Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 2

Глава 10

Я сидел на краю своей больничной койки, уставившись в одну точку на безупречно белой стене. В голове, словно заезженная, царапающая слух пластинка, без конца прокручивались сухие, протокольные слова инспектора Накамуры: «…согласно данным с камер видеонаблюдения и биллингу ее мобильного оператора, в момент аварии профессор Теруми разговаривала по телефону».

Разговаривала. По. Чертовому. Телефону.

Эта фраза никак не хотела укладываться в моей черепной коробке. Она была абсурдной, дикой, нелепой. Она ломала всю выстроенную в моей голове картину мира, где Мей Теруми была женщиной, чей профессионализм был возведен в абсолют, чья требовательность к себе и к окружающим граничила с манией. Мей, которая могла устроить публичную порку ординатору за то, что тот на полсекунды дольше положенного держал в руке зажим, сбила меня, потому что не могла оторваться от треклятой трубки.

Я горько, беззвучно усмехнулся. Вся эта мистическая чушь казалась теперь какой-то дурацкой, несмешной шуткой. В чем смысл существования богинь и так называемой «судьбы», если реальность оказалась куда прозаичнее, примитивнее и глупее. Обычная, банальная и тупая человеческая халатность.

И от этой банальщины меня физически мутило. Я чувствовал, как к горлу подкатывает ком тошноты. Одно дело — стать жертвой трагической, непреодолимой случайности. Попасть под машину, у которой отказали тормоза. Оказаться на пути пьяного водителя. Это было бы страшно, больно, но в этом была бы какая-то своя, пусть и жестокая, логика. Другое — оказаться на больничной койке, со сломанными ребрами и сотрясением мозга, из-за того, что кто-то не удосужился остановиться на обочине для важного разговора.

Я живо представил себе эту картину. Она, вся такая важная, несется по ночному Токио на своем алом спорткаре, одной рукой небрежно покручивая руль, другой — прижимая к уху последнюю модель смартфона. И в этот момент на ее пути появляюсь я.

Омерзение. Вот что я чувствовал. Густое, вязкое, как болотная жижа. Омерзение к ней, к этой ситуации, к самому себе. К тому, что я, как последний идиот, проникся ее проблемой, уже был готов рисковать своей карьерой, своим будущим, чтобы помочь ей. А за что? Чтобы вернуть в этот мир человека, который ставит телефонный разговор выше человеческой жизни? Чтобы она снова села за руль и продолжила нестись по городу, болтая по телефону?

Я с силой потер лицо ладонями, пытаясь стереть эти образы из головы. Нужно было успокоиться. Взять себя в руки. Дышать. Как учила меня мама, когда я был ребенком и разбивал коленки. «Вдох и выдох. Все проходит». Но эмоции, которые я так долго и старательно подавлял, рвались наружу, как пар из перегретого котла. Злость, обида, разочарование. Все смешалось в один горький, ядовитый коктейль, который обжигал изнутри. Самое главное, мозгом я понимал, что слишком остро реагирую, но в душе, почему-то, пылал пожар.

Дверь палаты тихо скрипнула, вырывая меня из омута самокопания. В комнату вошел мой сосед. Мия-сан. Мы делили эту палату уже почти неделю, но едва ли перекинулись парой десятков слов. Он был тихим, вежливым, почти незаметным пожилым мужчиной с седыми волосами и печальными глазами. Он страдал от какого-то хронического заболевания, и большую часть дня проводил на гимнастиках и других, одному богу известных, процедурах. По вечерам он читал толстые книги в потрепанных обложках и никогда не включал свет, чтобы не мешать мне. Мы обменивались дежурными фразами: «доброе утро», «добрый вечер», желали друг другу спокойной ночи. На этом наше общение заканчивалось. Он был идеальным соседом — тихим и ненавязчивым.

— Добрый вечер, Херовато-сан, — кивнул он мне, проходя к своей кровати.

— Добрый вечер, Мия-сан, — машинально ответил я, пытаясь натянуть на лицо подобие вежливой улыбки.

И в этот момент в палате появилась она. Мей. Она зашла сразу за стариком, ведь тот забыл закрыть дверь, и на ее лице было написано возбуждение, а в неестественно зеленых глазах горел огонь. Мей, очевидно, горела желанием поделиться своими новостями. Я встал, подошёл к двери и закрыл ее, оказавшись лицом к лицу с ней.

— Херовато! Ты не поверишь! — начала Мей, даже не поздоровавшись. Ее голос звенел, как натянутая струна.

Я же молча прошел мимо нее, словно она была пустым местом, и направился к своей кровати.

— Эй, ты чего? — Мей удивленно посмотрела мне в спину. — Я тут с новостями, а ты…

Я лег на кровать и натянул одеяло до самого подбородка, демонстративно отвернувшись к стене. Мей подошла ближе. Я чувствовал ее присутствие за спиной.

— Я тут, пока ты танцевал на своей гимнастике, не теряла времени даром, — затараторила она, не обращая внимания на мой игнор. — Провела разведку.

Мей начала расхаживать по палате, от окна к двери, ее движения были резкими, порывистыми, полными сдерживаемой энергии. Я лежал, закрыв глаза, и слушал ее голос.

— Во-первых, я встретила еще одного. Такого же, как я, — она поморщилась, словно съела лимон. — Призрака. Ходячее недоразумение. Короче, кадр еще тот. Огромный, татуированный тип в гавайской рубашке. Представляешь? Клоун какой-то. Но, как ни странно, он оказался полезен. Даже очень полезен.

Я замер. Неужто это тот самый…?

Мей остановилась и, я был уверен, уставилась на мою спину, ожидая реакции. Я молчал.

— Оказывается, мы не можем проходить сквозь стены, — продолжила она, и в ее голосе прозвучали нотки искреннего возмущения. — Представляешь? Какая нелепость! Проходить сквозь людей, столы, стулья — пожалуйста, а обычная дубовая дверь — непреодолимое препятствие. Это просто противоречит всем законам кино! Но этот… Акио, — она произнесла его имя с нескрываемым презрением, — он может открывать двери. Физически. Не знаю, как это работает, он что-то бормотал про «энергию и упорный труд».

Она снова начала мерить шагами палату. Я сжал кулаки под одеялом. Мне хотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать ее. Не слышать этот возбужденный голос, который рассказывал о каких-то «призрачных приключениях», в то время как я лежал здесь, со сломанными ребрами, из-за ее тупости.

— В общем, мы попали в кабинет Исиды, — продолжала она, ее голос звенел от гордости. — И я смогла. Я смогла включить его компьютер.

На ее лице, я был уверен, сейчас сияла победная улыбка.

— Это отнимает колоссальное количество энергии. Просто нереальное. Ощущение, будто ты пытаешься сдвинуть гору силой мысли. Но я это сделала, — Мей самодовольно хмыкнула. — Я просмотрела свою историю болезни. Снимки, анализы, все. И…

Она замолчала. Наверное, она ждала, что я сейчас повернусь, спрошу: «И что же? Что ты там увидела?». Но я молчал.

— И там ничего нет, — выдохнула Мей, не дождавшись моего вопроса. В ее голосе прозвучали нотки растерянности и разочарования. — Ничего, что объясняло бы, почему я до сих пор не очнулась. Понимаешь? Абсолютно ничего. Операция проведена идеально. Гематома удалена. Отек спадает. Все показатели в норме. Но я в коме. Это нелогично, — думаю, сейчас она сжала волосы на голове, как иногда раньше делала, когда волновалась. — Словно сама судьба не хочет, чтобы я очнулась.

Мей замолчала, и тишина в палате стала всепоглощающей. Я слышал, как на своей кровати тихо покашливает Мия-сан. Я слышал, как за окном проехала машина скорой помощи. Я слышал, как бьется мое собственное сердце.

— Херовато? — голос Мей стал тише, в нем прозвучали нотки недоумения. — Ты чего молчишь?

Я не отвечал.

— Эй, идиот, я с тобой разговариваю! — она подошла к моей кровати и склонилась надо мной. Я чувствовал ее холодное дыхание на своей щеке. — Ты что, оглох? Или обиделся, что я тебя не похвалила за твою удивительную грацию?

Мей заглянула мне в лицо, а потом ее взгляд метнулся в сторону кровати Мия-сана, который сидел за своей книжкой.

— А, — протянула она. — Понятно. Боишься, что твой сосед решит, что ты разговариваешь с воздухом? Не хочешь прослыть местным сумасшедшим? Какая трогательная забота о своей репутации.

Мей выпрямилась.

— Ладно, — ее голос снова стал деловым и нетерпеливым. — Пойдем в ванную. Там и поговорим. Не будем смущать старика.

Но я не сдвинулся с места.

— Спокойной ночи, Мия-сан, — громко, отчетливо и подчеркнуто вежливо сказал я в сторону соседней кровати.

— И вам, Херовато-сан, — тут же донеслось в ответ. Голос старика был немного сонным.

Я услышал, как Мей сдавленно выругалась. Что-то вроде «Твою ж мать». Она еще постояла у моей кровати, сверля мою спину своим ледяным взглядом, а я лежал, смотрел в темноту и чувствовал себя абсолютно опустошенным.

Следующий день начался так же, как и предыдущий. С дыхательным тренажером и с порции безвкусной, склизкой рисовой каши. Мия-сан, как обычно, рано утром ушел на свои процедуры, и я остался в палате один.

Точнее, я так думал.

— Ну, и какого хрена это было вчера? — голос Мей, холодный и злой, как зимний ветер, разрезал утреннюю тишину.

Я медленно повернул голову. Она стояла у окна, скрестив руки на груди. Вид у нее был такой, будто она всю ночь не спала, а придумывала план моей мучительной казни.

Я молча взял тренажер и снова начал дуть, поднимая шарики. Нужно было чем-то занять руки и мысли.

— Я с тобой разговариваю, Херовато! — Мей подошла ко мне, ее шаги были бесшумными, но я чувствовал, как от ее приближения вибрирует воздух. — Ты что, решил поиграть в молчанку?

Я продолжал игнорировать ее, сосредоточенно пыхтя в трубку. Синий шарик лениво подпрыгнул и упал.

— Ах ты, кусок… — Мей осеклась, подбирая слова. В ее лексиконе, очевидно, было много нецензурных выражений, но она пока сдерживалась. — Ты хоть понимаешь, что у нас нет времени на твои непонятные обидки? Я в коме, если ты забыл! И пока ты тут дуешься, как мышь на крупу, мое тело может в любой момент отдать концы! Они могут просто отключить меня от аппаратов, понимаешь ты это, идиот⁈

Я с силой выдохнул. Желтый шарик улетел куда-то за тумбочку. Супер.

— Ты будешь со мной разговаривать или нет⁈ — Мей уже кричала.

И тут я не выдержал. Пружина, которая сжималась во мне последние сутки, лопнула. Я швырнул тренажер на кровать и вскочил.

— А с какого перепуга я должен с тобой разговаривать⁈ — громко проговорил я ей в лицо, забыв о том, что в коридоре могут услышать. — С какого хрена я вообще должен тебе помогать⁈

Мей оторопела. Она отступила на шаг, ее глаза расширились от удивления. Она явно не ожидала такой реакции. Она привыкла, что я огрызаюсь, язвлю, но чтобы я почти кричал…

— Ты… ты что несешь? — растерянно пробормотала она.

— То и несу! — я подскочил к ней, чувствуя, как у меня дрожат руки от ярости. — Ты! Сбила! Меня! Ты чуть не отправила меня на тот свет! Ты сломала мне ребра, ты устроила мне сотрясение мозга! А теперь ты стоишь здесь и требуешь, чтобы я тебе помогал⁈ Да ты в своем уме⁈

— Я… я думала, мы это уже выяснили, — ее голос дрогнул.

— Выяснили⁈ — я рассмеялся. — Да, мы выяснили! Бедная, несчастная профессорша, которая оказалась не в то время не в том месте! И я, как мать его благородный рыцарь, должен спасти прекрасную даму, попавшую в беду!

Я сделал еще один шаг к ней, и она инстинктивно отступила, пока не уперлась спиной в стену.

— Но вчера, Мей-сенсей, вчера я узнал одну маленькую, но очень интересную деталь. Деталь, о которой ты почему-то предпочла умолчать.

Я смотрел ей прямо в глаза, и видел, как в них зарождается страх. Настоящий, животный страх. Наверное, не будь я на таких эмоциях, то отошёл бы и извинился, но почему-то сейчас во мне пылал настоящий гнев.

— Ты болтала по телефону. Ты сбила меня, потому что тебе было важнее обсудить что-то по своему гребаному телефону, чем смотреть на дорогу! Ты поставила свой разговор выше моей жизни!

Мей замерла. Ее лицо стало белым, как больничная простыня.

— Откуда… откуда ты знаешь? — прошептала она. Ее голос был едва слышен.

— Полиция рассказала, — я злорадно усмехнулся, наслаждаясь ее реакцией. — Они завели на тебя дело, профессор. Уголовное. С отягчающими обстоятельствами. Так что, когда ты, если ты, очнешься, тебя ждет не только выговор от главврача, но и вполне реальный тюремный срок. И я, знаешь ли, буду свидетелем обвинения. И расскажу все в мельчайших подробностях.

Я врал. Как бы я был зол, навряд ли бы я пошел на нее с обвинениями. Но сейчас мне хотелось уколоть ее как можно сильнее.

Мей же молчала. Просто стояла, прижавшись к стене, и смотрела на меня.

— Так что извини, — я вернулся к своей кровати и снова взял в руки этот проклятый тренажер. — Но спасение преступников в мои врачебные обязанности не входит. Разбирайся со своими проблемами сама.

Я отвернулся от нее, давая понять, что разговор окончен. Я слышал, как она стоит у меня за спиной. Я ждал, что она сейчас взорвется, начнет кричать, обзывать меня последними словами. Но она молчала.

— Хорошо, — наконец сказала она. Тихо, почти беззвучно. — Я все объясню.

Я не обернулся.

— Мне не нужны твои объяснения. Все и так предельно ясно.

Я знал, что веду себя как ребенок, но все равно продолжал.

— Пожалуйста, — в ее голосе прозвучали нотки, которых я никогда раньше не слышал. Мольба. Отчаяние. — Просто выслушай. А потом… потом можешь делать, что хочешь. Можешь подать на меня в суд. Можешь забыть о моем существовании. Просто дай мне шанс.

Я тяжело вздохнул и медленно повернулся. Она все так же стояла у стены, ссутулившись, и выглядела такой маленькой, потерянной и беззащитной, что моя праведная злость начала медленно таять, уступая место чему-то другому. Чему-то, похожему на жалость.

— У тебя пять минут, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более холодно.

Мей кивнула.

— Да, я говорила по телефону. Это правда. Я не собираюсь этого отрицать.

Она сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями.

— В тот день я провела сложнейшую операцию. Пациент — один из главных спонсоров нашей больницы. Очень важная шишка. Но не суть, — Мей тяжело вздохнула, будто «суть» все же была. — В любом случае, это мой пациент. У него был абсцесс корня аорты. Состояние критическое. Операция длилась восемь часов. Она прошла успешно, и я оставила его на ординатора Томимо.

Я скептически на нее посмотрел. Серьезно? Томимо? Тот самый, о котором ходят столько слухов?

— Не смотри на меня так! — вспыхнула Мей. — Я сама знаю, что он не самый лучший кандидат. Но время искать другого просто не было. Мне срочно позвонили и назначили встречу, которую я не могла отменить.

Она недовольно поджала губы, и я понял, что речь наверняка идет о человеке, которого она недолюбливает. Но выехать на встречу после того, как только прооперировала больного? Обычно хирург сам наблюдает за ним в ближайшие несколько часов, а тут Мей спихнула это даже не на самого лучшего ординатора.

— После этой встречи, когда я уже ехала в больницу, мне позвонил Томимо. Он сказал, что у пациента резко ухудшились показатели. Началась фибрилляция, давление упало до критических отметок. Он паниковал. Просто истерил в трубку. Я приказала ему немедленно начать инфузию кордарона, вколоть аргатробан и следить, чуть что, позвать дядю. Я очень спешила.

Мей посмотрела на меня, и в ее глазах была отчаянная мольба о понимании.

— Когда я уже подъезжала к больнице, он позвонил снова. Он кричал, что кордарон не помогает, что пациент умирает, и он не знает, что делать. Я подняла трубку… я должна была… а когда снова посмотрела на дорогу, то увидела тебя.

Мей замолчала. Я тоже молчал. Картина прояснилась. Мне даже стало стыдно, что я на нее так наорал. Но в то же время она спасала одну жизнь, рискуя десятками других.

— Такие дела, — тихо сказала она. — Теперь ты знаешь все. И можешь делать с этой информацией все, что захочешь.