Некрос стояла на эшафоте. Ее конечности привязали к столбам. У ног покоилась куча сена и веток, а на них — пара бревен и скромная глиняная чаша со святой водой. Красные волосы слиплись от крови, на коже остались рубиновые разводы, глаза блестели, и блеск этот не предвещал людям ничего хорошего. Солнце пряталось среди туч, будто чувствовало, что произойдет. А зевакам — все нипочем. Стоят, пялятся, шепчутся, толкаются; детки носятся промеж зловонных тел, выряженных в безвкусное тряпье.
— Именем Иисуса, демон, каешься ли ты в содеянном?
— Смотря в чем, — спокойно ответила Некрос; огонек в глазах не утих, а, казалось, разгорелся еще больше.
— Убийства, совращения, кража, грабеж, прелюбодеяние…
— Разве у меня есть супруг?.. — удивилась женщина, но священник продолжал, не обращая внимания.
— … чревоугодие, потворство…
— Как я могу не потворствовать? Я же демон.
— … и прочие грехи, совершенные назло церкви и законам ее! Каешься?
— Каюсь, — устало ответила Некрос.
— Именем Иисуса, готова ли ты к смерти своей?
— Ни капли.
— Тогда, именем Иисуса, мы казним тебя без готовности.
— Ты можешь перестать вплетать бородатого в это дело?.. — Некрос скривилась и повела плечами.
— Несите огонь!
Демоница на секунду прикрыла глаза. Толпа невыносимо шумела, кто-то кидал какую-то гниль, пачкая платье Некрос, заляпывая сапоги. Кто-то особенно злобный прорвался через стражу, оцепившую эшафот, и кинул камень. Он попал, но реакции от приговоренной не последовало. Та продолжала смотреть на клинок, воткнутый перед ней в доски эшафота, и думать о своем. Пока простолюдина стягивали с помоста, Некрос сконцентрировалась на струйке крови, текущей из рассеченного камнем виска. Теплая капля спускалась все ниже, пересекая щеку совсем рядом с губами, опускаясь до подбородка.
Палач коснулся факелом сена. Оно вспыхнуло мгновенно, языки огня перебросились на ветки, лизнули бревна, глиняную чашу со святой водой, коснулись сапог Некрос, но так и не удостоились внимания жертвы. Демоница вновь пристально смотрела на двуручный меч с рукоятью из редкого красного дерева. И хоть оценить драгоценность по достоинству могла лишь сама Некрос, у толпы оружие тоже вызывало некоторый интерес. Правда, в ином направлении. То и дело раздавались предложения сжечь меч вместе с демоном, а кто-то шептался и обсуждал возможность стащить клинок, чтобы продать его где-нибудь. В мелком городке хватало преступников и идиотов, но это не беспокоило ни Некрос, ни Церковь.
Огонь объял тело демоницы. Волосы затрещали, плоть зашипела. Раздался крик. От эшафота понесся смрадный запах горящего мяса. Смутные очертания тела давали всем понять — жертва извивается среди волн жара, невыносимого и жестокого. Толпа отвлеклась от меча, заревела, вскинула руки, воззвала к Богу, в глазах читалось неискоренимое счастье зверей. И лишь когда из пламени выпала тяжелая роба священника, обгоревшая, сохранившая на себе остатки огня, но вместе с тем — по-прежнему напоминавшая некогда цельное одеяние, люди отстранились от своей радости, как здоровый отстраняется от прокаженного. Взгляды метнулись в сторону, туда, где стоял выносивший приговор мужчина. Теперь там никого не было. Толпа замолчала, глядя на очертания тела. Угловатые, сухие — даже несмотря на огонь, всем стало ясно, что тело не женское.
— Демон выбрался! Демон выбрался! — кричали все, но толку от этого не было. Потушить пламя было невозможно, и священник догорал, агонизируя и даря жадной пастве аромат своего тела. Это возбудило в людях страх. Он поднялся липкой и смрадной волной в каждом из них, а простолюдинская натура в очередной раз напомнила о собственной беспомощности.
— Расходитесь по домам! — заревел кто-то из стражников.
Прежде, чем хоть кто-то успел сориентироваться, на помосте появилась Некрос. Она была чистой, словно и не было чужой крови на лице, словно не кидались в нее гнилыми овощами. Лишь небольшая ранка от камня сохранилась на виске. В руках демоницы был свиток, который до того держал священник. Ее глаза бегло изучили написанное, а потом поднялись к толпе.
— Эмануил Райф приговаривается к публичному сожжению за: потворство проституции, совращение малолетних, отпущение тяжелейших грехов, закрытие глаз на мошенничество, воровство подаяний церкви, торговлю и страсть к азартным играм. В качестве свидетелей вызываю… всех! — блеск в глазах Некрос становился все безумнее. Она кинула свиток в пламя. — И кому вы поклоняетесь, глупцы? Богу или тому, кто догорает в костре? Этот идиот забыл даже о правилах неучастия Церкви в пролитии крови. Он хотел казнить меня на эшафоте, как какого-нибудь преступника, забыв, что он священник, а я — демон. Ни один из нас не должен был находиться сегодня на этих досках. Но раз уж он так захотел, то я стану палачом. Кто же будет приговоренным? Каждый из вас.
Ее рука ухватилась за рукоять клинка. Двуручный меч выскользнул из досок, взмыл вверх, замер. Солнце ненадолго выглянуло из-за туч, осветив холодный металл, будто благословляя его, хотя на деле — даря последнюю кроху тепла всем, кто в этот день должен был умереть. А затем оно ушло обратно, спрятавшись, утопившись в серых клубнях, чтобы не видеть позора, которым демон покрывает людей.
***
Эльф опустил книгу в сумку. Знал, что это бесполезно, но зачем-то продолжал собирать вещи. Хотя и понимал, что она уже недалеко. Близко. Рядом.
— Здравствуй, друг мой, — донеслось от окна, и эльф без особого удивления увидел ее, сидящую на подоконнике. — Смотрю, готовишься к отъезду?
— Ты пришла меня убить.
Голос длинноухого был спокоен, но в его глазах Некрос видела страх и надежду. Надежду выжить. Она пожала плечами и соскользнула на пол, плавной походкой приближаясь к эльфу.
— Я пришла сюда и за другими. Хотя остался только ты.
— Ты была хорошим другом, — эльф шагнул ей навстречу.
— Слышала, человеческая женщина родила в этом городе необычного ребенка.
— Да. Это мой сын.
— А кто дал право путаться с людьми?
— Не демону говорить об этом — у тебя никогда не будет детей.
Некрос остановилась. Ее глаза сощурились. Глаза потускнели.
— Отдыхай, эльфеныш.
Глаз впустил в себя тонкий палец, подцепивший длинноухого за глазницу. Демон провернулся, швыряя худощавое тело в стену.
Голова ударяется, поворачиваясь под неестественным углом.
На камне остались следы крови. Эльф лежал без движения. Оставшийся глаз открыт, но Некрос заметила в нем поселившуюся бессознательность. Шея сломана, скоро придет окончательная смерть.
— Чертов… — презрительно начала демоница, но потом замолчала и лишь сплюнула.
***
— Как ты могла?! Он был твоим другом! Верил тебе! Любил тебя! — эльфка рыдала, корчась в углу небольшой хижины. Некрос пришлось потратить немало времени на то, чтобы найти ее.
— Никогда не просила этого, — безразлично ответила красноволосая, поднимая меч. — Ты скажешь, куда он отправил ребенка, или мне самой выудить это из твоего мозга?
Эльфка молчала, бессильно глотая слезы. Воздух нес с собой приятный запах дождя, и Некрос усмехнулась.
— Здесь красиво. Неужели хочешь так быстро покинуть такое прекрасное место? Лес, озеро, птиц и прочих очаровательных зверюшек? И все, чтобы защитить полукровку? Он выкидыш, которого я должна уничтожить. Иначе христиане засунут свой поганый нос еще глубже. Эльфам это тоже аукнется.
— Почему ты не спросила у его отца? Перед тем, как убить!
— Специально путаешь меня такими вопросами? — Некрос оскалилась. — Он стер это из своей памяти. Потому что знал о моем появлении. Но из твоей головы он не мог этого стереть. И сама ты вряд ли стала бы. Ты ведь тоже знаешь, как опасен этот ребенок. И в глубине души хочешь, чтобы кто-то его убил. Давай, скажи мне, где он. Я запачкаю руки. А ты можешь стереть это все из своей памяти сразу, как только я уйду. Вы ведь, длинноухие, любите это делать. Я знаю.
— Ты монстр… — эльфка подняла заплаканные глаза к Некрос. — Откуда ты ведаешь все это? Кто тебе рассказал?
Демоница некоторое время смотрела на длинноухую девушку, а потом расхохоталась.
— Я годами вскрывала мозги таких как вы, лесных уродов! Изучала каждую вашу клетку, каждый кусочек плоти. Думаешь, я могу только мечом махать? Сталь бесполезна, если нет знаний. Поэтому вам меня никогда не обмануть. Все, что я хочу сейчас, — информацию от тебя. Мне лень ковыряться в твоих извилинах. Говори. Пока терпение не иссякло.
Эльфка уткнулась лицом в ладони. Ее худые, искривленные кости тряслись под наплывом новых рыданий. Некрос некоторое время стояла, ожидая, пока истерика утихнет. Считая вдохи, демоница в какой-то момент закатила глаза. Замахнулась мечом и почти ударила, но эльфийка вскинула руки.
— Стой! — перепачканное слезами лицо сияло испугом. — Он… в Садах. Аргардских Садах. У эльфов. Выглядит как человек, но у него тоже два сердца. И… все остальное, как у нас… Ему где-то три или четыре года.
— Прекрасно.
Лезвие рассекло воздух. Кровь потоком хлынула из шеи, заливая ковер мелких травинок, росших в земляном полу. Эльфка захрипела, ухватилась руками за рану, пытаясь зажать ее. Получилось.
Некрос скривилась и вновь ударила. Клинок просвистел. Тонкие кисти упали к коленам длинноухой. Тело содрогнулось, но смертельная рана не позволила агонии продлиться.
— Чертовы эльфы… — выдохнула демоница.
***
Дома Аргардских Садов казались издалека одним сплошным строением с множеством окон, дверей и лестниц. Лишь подойдя ближе можно было увидеть, что это все — хижинки, разделенные ветвями. Точно не было известно, растет ли под Аргардом одно дерево или же целый лес: там никто не бывал, кроме некоторых эльфов. Впрочем, подобные подробности Некрос никогда не интересовали.
Они ждали демоницу. Жители выстроились в ряды, демонстрируя свои кривые тела; кожу, на которой местами росла кора; уши, у кого-то загнутые в спираль, а у кого-то — ровные и тонкие, как стрелы. Их глаза были разными, но все они несли одинаковый отпечаток волшбы. Эльфы были одной из немногих рас, которые обладали собственной магией, пусть и практически бесполезной против других существ. Их зрачки напоминали порванные бутоны цветов — разных, но во многом похожих.
— Некрос, — сухо обратился старейшина.
— Да, уродец. Это я, — демоница держала меч на плече, крепко ухватив его за красную рукоять. — Разойдитесь. Мне нужен только ребенок, а вас убью как-нибудь потом.
— Мы знаем твою давнюю ненависть к нашему народу, но все же просим: оставь ребенка в покое. Не нужно учинять так много зла.
— При чем здесь «нужно»? Мне хочется. Вот и все.
— Тебя не пугает даже ненависть других демонов?
— Кого-кого? — Некрос склонила голову к плечу. — Ты совсем дурной? Моим собратьям плевать на меня. Как и мне на них. Отойди, старик, пока я не пустила меч по твоим пустым костям.
— Пожалуйста, оставь нас в покое. Ребенок останется в нашей деревне и будет воспитываться как один из нас. Он не попадет к людям, тем более — к христианам.
— Ты меня раздражаешь, — демоница скривила рот. — Может, забыл, но он наполовину человек. А люди всегда стремятся к своим, даже если для этого нужно пройти тысячи дорог, миллионы гор и миллиарды океанов. Ты можешь воспитывать его хоть пятьдесят лет, но как только он узнает, что наполовину человек — пойдет к людям. Ближайшие поселения принадлежат Христу. А там он станет врагом всему нечеловеческому. Даже вам.
— Он не узнает, — спокойно ответил старейшина деревни.
— Мне сказали, что выглядит ребенок как человек. Значит, узнает. Когда-нибудь увидит свое отражение. И вы не сможете держать в тайне его природу.
— Некрос, прошу… дай нам шанс.
— Шансы нужны только слабакам и глупцам. Ни те, ни другие у меня не в почете. Если бы я была в вас уверена — оставила бы все как есть. Но вы всего лишь эльфы, один из глупейших народов в этом мире. Нет вам доверия. Ни от меня, ни от кого-либо еще.
— Мы знаем больше тебя.
— Поэтому смотрите сверху вниз и не видите, что творится над вашими головами. Это ли не глупость — разглядывать червей? Я смотрю только вверх, и там я вижу вашу смерть.
Лезвие вошло в грудь старику. Его полые кости захрустели, с легкостью ломаясь на осколки. Кровь потекла по коре на его коже, каплями падая на землю. Эльф смотрел на Некрос спокойно.
— Как знаешь. Но перед смертью — проклинаю тебя.
Клинок проник глубже. Демоница яростно провернула двуручник в груди. Эльфы подняли руки вверх.
— Проклинаем тебя! — закричали они.
Старейшина коснулся пальцами рукояти меча Некрос.
— Пусть дерево это, — зашептал он, и другие эльфы подхватили, повторяя проклятие за умирающим, — станет ребенком твоим, таким же красноволосым и жестоким, но неумелым, бесполезным и злым на весь мир. Проклинаю тебя, Некрос, демоница, рожденная под именем Рена, запятнанная демоническим и порочным. Проклинаю тебя на воспитание сына, что принесет этому миру лишь зло, боль и смерть! Он будет мертвецом, как и ты, как и твое имя. Он же будет свидетелем твоей гибели, он же станет тем, кто отправится скитаться по миру, безумный и отчаявшийся без матери. Рукоять, что впитала в себя кровь и пот убийцы, сама превратится в такого же убийцу! Прими свое проклятие…
Красное дерево оплавилось и потекло. Демоница зашипела и отпустила меч, отстранилась. Эльф упал на спину. Лезвие воткнулось в землю. Рукоять полностью сползла, превратившись в небольшое яйцо, утонувшее в потоках крови на животе эльфа.
Проклятие Некрос пульсировало, впитывая в себя влагу и увеличиваясь в размерах. Демоница некоторое время смотрела на это, а потом усмехнулась.
— Спасибо за ребеночка, но он мне не помешает закончить начатое.
Ухватившись за меч без рукояти, она выдернула его из трупа и пошла прочь, пропускаемая эльфами. Они глядели ей вслед, без слез, без улыбок — невыразительно и молчаливо пропуская безнадежного убийцу.
Некрос знала, где находится детеныш. Она видела этот дом, она видела окно, из которого глядят людские глаза. Поднимаясь по крепкой лестнице из лоз и веток, она все сильнее чувствовала, как внутри поднимается холодная ярость и отвращение.
Ей предрекли смерть. Что же, демоница знала, что не сможет жить вечно. Ничего здесь ужасного нет.
Дверь громыхнула под сапогом женщины. Мальчишка с черными волосами в ужасе жался к стене, пытаясь спрятаться за грубо сколоченным стулом.
— Не прячься. Уже бесполезно, — холодно объявила Некрос, ударом ноги освобождая путь.
Перед смертью мальчонка всхлипнул и закрыл лицо руками, съежившись под тенью лезвия. Его два сердца бились вразнобой, одно сильнее и чаще, другое слабее и реже. Это демоницу всегда бесило в полукровках. Их несовершенность. Конструкция, созданная из двух несовместимых частей.
Меч рухнул на хрупкое тело, расколов его на две части, словно спелый фрукт, словно хрупкую косточку, внутри которой хранился росток. Кровь брызнула на лицо Некрос. Она оскалилась. Замахнулась и вновь ударила. Плоть чавкнула. Сердца истерично выплескивали кровь из артерий, отпуская жизнь навсегда.
— Дрянь, — сплюнула Некрос, обтирая клинок об одеяло. — Даже эльфам доверять нельзя. А получеловеку, полуэльфу? Никогда.
***
— Ты закончила свои странствования?
— Меч мне уже не нужен.
Некрос повязала на шее тряпку, внутри которой было то самое кровавое яйцо. Она не могла его оставить. Не хотела. Потому носила у своей груди, даря теплоту и ожидая. Демоница чувствовала, что из яйца на нее дышит смерть, но это не пугало.
— Что же послужило причиной? Неужели то дитя, что тянется к твоим грудям через скорлупу?
— Да, Тласолтеотль. Этот ребенок будет свидетелем моей гибели, его обрекли на это. Но я хочу обойти проклятие. Старый идиот сформулировал его неточно.
— Пусть так. Тогда оставь меч и ступай.
Уверенным движением воткнув клинок, демоница попятилась. Деревня впереди дышала жизнью, соблазнительной и наглой.
А меч, лишенный рукояти, оставленный в земле, пробудил в Некрос грусть. Ей было тоскливо покидать своего верного друга. Но женщина чувствовала, что должна. Демоницу ждала битва с пророчеством старого эльфа. И бороться придется до конца жизни. Это сражение не требует меча. Лишь ума и спокойствия. Тем более, если ей подарили сына-убийцу… И если он действительно будет таким же, как она сама — Некрос, то разве нужен теперь меч? Новое оружие гораздо лучше.
Утешившись последним взглядом на клинок и Тласолтеотль, положившую руку у того места, где раньше была рукоять, Некрос пошла прочь.
***
Костер пылал среди ночи. Демоница сидела, положив голову на плечо сыну. Его красные волосы и глаза были чистым отражением матери.
— Мама…
— Что?
— Почему ты не дала мне имени?
Некрос усмехнулась, не отрывая взгляда от глубин огня. Кожаный доспех под ее щекой скрипнул: сын шевельнулся, усаживаясь поудобнее.
— Свое первое имя я нашла сама. Хочу, чтобы ты сделал так же, — призналась демоница, прикрывая глаза.
А еще, такие, как ты, его не заслуживают.
Но она этого не сказала. Конечно же, не сказала…
Ее сын знал, что появился от проклятия. Но он не знал ни одного слова старого эльфа. Некрос не хотела тревожить юный разум. А еще, он не знал истинного отношения матери. Наверное, потому что этого она и сама точно не знала.
— Ты же меня любишь, мама? — спросил он когда-то.
— Конечно люблю. Ты ведь мой сын, — с улыбкой ответила Некрос.
Но она не могла не признать: не появись ребенок, жизнь была бы счастливее.
Они еще долго сидели у костра. Некрос была одета как обычно изящно — черное платье плотной вуалью скрывало ее тело, а украшения мелкими побрякушками звенели на лбу, шее, кистях и ступнях. Небольшие красные камни отбивали свет огня, уподобляясь каплям крови на доспехах сына. Тот только недавно уничтожил отряд инквизиторов, разбивших привал на ночь. Их тела даже не успели остыть — так и лежали вокруг кострища, будто служа оберегами для покоя матери и сына.
— Ты чувствуешь? — вдруг спросила Некрос. — Чем пахнет воздух?
— Не знаю, мама, — признался красноволосый.
— Это мой любимый запах. Запах горящего дерева смешивается с запахом людской крови. И дует влажный воздух. В нем — вкус морской соли. Так чудесно… напоминает былые годы. Жаль, что скоро придется уехать на север. Этот… Холиврит… действует мне на нервы.
— Не надо, мама. Ты же знаешь, я рядом и сделаю все, чтобы тебе было хорошо, — сын нежно коснулся волос Некрос, и она невольно улыбнулась.
— Дурашка.