Сколько времени я был без сознания — точно не знаю. Да и без сознания ли? Нет. Меня тревожили сновидения. Мое состояние было непробудным, но при этом наполненным образами, скроенными из обрывков памяти и воображения. Лихорадочный симбиоз.
Алиса.
Пробуждение происходило долго. Я понимал, что просыпаюсь, но глаза отказывались открываться.
Обнаженное тело.
Медленно в легкие прокрадывается кислород. В груди ритмично пульсирует боль.
Волосы, раскиданные по подушке.
Начинают чувствоваться конечности, и я понимаю, что вновь они налиты крайним истощением. Суставы ломило.
— Как бы ни было тебе больно, — глаза преподавателя боевых искусств мрачно смотрят на меня сверху, — помни, что ты всегда можешь прогнать боль парой-тройкой крепких словечек и напомнить себе, что ты мужик. Поднимайся, хватит отдыхать.
Я выдохнул, накрыв ладонью рану. Перекатившись на бок, я открыл глаза. Передо мной — голая земля. Неподалеку лежит дерево, а рядом со мной — сук, который меня и проткнул. Уж этот-то я теперь от любой ветки отличу.
Упершись локтем в землю, я приподнялся, скрипя зубами от боли. Закашлялся. «Лучше пока не дышать», — подумалось мне, и я выдохнул. Легкие нежелательно тревожить.
«Камни куда-то пропали, — сухо отметил я про себя. — Куда? Или я в другом месте? Где я? Нет, я все там же».
Перенеси меня кто-то — я бы не сидел сейчас прямо напротив склона, с которого недавно падал. На нем камней тоже не было. Зато была аккуратная тропа, которая удивительным образом встала на замену скалистым уступам. И все же я узнал это место — наверху все так же был лес, а позади — деревня.
Осмотрев свое тело, я заметил, что хоть рана по-прежнему на месте, остальное в относительном порядке. Правой рукой двигать было пока неприятно, нога ныла. Но это меня не удручало. Насколько помнилось, об камни я приложился порядочно. Небольшая боль — меньшее, что я мог получить.
Вокруг меня никого не было. У ног сумка с едой и еще парой вещей. Под сумкой — мой потрепанный плащ. Но клыкастого и след простыл. Ушел куда-то?
До деревни рукой подать. Я поднялся с земли и подхватил вещи. Рану в груди неумолимо жгло. Я устроил поклажу с провиантом на плече так, чтобы прикрыть кровавое пятно в продырявленной рубахе. Хоть немного убережет от лишнего внимания.
«Почему она не зажила? Порез на шее тогда затянулся довольно быстро, но что не так сейчас?» — недоумевал я. Что-то случилось с сердцем? Но что?
Клыкастый должен быть в деревне. Меня, видимо, решил оставить. Сил не хватило дотащить? Наверняка. Он легко устает даже от прогулки, что уж там говорить о чем-то другом?..
Земля под ногами была сухая. Дождь кончился давным-давно. Солнца по-прежнему не было. Сколько же я был в отключке? Если на небе постоянно тучи, а почва уже просохла после того ливня… выходит, что много. Но, может, солнце скрылось незадолго до моего пробуждения? Не важно. Гораздо важнее то, что случилось с камнями. Не может же столько гранита испариться как капля в пустыне? А все выглядит так, что с булыжниками именно это и произошло — даже следов не осталось. Я вздохнул: «Ответа у меня, увы, нет».
В деревне вовсю кипела жизнь. Никогда не мог понять, почему в мелких поселениях жители так активно ходят между своими домами. Ведь, кажется, чем меньше людей, тем меньше дел? Но все-таки в деревнях иногда движения больше, чем на улицах городов… Провинциальное трудолюбие, что ли? Но мне все равно непонятно, чем они заняты.
Я шел не по дороге: тропа, спускаясь со склона, делала небольшой крюк и заходила в деревню с другой стороны, поэтому мне было лень следовать по ней. Проскользнув между деревянными избами, я медленно влился в редкий, но по-странному активный поток людей.
— Слава Солнечному Заа! — неожиданно выкрикнул кто-то с крыльца.
Люди молчали. «Солнечному Заа? У него крыша набекрень? Здесь вообще бывает что-то солнечное?» — подумал я, упершись взглядом в непроглядность небесной пелены.
Поток сгущался и двигался преимущественно в одном направлении, и я кое-как похромал туда же. «Не знаю, куда они все идут, но пока есть смысл следовать за ними. Может, там будет кто-то из главных», — решил я, поэтому старался не выходить из течения.
— Слава Солнценосному Заа!
— Слава!
Чем дольше мы шли, тем чаще это кричали.
Дорога была только одна, и домов вокруг не становилось меньше. «Если смотреть сверху, и не скажешь, что тут так много людей живет», — мне пришлось невольно оценить масштабы этой деревни. Видимо, не зря Некрос хочет заполучить местное кладбище…
На площади поток выливался в озерцо людей, которые кучей стояли, окружив что-то, невидимое мне. Криков о «Заа» становилось все больше, и это мне не нравилось. Какой-то местный религиозный обряд? Господи избавь, только не при моем состоянии. Рана в груди болела, а люди вокруг пихались и сжимались в плотное скопление, что не добавляло легкости в мою жизнь. То и дело кто-то либо локтем, либо плечом толкал меня в больное место, будто бы намеренно. Но я даже не пытался сделать замечание: видя поглощенных фанатичной атмосферой людей, я сомневался, что они хоть что-то могут сделать специально и по своему желанию.
— Заа! Славься Заа! Славься и ославь своих детей, о, отец! Ниспошли нам благословение!
Пока что эти выкрики звучали более-менее безобидно, но мне не давало покоя понимание, что за ними что-то точно скрыто. Люди не просто так собрались в толпу и молятся местному божку. Видимо, проходит какой-то обряд, не зря же столько собралось? Вот только что именно они делают?
Суеты стало меньше — постепенно веруны заканчивали сбиваться в плотную толпу, превращая ее в недвижимое скопление.
— Заа, услышь наши мольбы! Будь милостив к нам, снизойди до нас, вспомни о нас! — кричал кто-то, стоящий в центре площади. — Прими от нас дар! Возьми эту кровь и взрасти ее на новый лад!
«Кровь?» — я забеспокоился. Уместив сумку удобнее на плече, я стал пробиваться через толпу ближе к месту действия. На меня недовольно зыркали. «Конечно же, кровь, — злобно думал я. — Даже не сомневался, люди на отшибе просто не могут не удариться в жертвоприношения, у них это неизлечимо. Чертовы дикари».
Продираясь через разносортные одежды и отпихивая всевозможные лица и плечи, я вдруг оказался во втором ряду.
— Возьми наш дар! — крикнул лысый жрец, поднимая нож высоко в небо; острый клинок матово белел в сумраке туч. — Слава Заа! Мы любим тебя и хотим лишь твоей любви!
— Стоять! — заорал я, вываливаясь между плечами первого ряда. — Остановись!
Клинок замер над животом жертвы, толпа ахнула и зароптала, жрец вскинул на меня удивленный взгляд, его глаза опасно заблестели — кажется, не только мои действия, но и сам мой вид вызвал явные противоречия с его верованием. «Заа» точно не приучал их к мысли, что во время церемонии жертвоприношения в их захолустье что-то могло пойти не так.
Губы жреца двинулись, он силился что-то сказать, но не успел — меня мгновенно ухватили чьи-то руки. На секунду мне показалось, что вся площадь положила свои ладони на мои ноги, плечи, грудь и голову. Но когда в меня кто-то что-то швырнул, я понял, что как минимум один засранец остался не у дел.
Под недовольный ропот и гам меня начали утягивать обратно в толпу, и как бы я ни сопротивлялся, силы были слишком неравны. Будто огромными жвалами, меня поглощало в массу людей.
— Стойте! — властно приказал жрец; руки ослабли. — Ты остановил церемонию. С какой целью?
Выдернув больное плечо из чьей-то хватки, я недовольно поправил волосы, лезущие в рот. «Он кощунственно нарушает законы Бога и еще чему-то удивляется? Чертов язычник», — будь ситуация другой, я бы удавил его голыми руками, но вокруг было слишком много его «паствы», так что нужно было что-то говорить и пытаться решить вопрос мирно.
Я встретил взгляд жертвы. Ее глаза смотрели на меня с испугом, но при этом с каким-то восхищением. И я бы загордился, не смотри на меня таким взглядом юная девушка. Настолько юная, что даже несмотря на ее почти голое тело, глазеть мне было не на что. Неужели я вмешался только из-за ее возраста?
Переведя взгляд на жреца, я приподнял руки, пытаясь смягчить остроту злых глаз.
— Я недавно сюда пришел…
«А уже впутался в неприятности», — подумал я про себя, с каждой секундой отмечая все возрастающее количество взглядов ненависти и презрения в мою сторону.
— И поэтому не знаю еще ваших убеждений. Но мне стало интересно, за что вы приносите ее в жертву? — я посмотрел на ноги девушки — две культи напомнили мне, что жертвоприношение не терпит неполноценных даров. — Она ведь калека, разве ваш бог примет ее?
— О, путник, — мрачно начал жрец, переведя холодный взгляд на девчонку. — В том и дело, что она калека. Но боле того, она неполноценное существо. Ее голова пуста, ее душа порочна, а ее тело грязно и омерзительно. Поэтому мы отдаем его светоносному Заа, ведь только он захочет чинить эту сломанную куклу.
— Так она для вас просто кукла?
— Неоднократно продав свое тело, она не заслужила иных слов.
Я поморщился. «Спасти малолетнюю проститутку… — внутри меня заворчало уныние. — Хотя неважно, кто она, законы Бога распространяются на всех. Так что это мой долг. Как бывшего… инквизитора».
— Не думай, что кто-то закроет глаза на твое происхождение.
И хоть как там считает Алиса, но клятву на кресте я когда-то давал наравне со всеми служителями Господа.
— Разве не заслужила она вашей милости? Посеките ее розгами, накажите, но отпустите. Она всего лишь ребенок, если научить ее читать и писать, то даже без ног она сможет найти себе место.
Хоть я и старался выглядеть дружелюбно и спокойно, а говорить уверенно и тихо, нарастающее недовольство толпы давило на меня не хуже валуна, упавшего на кошачий хвост. Хочешь убежать, а не можешь…
— Так ты взялся защищать малолетнюю шлюху?! — губы жреца, когда он произносил это, корчились в отвращении.
Все вокруг затихло. То ли ожидая моего ответа, то ли переваривая слово, которое до того пряталось под размытыми фразами и неоднозначными тезисами — «шлюха».
Я сглотнул. «Взялся за гуж…»
— Да, — ответил я, выдохнув.
Жрец некоторое время смотрел на меня, под молчаливым вниманием толпы перекладывая нож из руки в руку. А потом он спросил:
— Ты согласен связать себя с ней, чтобы очистить ее душу, воспитать ее разум и спасти ее существование?
Закусив губу, я оглянулся. Меня встретили сотни пылающих злобой глаз.
— Да, я согласен, — кивнул я, повернувшись к жрецу.
— Подойди!
Стараясь не пошатываться и не хромать, я приблизился к жертвеннику. Зеленые глаза девушки смотрели на меня с немым удивлением. Судя по всему, она либо тоже, как я, не понимала происходящего, либо этот случай был из ряда вон выходящим. А может, все сразу.
Жрец подошел и положил руку мне на затылок. Девчонка дернулась, зазвенев цепями — ее руки были скованы, и даже на шее виднелся металлический ошейник.
Не успел я опомниться, как сильная рука лысого язычника нагнула меня к девичьему лицу.
— Целуйтесь, — приказал жрец, и толпа его поддержала.
Внезапный поворот в обыденном сюжете жертвоприношения зажег языческий сброд, я кожей чувствовал их эмоциональный подъем.
— Целуйтесь! Целуйтесь! Целуйтесь! — кричали люди.
Девчонка отвернула лицо. «Не глупи, дура!» — разозлился я и схватил ее пальцами за щеки. Уткнувшись поцелуем в ее губы, я почувствовал, как рука жреца соскользнула с моего затылка. Толпа заорала. Девка мычала, дергаясь и звеня цепями. А я, продержав поцелуй еще несколько секунд, отстранился.
— Теперь вы связаны, и за ее действия отвечаешь лишь ты. Если она снова будет нарушать законы Заа, мы принесем в жертву вас обоих, — торжественно провозгласил жрец, но толпе было все равно: довольно крича и визжа, она напоминала сборище дикарей, неотесанных и грубых.
«Знать бы еще его законы… Хотя это не важно. Я вытащил ее из-под ножа. Найду Акулу, закончу дела в этой деревне и смотаюсь, а она сама как хочет, — решил я. — Знать бы только, где носит ту занозу клыкастую».
— Урод! Извращенец! Похабник! — кричала девушка, извиваясь на жертвеннике, будто змея на углях. — Порву!
Жрец подошел к ней и, достав из складок робы ключ, стал освобождать жертву от цепей.
— Молчать, — сухо приказал он.
Люди затихли. Тишина эта так резко появилась, что даже смогла утихомирить разъяренную моим поступком девчушку. Жрец вскинул руки.
— Поблагодарим же Заа, принесшего нам спасение для этой заблудшей души! — начал свою речь язычник, до того недавно готовящийся зарезать малолетнюю проститутку. — Поблагодарим же нашего отца за все добро, что он приносит нам! За все те блага, ниспадающие на наши жизни!
— Слава Заа! Спасибо отцу! — закричали люди.
Я стоял, молча наблюдая за всей ахинеей, происходящей вокруг. Внутри было что-то вроде облегчения — толпа постепенно успокаивалась. «Спасибо, Господи, — выдохнул я. — Ну и мерзкие же эти язычники».
Последние благодарности утихли, поток людей отправился обратно. Все в таком же привычном темпе толкотни.
Отерев лицо, я обернулся. Жреца и след простыл. А девчонка была на месте. Она сидела на жертвеннике, протянув ко мне руки.
— Что? — спросил я, недоумевая.
— Мне культяпками шагать? — раздраженно спросила спасенная. — Или ты все-таки подумаешь головой?
Глянув на ее искалеченные ноги, я вздохнул и позволил ей забраться ко мне на спину. Тонкие руки обхватили шею, а культи уперлись мне в бедра. Девчонка была довольно легкой, хотя боль и утомленность увеличивала ее вес по ощущениям.
— Куда тебя отнести?
— Пока что вперед, — буркнула «наездница» мне в ухо. — Я хочу домой.