелкнули пластиковые стяжки. Здоровяк прижимал его коленом к земле, не давая пошевелиться.

— Господин Со просил передать, что он приносит свои извинения за задержку, — сказал наконец громила.— Были небольшие технические трудности с доступом на крышу.

Я посмотрел на него и лишь кивнул.

Несколько часов назад

Внизу, на шестом этаже, в стерильной тишине операционной номер три, произошло чудо.

Нейрохирург только что закончил ушивать твёрдую мозговую оболочку, когда монитор резко взвыл тревогой — давление упало, кровь заполнила дренаж. Разошелся шов на аорте. К делу приступил профессор Ишикава. Он работал медленно и сосредоточенно, его руки двигались с уверенностью мастера, создающего свой главный шедевр.

— Готовимся к отключению, — сказал Ишикава, наложив последний шов. — Подготовьте дефибриллятор.

Анестезиолог кивнул. Все замерли в напряженном ожидании. Это был самый ответственный момент. Заведется ли сердце само? Или ему понадобится помощь?

Ишикава снял зажим с аорты. Кровь хлынула в остановившееся сердце, наполняя его, заставляя розоветь. Все взгляды были прикованы к монитору.

Прямая, ровная, безжизненная линия.

— Начинаем, — скомандовал Ишикава. — Давайте разряд.

«Разряд!»

Тело Пака на столе слегка дернулось. Линия на мониторе дрогнула и снова выпрямилась.

«Еще разряд!»

И снова ничего. Сердце молчало.

«Адреналин, — спокойно сказал Ишикава. — Прямо в сердце».

И в тот самый момент, когда игла уже была готова вонзиться в сердечную мышцу, на мониторе, словно нехотя, появился один-единственный, слабый, неуверенный зубец.

А потом — еще один. И еще. Медленно, очень медленно, но сердце начало биться. Само. Ровный, уверенный синусовый ритм заполнил экран монитора.

По операционной прокатился тихий, облегченный вздох. Ишикава опустил шприц и посмотрел на монитор. На его лице впервые за всю операцию появилась тень улыбки.