Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 2

Глава 13

Знаете, есть такие моменты в жизни, когда реальность превосходит даже самую дикую фантазию. Вот если бы мне ещё пару месяцев назад кто сказал, что я буду сидеть на полу застрявшего лифта в японской больнице, покрытый… продуктами жизнедеятельности, и держать на руках только что рожденного младенца, я бы, наверное, просто выписал этому человеку направление в соответствующее учреждение. С пометкой «срочно».

Но вот он я. Сижу. Держу. А младенец, надо отдать ему должное, орёт. Орёт так самозабвенно, так требовательно и жизнеутверждающе, что, кажется, сейчас в лифте лопнут не только мои барабанные перепонки, но и остатки здравого смысла. И я смотрю на сморщенное, покрасневшее личико, на крошечные кулачки, сжимающиеся и разжимающиеся в воздухе.

Двери с мягким шипением разъехались, и нашему взору предстала кинокартина «Прибытие поезда». Только вместо поезда — мы в лифте, а вместо изумленной публики — целая делегация из перепуганных медсестёр, пары врачей и двух суровых мужиков в рабочей форме. Они все застыли, как вкопанные, с открытыми ртами, и смотрели на нас. На измождённую, но счастливую Мичимию-сан, прижимающую к груди пищащий свёрток. На меня, сидящего на полу и покрытого чем-то липким. И на лужу, живописно растекшуюся по идеально чистому полу больничного коридора.

— Э-э-э… — выдавил один из ремонтников, нервно сжимая в руке гаечный ключ. — А мы это… лифт чинить пришли. Кажется, немного опоздали.

«Немного? — мысленно хмыкнул я, глядя на его недоуменное лицо. — Друг мой, вы опоздали на целую жизнь. Пока вы там спасали задницы попечительского совета, здесь, в этой железной коробке, рождалась новая жизнь».

Первой очнулась старшая медсестра. Женщина с боевым опытом, прошедшая, судя по её стальному взгляду, не одну «войну» и не одно поколение таких самоотверженных идиотов, как я. Её голос, как раскат грома, заставил ремонтников подпрыгнуть.

— Что вы стоите, как истуканы⁈ Каталку сюда! Быстро! Не видите, женщина родила!

И тут начался хаос. Забегали медсёстры, засуетились врачи. Мичимию-сан аккуратно переложили на каталку, ребёнка тут же укутали в стерильную пелёнку и куда-то унесли. А я так и остался сидеть на полу, провожая их взглядом.

— Херовато? — надо мной склонилось знакомое лицо. Савамура. В его глазах плескалась такая смесь шока, восхищения и чистого, незамутненного изумления, что я чуть не рассмеялся. — Ты… ты как?

Я перевел на него взгляд, который, должно быть, выглядел совершенно пустым. Мозг все еще работал в аварийном режиме, пытаясь обработать последние события.

— Нормально, — прохрипел я, и голос прозвучал так, словно я только что проглотил приличный кусок наждачной бумаги. Я попытался провести рукой по лицу и с удивлением обнаружил, что рука липкая. Прекрасно. — Только, кажется, мне срочно нужен душ. Горячий. И, возможно, экзорцист. Думаю, какой-то мелкий бес в меня вселился, иначе я не могу объяснить, почему со мной постоянно происходит всякая дичь.

Савамура лишь улыбнулся, а потом все же спросил:

— Ты… принял у нее роды? Здесь? В лифте?

— Ну, не то чтобы я планировал, — спокойно ответил я. — В моем ежедневнике на сегодня было запланировано лишь страдать от боли в ребрах и посетить лечебную гимнастику. Про акушерство там не было ни слова. Просто так получилось. Можно сказать, осваиваю смежные специальности. Знаешь, для общего развития.

Я наконец оперся о стену, чтобы встать. Ноги, превратившиеся в ватные палочки, подкосились. Савамура тут же подхватил меня под руку, его хватка была на удивление крепкой.

— Осторожнее, шутник — пробормотал он, помогая мне выпрямиться. — Ты же сам еще пациент.

— Мелочи, — отмахнулся я, опираясь на него. — Кардиохирургия — это, знаете ли, скучно. Все время одно и то же: сердце, аорта, клапаны… Рутина. А тут — новые горизонты. На днях вот планирую заняться нейрохирургией.

Я говорил все это с абсолютно серьезным лицом, глядя Савамуре прямо в глаза. Савамура смотрел на меня, и я видел, как в его голове борются восхищение и подозрение, что я окончательно съехал с катушек. Наверное, он уже прикидывал, какому именно специалисту меня лучше показать — психологу или все-таки сразу психиатру. А я стоял, опираясь на его плечо, смотрел на суету вокруг и чувствовал себя невероятно, до одури уставшим. И все-таки встретил я его здесь, хоть и не хотел.

— Кстати, — сказал я, отстраняясь от него и пытаясь унять легкую дрожь в ногах, — а что ты сам тут делаешь?

— А точно, — Савамура растерянно моргнул. — Мне нужно было забрать кое-какие документы. У нас пациент, которого перевели из нейрохирургии, у него начались осложнения на сердце. Я как раз шел в архив, а тут… — он неопределенно махнул рукой в сторону лифта, — … увидел толпу. Все галдят, паникуют. А потом двери открываются, и там — ты. Сидишь на полу, как какой-то кровавый Будда, а сзади женщина с ребенком на руках.

Я хмыкнул. Зрелище, наверное, не из приятных.

— Ладно, герой, — Савамура ободряюще хлопнул меня по плечу, — пошли.

Он проводил меня до самой палаты, и я поплелся рядом, пытаясь скрыться от любопытных взглядов.

— Я пойду, мне нужно работать, — сказал Савамура, когда мы уже подходили. — Но я еще зайду. Обязательно. И принесу тебе дынных булочек. Кажется, ты заслужил сегодня целую тонну.

Он улыбнулся своей фирменной улыбкой и скрылся за поворотом коридора. Я проводил его взглядом, чувствуя укол благодарности. В этом безумном мире, в котором я оказался, Савамура был чем-то вроде островка адекватности.

В палате я принял душ и переоделся в чистое. Вода смыла с меня кровь, пот и стресс последних часов. Я стоял под горячими струями, закрыв глаза, и чувствовал, как напряжение медленно уходит из тела. Когда я, наконец, рухнул на свою кровать, чувствуя себя выжатым, как лимон, который не просто использовали для приготовления лимонада для целого полка солдат, а потом еще и пропустили через промышленный пресс, в палату заглянула Мей и тут же уселась на стул.

— Где были? — спросил я, и голос мой прозвучал хрипло. — Я уж думал, вы решили оставить меня в покое и отправиться в самостоятельное астральное плавание.

Мей медленно повернула голову. На её губах играла лёгкая, почти незаметная улыбка.

— Отдыхала, — ответила она с деланой ленцой, пародируя мой тон. — Принимала солнечные ванны на крыше, пугала голубей. Чем еще мне заниматься?

Я хмыкнул, наливая себе стакан воды из графина, стоявшего на тумбочке. Весь этот разговор был странно напряженным и неловким. Атмосфера между нами поменялась, и хоть больше я на нее не сердился, все равно не мог вернуться к тому общению, что было раньше. Как минимум пока.

— Рад за тебя. Надеюсь, голуби не сильно пострадали.

— Один, кажется, заработал нервный тик, — невозмутимо сообщила Мей. — Но сейчас не об этом. Я была с Ино.

Я замер со стаканом на полпути ко рту. Всё шутливое настроение, спасавшее меня и мою психику последние несколько часов, мгновенно улетучилось.

— Как она? — спросил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

— Операция закончилась десять минут назад, — Мей снова отвернулась к окну. Её взгляд был прикован к тому месту, где небо сливалось с крышами домов. — Оперировал сам Исида-сенсей. Я была там.

Она сделала паузу. Я ждал, затаив дыхание, не в силах оторвать от неё взгляда.

— Всё прошло хорошо, — наконец сказала она, и я облегчённо выдохнул, сам не заметив, как сильно был напряжён. — Он, конечно, старый самовлюблённый индюк, но руки у него золотые. Операция была сложной, но он справился. Ино сейчас в послеоперационной палате. Состояние стабильное. По всем прогнозам, она скоро должна очнуться.

Я откинулся на подушку, закрыв глаза. Камень, который, оказывается, всё это время лежал у меня на душе, с грохотом упал.

— Хорошо, — прошептал я. — Это… очень хорошо.

Мы помолчали. Тишину нарушало лишь мерное тиканье настенных часов.

— Она всё время спрашивала про тебя перед операцией, — вдруг сказала Мей, и её голос стал тише. — Медсёстры сказали, что она постоянно повторяла, что её друг Херо-чан будет за неё болеть.

Я сглотнул подступивший к горлу ком и отвернулся.

— Спасибо, что была с ней, — искренне сказал я, глядя в окно.

Мей пожала плечами.

— Я ничего не сделала.

Она снова вернулась к своему обычному язвительному тону, но я слышал в её голосе что-то ещё. Что-то тёплое, что-то человеческое. Я понял, что она тоже была рада за Ино. Просто не хотела этого показывать.

— Ладно, — Мей выпрямилась — Раз уж мы разобрались с лирикой, пора переходить к делу. Я тут…

Вдруг в дверь настойчиво, но вежливо постучали. Мы с Мей переглянулись. Она тут же сделала недовольное лицо, всем своим видом показывая, что её прервали на самом интересном месте.

— Кого там ещё принесло? — прошипела она, и её тон был настолько едким, что я невольно передёрнулся.

— Войдите, — громко сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.

Дверь открылась, и на пороге появился адвокат Танабэ. Такой же до безумия «идеальный» в своём идеально отглаженном костюме и с кожаным портфелем. На лице у него играла вежливая, но совершенно ничего не выражающая улыбка.

— Херовато-сан, — он слегка поклонился. — Простите, что беспокою. Надеюсь, я не отвлекаю вас от отдыха?

Он прошёл в палату и, не дожидаясь приглашения, направился прямо к стулу, на котором только что сидела Мей. Та еле успела подскочить.

— Ходят тут всякие, садятся, где не просят, — прошипела она с таким возмущением, будто Танабэ только что плюхнулся на её фамильный трон. — Никакого уважения к личному пространству.

Танабэ, разумеется, ничего не слышал. Он с лёгким шорохом ткани опустился на стул, положил портфель на колени и окинул меня взглядом.

— Не отвлекаете, — я даже не постарался изобразить радушие. — Но все же я бы хотел отдохнуть.

— Да-да, Херовато-сан, я понимаю, — проговорил Танабэ своим официальным голосом, полностью проигнорировав мой сарказм. — Я слышал, у вас был… насыщенный день.

— День как день, — буркнул я, вспоминая роды в лифте. Неужто уже слухи распространились и до юридического отдела?

— Клиника восхищена вашим профессионализмом, — продолжал он, и от этой лести у меня аж зубы свело. — В связи с этим, а также учитывая ваше тяжёлое состояние после ДТП, руководство приняло решение…

Он с театральной паузой открыл свой портфель, достал увесистую папку и положил её передо мной. На лице Танабэ не дрогнул ни один мускул. Он безусловно был идеальным инструментом в руках больницы.

— … увеличить сумму вашей компенсации. Вдвое.

Я мельком взглянул на цифру. Нулей там было столько, что у меня зарябило в глазах.

— Взамен, — Танабэ элегантно ткнул пальцем в строчку, напечатанную мелким шрифтом внизу документа. — От вас требуется лишь небольшая формальность. Подписать соглашение о том, что вы точно не имеете претензий к клинике, и подтвердить, что ДТП произошло в результате трагической случайности, вызванной исключительно действиями профессора Теруми.

Я посмотрел на него. Потом перевёл взгляд на Мей, которая застыла у него за спиной, словно ледяная статуя. Её кулаки были сжаты так, что, казалось, сейчас треснут костяшки, а в изумрудных глазах плескалась холодная ярость.

— Знаете, Танабэ-сан, — сказал я, медленно отодвигая от себя документы. — Я тут подумал. У меня сломаны рёбра. У меня было сотрясение мозга. И я, кажется, до сих пор не совсем в себе. Поэтому подписывать какие-либо бумаги в таком состоянии было бы… неразумно.

На безупречном лице адвоката впервые промелькнуло что-то, похожее на раздражение. Маска вежливости дала трещину, открыв ненадолго взгляд акулы, готовящейся к атаке.

— Но, Херовато-сан… Это очень щедрое предложение. Руководство пошло вам навстречу…

— Я подумаю, — перебил я его, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более устало. — Мне нужно время. Понимаете, голова совсем не варит. Не уверен, что готов подписывать какие-либо документы сейчас.

Танабэ тихо выдохнул воздух через сжатые зубы, затем улыбнулся. Он встал, сухо поклонился и уже было направился к выходу, но у самой двери остановился, словно вспомнил о какой-то незначительной детали, вроде прогноза погоды или необходимости постирать носки.

— Ах да, Херовато-сан, — обернулся Танабэ, и его лицо снова стало непроницаемым. — Раз уж вы пока не готовы подписывать документы, это ваше право. Но есть ещё одна формальность.

Я напрягся. Что-то эта «формальность» попахивала гнильцой.

— Завтра в десять утра в главном конференц-зале состоится заседание врачебной комиссии, — будничным тоном сообщил он. — Ваше присутствие там обязательно. В качестве ключевого свидетеля.

— Комиссии? — переспросил я. — По какому делу?

— По делу о профессиональной халатности профессора Теруми, — отчеканил Танабэ. — Согласно результатам предварительного внутреннего расследования, — он сделал едва заметную паузу, словно смакуя момент, — установлено, что профессор Теруми, находясь в состоянии сильного душевного волнения, вызванного проблемами в личной жизни, проявила преступную халатность. Она самовольно покинула своего пациента, господина Пак Чун Хо, сразу после сложнейшей операции, не убедившись в стабильности его состояния, что в итоге привело к резкому ухудшению и впадению пациента в кому.

— Кома…?

Слово вырвалось у Мей тихим, сдавленным шёпотом. Я оглянулся. Она застыла посреди комнаты, её лицо стало белым, как больничная простыня, а в глазах плескался ужас и абсолютное неверие. Я видел, как она беззвучно шевелит губами, повторяя это слово, словно пытаясь убедить себя в том, что это неправда.

— Но… но этого не может быть, — прошептала она так тихо, что, казалось, говорила сама с собой. — Операция прошла идеально. Абсолютно идеально! Томимо звонил, говорил об ухудшении, о фибрилляции… Да, состояние было тяжёлым, но откуда кома⁈

Я посмотрел на неё, потом на непроницаемое лицо адвоката.

— Господин Пак — очень влиятельный человек, — продолжал свой монолог Танабэ, не замечая (или делая вид, что не замечает) моего потрясения. — Его семья требует ответов. Клиника, разумеется, проведёт самое тщательное и беспристрастное расследование. И ваши показания, Херовато-сан, будут иметь решающее значение. Вы ведь последний, с кем она так или иначе контактировала перед… инцидентом.

Я чуть в голос не засмеялся. Ну-ну, вот это у нас контакт был! Прям разговор по душам.

— Завтра. В десять, — наконец сказал он. — Не опаздывайте.

Он снова поклонился и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Я остался сидеть на кровати. Это была уже не просто попытка свалить на Мей всю вину за ДТП и отгородить имидж больницы. Это была полномасштабная война, направленная на полное уничтожение ее карьеры.

— Это ложь, — голос Мей дрожал, ее руки дрожали. Она повторила чуть тише: — Ложь…

— Успокойтесь, — сказал я, хотя у самого внутри всё холодело. — Нужно разобраться.

— Разобраться⁈ — она почти кричала, и голос ее завибрировал от ярости и отчаяния. — Как мы разберёмся⁈ Меня завтра заочно признают виновной, лишат лицензии, а потом, возможно, и посадят! А я даже защитить себя не могу! Я здесь, а моё тело лежит в соседнем крыле и пускает слюни!

Она опустилась на стул и закрыла лицо руками. Я посмотрел на нее, на ее опущенные плечи, на подрагивающие колени. Оказывается, даже самые сильные и волевые бывают сломленными.