Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 2

Глава 25

Я сидел в своей палате и читал книгу, когда телефон внезапно зазвонил. Из трубки раздался спокойный и чуть приглушенный голос Сато Рины.

— Доктор Херовато-сан? — спустя секундную паузу спросила она.

— Да, это я. — Я тут же сел прямо на кровати, отбросив книгу Инуи в сторону. Она со стуком ударилась о тумбочку, но я даже не заметил. — Я вас слушаю, Сато-сан.

— Я смогла кое-что выяснить,— сразу перешла к делу она. — На официальные счета профессора Томимо не поступало никаких подозрительных сумм. Его финансовое положение абсолютно прозрачно и столь же скучно, как жизнь бухгалтера на пенсии. Но…

Сато сделала короткую многозначительную паузу. Мей, до этого сидевшая на подоконнике и тоже что-то увлеченно читавшая, — теперь, когда она научилась вынимать «душу» из объектов, я ещё не видел ее с пустыми руками — тут же подскочила ко мне и, подавшись вперёд, не мигая уставилась в телефон, словно могла услышать, что же говорит мне Сато.

— Но я, конечно же, копнула глубже, — продолжила Рина, и её голос стал чуть ниже. — И проверила его родственников, самое ближайшее окружение, всех, кто мог быть связан с этим вашим Томимо финансово.

Что ж, это было логично. Думаю, большинство афер и скрытых сделок проходят именно через близких родственников или верных друзей.

— И вот тут меня ждала удача. — Я даже через экран почувствовал ее триумф. — У Томимо есть двоюродный брат, некий Нобуюки Томимо. Обычный офисный клерк из небольшой страховой компании, со скромной зарплатой и типичными потребительскими кредитами. Ничего примечательного, серая мышь.

Мей, стоявшая рядом со мной, нетерпеливо поджала губы.

— И вот на его счет, доктор Херовато, пару дней назад поступил перевод на сумму… двести миллионов иен. — Голос Рины звучал так, словно она бросала бомбу.

Я присвистнул. Звук получился сиплым и сдавленным, застряв где-то в горле. Мей рядом со мной сделала то же самое, её глаза округлились до размера блюдец. Двести миллионов иен, то есть почти полтора миллиона долларов. Это была сумма, способная изменить жизнь не только скромного клерка, но и небольшого городка.

— Двести миллионов… — прошептал я, и в моей голове, словно на бешеном калькуляторе, мгновенно пронеслись мысли о том, сколько лет мне пришлось бы копить, чтобы заработать такую сумму, работая день и ночь без отдыха. Я представил себе, как Томимо вдруг получает такую манну небесную.

— Откуда? — спросил я, пытаясь унять дрожь в руках.

— А вот это, доктор, самое интересное, — в голосе Сато прозвучали нотки нескрываемого триумфа, почти злорадства. Она явно наслаждалась этим моментом. — Источник денег легко отслеживается. Это выплата с благотворительного аукциона, организованного Фондом «Наследие Кисараги».

Я похолодел. Не просто почувствовал холод, а словно окунулся в ледяную воду, и она медленно, неохотно заполняла лёгкие. Ямада. Снова они. Эта фамилия, которая преследовала меня с самого приезда в Токио, как тень, от которой невозможно скрыться. Сначала спасение их наследника, затем их щедрое, но давящее гостеприимство, их предложение пожизненной лояльности, а теперь — это. Связь с Томимо и Паком. Нити, которые я пытался разорвать, теперь, казалось, намертво связывали меня с ними.

Мей рядом со мной замерла. Лицо, до этого выражавшее лишь нетерпение, теперь стало абсолютно белым, как накрахмаленная простыня, а глаза расширились от шока. Она тоже понимала, что это значит.

— Фонд «Наследие Кисараги»… — медленно повторил я, пытаясь собрать мысли в кучу. — Это же культурный фонд семьи Ямада.

— Именно, доктор, — подтвердила Сато. — Я проверила лоты того аукциона. Двоюродный брат профессора Томимо выставил на продажу картину малоизвестного художника. Картину, которую он сам купил всего полгода назад за пять миллионов иен.

— И её продали за двести? — я не поверил своим ушам.

— Именно, — спокойно подтвердила Рина. — Похоже, мы имеем дело с классической схемой отмывания денег или, что более вероятно в данном случае, передачи взятки. Сумма, во-первых, точно не соответствует рыночной стоимости картины. Во-вторых, транзакция произошла за неделю до инцидента с господином Паком, а деньги поступили на счет Нобуюки спустя несколько дней после. И, судя по всему, ниточки ведут к семье Ямада.

Я откинулся на подушку, чувствуя, как голова начинает гудеть.

— Ямада… — повторил я, и в голове у меня все смешалось. — Но зачем им это?

— Этого я не понимаю, — вмешалась Мей, и ее голос был напряженным. — Допустим, они заплатили Томимо, чтобы он ввел господину Пак Чун Хо препарат. «Phoenix Electronics» и «Yamada Holdings» — конкуренты, это правда. Оба — гиганты в сфере медицинского оборудования и электроники. Но их методы… они обычно более элегантные. Корпоративный шпионаж, переманивание ключевых сотрудников, ценовые войны. Но не такое. Тем более, зачем семье Ямада подставлять меня? Их сын лечился в этой больнице. Я лично консультировала его случай. У нас не было никаких конфликтов. Наоборот, они были благодарны.

— Может, это не связано? — предположил я, закрыв ладонью динамик телефона. — Ямада хотели убрать Пака, а Томимо, воспользовавшись ситуацией, решил заодно избавиться и от тебя?

— Возможно, — задумчиво покачала головой Мей. — И кто тогда тот «господин», с которым Томимо говорил по телефону? Кто-то из Ямада? Председатель? Его сыновья?

Мы молчали, и в этой тишине рождались и умирали десятки версий, одна безумнее другой.

— Я пока не знаю, доктор, — прервала наши размышления Сато. — Мотив, скорее всего, просто убрать конкурента. Но я попробую получить доступ к документации аукциона под видом искусствоведа.

— Сато-сан, будьте осторожны, — сказал я, и в моём голосе прозвучала неподдельная тревога.

— Это моя работа, Херовато-сан, — спокойно ответила она. — Я свяжусь с вами, как только что-то будет. А пока — берегите себя. Вы ведь тоже теперь стали частью этой игры.

Сато Рина повесила трубку. Я остался сидеть на кровати, все еще сжимая мобильный телефон с погасшим экраном в руке, и в голове у меня был полный кавардак. Слова Сато Рины гудели в голове, повторяя одну и ту же зловещую фамилию: Ямада.

Значит, «господин», которому звонил Томимо, — это кто-то из них? Но зачем им это? Зачем подставлять Мей? Эти люди… Они спасли мою семью, приютили их в своем роскошном доме, помогли мне. Они не казались мне злодеями. Аяме, при всей ее стервозности и холодном расчете, была, на удивление, понятной. А её невестка, жена спасённого мною парня, казалась искренней и добродушной женщиной. Неужели все это было лишь маской? И их «благодарность» — всего лишь тщательно продуманный, многоходовый план, чтобы получить что-то взамен? Мысль о том, что мной и моей семьей могли просто-напросто манипулировать, как пешками в чьей-то большой игре, была отвратительна.

Я со злостью бросил телефон на тумбочку.

Следующие два дня прошли в тумане. Я не находил себе места: ходил по коридорам нейрохирургии, возвращался в палату, снова выходил. Я снова и снова просматривал записи с видеокамер, пытаясь найти хоть что-то, но ничего не находил.

И ждал. Ждал следующего звонка от Рины, ждал новых сообщений от секретаря Со. Мой телефон, казалось, стал продолжением моей руки. Я проверял его каждые пять минут, как заведенный, но экран оставался темным, не предвещая ничего, кроме гнетущей тишины. Мей тоже то и дело появлялась в моей палате, молча смотрела на меня, а затем, словно не находя слов, снова исчезала, унося с собой часть моего и без того хрупкого спокойствия.

Наконец, я не выдержал. Чувство беспомощности было невыносимым. Сидеть сложа руки, пока вокруг меня закручивается эта отвратительная интрига, было выше моих сил. Я побрел по коридорам, совершая свой обычный послеобеденный марафон по этажу. Мысли роились в голове, как встревоженный осиный рой. С каждым шагом моё раздражение росло, физическая боль отступала перед моральным напряжением. Я нуждался в передышке, хотя бы на минуту.

На лавке, освещенной лучами заходящего солнца, сидел Мия-сан. Он не читал книгу, как обычно, а просто смотрел в окно, на медленно темнеющее небо, и его лицо было спокойным и умиротворенным. Я подошел и прислонился к стене рядом с ним.

— Как ваше самочувствие, Херовато-сан? — спросил он, не поворачивая головы.

— Хуже, чем хотелось бы, — честно ответил я.

Мия-сан тихонько рассмеялся.

— Вы очень беспокойны. Всегда куда-то спешите.

— А у вас слишком много терпения, Мия-сан, — язвительно заметил я, но поняв, что зря вспылил, смягчил тон: — Вы лежите здесь уже так долго. Как вы справляетесь с этим?

Он повернул голову и посмотрел на меня. В его глазах было то спокойствие, которое приходит с годами и опытом.

— В больнице время течет иначе, Херовато-сан, вам ли не знать? — тихо сказал он. — Здесь мы учимся ждать. Ждать следующего дня. Ждать результата анализов. Ждать выздоровления.

— А как же жить? — спросил я, чувствуя, как горечь подступает к горлу. — Просто ждать?

Мия-сан снова улыбнулся.

— Ждать — это тоже часть жизни, Херовато-сан. В этом и заключается суть. Вы думаете, что жизнь — это только действия, борьба, победы. Но иногда жизнь — это просто дыхание. Просто наблюдение за тем, как за окном сменяются день и ночь. В этом ожидании есть своя мудрость. Вы когда-нибудь смотрели, как растет цветок?

Я покачал головой.

— Цветок не спешит. Он не торопится. Он просто растет. С каждым днём. В тишине и спокойствии. А вы, доктор, пытаетесь прожить месяц за один день. И это вас разрушает. Вы сильный человек. Но вам нужно научиться терпению.

Мия-сан закончил говорить и снова уставился в окно. Я стоял рядом, переваривая его слова. Терпение. Этого у меня в достатке не было с самого начала. Ни в прошлой жизни, ни в этой.

— Иногда терпение — это роскошь, которую не можешь себе позволить, — пробормотал я.

— Возможно, — согласился Мия-сан. — Но это единственное, что у нас есть, когда мы не можем действовать.

Я почувствовал укол вины и, не сказав ни слова, побрел обратно в палату. Внутри меня всё ещё бушевали эмоции, но слова Мия-сана, казалось, на какое-то время уняли этот шторм. Я сел на кровати и взял в руки книгу.

А потом, на третий день, когда вечерняя синева уже начала сгущаться за окном, а Мия-сан мирно похрапывал на своей кровати, мой телефон снова завибрировал. Звук был резким, и я вздрогнул. Это была Сато Рина. Я поднял трубку.

Все тогда же

Но немного не там же

Пак Чун Хо и призрак Акио сидели на широком диване в укромной нише в конце коридора VIP-крыла. Это было тихое, почти забытое место, где редкие лучи солнца днем едва касались стен, а ночью царил полумрак, освещаемый лишь далекими огнями города. Отсюда, с шестого этажа, открывался великолепный вид на ночной Токио: бесконечное море мерцающих огней, паутина дорог, по которым ползли светлячки машин, и небоскребы, впивающиеся в чернильное небо. И двое призраков вели свою неспешную беседу.

Акио, этот громила в выцветшей гавайской рубашке, до этого с интересом разглядывал свои татуировки — драконы, змеящиеся по его мускулистым рукам, казались живыми в полумраке. Он тихонько почесывал плечо, словно чувствуя несуществующий зуд.

— Знаешь, Акио-сан, — задумчиво произнес Пак. Сначала могло показаться, что он смотрел на город, но на самом деле взгляд Пака был устремлен в пустоту, туда, где, как он чувствовал, скрывались ответы. — Я тут подумал. Если существует потусторонний мир, то должен же быть и какой-то… менеджмент. Ну, знаешь, отдел кадров, бухгалтерия, логистика. Кто-то же должен распределять души, вести учет, следить за порядком. Мне, как бизнесмену, это кажется логичным.

Акио хмыкнул и перевел взгляд со своей руки на Пака. В его глазах промелькнула искорка черного юмора.

— Не знаю, как насчет бухгалтерии, господин председатель, — пробасил он, и его голос, обычно хриплый и развязный, теперь звучал удивительно серьезно. — Но отдел жалоб у них точно работает хреново. Я им уже столько устных заявок в весьма вежливой форме отправил на поставку хотя бы нормального сакэ и сигарет, а в ответ — тишина. Ни одного ответа. Ни одного подтверждения. Это просто свинство. Раз заставляют нас тут висеть в неведении, то хоть бы обеспечивали всем необходимым.

Пак едва заметно улыбнулся. Его губы, обычно жестко сжатые, чуть дрогнули.

— Может, у них просто нет бюджета на такие излишества? Или твои запросы слишком специфичны? — предположил он.

— Да какой бюджет! — возмутился Акио. Он взмахнул руками, его движения были резкими, порывистыми. — Мы тут, можно сказать, в непонятной полувечности торчим, а они нам даже элементарных удобств предоставить не могут. Это нарушение прав потребителей! Я вот думаю, может, профсоюз организовать? Будем бороться за свои права. За нормальное пиво! За хорошие сигареты! Ты как, господин председатель, вступишь?

Пак едва заметно улыбнулся.

— Пожалуй, воздержусь, Акио-сан. У меня и в мире живых с профсоюзами были слишком сложные отношения.

В этот момент возникшую в их укромной нише тишину нарушил звук. Негромкий, чем-то похожий на шарканье побитой собаки. Пак и Акио синхронно обернулись. В коридор, тяжело дыша, словно только что пробежал марафон, ввалился профессор Томимо. Он выглядел так, будто за ним гналась стая голодных волков. Его халат был помят, волосы растрепаны, а лицо, обычно холеное и самодовольное, теперь было серым, осунувшимся и покрытым испариной. Глаза его бегали по сторонам, полные дикого, загнанного страха. Он прижимал к уху телефон, словно пытаясь защититься им от невидимого преследователя.

— О, глядите-ка, — проговорил Акио, и в его голосе прозвучали нотки нескрываемого злорадства. — Наш великий хирург решил почтить присутствием.

Томимо, конечно же, не заметил их. Он прислонился к стене, его дыхание было частым и прерывистым. Дрожащими пальцами он набирал номер, его губы беззвучно шевелились, словно он повторял какие-то заклинания. Томимо долго слушал гудки, и с каждой секундой его лицо становилось все более бледным, а страх в глазах рос, превращаясь в панику. Он судорожно сжимал телефон, словно от этого зависела его жизнь. Наконец, на том конце ответили.

— Алло? — зашипел он в трубку, прикрывая рот ладонью, словно пытаясь заглушить собственный голос. — Это я. Я больше не могу ждать! Это расследование… оно слишком близко подобралось! Кто-то проверял мои счета!

Томимо замолчал, слушая ответ. Акио и Пак наблюдали за ним, не проронив ни слова, словно два хищника, выслеживающие свою жертву.

— Мне плевать на эту девчонку! — вдруг выкрикнул Томимо. В голосе его звучала неприкрытая ярость, смешанная с отчаянием. — Пусть с ней делают, что хотят! Пусть хоть застрелят! Но её состояние… оно странное. Она не приходит в себя, хотя все показатели в норме. Врачи ничего не понимают. Это ненормально! Я боюсь, что это привлечёт слишком много внимания!

И тут на том конце провода что-то изменилось. Пак и Акио увидели, как лицо Томимо вытянулось от удивления, а затем — от чистого, животного ужаса. Он сжался, словно его ударили невидимым кнутом.

— Господин? — пролепетал он, и его голос дрогнул, став почти неслышным. — Простите, я не знал, что вы…

Пак нахмурился, глядя на растерянное лицо Томимо.

— Если вы хотите… То да… я могу узнать подробности о состоянии Теруми.

Томимо слушал еще несколько секунд, его голова судорожно дергалась, словно он пытался ухватить каждое слово. Затем он быстро кивнул, его глаза были полны обреченности.

— Да, господин. Я понял. Завтра в семь вечера. Я приду. — Последние слова прозвучали как приговор.

Он сбросил вызов, его рука дрожала. Томимо тяжело дышал, пытаясь унять сердцебиение, которое, казалось, стучало где-то в горле. Он опустился на диван, едва не сев на Акио, его тело обмякло, словно из него выпустили весь воздух. Он провел дрожащей рукой по лицу, вытирая пот.

— Ну вот, — прошептал Пак, когда Томимо, придя в себя, поспешно удалился. — Кажется, наша крыса сама бежит в мышеловку. И, похоже, он несет нам кое-что интересное. Не просто крошку сыра, а целый кусок мяса.

Акио лишь хмыкнул.

— Состояние Теруми… — тихо проговорил Пак, словно пробуя слова на вкус. Что же в этой профессорше столь важного?