Демон-Инквизитор

Глава 20: Возвращение в город камня

После стычки с чертом Акула не сказал ни слова. На редкие мои вопросы отвечал лишь кивком головы, не отводя угрюмого взгляда от дороги. Я его не винил, к тому же, крысы порядочно искусали меня, так что я и сам был не в настроении разговаривать. Все тело болело, хоть раны потихоньку заживали. Конечно, это происходило не так быстро, как поначалу, но меня это не волновало.

Дорога до Альтстона была не такой уж и короткой. Но еще длиннее она казалась из-за безлюдного леса и молчаливого спутника. Постоянная ходьба утомляла, поэтому к вечеру мы падали у разведенного костра и отдыхали. Акула, как и раньше, сторожил сквозь сон. Только вот если раньше он был чутким, то сейчас… Мне казалось, что зубастого что-то беспокоит в самом себе, и поэтому спит он крепче обычного, а просыпается с неохотой. Его движения стали неуверенными, а взгляд немного потух. Но сделать с этим что-либо я не мог. «Обычная хандра, такое бывает во время утомительных переходов», — утешал себя я. Но перемены в моем спутнике были разительными. И я подозревал, что дело в той стычке с крысами, хотя и не мог понять, что именно терзает Акулу.

Тласолтеотль, принявшая облик меча, чтобы быть моей спутницей, тоже молчала. А может, ветер заглушал тихий звон меча, который помог мне тогда в пещере. Иногда, перед отдыхом сидя у костра и рассматривая изящную рукоять своего меча, я замечал в глазах уже мертвого червя какие-то странные блики. Может, игра костра… а может, Тласолтеотль забавлялась с душой черта. Довольно странно, что у его сущности такая странная оболочка. Я вспоминал, как поглощал личность пастора в той деревне с тварями. Его душа выглядела как серебряная нить, настолько тонкая, что ее легко было бы потерять где угодно. А черт внутри выглядел как грязный трупоед, рожденный, чтобы паразитировать на мертвой плоти. Возможно, это было недалеко от истины. Или же я склонен так считать.

Сегодня последняя ночь в лесу. Наутро мы выйдем к Альтстону. Я думал о словах Акулы, о том, что мне не обязательно возвращаться в город. Вспоминая все пережитое с Алисой и сравнивая это со своим прошлым, я пришел к выводу, что мне скорее не обязательно открещиваться от этой вампирши. В конце концов, к ней лично у меня претензий не было, хоть она и питается людьми. Ведь даже я сам… хоть и не кровосос, но их ребенок. Поэтому я должен вести себя соответствующе, пусть это и не так легко.

Очередной вечер я проводил за строганием ветки подобранным по пути острым камнем. Кусочки коры отлетали в костер, с треском превращаясь в пепел жаркого лона.

— Это все вынуждает меня чувствовать себя идиотом, — неожиданно сказал Акула, нервно кусая вяленое мясо.

— О чем ты?

Веточка была брошена в огонь, камень опущен на землю.

— Я понял, что это за крысы, только когда ты их убил.

— И что?..

— Понимаешь, — Акула положил кусок мяса обратно в сумку. — Ты сразу понял, что это за существо. Хотя ты был раньше обычным человеком. А я ничего не почувствовал. Я стоял и смотрел на крыс, думая, что это просто глупые звери. Я даже не подумал, что ими кто-то управляет или что они разумные.

— Так что в этом плохого?

— Я ребенок демона. Я не должен быть обычным парнем, который не понимает, кто перед ним и что у него на душе. Я не могу это все чувствовать, я просто бесполезен.

— Не ной, у каждого свой путь.

— Это ты меня так утешать пытаешься? — Акула кисло посмотрел на меня.

— Почему пытаюсь? Можно сказать, что утешаю, — пожал плечами я. — Судьба даровала тебе возможность жить сколько захочешь, ты можешь стать философом, ученым или великим доктором. И для этого тебе не нужно быть настоящим демоном.

Акула посмотрел на меня, покачал головой и залез в спальник, отвернувшись. Я пожал плечами и тоже лег, подвинувшись поближе к костру. Мне предстояла долгая ночь без сна.

***

— Хорошо, Джордан, — черно-золотые глаза смотрели на меня с интересом. — Ты любишь Алису?

— Нет, — покачал головой я. — Не люблю.

— Но ты думаешь о ней иногда.

— Все мы о чем-то думаем. Иногда.

— Но чаще о любимом.

— Хотя время от времени и о плохом.

— Так все же?..

— Не люблю.

— Ненавидишь?

— Возможно.

Я вздохнул и закрыл лицо рукой, устремляясь в темноту ладони. И вот, как я выгляжу после всего этого? Спутанные волосы, грязные после многодневного перехода по лесу… Лицо в шрамах, как у какого-то выродка. Особенно уродлив тот, на лбу, где раньше был инквизиторский крест. Кожа в этом месте зарубцевалась, будто бы стянулась, с трудом закрыв вырезанный кусок. Со временем это чуточку сгладится, но след останется навсегда. И скоро на лице будут новые отметины. Оно утонет в уродстве, как все остальное тело. Шрамы повсюду, немного выпуклые, немного мерзкие, они когда-нибудь сложатся в систему отметин, которая расскажет о долгой жизни.

Глядя на свое тело, я вспоминал, как люди пронзали меня насквозь, будто свинью на вертел. Постепенно я привыкал думать о той боли, но по коже все еще невольно ползали мурашки от образов прошлого.

Это цена, которую я вынужденно заплатил за свою жизнь в облике демона.

Моя сущность наложила отпечаток даже на то, что должно оставаться нетронутым. Людское ушло из глаз, осталась лишь чернота с золотым кольцом, от которого сетью корней расползались тонкие прожилки; а зрачок безнадежно потерялся среди мрака.

— Может, укоротить волосы? — задумчиво спросил Джордан, обхватив подбородок пальцами.

— Лучше просто подвязать лентой, — устало сказал я.

— Тебе нравятся длинные?

— Мне будет лень постоянно укорачивать.

— Нет проблемы найти цирюльника.

— Трата денег и времени. Волосы не мешают.

— В коротких меньше грязи.

— Это не достоинство.

Может, разговор с самим собой не лучшая идея для медитации, но это неплохой способ проводить время. Если разговаривать с собой, можно скоротать унылый досуг, создать для себя иллюзию отдыха. Хотя этот Джордан был той еще занозой в заднице. Мне почему-то казалось, что контролировать поток его мыслей все сложнее с каждым разом.

— Все же, почему не Некрос? Ты видел ее тело, оно красиво. Только представь, как она будет выглядеть на кровати, вся в красном шелке.

— Красный ей к лицу, — согласился я. — Хотя не очень изящно, когда она утопает в нем. Теряется цвет волос. Может, в черном или белом было бы лучше.

— В белом скучнее.

— В черном слишком траурно.

— Синий?

— Огонь в небе. Возможно.

— Но слишком просто.

— А какие варианты?

— Их слишком много, все за ночь не обдумаем.

— Тогда сменим тему.

Иногда нам все же удавалось найти компромисс. Или он уставал спорить со мной. Или я уставал спорить с ним. Это было в какой-то степени забавно. Хотя не всегда удавалось поймать нужное настроение для разговоров.

— Ох уж эта Тласолтеотль… — пробормотал Джордан, потягиваясь на стуле. — Тебе не кажется ее имя слишком длинным?

— Оно компенсирует ее тело.

Джордан расхохотался, и я сам невольно улыбнулся.

— Не дай бог она узнает об этой шутке.

— Узнает, я же мертвец, а она наши души читает как книги.

— Не боишься?

— Было бы чего.

— Странно вообще, что так выходит.

— О чем ты?

— Мы умерли, и только из-за этого она может заглянуть в душу.

— Думаю, в этом есть логика. Живая плоть закрывает все сокровенное.

— Как клетка.

— Или гроб.

— Н-да…

Я зевнул и зажмурился, потягиваясь на стуле.

— У тебя тоже тело ломит?

— Конечно. Мы ведь одно целое.

— Чертовы крысы.

— И не говори.

— По-моему, этот крысиный король — худшее, во что может превратиться черт.

— Не знаю, мне одинаково.

— Ты только подумай: жил ты, грешник, умер просто так, глупой смертью, а потом из тебя выбрался черт и вырвал твой глаз, заставив десяток крыс свить вокруг него гнездо из тел. Это же мерзко.

— Думаю, тому парню без разницы.

— Как он вообще умер?

— Судя по тому, что закопан, его убили люди.

— За буханку хлеба?

— Или за украшения.

— А может, из-за скуки. Как думаешь, какая справедливая смерть для грешника?

— На эшафоте.

— В петле?

— Или под гильотиной.

— А может, на костре?

— Или в железной деве.

— Лучше всего, думаю, душить таких.

— Разве?

— Медленная смерть заставит их вспомнить о грехах.

— Это жестоко, разве нет?

— А какое убийство не жестокое? В конце концов, в любом случае человек умрет, разве не все равно, сколько боли он переживет до этого момента?

— Душить жестоко. До последнего у человека будет надежда, что он сможет расцепить руки и вдохнуть.

— А какие варианты?

— Медленное расчленение. Когда человек теряет кусок тела, в нем просыпается безнадежность. Тогда больше времени обдумать все совершенное.

— Надо резать?

— Или рубить.

— А может, пилить?

— Слишком грязно.

— Твоя правда. Но с грешниками надо что-то делать. Они заслуживают справедливой смерти.

— Ты ведь о заклятых грешниках?

— Конечно. Немного погрешить — не грех. Но усердствовать нельзя.

— Например, пару кружек — не так плохо. А вот бочка — перебор.

— Все должно быть в меру.

— А что касается убийств?

— Смотря каких.

— Мы ведь тоже грешники. Помнишь того пастора в трактире?

— М-м-м… Но ведь он был сильно пьян, к тому же, сам готов был совершить грех.

— Думаешь, он убил бы нас, если бы смог?

— Он напал с кастетами, а так дела не делаются, они так решаются.

— Тоже верно. Выходит, мы убили грешника?

— Грязную свинью, порочащую крест.

— И ведь вспомни, как о нем трактирщик отзывался. Говорил, что тот несколько недель сидел в трактире.

— Так дела не делаются…

— Тем более, в деревне была опасная тварь.

— Даже если там только такие и жили, одну точно нужно было убить. Его для этого и отправили.

— Странно, я не знал, что инквизиторов еще отправляют разбираться с чудищами.

— Видимо, время от времени приходится.

— Жалко, что не всех удалось заточить в Лесах Силы.

— Не беда, если и дальше держать барьер, то рано или поздно всех спасшихся от заточения тварей перебьют.

— А его будут держать?

— Некрос постарается.

— И мы постараемся.

— Да…

Я откинулся на спинку стула и задумчиво посмотрел в небеса. В голове был абсолютнейший покой…

— Ты сожалеешь о Гриде?

— Не знаю. Наверное.

— Поганый был городок.

— Именно. Но все же, это не должно было так кончиться.

— Оно и не кончилось. Они все еще ждут тебя.

— Ждут, — кивнул я.

— Когда-нибудь придется с этим разобраться.

— Выходит, что так.

— Джордан, просыпайся. Уже утро.

Я поднялся и взглянул напоследок на своего собеседника.

— Мне пора.

***

Акула сидел рядом со мной, закидывая тлеющие угли ночного костра землей. Его красные глаза блестели в ярком утреннем свете. Я молча скрутил спальник и закрепил его ремешками на сумке.

— Как спалось? — неожиданно спросил зубастый.

— Ничего так.

Закинув сумку на плечо, я вышел на тропу. Акула поспешил за мной, на ходу отряхивая руки от пыли. Его походка была пружинистой, это привлекло мое внимание, ведь вчера он шел довольно грузно.

— Случилось что-то хорошее? — поинтересовался я, спускаясь по тропе, уходящей в лощину. Деревьев вокруг становилось меньше, близился выход из леса.

— Нет, не особо, — весело ответил мой спутник. — Просто отдохнул хорошо.

Я хмыкнул и пожал плечами, мол, как знаешь. Я сомневался, что одного лишь сна Акуле достаточно для хорошего настроения. Но если он хочет, чтобы я так считал, то пусть будет так.

Близость города меня бодрила. Не в том смысле, что сгоняла сон — его у меня ни в одном глазу. Но в душе я чувствовал какой-то подъем. Наверное, из-за того, что в Альтстоне меня ждало тепло, покой и кровать, в которой можно расслабить тело. Может, уединение. И вода. Помыться было бы хорошо. Долгое путешествие с Акулой меня измотало. Еще и тем, что спутник по характеру не такой простой. Первые дни я привыкал к его болтливости, последние — к мрачности. А сейчас вот он снова, кажется, навеселе. Мне не особо нравились такие переменчивые личности. Потому, может быть, нам с Алисой было вдвоем проще: она почти всегда в одном и том же мрачном настроении, а я не очень люблю болтать. Это практически идеальное сочетание.

«Снова об Алисе думаю, — усмехнулся я. — Ну надо же? Будто голову больше нечем забить».

Хотя думать и правда было больше не о чем. Пейзаж вокруг поражал унынием — лощина почти облысела, оставив на себе только травянистый «пушок». Животных не было как в лесу, так и здесь. А горы еще не успели полностью показаться из-за холма. Вдобавок, давило то, что как только мы с Акулой поднимемся по тропе, то увидим город, но сразу же в нем оказаться не выйдет. Придется некоторое время идти, видя цель прямо перед собой, а это терзает. Я уже изнывал от желания поскорее зайти за его массивные стены, зарыться с головой в подушки и хорошенько разобраться со всем произошедшим. Мой спутник прибавил шагу, что выдавало в нем то же желание.

Последние шаги вверх по холму были совсем изматывающими. Я чувствовал себя ребенком, который хочет поскорее дожить до праздника, чтобы получить подарки и поесть пряников. В моей голове проплывали фантазии — благодарная Некрос разрешает мне остаться еще ненадолго в Альтстоне, я окунаюсь в горячую воду и моюсь, а потом запираюсь в комнате и лежу в темноте, медитируя и приходя в себя, пока отдыхает тело.

Я увидел верхушку дворца. Его самый высокий шпиль с подранным флагом, который вяло трепыхался на высоте полета птицы. От этого зрелища крысиные укусы еще больше разболелись.

Акула выбежал на вершину холма быстрее меня и остановился, по-видимому, наслаждаясь зрелищем и предвкушая отдых.

Преодолев последние шаги, я встал рядом с зубастым и замер, глядя вперед. Моя рука будто сама собой поднялась и легла на плечо Акулы. Я почувствовал, как оно мелко дрожит под моей ладонью.

— Нет… — прошептал зубастый.

Грид.

И почему он вспомнился мне в тот момент? Альтстон был совершенно другим. Или, может, причина в том, что я уже во второй раз наблюдаю эту тягу к разрушению?

Стены города обрушились. Я не знал, что за неведомая сила разломила их, но я понимал, что камень был тогда словно песок, с легкостью рассыпающийся по чьему-то желанию. Главные ворота превратились в доски, а доски — в щепки. На земле перед городом лежали тела. Явно вампиров. Под солнцем и недавним дождем они превратились в выгоревшие останки. Я сцепил зубы. Плечо из-под моей ладони выскользнуло.

— Эй, Акула! — окликнул я спутника, резко побежавшего вниз с холма, но тот не обратил ни малейшего внимания.

«Бесполезно, — понял я. — Сейчас его не остановишь».

Я медленно выдохнул, закрывая глаза. Насколько все плохо? Что мы потеряли? И как давно?

В очередной раз вспомнив об Алисе, я сплюнул и, крепче сжав рукоять двуручника, стал спускаться.