Демон-Инквизитор

Глава 40: Ей завтра исполнится десять

— Алиса…

Я была загнана в угол. Металась по подворотням, измазывая стены и землю кровью, пыталась скрыться. Но этот тип был настойчивым.

— Ха-ха, — горло дерет сухостью. — Что же ты так за мной гоняешься, как будто я твои уши и нос в одном флаконе?

Не то чтобы дерзость могла меня спасти, но давняя привычка сработала на отменно.

— Плачущий прав, ты ужасно предсказуема. Не беги от меня, дитя, мне нужно подарить тебе…

— А подарки для себя ты под маминой кроватью забыл, да?

Сгорбленная фигура, обмотанная цепями, появилась передо мной так внезапно, что мне стоило большого труда сдержать себя от побега. Звенья побрякивали в такт ходьбе, а лицо, лишенное носа и ушей, с тонкими, растянутыми в улыбке губами, приближалось все ближе.

— Плачущий лишил тебя рук, но ты важна. Я хочу подарить тебе…

— Вы это Джордана так называете? Плачущим? Ха! Подходящее имя для этого сопляка…

По моей коже стекает пот. От побега. От боли. От страха. В груди бьется обычное сердце, которое до сих пор не восстановилось после того случая с отравленной выпивкой.

— Ты меня перебиваешь и язвишь, девочка, — урод остановился в пяти сантиметрах от меня, пристально глядя в меня своими круглыми глазами. — Не будь так строга к тем.

Некоторое время между нами висела тишина. «Может, ты закончишь фразу?» — поинтересовалась я, но парень в цепях лишь покачнулся в такт сквозняку.

— Я подарю тебе новые инструменты вместо старых, — прошептал он, и я почувствовала, что из его рта пахнет почему-то молоком.

— Подари лучше себе соску… — прошептала я, растворяясь в туман.

Кирпичная стена позади меня была расчудесно кстати вся в трещинах. Пройдя по которым…

Черт, они поверхностные? Как такое возможно?

— С возвращением, Алиса, — поприветствовал меня парень в цепях, так и не сдвинувшийся с места за все это время.

— Вернется твоя мать из могилы, — буркнула я, с отвращением пытаясь попятиться от его огромных круглых глаз.

Только тогда заметила, что они лишены век.

— Мы остановились на том, что я хочу дать тебе новое взамен старого, того, что отобрал Спящий.

«Ага, спящий. Видно, про плачущего он мою мысль понял».

— Ну, вот это имя звучит лучше. Да, я даже… даже придраться не могу. Похвально.

— Вампиры обладают нездоровым болевым порогом. Тебе недавно отрубили руки, все еще хлещет кровь, а ты пытаешься острить и… — парень опустил зрачки больших глаз. — В твоих ранах, пока ты здесь бегала, завелось немало плохого…

— Например, твое внимание. Кыш!

— Дай, помогу. Если это все разовьется, ты лишишься рук вообще.

Его тонкие пальцы с выделяющимися суставами взяли мою руку. Одной ладонью накрыв обрубок, он стал пускать туда какое-то странное сияние…

— Мудак! Огонь!

Вмазав другой культей по лицу «целителя», я пнула его ногой в живот и вжалась в стену, баюкая обожженную рану. Кровь пузырилась, почерневшей смолью стекая по коже. Парень с пугающим лицом в недоумении посмотрел на меня.

— Я всего лишь хотел помочь.

— Ты мне рану поджег!

— Чтобы убить заразу, нужно ее сжечь.

— Из каких курсов молодого инквизитора ты вылез?!

— Я изучал медицину. Дай другую руку, обещаю, что не сделаю критическую ошибку. Я давал клятву.

— Кому? Джордану, что закончишь его дело?

Прикрыв глаза, чтоб не смотреть на пляшущие по ране языки огня, я расцепила зубы, когда все закончилось.

— Что ты там говорил о новом инструменте? Ты хочешь дать мне новые руки? Это было бы очень кстати.

— О нет, — улыбка, которая все это время не сползала с лица уродливого парня, стала еще шире, дотянувшись кончиками «до ушей». — Я мог бы дать тебе новые руки, равные по способностям тем, что были у тебя от рождения. Но… мне не нравится эта идея.

— Ты козел?

— Я не люблю восстанавливать то, что утратил другой. Если ты лишилась рук, то так тому и быть. Не стоит ждать возврата, это для других сказок.

— Повтори, какую ты там клятву давал? Знаешь, если ты намекал, что ты врачеватель, то ты плохо знаешь свою профессию.

Странное лицо продолжало улыбаться. Но молча.

— Послушай, мне правда нужны руки. Понимаешь, я вампир. Мне это необходимо. Можешь там селянам всяким инструменты втыкивать вместо кистей, они переживут. А я сложное существо, мне нужны десять пальцев, которые умеют хватать.

— Ты убийца, убийство — искусство. Я взял с собой два клинка. Они ужасно подойдут твоим… предплечьям.

Его улыбка раскрылась, и я увидела под тонкими губами клюв, который до того словно прятался в кожаном мешке.

— Да ты поехавший, — я запнулась, увидев лезвия. — В хорошем смысле, конечно же. Да, мне определенно не помешают такие две штуки вместо рук. К черту руки, это для селян. Давай мне этих малышек.

***

Очнулась я в сомнительном месте, похожем на «смертник» активно практикующего хирурга. Вокруг меня были другие операционные столы — во всяком случае, птицемордый так называл эти деревянные конструкции, пропитанные кровью и чем-то, к чему принюхиваться не хотелось. Мои ноги были привязаны — не знаю, для чего. Но я не без удовольствия прошлась новыми клинками по пеньковым веревкам, с улыбкой слушая, как трещит материал. Лезвия заточены до безумия, мне нечасто доводилось орудовать такими острыми ножами. Правда, то, как птичий доктор закрепил оружие, вызывало у меня опасения — судя по этим металлическим скобам, впившимся в предплечье, вся конструкция держится на моих костях и плоти. Сильные удары блокировать нельзя. Хотя я и не планировала ввязываться в какие-то приключения с серьезными заварушками. Разве что…

Черно-золотые глаза Джордана смотрели на меня слишком надменно, когда он говорил: «Чтобы прикончить меня, тебе понадобятся новые ножи — эти никуда не годятся».

Да, с двуручником этого парня могут появиться проблемы. Но, в конце концов, любую задачу можно решить.

Поднявшись со стола, я не смогла сдержать стон. В голове все еще витал дурман, не ушедший после операции. Наркотик сладкой пеленой застилал мое восприятие, вместе с тем — способность стоять ровно.

— Чтоб я так жила… эта дурь просто обязана быть в моем рюкзаке, — зашептала я, прикладывая холодное лезвие к лицу. Нда, это безобидная привычка только тогда, когда у тебя нормальные кисти, а не мечта мясника вместо них.

Скривившись от тонкого пореза на щеке, я направилась к ближайшей двери. Вокруг летали мухи. Что еще раз подтверждало мою ассоциацию со «смертником» — последним пристанищем неудачно прооперированных.

«Доктор» был в своих апартаментах. Этот демон сидел, обмотавшись цепями, на шатком стульчике посреди пустой комнаты. Может, глядя на доски вокруг себя, он находил умиротворение.

— Эй, ты тут не двинулся еще? — я легонько постучала концом клинка по металлическим звеньям на плече птицемордого.

— Отвечая твоим излюбленным методом, — сарказмом — я должен сказать, что без тебя, конечно же, двинулся.

— Ты жуткий тип, если тебе этого еще никто не говорил.

— Напомни мне, ты сестра демона, который развлекается разрубанием людей на части? Если все верно, то я должен быть мужчиной твоей мечты.

Я вздохнула.

— Не понимаю, о какой сестре ты говоришь, я вроде как семьи не имею. Просто зашла поблагодарить и сказать — лезвия идеальны.

— Раз уж зашла тема, расскажу. Операция длилась почти сутки. Я сделал два перерыва на чай с пряниками.

— Так… да, спасибо, что уведомил меня об этом. Очень важно знать, что твой доктор оставляет тебя истекать кровью, чтобы поесть пряников.

— После того как я успешно, — птицемордый с особым усердием проговорил последнее слово, — прооперировал тебя, возникли осложнения.

— Угу… поэтому ты решил связать мне ноги и оставить лежать на столе?

— В ходе этих осложнений у тебя началась лихорадка. Ее здесь называют рубашечной. Язвенная сыпь покрывает руки до самых кистей…

— Какая удача! Тебе повезло, что у меня осталось все, кроме кистей, и ты смог насладиться зрелищем болезни в полной мере!

— …Но у тебя все прошло в легкой форме, выздоровление заняло лишь пару дней. Сейчас ты очнулась, стоишь. Уверен, что здорова. Твои протезы прижились, что не может меня не радовать. Лезвия заточены, ты полностью готова к дальнейшей самостоятельной жизни.

— Браво! — я полязгала клинками, изображая хлопки. — А теперь вопрос: ты там сказал о паре дней? Я сейчас все еще отхожу от наркоза и хотела бы поинтересоваться, что это за дурь, которая держит больше трех дней?

— Это крапива. В передозировке она вызывает такие последствия. Но, боюсь, тебе столько и за жизнь не собрать, пусть даже теперь у тебя весьма удобный инструмент для такого. Я веками концентрирую это растение, чтобы получать наркотик.

— Понятно. Ну, ладно. Если на этом наш интеллектуальный диалог завершен, позволь откланяться — я уже голодна, а кровь, впитавшаяся в твои столы, насытит разве что термита. Всего хорошего!

— За эти дни произошли сильные изменения не только в тебе, но и в мире. Твой брат ведь упоминал об открытии Лесов Силы?

— О каком брате ты вечно говоришь? И что за Леса?

— Орда тварей почти добралась до этого города. Если быть максимально точным, завтра в полдень они будут во всю громить город. Сейчас на дворе все склоняется к вечеру.

Клювоморд сидел на стуле, ко мне спиной, и говорил так невозмутимо, словно речь шла о крапиве, ставшей для него достоянием веков. Но новости были неприятные.

— Тогда мне не стоит терять время, — решила я. — Пойду уносить ноги.

— Используя твой излюбленный метод, — сарказм — я хотел бы сказать, что верю в тебя. Ты быстра как лошадь и даже больше. А в случае чего, твои способности прятаться помогут даже в чистом поле, на котором, я уверен, монстры не оставят ни травинки. Ну а если решишь взять коня, то точно сможешь им управлять, несмотря на то, что его дрессировали на поводья, а не на шпоры. Ведь твои руки считаются самыми ловкими руками среди коневодчих!

— Хорошо, умник, а если откинуть сарказм, что ты мне хочешь предложить? — спросила я почти спокойно, но все же не смогла не съязвить. — Найти моего мифического братца и спрятаться у него за спиной?

— Кстати, это был бы идеальный вариант решения. Оценивая эту страну объективно, из всех оставшихся в ней нечистых сил, он один из немногих, кто может дать реальную защиту от приближающегося Сонма.

— Замечательно, а теперь ты говоришь, что мой брат крутой как гора. Почему я все еще о нем ничего не знаю?!

— Я могу предложить тебе способ спастись от Орды.

— Какой же?

Клювомордый встал, зазвенев цепями, сковывающими его руки. Развернувшись, он снова сел, упершись животом в спинку стула. Его лицо озарялось лучистым счастьем, хоть и было почти пустым, наполненным лишь улыбкой тонких губ (растянутых до тех мест, где должны быть уши) и круглыми, большими глазами. Он объявил:

— Твой брат, пока я тебя оперировал, с большой группой вампиров уничтожил всю Инквизицию в этом городе и вместе с ней управителя. После этого вампиры и он сам уехали восвояси. Сейчас город полон испуганных, паникующих жителей, которые пытаются искать убежища у Церкви, но та способна помочь лишь сухими корками и «священным» вином. Плотью и кровью Божьей, который очень некстати отвернулся от этого города, отпустив его на вольную гибель. Поэтому если ты сейчас покажешься людям и предложишь свою кандидатуру в качестве главной в этом городе…

— Я безрукая женщина с клыками, пьющая кровь людей.

— … то они перед лицом грядущей опасности подчинятся тебе, безрукой женщине-вампиру, отрекшись от Церкви и Бога. Этот план должен тебя заинтересовать по трем причинам. Первая, я живу в этом мире так долго, что знаю каждую тварь, готовящуюся напасть на этот город, едва ли не лично. Вторая, я готов помочь тебе с удержанием обороны. Третье, в этом городе есть как минимум три человека, физически способных выдержать трансформацию твоим ядом. Это значит, что если ты станешь градоначальником этого города, ты будешь вольна найти их и дать начало собственному клану вампиров, получишь в свое управление целый город, а если удержишь его — создашь первую человеческую общину, которая поклоняется не богам, а нынеживущим вампирессам. Ты сможешь дать первый глоток воздуха миру, лишенному насилия над женщинами, миру, где пол и раса будут неважны, где все будут сосуществовать, сделав своей целью совместную защиту от скверны, а не гонения нечистых и верования в бесполезные культы.

— Постой-постой, ты слишком ударился в идеологию! — я замахала лезвиями в отрицательном жесте. — Вернись немного назад и проговори ту самую причину, которая так сладко давит на мой меркантилизм и материнский инстинкт, и остановимся на ней.

— В этом городе есть три человека, способных физически выдержать трансформацию в таких же вампиров, что и ты. Я могу даже назвать их поименно: Айви…

По инерции выслушав первое имя, я ушла в собственные мысли, напрочь перестав уделять внимание унылым монологам птичьей морды.

Собственный клан… да! Это то, что совсем не помешает. Пожалуй, стоит браться за это дело. Даже Аксель всегда подчеркивал необходимость подобного, хоть и не любил скопища вампиров по какой-то причине. Кажется, они для него были слишком шумные… Но мой клан может быть каким угодно. Подходящим даже и для Акселя.

Будь он только жив…

***

— Смиритесь, дети мои! — кричал проповедник. — Монстры идут сюда, отродья люциферовы, но не должны мы им противиться! Это дело Бога нашего и его ангелов — воителей святых. От нас же требуется лишь склониться на колени и молиться. Ведь вступивший в схватку с дьяволом и поверженный им — становится бесом, чёртом на службы Люцифера, правящего миром даже из обители Смерти!

Поначалу люди слушали терпеливо и тихо. Но чем больше говорил священник, тем больше их недовольство росло. Они, бывшие свидетелями губительной атаки вампиров, не могли позволить себе стоять смирно, даже несмотря на то, что Инквизиция в этом городе была уничтожена. Я чувствовала в пастве желание — из овец стать волками. Оно читалось в шуме, поднявшемся в наполовину пустом зале церкви. И я, сидящая в пустых задних рядах, усмехнулась.

— Думаю, если убить проповедника, люди замолкнут и начнут меня слушать, — я посмотрела на ворона, сидящего рядом на спинке лавки. — Что скажешь?.. Ну, я пошла!

Выйдя из черного тумана, теплого и прелестно пахнущего кровью, я встала прямо перед проповедником. Лезвие вскрыло его мантию, освобождая наружу внутренности. Они вырвались, заскользили к полу, орошая кровавыми разводами золотистую накидку. Из живота священника повалил пар — плоть и кровь радовались прикосновению к холодному миру этой церкви. Зима была близка, а Господь не придумал отопления для своей паствы.

Проповедник все еще стоял, открыв рот и пытаясь что-то сказать. Его дрожащие пальцы, собранные в пучок, поднялись к моему лицу. Я решила, что он хочет от меня откреститься. Мысль эта показалась мне неприятной. Неудивительно, что кисть святого мужа рухнула к кишкам.

Совсем как моя, упавшая возле внутренностей Акселя. Ирония, чертова сучка на службе Джордана.

— Люди! — я воздела к небесам клинки, обращаясь к замершей в ужасе толпе. — Я сделала это ради нашего Бога, аминь. Видит он, вас не спасет сейчас ни армия инквизиторов, ни армия священников. Прискорбная новость, но впервые за ваше существование жизнь целиком и полностью в ваших руках. Я бы предложила вам переложить ее в мои, но, как видите, лишена такой возможности, — тут я демонстративно усмехнулась и пожала плечами, разведя лезвия в стороны. — Но зато в моей власти обеспечить этот город достойной защитой от тварей. Завтра в полдень они планируют заполнить улицы города, и я единственная здесь, кто может организовать вас всех и защитить хотя бы часть от посягательств тварей из Темнолесья. Женщины и дети — разве вы не желаете их спасти, мужчины? Разве не понимаете, что это господне испытание, которое ставит перед собой цель проверить вас на прочность, на способность удержаться за жизнь и помочь хватать ее другим — младшим и слабым своим сестрам и братьям? В это время мы должны быть едины: вампиры и люди, чтобы устоять…

— И что ты предлагаешь? Позволить тебе сосать нашу кровь, пока не придут эти уроды?! Господь послал их, чтобы очистить земли от грешников, и лишь слабый в вере пойдет за таким упырем, как ты!!!

— Я предлагаю взять в руки оружие и умереть достойно, как мужчины, а не как евнухи, — мне было сложно сдержать холод к этим людям, мгновенно проявившийся после слова «упырь». — Что случилось с твоими яйцами, если ты позволяешь Богу так нахально распоряжаться твоей жизнью? Тебе не хочется взять топор и разрубить существ, что некогда выползли из нутра Люцифера? Тебе хочется отдать свое тело и душу на суд монстру, рожденному Антихристом? Тем, кто подорвал доверие Господа твоего? Неужели ты веришь, что Иисус Христос сказал бы сейчас что-то вроде: «Молитесь, братья, ведь испытание это послано для грешников, праведным нечего бояться»? Иисус Христос взял священное копье и проткнул ублюдка, посмевшего встать против того, кто безграничен в своей любви и своем прощении. Он нанизал его яйца на острие, чтобы показать всему миру, что случается с тем, кто противится Господу и его творениям. И несчетное количество мужей поддерживали копье, поднятое Иисусом. Так что ты, хочешь стоять на коленях, когда к твоей семье придет гоблин? Или огр? Или грифон? Ты хочешь смотреть, как твоему первенцу отрывает голову кровожадный монстр, и продолжать молиться за свою душу? Если твой ответ «да», то знай, что тебя чурается даже кровосос, который обращается к люду со священного помоста, стоя под крестом, на котором распят убитый за ваши грехи. Я — упырь, но я не позволю тому, что идет за нашими душами, добраться даже до наших сердец. Я пью людскую кровь, и для меня это ценнейший нектар, который я не позволю пролить какому-то отупевшему от голода сукиному сыну, решившему, что прорыв Лесов — достаточный повод, чтобы попировать людьми. Меня зовут Алиса, я готова встать на защиту этого города и вас всех. Во имя Господа, во имя Мужчины, во имя Женщины и во славу тех, кто родится среди этих домов и с молоком впитает геройский дух, укрепившийся в сердцах каждого из нас! — замолчав и осмотрев замершую публику, я прибавила, но уже тише: — Обещаю пить кровь только уголовников, которые сейчас находятся в тюрьмах.

Оглушительное «Ура!» поднялось от людей так неожиданно, что я оторопело попятилась. На секунду мне показалось, что это боевой клич, и сейчас толпа побежит в мою сторону с вилами и факелами, чтобы сжечь вампирессу. Но, приглядевшись, я поняла, что люди ликуют новому лидеру. Их лица озарились торжеством и гордостью, что присуща только человеку в моменты его душевного подъема. А кулаки поднялись вверх так уверенно, будто они уже сейчас оставили позади поле боя, покрытое трупами врагов. Я была не уверена, смогу ли я убедить других людей на городской площади, но с таким количеством последователей можно было попробовать. В любом случае, у меня уже есть три десятка человек, которые готовы идти в бой…

***

Город быстро стал моим. Вооружившись словом, толпой из тридцати голов и умными советами птицемордого, преследовавшего меня в форме ворона, я пошла на городскую площадь. Казнив глашатая, я вышла уже с сотней собственных последователей. Может, чуть больше, может, чуть меньше. На этом этапе я перестала считать, мне нужно было организованной толпой пойти дальше по церквям. Люди, паникуя и осознавая тщетность побега, не могли собраться в единое целое и встать против моей вербовки. А вот те, кто вверял свои жизни в мои… в мое что-нибудь, те становились организованной толпой. Опасной, непредсказуемой (в конце концов, ее возглавляла я — а мое лидерство было прямым подтверждением тому, что наличие главаря может делать подчиненных еще безумнее). Самое главное, люди постепенно превращались в отребье. Конечно, моему примеру они следовать не торопились — священников, последних представителей власти и прочих «шишек» по-прежнему казнила я, самыми разными способами. В конце концов, два лезвия вместо кистей добавляют огромное количество эффектных показательных казней в копилку возможностей.

Люди дарили мне удовольствие, все непочтительнее вламываясь в церкви, разнося иконы, круша церковные пюпитры и разрывая трактаты святых. Все грубее скручивая наших жертв для казней. В итоге, когда я подходила после речи для совершения убийства, приговоренные уже бывали и биты, и поломаны.

Те, кто слушали мои речи, поначалу не скрывали своего ужаса. Кто-то с отвращением уходил. Но большая часть оставалась. И когда слушатели понимали, что я предлагаю лишь бороться под моим предводительством, разрезать, крушить, уничтожать, творить власть — люди успокаивались. А потом становились злее. Наблюдая за моими показательными убийствами «слабой плоти», они понемногу забывали то, с чего все началось. Они забыли мою самую первую проповедь про божественное испытание наших сил, нашей способности защитить свои семьи. Люди превращались в озлобленную армию головорезов. Не солдаты — но бандиты, готовящиеся замарать руки в крови. Безусловно, мне бы не помешала толпа таких обученных бойцов, как Джордан. Психологически готовых к убийству и грязи. Но что греха таить — получить из перепуганных ослов и козлов толпу разъяренных животных за один вечер было неоценимо.

Все, что я говорила, было искренне. Лишь первая моя проповедь пропитана ложью: чтобы успокоить христианскую душу. Все, что после этого — искреннее святотатство. Я пробуждала еретичность в людях, а те послушно кивали головой и шли следом. В конце концов, они оправдывали свое название — скот. Скот оставался скотом. Правда, они чуть поумнели, поняли разницу между священником, который читает отповеди, и солдатом, который погибает на лезвии меча или в когтях фурии. И мое предложение избавиться от слабых и бесполезных, тех, кто никогда не возьмет в руки оружие, чтобы защитить хоть что-то, люди поддержали. Так в этом городе родилась традиция убивать слабую плоть. Исключение составляли лишь кормящие младенцев матери и дети до тринадцати лет. Остальных мы уничтожали. Женщин, которые отказывались брать оружие в руки. Мужчин, которые отказывались прикрывать свои плечи доспехами. Мальчиков, которые кричали о возможности мирного решения всех проблем. Мой город должен был очиститься от любой беспомощной грязи. Лишние рты в такой ситуации никому не нужны. Особенно если языки, лежащие среди зубов, оказываются слишком болтливыми. Мы счищали с лица улиц бесполезных треплющихся людишек, как любой путник счищает дорожную пыль.

Постепенно злость и боль от поступка Джордана ушла. Она оказалась смыта кровью невинных людей, которые умирали от моих клинков. За один вечер я убила невероятное количество слабой плоти, и это подарило мне покой. Революция отняла не только мои физические силы, но и эмоциональные. К ночи, когда я села за стол обсуждений с людьми, назначенными мною на должности воевод, я была опустошена.

Я решила убрать со стен и переставить на площадь все пушки кроме тех, что направлены на восток. Открыть ворота, чтобы впустить тварей и сберечь стены города — зачем их бесить и заставлять искать входы? Все равно ведь войдут.

Мною было решено отправить утром отряд людей к тем на восточную часть стены. Чтобы пострелять по монстрам до того, как они начнут рыскать по улицам. Вдруг что-нибудь даст. Для этого дела подобрали слабаков — они сильны духом, но физически не способны драться. Калеки, могущие лишь заряжать ядра в пушки и стрелять. Большего не нужно. На возвращение этого отряда я не рассчитывала: среди тварей есть и те, что летают.

Главным нашим убежищем был Дом Купцов, стоящий посреди главной площади. На него наибольшая ставка — большое здание, крепкие стены, внутри колонны: если монстры прорвутся, они не смогут бегать как вздумается, это нам выгодно. Дома, расставленные вокруг, тоже были заселены нашими людьми. Они забаррикадировались, взяв с собой запас еды, воды. Хоть и не обратили внимание на то, что их оружие хуже нашего: изношенное, частями непригодное. Для моего плана эти люди не имели большого значения — лишь резерв, который может выжить, а может и нет. Без разницы. Те, что засели в домах, вызывали у меня наименьшее доверие — пропитые рожи, слюнтяи, оборванцы. Подгнившие яблоки, которые я решила отложить подальше от остальных.

В основном, мой план строился на догадках птицемордого. Я знала, что они могли не оправдаться. Твари непредсказуемы: могут перерыть весь город в поисках пищи, а могут даже не забежать в него, несмотря на открытые ворота. Их может быть миллион, а может быть тысяча. Сказать наверняка сложно, поэтому я просто делала хоть что-то, что поможет выжить. Строила план, чтобы скот работал и поменьше думал.

Люди спрашивали: «А что, если не хватит еды?» И я говорила: «Будет хорошо, если хватит хотя бы людей». «Почему бы не укрыться под землей?» — «Ты хочешь возиться с неупокоенными душами, оставшимися в катакомбах и канализациях? Я — не особо». «Ты думаешь, план сработает?» — «Я уверена в этом».

Хотя на самом деле, тогда я не знала ни черта. Но это не важно.

***

Демон предупредил, что с Айви будет сложнее всего. Это бандитка, притом, благородных кровей. Сложный тип человека. Предложение обратиться она может воспринять как личное оскорбление.

Издалека эта девушка выглядела малоубедительно. Хотя, может, в этом меня хотела убедить сгущающаяся темнота ночи.

Стоит у входа в кабак, опираясь на пустую бочку. Сапоги до колен, какие обычно носят оруженосцы рыцарей. Брюки с обрезанными штанинами, чтобы не налезали на обувь. Рубаха с закатанными выше локтя рукавами, перчатки, оставляющие открытыми большой палец и основание ладони. Бандана, намотанная на лицо. Волосы чуть ниже висков и шляпа с широкими полями.

— Ты, я так понимаю, Айви? — спросила я, подойдя к девушке.

Она медлила с ответом, оглядывая меня с ног до головы придирчивым взглядом. Я не вытерпела:

— Слушай, я не хочу записываться в клуб странно одетых девственниц за тридцать, мне просто нужно поговорить. Так что ответь: ты Айви или нет?

— Следи за словами или следить начнет он, — глухо предупредила Айви, и я почувствовала прикосновение к плечу.

На развороте выкинув клинок из-под плаща, я одним движением распорола по диагонали живот стоявшему позади меня мужичку. Другое лезвие резануло снизу вверх, от паха до кадыка. Вновь обернувшись к Айви, я вздохнула:

— Давай, скажи еще что-нибудь пафосное. Вроде «Подруга, с такими манерами тебе надо носить чепчик нищенки».

— Кажется, я поняла твой намек. Ты хочешь, чтобы я следила за словами?

— Я хочу, чтоб ты назвала свое чертово имя.

— Айви.

— Прекрасно. Теперь послушай, я знаю, что…

— В прошлый раз, когда меня посетила нечисть с черными глазами, она принесла мне весть о мертвом брате. Сейчас что?

— Я бы тебе сказала, но ты решила перебить.

— Закончи, — мягко сказала Айви таким голосом, как будто не я только что выпотрошила ее подчиненного, которым она меня запугивала.

— Я понимаю, что фаза мирных приветствий и предложений осталась позади, за тем вот трупом, но все же хочу поговорить. Мне кажется, что ты ищешь силу, которая может произвести впечатление. Я предлагаю тебе эту силу.

— Ты хочешь сделать меня своим вампиром? — голос девушки доносился из-под банданы глухо, но я все же слышала бархатные нотки, присущие голубым кровям.

— Моя сила уникальна, такой нет ни у кого другого.

— Мне кажется, вампир не так должен набирать людей в свой клан. Обычно его умоляют об этом, а не он…

— Тебе неправильно кажется. Я никого не умоляю.

— Ты набиваешь цену.

— Я объясняю тебе, что даст тебе Дар, чтобы получить от тебя четкий ответ: либо твое согласие, либо твое несогласие. Не более.

— Ты убила Джерома. Разве тебе что-то или кто-то мешает меня обратить прямо здесь?

— Чем сильнее способность вампира, тем труднее ее передать. Вплоть до того, что нужно желание обращаемого человека, чтобы был шанс на успешную мутацию.

— Значит, сейчас мы говорим уже о шансе на успех. Я так понимаю, «шанс на неудачу» выше и заключается в моей смерти?

— Верно понимаешь, — нехотя признала я.

— Тогда зачем мне брать сильную способность и умирать, если я могу взять слабую, стать сильнее и выжить?

— Боюсь, если ты возьмешь Слабость, то попадешь в подчинение множества существ, которые получили свою силу в обладание раньше тебя.

— Значит, уже говорим и о власти других надо мной. Сколько в твоем клане вампиров, в подчинение которых я попаду при обращении?

— Один. Я.

— Получается, я буду первой, кто получит такую способность от тебя?

— Да.

— И смогу помыкать каждым, кто будет после меня?

— Да. До тех пор, пока это будет угодно мне.

— А шансы на неудачу? Какие они?

— Мне сказали, что нулевые. Но все зависит от тебя. Мой попечитель решил, что твое тело способно выдержать мутацию.

— Значит, ты предлагаешь хорошую силу с хорошими шансами на успех, чтобы я стала вампиром? А взамен — что? Подчинение тебе?

— Именно.

— Какие опасности? Чего боится вампир?

— Огня, воды, святой соли, Инквизиции, демонов, ангелов, богов. И, думаю, кого-нибудь из тех тварей, которые идут к городу.

— Солнце?

— Неприятно жжется. Как и дождь.

— Как я должна мыться, если боюсь воды?

— Вампирам как правило незачем мыться, у нас отсутствует выделение пота, вместе с этим и не появляется характерного для людей запаха и грязи на теле. Дорожную пыль можно стирать сухими полотенцами. Иногда мыться все же нужно, тогда мы добавляем гематит в воду. Он там не растворяется, но делает ее энергетически стабильной. Можно не бояться расплавиться.

— Звучит… терпимо. Как часто надо пить кровь?

— Все зависит от того, как много сил тратишь. Иногда придется каждый день охотиться, иногда — можно неделю пожить без убийств.

— Каждый день меня устраивает, хорошо. Думаю, я согласна. Звучит неплохо. Только… откуда ты знаешь, что я ищу силу?

— Предположила. Почти соврала. Не обращай внимания. Подставляй шею.

— А… а что, прямо здесь? На улице?

— Тебе что, особое место нужно? — я замерла у самой шеи. — Айви, мы вампиры, а не принцессы.

— Кусай уже…

Как давно я никого не грызла? Ох, много времени прошло с прошлого раза. После укуса Джордана я только вскрывала вены и пила из них.

Вряд ли можно почувствовать, как яд пускается по венам Айви. Но… я все же ощутила. Мне так показалось. Четко поняла, что клыки впрыснули отраву. И та медленно потянулась от шеи по телу. Яд не мог смешаться с кровью. Мой генетический код не настолько простой, чтобы сразу влиться в человека. Он — как масло в воде будет распирать вены, пока не достигнет органов. А потом…

— Ай! Что… что ты сделала? — Айви обхватила себя, сгибаясь передо мной напополам. — Что это?

— Яд.

— Разве ты…

— Он доводит человека до смерти, — я медленно обошла корчащуюся возле бочки девушку. — И в самом конце, когда тело готово сдаться, яд вызывает мутацию в тканях. Она протекает долго и мучительно, тем сложнее, чем сильнее Дар. Обычно это сопровождается бурными реакциями. Поэтому на улице это делать лучше всего.

Айви склонилась над землей. Ее желудок опорожнялся. Сейчас — от ужаса. Тело переживало шок, оно не понимало, как бороться с ядом, и первая реакция всегда такая. Отрыгнуть, чтобы выжить… Когда поток желчи прервался, девушка отерла губы.

— Значит, буду терпеть. Заползу куда-нибудь в канаву и буду терпеть… Оставь меня.

— Конечно. Тем более, вряд ли я тебе смогу чем-либо помочь. У меня, как видишь… — я пожала плечами, демонстрируя лезвия.

— Иди уже!..

Новый приступ тошноты заткнул Айви. Я усмехнулась и пошла прочь. Город вокруг меня затихал. Лишь у ворот да на стенах кипели остатки работ. Но и они затихнут к утру.

***

Без рук заниматься чем-либо сложно. Поэтому я не занималась. Лишь сидела тихо на стуле, глядя в пустоту и размышляя. Было о чем.

— Что волнует? — поинтересовался ворон, опускаясь на пол передо мной.

— Двое других. Те, кто может перенести мой яд.

— Случилось что-то?

— Резко перестала понимать, почему годами никто не мог выдержать мутации с моим Даром, а сейчас в одном городе оказалось сразу трое.

— Раньше тебе не помогал я. В любом городе есть те, кто примет твою Силу без проблем. Ты придаешь ей слишком большую редкость. На самом деле, она на удивление хорошо совмещается с людской душой. С телом сложнее. Дар толкает на порог смерти, на самый его край. Мало кто выдержит в этом состоянии и не сорвется в Пропасть.

— Пропасть?

— Да. По этой причине твой брат такой живучий. Его сложно убить, потому что он отторгает от себя Пропасть. Постоянно борется с ней, не дает себя затянуть. Он ублюдок и погань, грешный демон, один из тех, кого не переносит никто. Но он знает, что в Пропасти его ждут бесконечные страдания и пытки. Он умный.

— Если его никто не переносит, почему же ты ему помогаешь?

— Потому что мне это выгодно. Нужно помогать тем, кто умеет выживать. Мертвецы долги не возвращают.

— Думаешь, за меня он вернет тебе долг?

— Еще какой. За тебя он готов отдать многое.

— Значит, твоя мотивация — это помощь Джордана? — я с улыбкой взглянула на ворона. — Ты слишком прямолинейный.

— О, поверь мне, красавица, у птиц мыслей больше, чем перьев. Я сказал тебе лишь то, до чего ты могла бы додуматься сама. Остальное лежит в глубинах моей собственной души, до которой тебе не добраться ни элем, ни лаской. Не забывай, что я демон, а мои услуги всегда кривоваты и уродливы.

Я рассмеялась и подцепила концом клинка ручку бутыли. Обхватив горлышко губами, отпила.

— Крепкая же зараза, — поморщилась я, ставя ром на место.

— Что с Айви?

— Будет жить. Мутирует где-то в грязи. Все так, как должно быть.

«Но почему-то найти подходящих людей для своего клана я смогла лишь с помощью демона. Интересно, без его направления — когда бы я решилась возобновить свои попытки?..»

***

Лезвия были неудобными. Они — не оружие. Они — часть меня. Раньше я могла любой клинок спрятать за пояс. Или в ножны. Даже просто оставить в остывающем трупе, а потом украсть новое. Раньше любой клинок был для меня временным инструментом, тем, что легко заменить и даже больше — тем, что нужно заменять.

Теперь все изменилось. Эти клинки прикручены к моим костям. Болты пронзают плоть, которая обросла вокруг металла неестественно-уродливым образом. Когда я режу человека, я чувствую натяжение в собственных руках. Теперь лезвия являются куском тела, я не могу их отбросить, спрятать. Даже просто уложить в ножны. Я должна ходить с голыми обоюдоострыми клинками. Больше никаких прикосновений. Кулачных боев. Рукопожатий. Если кто-то упал, я могу лишь позволить ухватиться за мое предплечье, там, чуть выше болтов. Но больше никогда не смогу самостоятельно помочь.

Меня это начало гложить после того, как я попробовала сложить руки на груди в привычном задумчивом жесте. Наткнувшись на клинки, осознала, что обречена на вечную жизнь с оголенным оружием. Мирное время прошло. Осталось там — вместе с пальцами, ладонями…

А потом я поняла, что не могу открывать двери иначе, как пинком или ударом плеча. Забавно. Упираться лезвием в доски и толкать их вперед ужасно неприятное занятие. Быстро отвыкаешь так делать. Ну а если дверь нужно открывать на себя… Проще всего подождать, пока кто-то сделает это вместо тебя.

— Алиса, вы готовы? — мой адъютант почтительно склонился и взялся за ручку двери.

— Да.

Улица встретила меня холодно и неприветливо. Зима близилась, но это последнее, о чем стоит думать в эту ночь.

— Мы подготовили продовольствие и воду…

— Что с пушками? Мне плевать, будет жрать скот или нет. Главное, чтобы в нужный момент вы могли выстрелить.

— Да, Алиса, как скажете… — Михаил, адъютант, слегка улыбнулся и вновь поклонился. — Пушки уже стоят на площади, их заряжают ядрами и порохом.

— Хорошо, уложились даже раньше, чем я думала. Михаил, лично проследи, чтобы орудия накрыли тентом. И да, вопрос с едой оставляю на тебя. Ты человек, тебе виднее, что нужно запасать и как это хранить.

— Да, Алиса.

— Мне нужно, чтобы те, кто не занят пушками и едой, занялись экипировкой. Пусть чистят ружья, они должны быть в идеальном состоянии к утру.

— Понял, Алиса. Что-то еще?

— Найди того усатого парня, который следит за новобранцами. Думаю, ты понимаешь, о ком я. Получи от него список людей, готовых к обороне. Мне нужно, чтобы слабой плоти стало как можно меньше. Убедись, чтобы всех, кто физически не способен держать оружие, убили, а их трупы изолировали от линии обороны. К примеру, заперли в темницах, которые мы пока не используем.

— Сделаю.

— Наконец, я бы очень хотела, Михаил, чтобы ты не ошибся. Сделай все правильно и так, как я сказала. От этого зависит сам факт нашего выживания.

На этом мы с адъютантом распрощались. Я прекрасно знала, что на Михаила можно положиться и он сделает все в рамках собственных возможностей. А если не сделает — что же, мне никто не помешает распороть глотки каждому провинившемуся и, схватив Айви, убраться из этого города куда-нибудь подальше.

Город сначала лишился всей Инквизиции. Потом — всех вампиров. Наконец, я лично убила большую часть гражданской власти. Уничтожила само понятие слов «банк», «рынок», «суд» и так далее. Я разрезала на куски все, что люди выстраивали под гордым знаменем «Цивилизация». Хоть в преддверии нашествия монстров это почти незаметно.

С явными преступниками, решающимися на грабеж, убийство и насилие, расправлялись легко и практически на том же месте. Вспышка насилия быстро погасла, когда люди осознали, что система не исчезла — она сменила лицо, стала анархичной, но осталась.

Единственное, что еще хоть как-то мешало моему плану, это Церковь и сомневающиеся люди. Если последнее меня не беспокоило само по себе, то вот первое…

Мне докладывали, что когда мы собирали оружие из городских арсеналов, священники препятствовали. Телом и крестом прикрывали все от моих подчиненных, чтобы помешать творить «бесчинства». Так же было и с накоплением запасов продовольствия, и с разоружением городской стены. Религиозники были занозой в заднице: будили сомнения моих подчиненных, препятствовали организации обороны, шумели. Но вдобавок они привлекали посторонних: укрывшуюся от моей кары «слабую плоть». Тех, кто не верил в приближающуюся Орду, о которой докладывали едва ли не спятившие купцы, прискакавшие на загнанных лошадях в город. Тех, кто отрицал меня, как лидера, крича о том, что упырь не может спасти город. Тех, кто просто не хотел и не мог брать оружие в руки.

Это было проблемой, которую игнорировать невозможно.

Поэтому я решила окончательно добить то, что уже успело попасть под мой удар — Церковь.

***

Удивительно, но вновь я стояла и слушала, как Джордану отдают почести.

— Он — всадник Апокалипсиса! Его глаза черны, а золото в них предвещает лишь жадность дьяволовой души! Этот человек ворвался в город на гнедом жеребце, предсказав конец нашему городу! Так склонитесь же, верующие христиане, не дайте дьяволу посеять хаос в ваших душах, будьте смиренны перед лицом его и деянием его, выкиньте все чувства…

Проповедник воздел руки к потолку (уж точно не к небу, из церкви его никак не увидишь), выкрикивая то, от чего Джордан наверняка покрылся бы румянцем, как шлюха при сальном комплименте. Я с раздражением цокнула языком, и этот звук разнесся по помещению. Правда, на него никто не обратил внимания — никто и не подозревал, что я стою на дощатом полу второго яруса. Все внимательно слушали проповедника. А я выбирала момент, чтобы встать рядом со священником и разрубить его голову на куски. Его лицо меня бесило.

— Демон убил моего брата, — звонко разнеслось по залу.

Айви поднялась со скамьи, перебив священника. И я замерла в некоторой нерешительности — ее появление никак не было запланировано. Даже больше: я и предположить не могла, что эта девица поднимется на ноги так скоро.

Тем временем зал с людьми наполнился шушуканьем. Священник с некоторым интересом посмотрел на ту, чье лицо было скрыто от меня полами дурацкой шляпы.

— Вашего брата? Должно быть, дьявол избрал его в свои слуги, соболезную вам, юная красавица. Возможно, вы желаете пройти персональный обряд очищения?

— Этот демон убил его, — повторила Айви, выходя к помосту, на котором устроился святоша. — А потом пришел и передал мне деньги, выполнив предсмертную просьбу моего братца.

— О… надеюсь, вы не приняли этот кошель? Он проклят злыми силами!

— На эти деньги я купила коня и еду, чтобы добраться в этот город. Демон назвал мне свое имя и сказал, что будет ожидать дня, когда я отомщу.

— Немедленно продайте коня! Животное это принесет вам лишь злую участь и бредни дьяволовы! И не ешьте ту еду, что купили на оскверненные деньги! Вам стоит семь дней пить святую воду, замаливая свое тело, опороченное вмешательством нечистого…

— Да ладно тебе, мужлан, мы оба знаем, что демонов не так уж мало. Если бы они оскверняли каждый предмет, к которому прикасаются, мы бы давно вымерли, — Айви панибратски оперлась локтем на плечо низкорослого проповедника. — Эй, люди! Хватит сопли жевать, демоны не такие уж и страшные, как вам эти лысые дрочуны вещают. С нечистыми можно бороться, у них есть плоть и кровь, и они, как и мы, боятся старой-доброй стали!

Священник задохнулся праведным негодованием. Оттолкнув от себя бандитку, он едва не взвыл:

— Покайся, девица! Чернь заполонила душу твою, заставив грязными речами оскорблять меня и священное братство, в котором я состою!..

— Чем же я тебя оскорбила? — удивленно спросила девушка, театрально приложив ладони (я поморщилась) к сердцу. — Неужели тем, что назвала дрочуном?! Так я же из добрых побуждений: думала, мужчине не зазорно разминать свои орешки…

— Покайся! — завизжал священник. — Покайся, окстись, дух в тебе нечистый поселился! — пальцы (я скривилась) пожилого проповедника чертили кресты в воздухе. — Никогда не видел такой распутной девицы!

— И не увидишь, — довольно оскалилась Айви. — Хватит руками махать, артист чертов. Лучше прекрати по-хорошему вести свои глупые проповеди. Завтра в полдень горожанам будет не до них. Так дай подготовиться, чтобы пожить еще смогли.

— Она из отряда вампирихи! — если паства до того неодобрительно смотрела на хулиганку, то теперь ропот приобрел нотки откровенной ненависти. — Продалась за сказочки о легкой жизни!

Айви хотела что-то ответить, но конец клинка, приставленного к ее губам, заставил их замереть.

— Тихо! — рявкнула я.

Другая моя рука уже была направлена в сторону священника. Только его я не заставляла молчать — напротив, отрезанным ухом хотела вызвать на откровенный разговор. И тот не заставил себя ждать: проповедник закричал, схватившись за кровоточащую рану. Отрубленный кусок хряща, обтянутого кожей, весело запрыгал по доскам помоста.

Невероятными скачками рванув в сторону от меня, перепуганный служитель креста направил на меня палец и закричал:

— Нечисть! Схватите ее! Вооружитесь святой водой и полейте демонову служительницу!!

Быть политой жидкостью любого рода в мои планы не входило, так что я перетекла в туман, оказавшись за спиной священника. Резким ударом перерубив ему позвоночник, я в развороте срезала скальп и ушла вглубь зала. Люди, почувствовав вокруг себя черный туман, занервничали. Кто-то схватил канделябр и попробовал поджечь проявление моей Силы, но напрасно. Мои клинки блеснули в огне свечей, разрезая кожу, жир, плоть и кость. Кровь умирающих брызгала на соседей, тщетно пытающихся сбежать. Широкие и длинные ряды скамей оказались тесной ловушкой. Несколько проворных юнцов попробовали побежать к выходу прямо по головам и плечам людей, сидящих в луже собственной крови. Но их сухожилия быстро оказались подрезаны моими клинками. Вскоре я осталась среди искалеченных и мертвых.

— Вау, представление что надо! Знала бы, взяла бы что-нибудь закусить, — хохотнула Айви, восхищенно разглядывая пейзаж комнаты. — Только один вопрос: для чего все это?

— Остаток ночи собираюсь ходить по церквям и подчищать тех, кто слишком много говорит, — мрачно объяснила я, отирая лицо рукавом плаща.

— Я так понимаю, ты всерьез планируешь взяться за этот город?

— Он уже мой, — ответила я, разглядывая Айви. На ее лице не было ни единого следа мутации, но то, что она уже мертва, я почувствовала.

Подойдя ближе, с интересом посмотрела в глаза девушки. Она встретила мой взгляд уверенно, с легкой улыбкой. Да, Айви была мертва, яд ее прикончил. Судя по тому, что она стоит здесь, ее тело стало немертвым. Но следов на девушке Сила не оставила. Клыков явно не было, это было ясно из улыбки. А глаза лишь слегка потускнели и отупели — это следы недавней смерти. Получается, сейчас Айви была обычной нежитью. И я задалась вопросом: стоит ли мне впрыснуть еще одну дозу яда? С одной стороны, это могло окончательно убить девушку. С другой стороны, того, что я впрыснула, могло не хватить для пробуждения Дара.

— Что ты здесь делаешь? — осторожно поинтересовалась я.

— Ну, эта проповедь давно уже планировалась. Я услышала о ней еще утром. И заранее планировала прийти.

— Ты же понимаешь, что тебе стоит продолжать процесс мутации в спокойной обстановке?

— Я не собиралась пропускать такую проповедь из-за какой-то там Силы, — недовольно ответила Айви, и я осознала: мутация прекратилась, потому что девушка усилием мысли остановила процесс ради того, чтобы прийти сюда.

Если подобрать неправильные слова, психика Айви окончательно отвергнет Дар. Это повлечет за собой окончательную смерть организма. Значит, стоило сказать так, чтобы девушка была заинтересована в продолжении процесса.

— Вот оно как… — пробормотала я и тут же невольно скривилась: говорить фразочками Джордана не слишком приятно. — Прости, я не знала, что у тебя планы на эту ночь. Думала, ты можешь выделить немного времени…

— Да ладно, подруга, ничего страшного, — Айви по-товарищески обняла меня и повторила с улыбкой. — Ничего страшного.

— Я рада, что ты не обижаешься, — взаимная улыбка вышла не такой искренней, но это было не так важно. — Надеюсь, тебе понравилась проповедь?

— Да, она была интересной. Не ожидала, что тут будут говорить о Джордане, — глаза Айви округлились, она явно вновь испытала удивление. — Оказывается, этот демон и тут наследил!

— Ну… — любое упоминание моего «брата», как его любил называть птичий клюв, резало как серпом по глотке, но мне нужно было терпеть. — Раз уж проповедь закончилась, думаю, можно вернуться к отдыху. Как ты на это смотришь?

— Знаешь, вообще-то… — Айви закусила губу, задумавшись. — А, да, ты права. У меня больше нет планов. Думаю, мне стоит отдохнуть. Пожалуй, сделаю это прямо здесь. А то… что-то устала немного…

Поток кровавой желчи вырвался из девушки, и я мысленно поблагодарила себя за то, что попятилась во время разговора. Глянув на Айви и убедившись, что процесс мутации вновь запущен, я слегка пожала плечами и повернулась, чтобы уйти прочь.

— О, святые боги! Кто-нибудь, трахните меня, пожалуйста! — стонала девушка позади меня. — О боже, как жжется, как… как… а-ах!

Я невольно усмехнулась. Да, это была одна из сторон мутации. Некоторые могут в процессе этого испытывать невероятное возбуждение. Если она переживет эту стадию, то можно считать, что все прошло успешно. Жаль, что у меня нет возможности позабавиться с Айви. Ни рук, ни времени, ни явного физического желания… Секс с обращаемыми людьми бывает достаточно увлекательным. Вот только в моем случае он кончался лишь объятиями с мертвецами.

***

Священники, верующие, отступники, язычники… В городе хватало общин, и все они не слишком-то скрывались, уповая на помощь с небес. Они не переживали о том, что я, как лидер, буду заинтересована в устранении неугодных ораторов. Они переживали о том, что боги обрушат свою кару на них, если они будут молчать или, того ужаснее, подчинятся мне.

— Зачем ты это делаешь?! — священник выставил руки перед собой. — Мы не причиняем зла, лишь разговариваем с теми, кто способен услышать!

— Ваши разговоры мешают мне. Завтра в городе будет хаос, и если кто-то будет давать приют любому желающему, некоторые мои солдаты могут поддаться страху и сбежать. С кем я останусь? С десятью людьми? Они не выполнят и половину того, что я запланировала для этого города.

— Ты лишаешь людей выбора!

— У них не может быть выбора в этой ситуации. Либо я, либо смерть.

Замах. Всего лишь он нужен для того, чтобы оборвать жизнь очередной жертвы. Но — поток света бьет прямо в глаза, вынуждает отскочить и закрыться руками. Из ладоней священника струились потоки Силы.

— Бог поможет мне! Долгие годы практики позволили мне призывать на помощь святых!! — священник кричал это в мою сторону, вовсе не обращая внимания на то, что из его глаз течет ненормальное количество крови.

Очевидно, он не мог управлять тем, что призывал. Сила легко проходила сквозь его душу, но тело становилось препятствием.

— Не будь дураком, так ты умрешь даже быстрее, чем мог.

— Бог поможет мне! — упрямо ответил святоша. — О, Дева Мария! Дай силы мне те, что ты давала дитю своему в тяжкие часы егоевы!

Свет залил помещение, лучи святого огня рванулись ко мне, и не оставалось ничего, кроме как укрыться в черном тумане. Я окружила себя плотной завесой.

— Что у тебя за силы, демон?! Почему я не могу тебя изгнать?!! — священник кричал, едва не рычал от отчаяния, и тем громче становились его крики, чем меньше сил оставалось в теле.

Туман рассеялся, и я увидела, как остатки глаз стекают по пылающим щекам. «Матерь Божья, что за пародия на боевого инквизитора?» — уныло подумала я, глядя на то, как верующий калечит себя силой собственного бога. Мне стало жаль его. Вера, которую он имел, была реальна, и обращалась она к реальному существу. Но силы, что она давала, были неподвластны человеческому телу священника. Оно гнулось и ломалось, словно дешевый металл, лишенный подготовки и закалки. Печальное зрелище.

— Я убью тебя быстро, мужчина, — уведомила я. — Полагаю, история твоя достойна уважения, если ты можешь вынуждать меня прятаться в собственном Даре от призываемого тобой солнечного света. Но к несчастью, тело твое было не готово. Пусть душа обретет новую оболочку в новом мире и явится передо мной в лице сильного противника. Упокойся, бренный разум.

Клинок без особых проблем вошел в череп. Мозг, частично сожженный невероятно горячей энергией, умер быстро. Я с сожалением отряхнула клинок. Часть моего лица была покрыта ожогами. Недостаточно сильными, чтобы создать проблемы. Но достаточными, чтобы не сойти с кожи в ближайшие недели. Священник лежал у моих ног, заливая пол кровью из глазниц и раны в голове. Кончики его пальцев были обуглены, а кожа на ладонях пузырилась. Вера его оказалась сильнее тела.

***

— Алиса… Могу я потревожить ваше уединение?

— Да, Михаил, проходи, — я отвлеклась от созерцания картин на стенах; мой личный кабинет в Доме Купцов был весьма уютным. — Что тебя привело? Какие-то проблемы у людей?

— У людей все прекрасно, — адъютант слегка улыбнулся, как он это любил делать: сухо, без тени эмоций. — С каждой минутой прибывает по паре-тройке новобранцев. Никто не хочет быть слабой плотью в этом городе. Я пришел не по делу. Просто захотел составить вам компанию. И, — он убрал из-за спины руку, показав мне неплохого размера бутыль, — решил разбавить напряжение небольшим количеством виски. Которое, может, утешит боль в ваших ожогах.

— Надеюсь, ты принес стаканы? Не сильно-то люблю пить из одного горла с кем-то.

— Алиса, я был бы слишком непочтителен, если бы позволил себе забыть о стаканах, — Михаил склонился в почтительном жесте, ставя на стол передо мной бутыль виски.

Лезвием отпихнув от себя кипу бумаг, которые я просматривала время от времени, перебарывая лень, я стала наблюдать за действиями своего адъютанта. Наконец, позволила себе легкую усмешку.

— Михаил, ты уже слишком непочтителен, предлагая калеке стакан, — конец моего клинка легонько стукнул по краю стола. — Забыл?

— Если вы позволите, Алиса, я готов подносить вам питье.

— Пить алкоголь из чужой руки такая себе затея, — скривилась я.

— И тем не менее, вы можете мне довериться, — Михаил выглядел абсолютно спокойным. — Если я сделаю что-то не так, можете лишить меня руки. Вы будете иметь на то право.

— Договорились, — с ухмылкой кивнула я. — Тост скажешь?

— Хотел бы обойтись без этого, — покачал головой Михаил. — Мы пьем ради расслабления, праздновать пока что нечего.

— Ладно. Тогда, надеюсь, ты подготовишь что-нибудь к празднику.

— Вы так любите речи?

— Я люблю слушать ложь и смотреть в глаза тех, кто лжет. А тост — лучший в мире повод удовлетворить мои вкусы.

— Никогда не лгал перед тем, как выпить, — спокойно сообщил Михаил, наливая мне выпивки на несколько пальцев. Либо, уходя от подобной архаичной меры, — на ширину моего клинка.

— Будет интересно послушать, что же ты такого говоришь.

Адъютант сухо усмехнулся. Взял оба стакана. Один из них поднес к моим губам. Я, улыбнувшись, коснулась прохладного стекла.

— Советую упрятать язык, если вдруг вы раньше не пили подобный виски. Он горяч, как жидкий металл.

Легонько прикрыв глаза, я чуть задрала нос, подавая знак Михаилу. И он ровным движением наклонил стакан, опрокинув в мой рот все до капли. Раскаленное пойло обжигающим потоком устремилась вниз по глотке, заставляя меня скривиться и крякнуть.

— Ох, хорошая дрянь, — выдохнула я, открывая глаза и поднимая взгляд к адъютанту, залпом выпивающим свою порцию. — Чувствую, будет жарко.

— Возможно, — улыбнулся Михаил, но на этот раз уже не так сухо. — Хотя здешние ночи слишком холодны, чтобы согреться одним лишь виски…

Легкая шпилька флирта, пущенная моим собутыльником, вызвала во мне усмешку.

— Ну, знаешь, я на тепло как-то перестала претендовать, — ответила я, поднимая руки. — Эти клинки всегда холодные, и их вряд ли согреет что-то кроме крови.

— Не будьте столь критичны к себе, Алиса. Тепла заслуживает любой, — Михаил пустил бутыль по второму кругу.

— Присядь. Стоя пить не очень удобно.

— Боюсь, мне будет неудобно поить вас с другого конца стола…

— Рядом садись. Нечего стесняться, в этих стенах столько картин, что ни один глаз не сможет подсмотреть, чем мы занимаемся.

— Боюсь, подсматривать не за чем: мы лишь пьем виски, чтобы согреться в эту холодную ночь, — чинному голосу Михаила мог позавидовать любой священник. Не прячься за его словами столько сладкого меда. Хотя — для меня он был скорее горьким.

Пальцы адъютанта, удерживающие стакан, будто бы ненароком коснулись моего подбородка. Виски, словно искусный змей, проскользнул через мой рот к сердцу, разжигая огонь в груди.

— Скажи, Михаил… — начала я, но меня перебили.

— Для удобства можно просто Миша.

— Твое имя так сокращается? — удивилась я. — Почему «ша»? Разве Миха не логичнее?

— У нас на родине это слишком… фамильярный вариант. Миша — для друзей. Миха — для тех, кто хочет подраться.

— Сложно как-то у вас. Откуда ты корнями, говоришь?

— Далекая страна. Славянская.

— Какие же черти занесли тебя в Холиврит? Здесь холодно как в заднице призрака, а местные обычаи вряд ли позволяют жить так же раскованно, как у славян. Там ведь, слышала, гораздо проще жить? Крест не так распространен?

— Алиса, я мало что знаю о своей родине. Семья моей прабабушки уехала оттуда. С тех пор мы… кочуем по странам. Добрались и до Холиврита.

— Надо же, знаешь семейную историю до прабабушки?

— Даже немного дальше. У нас семейные байки вместо сказок перед сном.

— Ха! А я ничего не знаю о своих родителях. Разве что…

На секунду у меня в голове почему-то появился Джордан. Он говорил что-то о семье. И своих родителях. Я с раздражением прогнала воспоминания из головы.

— Что, Алиса?

— Разве что, меня опекал один хороший вампир. Его недавно убили.

— Сожалею.

— Не стоит. Все истории рано или поздно кончаются, Миша. Скажи лучше, почему ты с такой уверенностью вызвался мне помогать? Вряд ли это слишком весело: бегать за безрукой вампиршей, открывая перед ней двери и выслушивая нудные приказы.

— Мне нравится эта работа. Она не похожа на то, чем я занимался раньше.

— А чем?

— Я… — Михаил замялся, будто стесняясь чего-то. — Я ведь могу быть с вами откровенен, Алиса? Это не повлияет на наши отношения?

— Говори.

— Я работал по найму. Мне заказывали воровать вещи. Не сказать, что я делал это добровольно, хотя начинал охотно.

— Так ты… наемный вор? — эта информация заставила меня удивиться. — Я знала, что люди часто выполняют за деньги разную работу. Но о подобном слышу впервые. И много же у тебя было заказов?

— Хватало. Самое разное. Кто-то просил украсть чужую скотину, бывало и такое. А иногда — просили украсть фамильные украшения, оставшиеся у бывшей жены. Каждому человеку нужно получить что-то от другого. Стоит только задать правильные вопросы.

— А проблемы с Церковью?

— И этого добра порядочно, — усмехнулся Михаил. — Но, к счастью, масштабы моего воровства редко переваливают в поле священников. Обычно со мной возились городские власти. Но и тем хватает других дел, кроме как искать воришку, стащившего кольцо с чьих-то пальцев.

— Интересное у тебя ремесло.

— Да. А еще, оно отличается от тех, которыми занимались мои предки. Это было для меня важно.

— Чем же они зарабатывали на жизнь?

— Самым разным. К примеру, моя прабабушка была солдаткой. При том, со странными наклонностями, как говорил мой дед. Говорят, она увлекалась и женщинами тоже.

— Даже страшно представить, каким образом твой дед появился на свет.

— Легким. Она служила в армии короля, забеременела от одного из солдат. На время ее освободили со службы, чтоб она могла выносить дитя. Прабабушка даже не вернулась к своим родителям. Родила, выкормила полгода, а потом заплатила какой-то женщине, чтоб она доставила ребенка к родне. А сама вернулась на службу в армию.

— И ей нормально было воевать, пока ее ребенок рос без нее?

— В их семье и без того хватало проблем. Как говорил дед, она просто не хотела возвращаться к родителям после какого-то скандала. Да и… не так уж долго она воевала. Деду семь лет исполнилось, когда они узнали о смерти Марии. На три года позже, чем она произошла. Такое — редкость. Обычно родня солдата либо сразу узнает, либо уже никогда. Но, видно, не так уж и интересовались судьбой моей прабабушки. Вот и запоздала новость.

— Черт с ними, с семьями… — буркнула я. — Слушаю и диву даюсь. Может, и хорошо, что у меня родителей нет — все как-то слишком запутанно. Уж извини. Давай еще выпьем.

— Не извиняйтесь, Алиса, — улыбка Михаила становилась все теплее. — Я и сам, как видите, в изгоя превратился. Так что нахожу в ваших словах некоторый резон.

Мы прошли третий круг. Я уже чувствовала, что огонек внутри начинает давить на мозги.

— И где же твоя мать сейчас? Она знает, кто ты такой?

— Да. Она в этом городе. Работала прачкой.

— Ого. Как это все… так сложилось?

— Разрушение Темнолесья застало меня в интересный период жизни, — рассмеялся Михаил. — Я полгода как вернулся в Холиврит, хотел мать проведать, едва нашел ее, а тут такое…

— Так вы увиделись?

— Да. Оказывается, она в числе твоих воинов. Не захотела становиться слабой плотью, решила, что лучше умрет с оружием в руках, чем от твоих головорезов.

— Мудрая женщина, — похвалила я. — Побольше бы таких было. А то, знаешь, больше всего ненавижу, когда прикрываются своей слабостью. Боятся даже попробовать. Предпочитают сидеть в стороне от пекла, молиться богам, чтобы их не коснулось. Наивность…

— Некоторым женщинам непривычно сражаться. Все же, их так воспитали.

— Значит, я — перевоспитаю. Из женщины тоже может быть воин. Ты должен это понимать — в конце концов, с такой прабабушкой…

— Уж я-то понимаю, не сомневайтесь, Алиса. Ваш пример и многих других…

— Это из-за указа все так у женщин, — объяснила я, и в голову вновь полезли слова Джордана. — Запрет на прием девушек в Инквизицию вышел пятьдесят лет назад. За это время девки уже привыкли быть слабачками и прикрываться своим полом. Раньше… Раньше в Холиврите все было иначе.

— Вы застали те времена?

— Да… — начала я, но запнулась. Джордан в голове говорил обратное. — Нет, не застала. Это просто сохранилось в истории как факт. И если сложить его с реальной жизнью, то становится ясно, почему девушки сейчас так слабы.

— Значит, вы любите сильных женщин? — Михаил с улыбкой смотрел на меня, и я поняла, что он подкалывает.

— Не только женщин. Люблю любого, кто хочет быть сильным. И любого, кто может быть им. Сила — вот, что ценит этот мир. И ему неважно, откуда ты ее возьмешь.

— Давайте выпьем.

— Вздрогнем.

Четвертый круг превратил огонек внутри в небольшой костер. На нем можно было зажарить форель, но вряд ли удобно было бы жарить курицу. Черт, вот это бред…

— Алиса. У вас есть кто-то? — спросил Михаил.

— Думала, ты уже не спросишь… — рассмеялась я. — Как думаешь, нужен был бы мне адъютант, если бы у меня был кто-то?

— Тоже верно…

Я проследила за ухмылкой тонких губ. Мой собутыльник задумчиво вертел стакан в пальцах, глядя на него так, будто он мог хоть о чем-то поведать.

— Своим ответом я дала добро, если ты еще не понял… — подсказала я и со смехом встретила удивленный взгляд Михаила.

— А… ну… нет, я понял, просто…

— Ну что простого, что? Будь все просто, ты бы сам начал действовать. Целуй уже, любовничек.

И он поцеловал. Не так уж и робко. Его рука скользнула по моей талии — и это вовсе никак не вязалось с тем, что он все еще ко мне на «вы» и с почтением. Поэтому, как только мы оторвались друг от друга, переводя дух, я продолжила воспитывать Михаила:

— Если мы наедине, тебе стоит обращаться ко мне на «ты» и попроще. А то ведешь себя как рыцарь, а это уместно только на балу или маскараде.

Его движения стали более грубыми. Он смял рубаху на моем теле в порыве страсти. Затем, возможно, по собственной привычке, попытался взять меня за ладонь, скользнув рукой по предплечью. Пальцы Михаила наткнулись на лезвие, и он оторвался от моих губ, ойкнув от неожиданности.

— А вот тебе еще один совет, — с ухмылкой сказала я, наблюдая, как парень зажимает кровоточащие пальцы. — С каждой девушкой веди себя так, как будто до этого никого не было. То, что ты попытался взять меня за руку, выдает в тебе кабеля с опытом.

— Я…

— Ты, ты, — рассмеялась я. — Такой забавный, Миша. Расслабься, будь спокойнее. Все равно завтра в полдень нас всех могут распотрошить. Мне неважно, какая я у тебя по счету. Хотя, если не хочешь проблем — не стоит лезть к кому-то еще, пока я в городе. Может, мы сейчас пьяные, а потом будем еще пьянее, но это не отменяет некоторых обязательств перед девушкой. Понял?

— Хорошо, — ответил Михаил, вернув себе то спокойствие, в которое я успела влюбиться. — Выпьем?

— Черт возьми, да, — охотно кивнула я. — Наливай, да побольше. Хочу, чтобы в моем рту сначала побывал Сатана. Пусть нагреет местечко.

И Михаил, несмотря на все свое спокойствие, все же смутился: немного виски плеснулось на стол. Это вызвало у меня новую волну веселья.

В общем-то, парень мне нравился. Но была одна проблема, от которой я едва ли могла избавиться: его губы ужасно напоминали Джордана. Между ним и Мишей не было ни единого сходства. Но, целуясь с потомком славян, я почему-то не могла выбросить из головы того чертового демона. Будто он в ней поселился. Может, это вина виски. Да, скорее всего, так и есть. Чертов алкоголь путает мысли и вызывает галлюцинации. Противных мерзких чертиков, которые назойливо скачут перед глазами. Даже когда меня трахает наемный вор на столе, залитом выпивкой и заваленном бумагами, я все равно не могу избавиться от проклятых бесов из глубин моей головы. Будь они неладны.

***

У детей в ночь перед праздниками всегда есть проблема: они не могут уснуть. Как ни странно, каждый в этом чертовом городе перед приходом монстров превратился в маленького ребенка, который ждет утреннее празднество. Так мне сказал Михаил, натягивая сапоги и цепляя к поясу ножны с мечом.

Не знаю. Лично я уснула. И разбудил меня грохот пушек, стреляющих со стены на восток, в сторону поднимающегося солнца. Да, впервые в этом городе утро встречают не колокольни церквей, а порох под ядрами. И я поняла, что пришел не праздник, а чертов Ад.

— Что на дворе? — спросила я у того усача, который отвечал за новобранцев. Вообще, он раньше был начальником городской стражи. Так что я оставила его примерно на той же должности, добавив лишь обязанности судьи — со всеми дебоширами он разбирался. Лично или через подчиненных. Хозяин меча не имел значения, лишь бы преступная шваль перестала разбойничать.

— Полная херня, мать его, — ответил сквозь зубы усач, и я поняла, что дело пахнет жареным — обычно начальник стражи хохотал по поводу и без.

Михаил нашелся у входа в Дом Купцов. Натянув шляпу, весьма похожую на ту, что носила Айви, он баловался кинжалом.

— Алиса, там безумие.

— Рассказывай.

— В общем, отряд на стене рассыпался после первого залпа — точно не знаю, что именно прилетело с небес, но перед дверьми лежит голова одного из пушкарей. Очевидно, эти летуны не слишком голодные, раз так разбрасываются конечностями.

— Либо головы их не слишком интересуют, — мрачно пробормотала я.

— Ворота, насколько мне доложили, успели открыть. Сейчас люди, следуя плану, попрятались по домам вокруг нас.

— Хорошо. Сидим до ночи. Потом я пойду на разведку.

— В двери никто не ломился.

— Это и хорошо, и плохо, — я пожала плечами. — Либо монстры занялись теми, кто спрятался вокруг нас, либо они только принюхиваются.

Михаил усмехнулся и сжал перебинтованные пальцы в кулак. Поднял взгляд на меня. Его усмешка медленно сползла. А потом превратилась в улыбку. Я подмигнула парню и отвернулась, отходя ближе к центру зала.

— Так, парни, кто там отвечал за баррикады?! — я постучала клинками друг о друга. — Мне нужно, чтобы вы пошли в библиотеку и все-таки вытащили те чертовы книжные шкафы! Они должны быть свалены сверху на кучи того дерьма, которое вы выложили под дверьми! И пусть кто-нибудь отсортирует книги. Все, что касается Креста и Церкви — в топку! И ради святых, проверьте окна!

Дом Купцов был действительно большим зданием, вмещавшим в себя множество помещений с крепкими стенами. И главный зал, в котором и были такие удобные для защиты колонны, прекрасно разносил эхо моего голоса, так что, стоя недалеко от входа, я могла раздавать указания без лишней беготни.

Оставалось только надеяться, что в этом был хоть какой-то смысл…

***

— Люди устали, — птицемордый смотрел на меня с укором. — Ты их износила.

— Проблемы скота меня не слишком интересуют, — я пожала плечами. — Если они не могут продержаться пару суток без того, чтобы высыпаться, то из них никудышные люди.

— Ты ставишь слишком большие требования для них. Раньше это были обычные горожане…

— А сейчас — воины, которые должны защищать свои дома. Я не требую от них работать на износ. Я даже не заставляю сидеть здесь. Пускай выходят на улицы, идут к своим кроватям и высыпаются. Кто держит?

— Ты загнала людей в ловушку. С одной стороны — ты, с другой — монстры.

— И что?

— Так нельзя делать, Алиса. Люди сломаются.

— Скот меня не беспокоит. Ты хотел еще что-то? Если нет — проваливай.

— Я уйду. Когда-нибудь. Когда буду уверен, что тебя не прикончат. Спящий хотел бы, чтобы ты жила.

— Послушай, хватит этого. Спящий, плачущий… К чему этот маскарад? Желания Джордана меня интересуют в последнюю очередь, поэтому можешь даже не посвящать меня в них. Если видишь смысл спасать меня от каких-то мелких опасностей — давай. Но запомни: меня это не интересует.

— Ты запуталась. Стоит откинуть мысли и подумать о Плачущем без них.

— Да-да, конечно. Думать без мыслей, видеть без глаз…

— Делать без рук.

Я запнулась, посмотрев на клюв, пролезающий промеж губ.

— Ты мне отвратителен. Исчезни.

— Без меня ты не сможешь удержать оборону. Скоро сюда могут ворваться монстры, а твои солдаты ослабли, у них плохое настроение…

— Мать твою, я за полдня и ночь мобилизовала силы и организовала оборону от тысячей тварей! У кого сейчас нет слабости и плохого настроения?!

— У тебя.

— Я чертов вампир, чтобы у меня появилась слабость, я должна год жить в таком режиме.

— И проживешь, если срочно что-то не сделаешь с солдатами. Ты должна показать им свою лояльность. И понимание их проблем.

Ворон взвился в воздух, скользнув в дверной проем. Я выдохнула. Несмотря на то, что птицемордый мне помогал, он меня порядочно бесил.

***

Солдаты спали, охраняемые лишь парой-тройкой добровольцев, которые по собственному желанию остались дежурить в импровизированных казармах. Я позволила уснуть каждому человеку, находившемуся в Доме Купцов. Каждому, кто хотел того, — Михаил и так был бодр, а усатый начальник и без того успевал нормально отдыхать, потому что его офицеры справлялись с поставленными задачами как обычно эффективно. Настолько, насколько вообще возможно в рядах простой городской стражи. На самом деле, несмотря на все карканье птицемордого, люди и сами понимали, почему все так сложилось. Как говорил Михаил, воины недовольны не мною, а тем, что это вообще произошло. Кто-то проклинал Бога, кто-то — молил его.

А потом мой адъютант сказал мне то, что заставило меня задуматься. Он сказал: «Никто не может жить спокойно, когда за стенами раздается топот, рычание и вой». Я осознала, что мне абсолютно безразличны эти звуки. Настолько, что я даже не замечаю их. Возможно, во всем Доме Купцов я была единственной, кто сохраняет спокойствие не из-за силы духа, а потому что испытывает искреннее безразличие к посторонним звукам и постоянной опасности. Не знаю, происходит это из-за того, что я вампир, или из-за того, что вместо пальцев у меня бритвенно-острые лезвия. Но знаю, что даже птицемордый не может сохранять спокойствие. Я поняла это после слов Михаила. Демон боится — не только моей смерти. Этот город почему-то нужен ему. В конце концов, он сам намекнул, что его мотивы разнообразны, и они касаются не только желаний Джордана.

Возможно, мои люди могли бы быть более довольны происходящим, испытай я страх вместе с ними. Возможно, если бы я сама испугалась, я бы смогла удовлетворить своих солдат, понять их нужды, их потребности.

Найти щель в Доме Купцов несложно. В конце концов, туман легко проскользнет даже сквозь баррикады и двери. Поэтому… я должна выйти на улицу и собственными глазами увидеть то, чего так боятся все.

На несколько минут я искренне захотела испытать страх. Глубинный, необъятный ужас…

***

Я легко ускользаю через доски, прохожу под мешками, вырываюсь на свободу из щелей под дверьми. Туман выходит под полуденное солнце. И я оказываюсь на площади. Она выглядит почти как обычно. Лишь кровавые останки на ней намекают, что город переживает далеко не самый спокойный день в своей истории. Я брезгливо убрала сапог с чьей-то руки и подняла взгляд. На меня смотрело множество лиц.

Это то, чего они так боятся. Уродов, вооруженных клыками, когтями, шипами, рогами… Разнообразие упырей описать было сложно. Я вздрогнула, когда чья-то морда ткнулась в мое бедро. Они чувствовали, что я пахну иначе, не так, как люди, к которым они успели присластиться. Туповатые зубы пробуют впиться в мою ногу, но лезвие разрубает череп на две части. Я отхожу в сторону.

Может быть, не все из тех тварей, что были на площади, упыри. Некоторые выглядели… породистыми. Так, возможно, со временем стал выглядеть человек — привычным, не лишенным уникальных черт, но все же похожим на других. Другие же монстры являли собою уникальные проявления безумия Люцифера. Сложно описать это словами. Первым лицом, с которым я столкнулась взглядами, было обезображенное нечто. Время не трудилось над тварью — я сразу поняла, что она такая с рождения. Обвисшая кожа, которую словно плавит что-то. Кровавая слюна грязного коричневого цвета. Воспаленные глаза, каждым своим движением выталкивающие гной из-под век. Волосы, беспорядочно покрывающие лишь отдельные участки тела: одну из рук; часть черепа, почти лишенного скальпа; нижнюю часть позвоночника… Тварь вертелась на месте с неведомой мне целью. Просто прыгала, раскручиваясь в воздухе, словно спятившая белка. А затем замерла, посмотрев на меня всеми четырьмя глазами. И бросилась.

Туман успел меня спасти: толстые и короткие когти вырвали камень из мостовой, вызвав секундный взрыв земли. Я встала неподалеку, привлекая внимание еще нескольких тварей. Они бросились с места, оторвавшись от своих трапез — кровавых куч, происхождение которых определить было сложно.

Уклоняясь от атак, уходя с места на место, то пропадая в тумане, то появляясь из него, я привлекла больше десятка тварей. Они охотились за мной не из жадности, но из любопытства — вкус вампирьей плоти был им неведом, но они жаждали его познать. Некоторые из монстров устроили драку между собой. Соревновались в остроте зубов и быстроте движений. Блевали друг на друга едкой желчью, кололи, рвали, кусали, разрезали… Вскоре монстрам я оказалась не нужна. Они дрались между собой, демонстрируя безумный замысел Люцифера — если каждая из этих тварей вылезла из его нутра, мне было бы интересно посмотреть на отца.

Я стояла в тени зданий, наблюдая за образовавшейся бучей. До того монстры сосуществовали, ведь еды хватало на всех. Но стоило появиться мне, и жадность застлала их… разумы? Я не была уверена, что они имеются.

— Подойди сюда, — сказал кто-то сбоку от меня.

Повернув голову, я увидела кентавра. Он был почти таким, каким его рисовали в книгах и ткали на гобеленах. Лишь вспоротый живот, из которого вылезали внутренности, выбивался из классического образа.

— Что тебе нужно? — спросила я, подойдя к лежащему под стеной существу. — Тебе конец. Вижу, кишки рассекло. Вряд ли я смогу помочь.

— Я знаю, что умираю. Но ты ведь вампир? У вас слово чести много значит. Даже не ждал увидеть кого-то вроде тебя… Ты могла бы передать сообщение моему?..

Я не дала закончить просьбу. Клинок разрубил глотку кентавра. Не так, чтобы он мгновенно погиб. Но так, чтобы смерть стала быстрее, а слова потерялись в потоках крови.

— Ты прав, для вампира слово чести много значит. Как и предсмертная просьба. Поэтому я не хочу, чтобы ты заканчивал ее. У меня сейчас слишком много дел, я не смогу взять на себя еще одно.

Глаза кентавра, затуманенные смертью, на секунду озарились пониманием. Грустным, но умиротворенным. Его голова легла на сгиб человеческой руки, а тело обмякло.

Я обернулась на воюющих тварей. Их добыча давно ускользнула, а они даже не заметили. Эти монстры лишены разума. Вряд ли они проберутся в Дом Купцов. Стоит опасаться лишь тех, кто как этот кентавр — обладает умом и способностью мыслить. Но у них, судя по всему, и своих забот хватает. Им не до людей, спрятавшихся в большом здании на площади очередного города.

Бояться пока что нечего. Все идет по плану. Если не считать мерзкого вида монстров: такого уродства даже я не могла ждать.

***

— До меня дошли ваши слова, — объявила я людям, когда те собрались в главном зале, отоспавшись и наевшись. На улице стояла глубокая ночь. — Я слышала, вы боитесь. И сейчас, стоя перед вами, я вижу страх на заспанных лицах. Я вас не узнаю. Когда мы заходили в церкви и несли стремление сражаться на своих плечах, ваши глаза горели огнем. Вы с готовностью скручивали лже-проповедников, несших страх и покорность, чтобы предать их каре. А сейчас… вы боитесь Бога? Вы боитесь тварей за стенами нашего убежища? Вы боитесь голодной смерти? Чего еще вы боитесь, воины? Того, что я всех вас уничтожу — вас, кто достоин наивысших похвал? Вы смогли воспрянуть духом после растлевающих речей церковников. Вы рискнули пойти против воли Божьей. Вы взяли в руки мечи, чтобы дать отпор тем, кто сунется к вам и вашим женам. Даже женщины готовы сражаться с нечистыми тварями. Так чего же вы боитесь? Вы думаете, что монстры за стенами — непобедимы?! — я замолчала, вглядываясь в лица людей. Они были для меня скотом, но я желала вылепить из них нечто большее. — Что же, сегодня, пока вы спали, я вышла на улицу. Все, что я увидела, — лишь тупое уродство. Бездумные дьяволовы отродья пожирали плоть и кровь погибших собратьев и тех горожан, что пытались выйти на улицы. До смешного некрасивые лица посмотрели на меня с жадностью. Они попытались убить меня, но как видите — я здесь, перед вами. Ваш лидер, тот, кто первым пойдет в бой, защищая город и его горожан. Вы боитесь, воины? Тогда вот, узрите лицо ваших страхов, посмотрите в его мертвые глаза и поймите, что боитесь вы жалкую гниль, но не нечто величественное и сильное!

Кое-как распахнув мешок, который до того стоял у моих ног, я вытащила отрезанную голову монстра, воткнув в нее клинок. Кровь давно стекла, и на моем лезвии был лишь затвердевший кусок плоти, прилепленной к черепу. Длинный язык вывалился изо рта, обвиснув на толстых губах.

— Разве это страшно, люди? — спросила я. — Эта тварь может выть, кричать, рвать и кусать. Но я убила ее одним ударом. Ваши мечи гораздо длиннее, секиры — тяжелее, а булавы могут размозжить их слабые черепушки минимальными усилиями. Острия ваших вил легко проткнут грудь. А факела — сожгут ветхую плоть. Чего же вы боитесь? Вы — люди, те, кто остался, когда этих монстров заточили в Темнолесье! То, что вы называете Лесами Силы, исчезло, но разве мы не можем дать отпор, как дали когда-то?

— Если ты так уверена в этом всем, то почему мы прячемся здесь, подобно крысам?!

— Потому что сейчас идет Орда. Тварей много, а нас — нет. Вы сильны, на каждого придется десяток, а то и больше мерзких упырей. Но их там тысячи и тысячи. Если бы каждый житель этого города согласился следовать моим приказам, нам не пришлось бы даже открывать ворота. Но раз уж со мной осталось меньшинство, мы позволяем тварям миновать наш город. А затем… настанет день, когда нам нужно будет закрыть ворота и начать вычищать ту погань, что по какой-то причине захочет остаться в нашем городе. Ее будет немного — твари боятся холодов, ведь не имеют одежд. Они спешат на юг. Но все же, кто-то решит здесь осесть. Их мы и убьем. Я точно не знаю, сколько пройдет дней. Но рано или поздно мы выйдем из нашего убежища, все до последнего, и будем сражаться. Не стоит забывать и о тех, кто не объединился с нами — они нашли свой приют в церквях, в усадьбе, в подземельях и погребах. Не все жители города успели уехать, многие остались. И они тоже дерутся, пусть даже не имеют такого количества оружия и еды, как у нас.

Люди зароптали, кто-то недовольно смотрел на меня, кто-то — на своих соседей. Воины не имели боевого духа, они были лишь трусами, загнанными в угол. Почти все. Поэтому я швырнула в толпу отрубленную голову и приказала разойтись. Они меня достали.

***

Выстроившись в ряд, вооруженные люди стояли по стойке смирно. Уж этому начальник городской стражи смог обучить каждого. Я медленно шла мимо них, оценивая лица. До тех пор, пока не остановилась рядом с человеком, выглядящим не так, как остальные. На его лбу был выжжен крест, но лицо покрывали морщины старика.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я у него.

— Разве это имеет значение? Вроде, нас выстроили для проверки амуниции.

— Душа — такая же амуниция, что и меч. Как для инквизитора, ты не слишком-то подчинен начальству, раз позволяешь себе такое вольное общение.

— Я бывший инквизитор.

— Таких не бывает, мы оба это знаем. Выйди из строя на шаг вперед. И громко объясни причину, по которой ты оказался среди этих всех людей.

— Так точно, — нехотя ответил пожилой мужчина. Выверенным движением он нарушил строй, встав передо мной. — Инквизитор Айонд в отставке, присоединился к отряду вампира для защиты города и людей!

— Почему же ты не мог защищать город и жителей не под начальством вампира?

— Из всех вы единственная, кто желает сражаться. Одни требуют смирения, другие бегут, а третьи прячутся. Я желаю боя.

— Хорошо, ты получишь свой бой. Если, конечно, не решишь взбунтоваться. Вернись в строй.

— Так точно!

Когда я повернулась и пошла дальше, мне в спину донеслось негромкое: «Инквизиторы борются с большим злом, а не со всем». Эта фраза вызвала во мне ухмылку. Так напоминает Джордана… Он тоже убежден, что есть некое «большее зло», победа над которым стоит того, чтобы сосуществовать с меньшим.

***

«Когда я в последний раз отдыхала в одной и той же кровати больше двух дней к ряду?»

Михаил прижимает меня к себе. Он теплый. Запах его пота привлекает внимание, и хотя я привыкла к этому, мне все равно хочется быть еще ближе, дышать запахом его тела вечность. Это дарит умиротворение. А еще, он почему-то не боится спать в одной кровати с девушкой, у которой вместо рук два клинка.

Но все же, не стоит его будить, пусть даже ради того, чтобы прижаться теснее. Михаил спит чутко, просыпается, если я лишь чуточку сдвинусь. Может, поэтому ему со мной так комфортно — вампиры во время отдыха почти не шевелятся. Нет надобности. На ближайшие часы я отдана себе и своим мыслям.

«Да, давно у меня не было постоянной кровати. С тех пор, как мы с Джорданом занимались этим в первый раз», — вспоминала я, и невольно морщилась. Из этого демона был весьма посредственный любовник, ни умений, ни инструмента должного. Даже не знаю, почему мы так часто занимались сексом. — «Не то что Михаил. С ним хорошо… спокойно и надежно. И он готов прислушиваться к моим желаниям и ощущениям. Не подходит к этому так бездумно, как Джордан».

Я затаила дыхание, вспоминая моменты с «братом». То, как он двигался во мне, настойчиво, грубо, удовлетворяя лишь свое желание похоти. Его неумелые попытки разжечь меня, шлепки, звонкие, но совсем не ощутимые… Он даже ни разу не поинтересовался, нравится ли мне. Он никогда не спрашивал о моих чувствах. Никогда не прислушивался. А еще, он часто кусал меня за шею. Совсем как Аксель…

«И этот придурок Ян. Джордан носился с ним, как влюбленный мальчишка. Защищал, оправдывал. Да что там… нашел себе человечка-игрушку. Бережет его, как барышня — фарфоровую заколку. Он ни разу не спросил, почему я не хочу, чтобы Ян был с нами. Идиот… такой идиот. Как можно не понимать, что третий в нашем путешествии — лишний? А если бы он подсматривал или подслушивал, как мы занимаемся сексом? Я ведь хочу, чтобы наш первый раз был уединенным и спокойным!»

Какую-то секунду мысли текли дальше ровным потоком. Но вскоре оборвались. В голове осталась лишь звенящая пустота. Я почувствовала, как сердце едко замирает в груди. Стены комнаты сжались вокруг меня. Мысли, мысли совершенно другого характера начали пробиваться в мое сознание. «Он запудрил тебе мозги!» — раздался чей-то голос из прошлого. Но я не могла вспомнить, кому он принадлежал. Хотя… я и так знала, кому. Точно знала. Джордану. Он предупреждал меня когда-то. О чем-то или о ком-то. Он дал обещание показать мне правду, но… что-то пошло не так.

Он отрубил мне руки. Но что было до этого? Смерть Акселя? А еще раньше?

Мысли закрутились водоворотом. Я почувствовала, как моя голова сжимается десятком стальных обручей. Все больше и больше… И разум разорвался, не выдержав этого.

Гора воспоминаний обрушилась на меня. Со всех сторон. Я утонула в запахах, вкусах, звуках, картинках. Они поглотили меня.

«Аксель обманывает тебя! Он не сказал тебе, кто ты, он солгал обо всем!» — вот, что кричал Джордан. Он хотел уберечь меня. Он раскусил то, что я никогда бы не смогла понять.

***

Улица. Холод. Снег. Одеяло.

Вокруг мокро, бело. А в моей единственной защите от внешнего мира были сотни дыр и прорех. Я не могла спастись от холода. От бродячих собак, заинтересованно поднимающих морды в мою сторону. Пальцы коченели, я все больше спала, потому что холод убаюкивал. Заключал в нежные, смертельные объятия, заставляя уснуть — навечно.

А потом появился он. Каким-то дурно пахнущим снадобьем вырвал меня из дремы. И я почувствовала мороз. Обжигающий, раздирающий плоть. Оказывается, незнакомец успел отнести меня в тепло. Тогда я поняла, насколько холод объял мое тело. Он не желал отпускать. Я ревела.

***

Аксель. Мой спаситель. Когда мне было четыре года, он уберег меня от огня, объявшего мой семейный особняк. В нем сгорело все наследство, вся семья… Но не я. Аксель спас меня. Свою будущую невесту. Родители хотели нашей свадьбы. Но они ее так и не увидели.

Я мечтаю выйти замуж за него. Мы вампиры, и это будет… правильно. Мы должны держаться друг друга.

***

Джордан. Мой брат. Он уверен, что Аксель — лжет. Я бы поспорила, рассказала все то, что пережила вместе с моим возлюбленным, но когда рядом этот инквизитор… Почему-то каждое мое воспоминание с Акселем кажется ложью. И даже моя любовь к нему угасает. Я чувствую себя такой неискренней, такой… вруньей. Поэтому я хочу окончательно уничтожить то, что является неправдой. Поэтому я прижимаюсь к Джордану. Мне ужасно хочется его поцеловать. И… может даже больше.

— Я не понимаю тебя. Ты то холодная, то…

— Какая? — я подхожу ближе к Джордану.

Его лицо покрыто шрамами. Он многое пережил. Но видно, что когда-то он был красив. И даже сейчас, под этими следами былых ран, сохранилась привлекательность. Хотя дело не в этом. Джордан притягивает меня на более глубоком уровне, нежели «красота», «ум» или еще что угодно.

— Мне кажется, ты неискренняя. Сейчас.

— А что если наоборот? Может, именно сейчас просыпается правда? Тело не станет лгать…

К Акселю меня никогда не тянуло так, как к Джордану. Все, что я делала тогда, — казалось лживой игрой. И все, что я делаю сейчас, — кажется правильным и искренним.

***

Джордан.

Я его ненавижу.

Чертов ублюдок.

Выпить его кровь. Высосать силы его души вместе со всем, что течет по его проклятым венам. Но этот придурок ужасно живучий. Так легко его не убьешь. Поэтому приходится играть — я его проклинаю, но продолжаю быть рядом, пока позволено пить кровь. В противном случае я его прикончу. Однажды. С радостью. Улыбаясь. Разрежу каждый его орган, каждую конечность. Вырву глаза и запихну их ему в уши. Иного этот инквизиторишка не заслуживает.

***

И все же, мы семья. Я люблю своего брата. Не только как родственника. Что уж таить, я влюбилась в мужчину. И то, что у нас с ним общая кровь, не имеет для меня большого значения. Я знаю, что могу верить Джордану. Он чувствует меня. Каким-то странным образом он умудряется разрушать любую мою попытку поставить барьер между нами. Этот инквизитор… да, он странный. Злой. Непонятный. Но меня к нему тянет. Сама не могу сказать, чем именно. Может — всем. И даже больше. Меня тянет к нему ничем. Как будто… я просто часть него. Без всяких причин. Одно целое. Я и он.

***

Этот Ян… Неужели Джордан все же предпочитает мужчин? Что если женское тело его отталкивает? То, как он удивился моим мышцам, когда помогал мыться… Может, так оно и есть? Ему просто не нравится женственность?

— Алиса, иди ко мне… сюда, — шепчет Аксель.

Я вижу в его лице укус змеи. Да. Именно так. Это чувство, предвещающее опасность. Само выражение его лица пророчит мне порцию яда и боли. Но я не задумываюсь об этом. Привыкла. Поэтому подхожу, хотя на самом деле не очень хочу.

Пальцы Акселя касаются моих висков. Я невольно прикрываю глаза. И неожиданно все становится правильным. Истинным. Я наполняюсь чувствами, которые нельзя игнорировать. Я вспоминаю, насколько ненавижу Джордана. И насколько люблю Акселя. Это правда. Это то, чему я обязана следовать. Без слов и лишних мыслей.

***

— Эй… — Михаил легким касанием дотрагивается до моей щеки. — Ты плачешь?

— Прости… я… — шевельнув руками, чтобы вытереть слезы, я вовремя остановилась. — Нет, не плачу. Просто в голове какое-то безумие.

— Подожди, сейчас все объяснишь, — заботливо сказал Миша, пальцами убирая влагу с моих висков. — Принести тебе выпить?

— Было бы хорошо…

Он поднялся, выскользнув из-под одеяла. Натянул штаны, набросил на плечи жилет и босиком вышел в коридор.

Я осталась одна. В голове стучали отголоски воспоминаний: ложных, правдивых… и еще каких-то. Между подложенным и истинным возникло что-то, что позволяло мне не сойти с ума. Но оно не являлось ни правдой, ни ложью. Это было пространство моих чувств, которые лепились с помощью множества воспоминаний. Почти на каждое событие Аксель накладывал другое. И все это находилось в моей голове. Что я могла чувствовать все это время? Лишь нечто, не касающееся ни лжи, ни правды. Усредненное, обезличенное чувство, не имеющее названия и вида. Оно существовало только для того, чтобы заполнить пустоту между двумя противоположностями.

— Вино. Подойдет?

Вместо ответа я коснулась горлышка губами. Терпкая сладость заполнила рот, я зажмурилась, глотая приятную росу.

— Так что случилось? Болят руки? Или ожоги? — Михаил посмотрел на меня с каким-то странным выражением лица. Он слегка улыбнулся и положил руку на мое плечо. — Расскажи, я выслушаю.

— Не болит. Я… просто осознала многое.

— Например?

— Например… — я решила начать с самого важного. Самого болезненного и неожиданного. Для меня и для Михаила. — То, что я люблю другого мужчину. Не тебя.

— Кто же это? — спросил Миша. Так просто, так легко, будто это мелочь.

— Мой брат.

Не знаю, зачем я ответила так прямо и в то же время так увилисто. Сказать, что влюблена в демона? В кровожадного убийцу? В бывшего инквизитора? В людоеда? В конце концов… в ребенка вампиров? Почему-то я не осмелилась. Могла выговорить лишь мелкую, незначительную на фоне остального деталь. Он мой брат, и я его люблю как мужчину.

— Он где-то здесь?

— Ты хочешь его убить?

— Я просто спрашиваю, — спокойно сказал Михаил и поднес к моим губам бутылку вина. — Отпей еще немного.

— Не нужно меня спаивать.

— Я не спаиваю. Просто хочу, чтобы ты успокоилась. Обещаю, что не прикоснусь к тебе, а буду только говорить.

— Знаю, как ты умеешь говорить, — буркнула я и все же отпила. — Он не здесь. Мой брат далеко. Мы… поссорились, и он уехал без меня.

— Он тебя обидел?

— Н… наверное. Хотя это моя вина, если можно так сказать.

— Хочешь рассказать подробнее?

— Это неважно. Я точно знаю, что я люблю его. Только это имеет значение.

— А меня, как я помню, ты не любишь?

— Да.

— Ты ничего не чувствуешь ко мне и хочешь быть верной одному мужчине, которого рядом нет?

— Да.

— Понятно. Этого стоило ожидать, даже несмотря на то, что ты сказала, будто у тебя никого нет.

— Я забыла о нем. Меня… заставили это сделать. Сейчас случайно вспомнила. Я понимаю, как это выглядит для тебя…

— Отпей.

Я отпила.

— … но я правда его люблю. Мои воспоминания изменил вампир.

— Понятно, — Михаил смотрел на меня задумчиво. — Что же… Я не питал иллюзий, на самом деле. Может, потому и полюбил тебя. Ты права, я кобель. Ношусь за юбками. Другого человеку моей профессии не остается. Не имею очага, не имею родины. Бездомный вор. Меня радуют только шлюхи. Отпей.

Я сделала пару глотков.

— Поэтому, встретив тебя, я влюбился. Недоступная ягода всегда манит больше остальных. Дело даже не в другом мужчине. Ты вампир. Ешь людей. Однажды можешь погрызть моего лучшего друга. И даже — меня. В конце концов, глупо было бы отрицать: если эта ситуация с монстрами запрет нас вдвоем где-нибудь надолго, то… Ты меня съешь. Потому что я — скот, который служит пищей. Не более. Не думай, я понимаю свое положение ничтожного человечишки. Отпей.

Я молча приникла к горлышку бутылки, сжимаемой пальцами Михаила.

— На самом деле, чудо одно лишь то, что я смог провести с тобой две ночи. Это правда удивительно. Хотя, это лишь потому, что тебе нужен был доверенный адъютант. Иначе я был бы одним из других… ходячих кусков мяса. Отпей еще.

Вино скользнуло по моему молчаливому горлу. На последнем глотке я поперхнулась, и Михаил тут же услужливо похлопал меня по спине. Я отерла рот предплечьем. И замолчала.

— Алиса, почему ты потупила взгляд? — вскоре спросил Михаил, когда молчание затянулось. — Посмотри на меня. Мне это важно.

Я уставилась на очертания картины за спиной моего адъютанта.

— Ты плачешь? Снова? — его пальцы коснулись моей щеки, будто проверяя.

— Угу…

— Вспоминаешь брата?

— Удивляюсь тому, какой ты придурок.

— Что?

— Придурок.

— Почему? Не понимаю.

— Идиот.

— Алиса…

— Уйди отсюда. Дурак.

Я отвернулась от Михаила, спустив ноги с кровати и уткнувшись взглядом в окно, закрытое ставнями. Поднявшись, я вонзила клинок в деревянную щеколду, разламывая ее к чертовой матери, а потом подковырнула, подставляя тело лунному свету и ветру.

— Луна будит во мне жажду крови, — прошептала я. — Не знаю, почему.

— Алиса, чем я тебя обидел?

— Мне не очень хочется говорить, извини. Можешь идти, Михаил.

Упершись локтями в подоконник, я посмотрела далеко вниз: площадь была пуста. Лишь трупы лежали, служа пищей воронам. Монстры куда-то исчезли. Впрочем, не все же время им околачиваться на одном месте.

— Пожалуйста, объясни. Я хочу понять.

Михаил коснулся моего плеча. И я вздохнула.

— Ты сказал много грубых слов, — отвернувшись от окна, я села на подоконник, чувствуя, как порывистый зимний ветер взрезает кожу над лопатками. — И мне стало обидно.

— Что же не так?

Он не был чистокровным славянином. Уже давно в его венах присутствует примесь безжалостного Севера. Но все же, когда на его глаза падает свет луны, они светятся, словно сапфиры. А еще, у него ужасно спокойное лицо, источающее уверенность и непоколебимость.

— Как ты посмотришь на то, что я перережу тебе горло? — спросила я, прислонив лезвие клинка к его горлу.

Секунду он молчал. А потом — положил руку на мою голую грудь и слегка ее сжал. Улыбнулся.

— Режь, теперь умру без сожалений.

Некоторое время глядя на его теплую и добрую улыбку, я рассмеялась. Испытала и отвращение, и презрение, и… кажется, он пошутил? Как бы там ни было, смех быстро иссяк.

— Почему ты снова плачешь, Алиса? — Михаил взял меня за плечи и прижал к себе, обнимая. — Скажи. Поговори со мной.

— Ты никогда… не будешь для меня просто кормом. Даже если я буду вынуждена тебя убить, я сделаю это с сожалением. Потому что… ты единственный, кто пытается меня понять. Я привязалась к тебе…

— Так все же, ты что-то чувствуешь ко мне? — спросил Михаил.

Я, сглотнув ком в горле, усмехнулась и легонько отпихнула его предплечьем, стараясь не задеть лезвием. Мужчина отошел, глядя на меня все так же спокойно, хотя теперь — его глаза перестали светиться сапфирами, приобретя привычный мне цвет.

— Не знаю, Миша. Жизнь покажет.

Расслабив спину, я позволила себе упасть назад. Ветер яростно сжал тело, зарылся в волосы, утягивая вниз, к окровавленной брусчатке. Я летела, глядя на Михаила, высунувшегося из окна и что-то кричащего. И пыталась вспомнить, как далеко лететь до земли.

— Алиса!! — он тянул свою руку вниз, будто я могла за нее ухватиться. Будто мне было чем за нее ухватиться.

Да, у меня больше нет кистей. Я не смогу кому-то помочь не упасть. И никто не сможет помочь мне…

Туман принял в объятия, не позволив разбиться о землю.

«Ты вся состоишь из времени», — шептал Джордан в моей голове.

— Мое тело — не более, чем форма, которую приняло время… — прошептала я, выходя из тумана где-то в глубине улиц.

Эта ночь была необычайно тиха. И я поняла, что Михаил — единственный, кто мог бы сделать ее не такой одинокой.

Как прекрасно, что именно он входит в число тех троих, кто может пережить обращение.

Как ужасно, что я не могу предложить ему окончательно превратиться в моего раба, став вампиром.

***

— Мамочка, как твои дела? — Айви висела вниз головой, зацепившись ногами за одну из балок в переулке.

— Айви, — сухо констатировала я, глядя в ее глаза. Они были черными.

— Да, мамочка?

— Ты все же выжила?

— Это было легко. Ты оставила меня в церкви, которая была полна крови. Там было ее та-а-ак много, что я наелась и еще поделилась с друзьями.

— «Друзьями»?

— Да, мамочка. У меня есть друзья, — Айви хихикнула и махнула в мою сторону руками.

Два щупальца выскользнули из ее ладоней, ударив в землю. Туда, где только недавно я стояла.

— Неплохо, — усмехнулась я, наблюдая, как черный туман беззвучно щелкает челюстями, извиваясь в воздухе.

Способность мутировала. Это объясняет, почему мой яд не все могут выдержать. Чертов птицемордый не предупредил о том, что такое может случиться…

— Мамочка, а когда мы пойдем охотиться? — Айви спрыгнула на землю и подошла ближе. Щупальца обвили мое тело, но не грубо — с лаской и любовью. — Ты, вижу, уже успела поохотиться…

— Сегодня тебе стоит воздержаться от крови живых. Люди еще понадобятся.

— Я хочу монстров. Я хочу их убивать. Мои друзья хотят их убивать.

Айви сошла с ума. Это тоже не редкость. Особенно учитывая, сколько крови она выпила. Иногда вампиры просто не справляются с тем, что проходит в них вместе с кровью некогда живых людей. Ее разум… он в порядке. Но стал мыслить иначе. Из-за смерти. Из-за мутации. Из-за Дара. Из-за крови людей. Это я знала: каждый вампир уже не тот, кем был когда-то. Любой из нас немного сумасшедший. Любой, кто прожил этот переход. Мы с Джорданом были исключениями. Он — ребенок вампиров, а я — ребенок… гулей.

«Я обещаю, я дам тебе ответы», — голос Джорада вновь звучал в голове. И я невольно улыбнулась. Мой брат пообещал — он сделает. Даже если придется отрезать руки сестре или уничтожить весь мир. Этого у него не отнять, судя по всему. Возможно, инквизиторское воспитание и готовность служить чему-то, неважно — своим принципам, долгам или словам, — засели в нем крепче, чем ему хотелось бы.

— Охота на монстров? — спросила я у Айви, и та радостно закивала. — Черт возьми, мы что, инквизиторы?

— Я весь день их потрошу! Это так весело! — вампиресса вдруг посмотрела на меня серьезным взглядом. — А ты знала, что у них кишки разноцветные?

— Догадывалась…

— Мам, а еще, я так хочу тебе служить! Прямо до безумия! Хочу убить Джордана и служить тебе до конца света! Это нормально?

— Да, это в рамках, — пробормотала я, ежась от холода.

— Тогда пожалуйста, прикажи мне убить тысячу… нет! Десять тысяч монстров до рассвета!

— Ты сможешь?..

— Ах-ха-ха! Конечно же нет, но я обязательно попробую! Просто не хочу, чтобы меня сдерживали выполнимые лимиты. Добиваться невозможного — наше все! — Айви позерски вскинула кулак в небо, грозно глянув туда же.

— Тогда… прикончи до рассвета десять миллионов тварей. И тогда я щедро награжу тебя десятком сотен людей.

— О! Вау! Договорились! Увидимся, мам! — крикнула Айви, вскакивая на балку и прыгая куда-то на крышу.

— Шапку не забудь надеть… — вяло бросила я вдогонку, кое-как обхватывая себя руками.

Моя прогулка была достаточно долгой, чтобы я успела замерзнуть. Стоит вернуться в Дом Купцов. И остается надеяться, что полоумная Айви туда не придет, чтобы похвастаться количеством убитых тварей…

Ворон замер в снегу под домом. Его клюв разломился на части, превращаясь в человеческий рот. Птицемордый, все еще слегка каркая, спросил:

— Ты не боишься, что ее раздавят?

— Если ты не солгал, то самые большие подойдут к обеду… К тому времени она наиграется и вернется.

— Если самых больших ничего не подстегнет бежать быстрее, то да, появятся к обеду.

Мы помолчали, глядя друг на друга. Его клюв некоторое время сухо пощелкал, ворон будто о чем-то задумался. Но все же вновь подал голос:

— Ты должна радоваться. Большая часть монстров огибает город. Заходят только самые глупые.

— Думаю, это скоро исправится. Сейчас все слишком спокойно.

— Не беря в расчет, что погибла большая часть горожан.

— Но не моих солдат. Пока они живы, этот город не обречен.

— Какая ты самоуверенная…

***

— Огонь! Огонь, придурки, стреляйте, от этого зависит ваша жизнь!

Грохот пушек и ружей слился воедино. Снаряды полетели в ближайшего циклопа. Фонтаны крови брызнули в нашу сторону, орошая воинов алым дождем.

Я сосредоточилась. Туман рассеялся по орудиям, возвращая их снаряды, заряжая так, как они были заряжены до этого. Пушкари уже знали, когда можно стрелять. Факелы вновь подожгли фитили, и цельнометаллические ядра выстрелили.

— Невероятная вошлба, — усмехнулся Михаил, опуская саблю.

— Это мой Дар. Такой, каким его задумали.

— А если станешь сильнее, сможешь возвращать во времени людей?

— Не узнаю, пока не стану, — я улыбнулась, наблюдая, как новые снаряды погружаются в недра орудий.

Туман не может бесконечно откатывать время. У каждого предмета и человека есть своя история существования, и она, как правило, прямая, будто палка. Мой туман проникает вглубь ближайших временных происшествий, цепляет нужное состояние и вытаскивает его в текущий момент. Это создает «спираль» в истории предмета. И чтобы второй раз вернуть в пушку ядро, порох и фитиль, потребуется гораздо больше тумана, который пройдет не только прямой отрезок, но еще и созданную им же спираль. Увы, я не могу пускать Силу так глубоко — ее не хватит. Я давно заметила, что мой Дар «широкий», но не «длинный». Он может взаимодействовать со множеством предметов одновременно, но не может проникнуть глубоко в их историю.

— Алиса, у нас закончились цельные! Стреляем картечью… — начальник стражи неловко покрутил свой ус.

— Стреляйте. Но больше я вам не помощница — эти ядра собрать я не смогу.

— Понял. Что же…

— Не отчаивайся, мы скоро отступаем, — вмешался Михаил. — Наша цель — оставить как можно больше трупов. Но не своих.

Усач как-то недовольно дернулся, будто пожелав махнуть на моего адъютанта рукой. Но вовремя сдержался, молча отойдя в сторону, к пушкарям.

Пороховые газы заполняли площадь перед Домом Купцов. Циклопы, огры, минотавры и прочие твари испугались и запаха, и шума: поэтому старались не заходить на площадь в открытую, пытаясь идти за домами. Но временами кто-то да выглядывал, с любопытством протискиваясь через улочку к нам. Этих мы и убивали. Постепенно проходы между домами закупоривались здоровенными трупами.

Я наблюдала за всем этим с некоторым торжеством. Мой план работал идеально, даже слишком: пушки так гремели, что этого шума испугались и мелкие твари. Мы создали зону полнейшей безопасности, и она была так широка, что вскоре ко мне вернулась Айви и под удивленными взглядами солдат пожаловалась, что монстров поблизости не нашла.

Безусловно, глупо было бы надеяться, что твари не попробуют прорваться в Дом Купцов после такого представления. Вскоре нам придется отражать регулярные наскоки — отчасти потому, что другие убежища людей, менее агрессивно настроенные, истощились; отчасти потому, что циклоп, который с разбегу попробовал вломиться в стену нашего оплота, все же смог сделать приличную дыру, и теперь лежал рядом с ней, обещая привлечь своим трупом немало внимания. Как к себе, так и к новому проходу в Доме Купцов…

Обернувшись, я убедилась, что в дыре понемногу вырастает баррикада. Это утешало — если успеть до того, как кончится боезапас, у нас станет гораздо больше шансов.

— Тебе не скучно? — Михаил без устали тер лезвие сабли, будто это имело большое значение. — И не холодно?

— Холод я редко чувствую. И скуку — тоже, — отозвалась я, наблюдая, как очередной заряд картечи впивается в грудь одного из монстров.

— Ты сохраняешь удивительное спокойствие.

— Пока что ничего особенного не происходит. Если они держатся на расстоянии — значит, боятся.

Поначалу необходимость стрелять из пушек и ружей по здоровенным монстрам вызвала у людей ощутимую возню. Они путались, сбивались, раздражались. Но постепенно, когда все увидели страх тварей, действия стали размеренными, спокойными, своевременными. Только Михаил как-то встревожено смотрел на происходящее.

— Алиса, у меня очень плохое предчувствие.

— Какое же?

— Мне кажется, скоро будет много смертей.

Я улыбнулась. Да, Михаил уловил запах, который я чувствовала давно. Не была уверена, можно ли ему верить, но он висел в воздухе тяжелой пеленой. Он не связан с приходом монстров. Запах появился после моей речи с демонстрацией отрубленной головы. И исходил этот запах от людей. От их шей и голов.

— Не думай об этом, — посоветовала я. — Предчувствие может ошибаться, а даже если все пойдет коту под хвост, конкретно ты это не остановишь.

Михаил только угрюмо кивнул. А я, поднявшись с опустевшего ящика, в котором хранили ружья, потянулась.

— Мне нужно найти Айви. Она снова куда-то делась. Здесь все скоро кончится. Проконтролируй, чтобы никто не оставил ружья и пистолеты. И пусть снова накроют тентами пушки. Им не стоит быть под снегом.

— Понял.

***

Глаза титана смотрели на меня с чувством возвышенности. Правда, мне всегда сложно было читать по взгляду. Лица даются проще — они больше, в них больше мышц, которые почти всегда проявляют эмоции. Глаза же… это бездонные омуты, и надо быть опытным пловцом, чтобы что-то в них найти. Поэтому я не была уверена, что во взгляде мертвого титана была возвышенность. Может, она мне показалась.

Гигант сидел на доме, провалившись в него через дырявую кровлю. Видно, упал, когда с ним решила поиграть Айви. Та сидела на его плече, что-то радостно щебеча в его огромное ухо.

— … и вот тогда я говорю: но ведь у тебя нет плюшевого медведя, у тебя только огурец! Ха-ха-ха! Вот умора, да?

— Айви!

— Да, мамуля? — девушка спрыгнула с плеча, заскользив по широкой груди мертвеца.

Эффектно приземлившись в снег с бедра титана, она подошла ближе.

— Нужно твое присутствие. Мы возвращаемся в Дом Купцов.

— Там скучно. Что мы там будем делать? Там куча глупых кровожадных людишек, которые совсем ничего не понимают, — Айви надула губки, то ли издеваясь, то ли обижаясь.

— Нам всего лишь нужно посидеть еще пару суток. Ничего особенного.

— Почему я не могу погулять?! Моим друзьям будет ужасно скучно.

— Погуляешь. Но ночью. А пока — я хочу познакомить тебя кое с кем.

— А он веселый?

— Ужасно. У него еще клюв во рту.

— Ух ты!

Айви, забыв о своем дружке-великане, заторопилась впереди меня, взрыхляя ногами снежную корку и напевая что-то себе под нос. А я, глядя ей в след, подумала, что ее сумасшествие рано или поздно приведет к смерти. И та, скорее всего, будет глупой.

***

— Канонада произвела неожиданный успех, — бормотал птицемордый, осматривая Айви. — Все разумные монстры поспешили убраться из города. Кто-то через восточные ворота, кто-то через западные. А кто-то проломил городскую стену, в панике убегая от шума и крови.

— Не знаешь, сколько приблизительно осталось тварей? — спросила я, наблюдая, как демон пытается засунуть пальцы под язык вампирессы, но тут же одергивает руку, спасаясь от клацнувших клыков.

— Мало, — ответил «доктор», обтирая ладонь об штанину. — Во многом благодаря Айви. Убить их не составит труда, тем более, что это преимущественно ночные хищники.

— Значит, днем в городе будет тихо и спокойно?

— Вполне. Настолько, что люди смогут вернуться в привычный темп жизни и даже не вымереть. Если, конечно, будут следовать комендантскому часу и вовремя закрывать ставни окон. Я уже поговорил со здешним начальником стражи, он отправил отряды к воротам, чтобы закрыть их. Конечно, — демон сделал паузу, ощупывая ладонь Айви, — учитывая дыры в стенах, это не слишком поможет в изоляции города. Но Орда по большей части миновала.

— «По большей части»?

— Не могу поручиться, что кто-то не отстал слишком сильно… Айви в полном порядке. Здоровая, юная вампирша, с кипящей холодной кровью и застывшими раскаленными мозгами.

— Замечательно, — вздохнула я, поднимаясь со стула. — А где Михаил?

— Сказал, что хочет взять вина для нас. Новости города его сильно взбудоражили. Он неожиданно сильно радуется, как для не здешнего.

— Михаил особенный человек с особенным складом ума, — с улыбкой ответила я, подходя к окну. Солнечный свет, пробившийся сквозь пелену зимних туч, неприятно кольнул кожу. — У него много эмоций по поводу самых разных вещей.

— Думаю, здесь причина радости проста. Он предвкушает спокойные деньки рядом с тобой.

— Спокойствия не будет, — неожиданно серьезно заявила Айви, беря со стола свою широкополую шляпу. Поправив фиолетовые перья в ней и надев, она продолжила. — Скоро многие отправятся в Ад. Может, даже кто-то из вас двоих. И я очень надеюсь, что это будет не Алиса. Она должна помочь мне освоиться в Силе.

— Хорошо же ты ко мне относишься, — вечная улыбка безносого демона стала кислой и ужалась, оттянувшись от «ушей». — А о себе что думаешь? Ты разве не можешь погибнуть?

— Я должна отомстить за брата. Ради этого я стала вампиром. Моя битва впереди — Джордан поплатится за то, что сделал.

— Давайте сменим тему, — вздохнула я, поправив ворот своей рубашки. — Будущее будет завтра, сейчас у нас сегодня.

— Мамуля как всегда права, — Айви весело подмигнула и поджала ноги, уперевшись каблуками в сидение. — Сегодня это сегодня, а завтра это завтра. А вчера — это вчера.

Птицемордый вздохнул и потер свои огромные глаза. Подушечки пальцев заскользили по поверхности глазного яблока. Как он сам объяснял — это приходится делать, потому что век нет. Его руки замерли у носа, когда дверь открылась и в комнату заглянул усач.

— Там внизу проблема, с которой вам стоило бы разобраться, Алиса, — сказал он, не церемонясь. — Пройдемте со мной.

— Иди сам! — раздраженно буркнула я. — Сама спущусь, не калека.

Начальник стражи помешкал, будто бы собираясь сказать что-то еще, но Айви шикнула на него, и он покорно ушел, закрыв за собой дверь.

Я устало выдохнула.

— Пойду, посмотрю, что там происходит.

— Наверняка тот дядя, который за вином пошел, устроил банкет, — хихикнула Айви, спрыгивая со стула.

— Тогда и мне стоит спуститься. Я не последнюю роль сыграл в этой победе, — довольно улыбнулся птицемордый, приосанившись.

«Ну и шуты», — подумала я тогда, усмехаясь.

***

Толпа людей. От которой идет запах. Смертоубийства. Тошнотворная вонь.

— Знаешь, упыриха, — начал старый инквизитор, стоящий впереди моих людей. — Если бы ты интересовалась, чем занимается «скот» в свободное время, то ты бы постаралась спасти своего адъютантишку.

Руки толпы поднимают шесты. На них нанизаны куски тела Михаила. Инквизитор смотрит с торжеством. Восхищенно улыбается сам себе. Старческие морщины на его лице разгладились, а старое клеймо церкви на лбу проступило четче.

— Здесь его хер, можешь пососать напоследок, — говорит «бывший» инквизитор, бросая к моим ногам пропитанный кровью мешочек.

— Какой ты ублюдок… даже из предательства устроил представление, — шепчу я, не в силах опустить глаза к тому, что лежало у моих сапог.

— Ха! — инквизитор довольно крякнул. — А ты сама забыла, как бросала отрубленную голову монстра в толпу? Как казнила людей в церквях? Каждая твоя речь обагряется кровью винных и невинных, добрых и злых. Так почему ты запрещаешь то же самое сделать и мне?

Я смотрю на его лицо, а он хохочет.

— Да, Алиса. Чертова упыриха, прогнившая богоотступница. Ты думала, что превратила людей в своих рабов, отобрав у них Церковь и Святость. Но ты ошиблась, грязная нечисть. Мы готовились к этому дню. У тебя не оказалось ни одного последователя, который был бы тверд в своей вере в тебя. У Бога же таких — большинство. Так что мы стоим здесь, перед тобой, но не для того, чтобы слушать твое богохульство. Мы здесь для того, чтобы совершить правосудие! Крупное зло с божьей помощью миновало наш город, осталось вычистить мелкое. И ты, и твои грязные друзья первые в нашем списке. Твоего придурка мы уже раскромсали на части, отправив на божественный суд! Теперь ваша очередь.

Инквизитор выхватил из-за пояса пистолет. Заряд картечи рявкнул, впился в живот Айви. И по ее лицу я поняла: святая соль смешалась с дробью. Вампиресса безмолвно согнулась пополам, с ужасом оседая на ступени позади нас.

Толпа медленно снимает с плеч ружья. Даже начальник стражи, отпустив свои усы, выхватил пистолеты и нацелил их на меня.

Мне было плевать. Я смотрела на голову Михаила. Пыталась отыскать его прекрасный взгляд, что так удивительно светится под луной. Но напрасно — злобные руки опустошили глазницы, обезобразили лицо. И перед собственной казнью я была обречена смотреть не на Михаила — а на смерть, жадно прильнувшую к рассеченным губам моего адъютанта.

Волна выстрелов оглушила меня. Эхо разнесло их по залу, звук отскакивал от колонн, заставляя меня в отчаянии прижать предплечья к ушам. Момент перед смертью. Такой ожидаемый, но такой шокирующий. Как вернуть себе спокойствие? Михаил… наверняка, он был как всегда невозмутим. Но я так не умею. Никогда не умела…

Мое тело не чувствовало боли. Ни капли. И когда я открыла глаза, то поняла, почему. Демон встал передо мной, расправив свои крылья. Сотканные из стальных перьев, они плотным щитом закрыли меня и всхлипывающую от раны Айви.

— Эй… — выдохнула я, в ужасе глядя на безумную улыбку.

— Знаешь что? — птицемордый харкнул кровью и облизал тонкие губы. — Либо дерись, либо беги. Но не стой истуканом, так, будто тебе в жизни делать больше нехер.

Новая волна выстрелов накрыла нас. Я не могла закрыть глаза — лишь наблюдала за тем, как демон прикрывает меня и телом, и крыльями, отдаваясь на волю пуль так, будто они предназначались ему, а не мне.

— Дерись! — кричал демон. — Ради всего, что держит тебя здесь!

Оружие затихло. Ворон опустился на колени. Его крылья рухнули на каменный пол.

— И запомни: я не спасал тебя… — улыбка птицемордого не изменяла ему даже после града пуль в спину и затылок. — Эти крылья — старый подарок Плачущего.

Я никогда не могла видеть души. Большинству вампиров это недоступно. Но ворона, выскользнувшего из разрушенного черепа, я заметила. Он не был материальным. Птица взмыла в воздух, улетая в беззвучье и небытие. Сквозь крылья, медленно тлеющие в полете, я видела кровожадные лица заряжающих ружья.

Отыскав глазами инквизитора, я сделала шаг вперед. Шок и горечь отступили, дав место разгорающейся ярости.

— Как думаешь, зачем вы мне были нужны? Зачем я все это затеяла?

Старик некоторое время молчал, глядя на меня с ухмылкой. А потом рассмеялся. Истерично, так, будто разум его давно опустел. И осталась лишь ядовитая ненависть ко всему, к чему можно ее испытывать.

— Потому что ты бесполезный мусор! Ты собрала людей только для безопасности собственной тощей задницы! — инквизитор прервался, не справившись с новым приступом хохота. — Ты же слабачка! Не можешь выжить без чужой помощи! Твои друзья умирают ради того, чтобы ты еще лишнюю секунду подышала христианским воздухом!!

— Я всего лишь хотела защитить город и сделать его жителей чем-то большим, нежели просто скотом, ждущим часа божественной расплаты. Хотя теперь я вижу, что мои усилия были обречены на провал с самого начала.

Подняв клинки к лицу, я выдохнула. Туман ласково коснулся моих плеч. Почти так же, как это делал Михаил.

— Ваш час пришел.

***

Отпихнув от себя последнего умерщвленного, я выдохнула. Айви лежала на ступенях, обессилено склонив голову на камень и улыбаясь мне. Я ответила на эту улыбку и, стряхнув кровь с клинков, сказала:

— Наверное, это была ложь. Мне просто хотелось обзавестись семьей.

А под конец этой длинной истории, которую я оставлю в этом проклятом Доме Купцов, где погибло столько прекрасных и ужасных людей, я скажу вот что.

Первое: я научилась не верить человеческим отродьям. Они лживые, грязные твари, их стремления меняются слишком быстро, а мотив всегда остается запятнан сомнительной идеологией. Не стоило мне связываться с тем, что я обычно называю скотом. Животные — они везде и всегда остаются животными.

Второе: я собираюсь отправиться на юг, за Джорданом. Айви едет со мной. И, видимо, мне придется ей объяснить, кто такой Джо и кем я ему прихожусь.

Третье. Третье… Я хочу, чтобы хотя бы здесь, в этой записке, я могла сказать то, что я так и не сказала и никогда уже не смогу сказать.

Я люблю тебя, Михаил.